— Отведите его обратно в камеру, — приказал, наконец, Катсулос. — Я приду через минуту.
Жора вывели из храма и повели вниз по какой-то лестнице. Он смущенно смотрел по сторонам. Воспоминания о процедуре, которой его только что подвергли, уже начали стираться из его памяти. Они становились все более и более неопределенными, а то, что он еще помнил, казалось ему таким неприятным, что само желание вспоминать отсутствовало напрочь. Но упрямое намерение нанести ответный удар не покидало его. Наоборот, оно становилось все сильнее. Он должен нанести ответный удар как можно скорее. Надо только найти способ сделать это.
Оставшись в храме в одиночестве, Катсулос толчками ноги собрал осколки пластмассовой куклы в кучу и начал методично уничтожать ее. Он топтал податливое лицо игрушки тяжелыми сапогами, стараясь сделать его неузнаваемым. Теперь никто из посторонних, даже если и увидит фигурку, не сможет догадаться, в чем тут дело.
Покончив с этим, Катсулос на какое-то мгновение взглянул в маниакальное бронзовое лицо Марса, и глаза его, напоминавшие при взгляде на обычных людей холодное оружие, в этот момент ожили.
В каюте, предназначенной для Верховного Лорда Ногары после передачи ему Нирваны П, зазвучал коммуникатор. Адмирал Хемпхилл сидел там один. Он на секунду замешкался, отыскивая на большой незнакомой панели нужный переключатель.
— Слушаю! Кто говорит?
— Сэр, наша встреча с курьером из Солнечной системы завершена. Мы готовы продолжить путь. Может быть, у вас есть для них какое-нибудь прощальное сообщение?
— Ничего нет. Наш новый пассажир взошел на борт?
— Да, сэр. Это представитель Солнечной системы. Его зовут Митчел Спэйн. По крайней мере, нам так сообщили.
— Я знаю этого человека, капитан. Попросите его пройти в мою каюту, как только он сможет. Я хочу сейчас же поговорить с ним.
— Слушаюсь, сэр.
— Полицейские все еще рыскают около мостика?
— Сейчас нет, Адмирал.
Хемпхилл выключил коммуникатор и откинулся в похожем на трон кресле. Пройдет немного времени, и Филипп Ногара будет обозревать, сидя в нем, свою империю. Обычно суровое выражение лица Хемпхилла стало еще более резким, и он быстро поднялся. Комфорт этой комнаты не мог рассеять его тяжелых мыслей.
На куртке чистой, аккуратно пригнанной, униформы Хемпхилла красовались семь ало-красных с черным нашивок, каждая из которых свидетельствовала об участии их обладателя в сражении, в котором был уничтожен хотя бы один берсеркер. Никаких других знаков отличия, кроме эмблемы, соответствующей его званию, на Хемпхилле не было. Титул Адмирала был присвоен ему Организацией Объединённых Планет, лигой, основной задачей которой являлась борьба с берсеркером. Все известные миры входили в эту организацию, по крайней мере, в качестве номинальных членов.
Не прошло и минуты, как дверь каюты отворилась. Вошел невысокий мускулистый мужчина в гражданской одежде. Внешность его вряд ли можно было назвать привлекательной. Мужчина улыбнулся и направился к Хемпхиллу:
— Никак это Адмирал Хемпхилл! Поздравляю. Давно же мы не виделись.
— Благодарю. Да, не виделись мы давно. Думаю, со времен сражения у Каменного Места. — Губы Хемпхилла слегка изогнулись в уголках, он обошел вокруг стола, чтобы пожать руку гостю. — Ты тогда, кажется, был капитаном десантников.
Пожимая друг другу руки, оба героя вспоминали день той славной победы. Но никто из них не смог улыбнуться — ход войны с тех пор изменился в худшую сторону.
— Да, прошло уже девять лет, — сказал Митчел Спэйн. — Я теперь иностранный корреспондент в Службе Новостей Солнечной Системы. Они и послали меня взять интервью у Ногары.
— Я слышал, ты сделал себе имя как писатель. — Хемпхилл кивнул Митчелу, указывая на кресло. — Жаль, что у меня не хватает времени на литературу и прочие не очень существенные вещи.
Митчелл присел и вытащил трубку. Он знал Хемпхилла достаточно хорошо и не сомневался, что обращение к литературе не содержало никакого подвоха. Для Хемпхилла действительно все, кроме разрушения машин берсеркеров, было несущественны. В столь тяжелое время подобные воззрения казались очень уместными для Верховного Адмирала.
У Митчелла создавалось впечатление, что Хемпхилл хочет поговорить с ним о чем-то серьезном, но не знает, как перевести разговор на интересующую его тему. Чтобы нарушить наступившее молчание, Митчелл вставил:
— Как ты думаешь, Верховному понравился его новый корабль?
Жестом руки, в которой все еще находилась трубка, Митчелл обвел каюту.
Все вокруг них казалось устойчивым и спокойным, словно они находились на поверхности какой-то планеты, а не неслись вглубь галактики со скоростью многократно превосходящей скорость света, движимые самыми мощными моторами, когда-либо построенными потомками Земли.
Хемпхилл воспользовался Замечанием Митчела как предлогом. Подавшись вперед в своем не очень удобном, по крайней мере, так могло показаться со стороны — кресле, он произнес:
— Не очень-то меня это интересует, — понравится ему корабль или нет. Что меня действительно заботит, так это как будет использоваться корабль.
Со времени сражения у Каменного Места левая рука Митчела состояла в основном из шрамов и протезов. Одним из своих пластмассовых пальцев он слегка придавил, приравнивая, светящийся пепел в своей трубке.
— Ты имеешь в виду приверженность Ногары к корабельным развлечениям? Я уже заметил, что и здесь имеется арена для битв гладиаторов. Я с ним никогда не встречался, но слышал, что после смерти Карлсена он совсем опустился.
— Нет, я говорю не о тех развлечениях, которые так любит Ногара. Я хочу сказать совсем о другом. Мне кажется, что Йоханн Карлсен возможно еще жив.
Фантастическое заявление Хемпхилла, сделанное к тому же удивительно спокойно, словно повисло в стоячем воздухе каюты. На мгновение Митчелу даже показалось, что он физически ощущает движение сверхсветового корабля, преодолевающего в этот миг толщи космоса, неподвластные человеческому пониманию, толщи, в которых время словно бы ничего не значило, а умершие всех эпох и веков продолжали спокойно разгуливать на свободе.
Митчел потряс головой.
— А мы с тобой говорим об одном и том же Карлсене?
— Конечно.
— Два года назад он отправился к солнцу, обладавшему гипермассой, уводя за собой преследующий его корабль берсеркера. Или это неправда?
— Абсолютная правда. Просто сейчас нам кажется, что его шлюпка вышла на орбиту и вращается вокруг гипермассы, а не упала на нее. Ты видел девушку, которая находится у нас на борту?
— Я встретил какую-то девушку рядом с твоей каютой. Я думал, что…
— Нет, у меня нет для этого времени. Ее имя Люсинда. Такие простые имена на ее родной планете — дело обычное. Она была свидетелем того, как исчез Карлсен.
— О, да. Я помню эту историю. Я не представляю себе, чтобы он мог находиться на орбите.
Хемпхилл поднялся с кресла. Казалось, что стоять ему удобнее, чем другим сидеть.
— Обычно, гипермасса и все, что находится рядом с ней, невидимо вследствие наличия красного смещения, вызванного гравитацией. За последние годы несколько ученых внимательно изучали это явление. Их корабль, конечно, не может сравниться с этим — Хемпхилл даже наклонил голову, словно прислушиваясь к шуму двигателей, — но они подходили к гипермассе очень близко и исследовали ее новейшими приборами — длинноволновыми телескопами. Саму звезду они так и не смогли увидеть. Но вот эти снимки они привезли.
— Так выглядит космос рядом с гипермассой, — Хемпхилл стоял позади Митчела, — Не забудь, ее масса в миллиард раз превосходит массу солнца, но размещается она примерно в таком же, как у солнца, объеме. Гравитация, подобная этой, может вытворять такое, о чем мы и понятия не имеем.
— Интересно. А каково происхождение этих темных линий?
— Падающая пыль, попавшая в линии действия гравитационных сил. Это что-то вроде линий вокруг магнита. Мне это так объяснили.
— Ну и где находится Карлсен?
Палец Хемпхилла прошелся по фотографии и опустился вниз, указывая на какую-то круглую, как кристалл, точку, малюсенькую, словно капелька дождя, упавшая в облако пыли.
— Мы думаем, это — его шлюпка. Она вращается по орбите на расстоянии примерно ста миллионов километров от центра гипермассы. А корабль берсеркера, преследовавший его, тоже вращается на той же линии пыли. Они оба захвачены действующими там силами. Ни один обычный двигатель не может вести там корабль сам по себе.
Митчел уставился на фотографии, старые воспоминания нахлынули на него.
— Ты думаешь, он жив?.. — протянул он.
— У него было оборудование, с помощью которого Карлсен мог заморозить себя в живом виде. Кроме того, время там, наверно, идет очень медленно. Он находится на орбите, по которой один виток совершается за три часа.
— Ты думаешь, он жив?.. — протянул он.
— У него было оборудование, с помощью которого Карлсен мог заморозить себя в живом виде. Кроме того, время там, наверно, идет очень медленно. Он находится на орбите, по которой один виток совершается за три часа.
— Трехчасовая орбита, радиус сто миллионов километров… подожди-ка минутку… — пробормотал Митчел.
Хемпхилл улыбнулся:
— Я же говорил тебе, там много такого, чего мы еще не понимаем.
— Да, да. — Митчел медленно кивнул. — Итак, ты думаешь, что есть шанс? Карлсен не из тех, кто сдается, когда остается хоть какой-то путь к спасению. Он должен был сражаться до конца, а потом найти какой-нибудь способ, чтобы продолжать борьбу.
— Да, мне кажется шанс есть, — лицо Хемпхилла снова сделалось непроницаемым. — Ты сам видел, какие усилия предпринимал берсеркер, чтобы убить Карлсена. Они боялись его всеми своими железными потрохами. А ведь Карлсен — единственный, кто вызывал у них такой страх. Я, правда, никогда не понимал — почему… Вообще, если мы хотим спасти Йоханна, надо действовать быстро. Ты согласен со мной?
— Определенно. Но что нам делать?
— Надо воспользоваться этим кораблем. У него самые мощные двигатели, когда-либо построенные человеком. Можешь не сомневаться: уж за этим-то Ногара проследил, ведь здесь дело касается его безопасности.
Митчел тихонько присвистнул.
— Ты думаешь, его мощности хватит на то, чтобы выйти на одну с Карлсеном орбиту и вытащить его оттуда?
— С математической точки зрения это так. Если, конечно, мы ничего не упустили.
— И ты считаешь, что надо предпринять попытку прежде, чем этот корабль будет доставлен Ногаре.
— После этого, боюсь, будет уже поздно. Ты же знаешь, он хотел, чтобы Карлсена не стало. У нас тут на борту полиция, так что пока я держу свой план в тайне.
Митчел кивнул. Он ощущал все возрастающее возбуждение.
— Если мы спасем Карлсена, Ногара может сильно рассердиться, но сделать уже ничего не сможет. А что насчет команды? Она с тобой?
— Я уже пробовал заговорить об этом с капитаном: Он на моей стороне. Кроме того, не забывай: звание адмирала я получил от Объединенных Планет. Поэтому я могу принять на себя командование любым кораблем — достаточно сослаться на то, что я действую против берсеркера. — Хемпхилл принялся ходить по комнате. — Единственное, что меня волнует, — это присутствие на борту полицейских Ногары. Не сомневаюсь, что они попытаются воспрепятствовать освобождению.
— А сколько их здесь?
— Пара дюжин. Не знаю точно, зачем он послал так много, но их на борту в два раза больше, чем всех остальных. Их пленников я не считаю — они совершенно беспомощны.
— Ты сказал пленники?
— Да, на борту их около сорока. Их везут как материал для убийства на арене.
Люсинда в одиночестве, полная беспокойства, скиталась по пустынным коридорам огромного корабля. В один из дней она очутилась в каком-то проходе неподалеку от центрального мостика и того места, где хранился корабельный флаг. Внезапно впереди нее распахнулась одна из дверей и на свет вышли три человека. Двое, одетые в черную униформу, вели между собой пленника, движения которого сковывала кольчуга, набранная из тяжелых цепей.
При виде черной униформы Люсинда гордо подняла голову. Она подождала, пока группа приблизится к ней, и преградила им путь.
— Ну, вы, стервятники, — произнесла Люсинда ледяным голосом, когда тройка подошла к ней вплотную, — вам придется обойти меня.
На пленника она даже не посмотрела: горький опыт подсказывал ей, что проявление симпатии по отношению к жертвам Ногары может только увеличить их страдания.
Люди в черной униформе остановились перед ней.
— Я — Катсулос, — произнес пышнобровый, — А ты кто такая?
— Когда-то я жила на Фламланде, — ответила Люсинда, уголком глаза заметив, как встрепенулся при этих словах пленник. — Придет день, и эта планета снова станет моим домом. Это произойдет, когда мы освободим ер от стервятников Ногары.
Второй человек в черной униформе открыл было рот, чтобы ответить ей, но в этот момент пленник, до того момента стоявший покорно, словно барашек, ударил его локтем в живот. Затем он сбил с ног Катсулоса, и, прежде чем полицейские смогли подняться и помешать ему, побежал, скрывшись за изгибом коридора.
Катсулос быстро вскочил на ноги. Вытащив пистолет, он бросился мимо Люсинды вдогонку за беглецом. Пробежав немного, он остановился; плечи его беспомощно опустились.
Ее веселый смех, казалось, нисколько не задел Катсулоса.
— Деваться ему все равно некуда, — заметил он. Его тяжелый взгляд обратился на Люсинду, и смех застыл у нее в горле.
Катсулос установил полицейские посты на мостике и в моторном отделении, взял под охрану все спасательные шлюпки.
— Жор — человек отчаянный и опасный, — объяснил он Хемпхиллу и Митчелу Спэйну. — Добрая половина моих людей постоянно ищут его, но вы знаете, сколь велик корабль. Прошу Вас оставаться вблизи от ваших кают до тех пор, пока мы его не поймаем.
Прошел день, а Жора так и не нашли. Митчел воспользовался тем, что полицейские рассеялись в поисках беглеца, и отправился осмотреть арену — «Солнечные Новости» наверняка заинтересуются ее описанием.
Взобравшись по короткой лестнице, он вдруг к своему удивлению очутился в залитом искусственными солнечными лучами пространстве под высоким куполообразным голубым, словно небо на Земле, потоком. Он увидел, что стоит позади верхнего ряда кресел — всего их насчитывалось около двухсот, — которые окружали арену и были отделены от нее наклонной кристаллической стеной. На дне этого стеклянного котла лежала арена длиной в тридцать ярдов — на ней и должны были происходить бои. Пол ее был посыпан каким-то веществом, которое на первый взгляд напоминало песок, но несомненно это было что-то другое, нечто более вязкое, такое, что не поднимется облаком пыли в случае отказа искусственной гравитации.
В этом сооружении, столь же современном, как и какие-нибудь новомодные смертельные лучи, зрители могли полностью предаться удовольствием, наблюдая за спектаклем, воспроизводящим действо Древнего Рима. Любой из присутствующих мог видеть каждую каплю пролитой бойцами крови. В общее впечатление от зала не вписывалась только одна довольно неуклюжая деталь: позади кресел по верхней кромке арены на равном расстоянии друг от друга были расположены три постройки, размером с небольшой дом каждая. Своей архитектурой они напомнили Митчелу древние Земные строения, они явно не принадлежали к современной эпохе. Назначение их казалось совершенно непонятным.
Митчел вытащил свой портативный фотоаппарат и сделал несколько снимков с того места, где стоял. Затем позади кресел он прошел к одному из странных зданий. Дверь оказалась открытой, и он вошел внутрь.
Сначала Митчелу показалось, что он обнаружил вход в тайный гарем Ногары, но вскоре он обратил внимание на то, что люди, изображенные в настенной росписи, по крайней мере, большинство из них, были показаны в сценах, ничего общего с сексом не имеющих. Там были мужчины и женщины, а также какие-то богоподобные существа — все они изображались в разнообразных жизненных ситуациях, причем одежда на тех из них, кто был одет, в точности походила на костюмы древних Землян. Митчел продолжал фотографировать, и вдруг в голову ему пришла мысль: все сцены были направлены на то, чтобы осветить ту или иную подробность человеческой любви. Увиденное представлялось Митчелу загадкой. Он никак не ожидал обнаружить здесь, как и в любом другом месте, предназначенном для Ногары, сцены любви.
Покидая храм через другую дверь, Митчел прошел рядом с улыбающейся статуей, которая, очевидно, олицетворяла одну из местных богинь. Она была выполнена из бронзы; верхняя половина обнаженного тела возвышалась над блестящими зеленоватыми морскими волнами. Он сфотографировал и ее, а затем отправился дальше.
Внутренние росписи второго здания изображали сцены охоты и деторождения. Здесь тоже стояла богиня, но он была одета в светло-зеленое платье; в руках статуя держала оружие — лук и колчан со стрелами. У ног ее, готовые броситься вслед добыче, ожидали приказа бронзовые собаки.
Добравшись до третьего здания, Митчел заметил, что шаг его непроизвольно ускоряется. У него возникло чувство, будто некая сила притягивает его к себе.
В чем бы не заключалась природа этого влечения, оно исчезло, сменившись своей противоположностью, едва он вошел внутрь. Если первое из зданий представляло собой храм, возведенный во славу любви, то это, без сомнения, воспевало ненависть.
На расписанной стене, напротив входа, свиноподобное чудовище просунуло свою уродливую голову в колыбель, пожирая вопящего младенца. Позади него мужчины, облаченные в тоги, с лицами, освещенными ненавистью, убивают одного из своих товарищей. Все стены покрыты картинами, на которых мужчины, женщины и дети бессмысленно страдают и умирают ужасной смертью, не оставляющей ни малейшей надежды. Дух разрушения в этой комнате почти физически ощущался во всем. Подобное чувство охватывает людей, столкнувшихся с берсеркерам…