Серега самодовольно ощерился и заявил:
– Финита ля комедия, Владимир Иванович. Можешь возмутиться, дескать, командира назначают сверху, нечего тут устраивать новгородское вече, но, увы, сам понимаешь, не маленький. Удачи тебе, адъютант его превосходительства, блин.
Команда отвернулась и ушла. Карпатов постоял посреди двора, подставляя лицо освежающему ветерку, и побрел в дом, держась за бок. Хорошо, что не взяли его в игру. Он сейчас не смог бы передвигаться. Владимир Иванович добрался до лежанки, с наслаждением вытянул ноги и подчеркнуто равнодушно смотрел, как Вакуленко скатал свой матрас, уволок в каморку к Глотову и Сереге. Потом хохол вернулся за вещами и начал лихорадочно их собирать, усердно пряча глаза.
– Ничего врагу, да, Ромка?
Тот ушел, не ответив.
Дни неумолимо складывались в недели, недели в месяцы. Грубели тела и души, отрастали бороды. Где-то далеко гремели бои. Моджахеды никак не могли прояснить отношения с Талибаном. Нельзя сказать, что мировая общественность совсем не интересовалась пленными летчиками. Попытки общения были. Мелькал консул, появлялся флай-менеджер Марик.
Временами нелегкая заносила журналистов. Россиян практически не было – англичане, французы, американцы, канадцы. Поначалу эти визиты считались развлечением. Нужно же как-то отвлечься от монотонных «выходных»! Потом стали раздражать, доводить до бешенства. Все равно ничего не меняется!
Сегодня эта братия, среди которой затерялись консул с Мариком, опять наводнила двор. Карпатов, щеки которого украсила клочковатая борода, угрюмо смотрел в камеру.
– Вы не могли бы взять кружку, господин Карпатов? – Корреспондентка прыгала вокруг него, знаками отдавая распоряжения оператору.
– Это не моя кружка, – проворчал Карпатов.
– Ну, пожалуйста, – умоляла перезрелая девица. – Нам только для кадра. Вы так импозантно смотритесь!..
– Да он вообще скоро святым станет, – злобно сострил Серега.
Карпатов взял пустую кружку.
– Отлично! – проворковала работница телевидения. – Теперь вы, мистер. – Она махнула Сереге. – Идите к колодцу, да только медленно, не спешите. Как дойдете, поворачивайте назад, и так несколько раз. Вам не трудно? Спасибо.
Серега на всякий случай отряхнул задницу, сунул руки в карманы штанов и зашагал к колодцу. Постоянные тренировки делали свое дело. Серега хорошо смотрелся. Тело загорело на солнце, очертились мышцы.
Съемка протекала во дворе тюрьмы, забитом иностранными журналистами. Скрестив руки на груди, стоял суровый начальник тюрьмы Махмуд, следил за порядком. Присутствовал губернатор Кандагара, низенький тип с недобрыми глазами и лбом восточного мыслителя. Рядом с губернатором терся переводчик Миша и что-то шептал ему на ухо. Видимо, он толковал то немногое, что мог понять, а может, сочинял отсебятину.
– Очаровательно! – проворковала очкастая корреспондентка, хватаясь за микрофон и делая жест оператору. – Энни Берч, шестой канал, Монреаль, специально для вечерних новостей из Кандагара. Скажите, господин Карпатов, как талибы обращаются с вами? Вас кормят, позволяют гулять, у вас имеется возможность помыться?
– Нормально обращаются, мэм, – заученно ответствовал Карпатов. – Моемся из колодца. Горячая вода не предусмотрена. – Отсюда и дистанция, на которой держалась корреспондентка. – Талибы – дружелюбные, приветливые люди. Временами, правда, постреливают над головами, но это, мы считаем, нормально. Ведь могли бы и убить, верно? Их можно понять. Они живут такой трудной, исполненной лишений жизнью. Нет, мэм, это ирония, с нами, как видите, полный порядок. Приятный климат, бесплатное солнце. Питаемся нормально, а то, что пища не отличается разнообразием, так это нормальное дело в Афганистане. Вы когда-нибудь сталкивались с таким понятием: «афганская кухня»?
– Вас кормят горячей пищей?
– Да, мэм, конечно… – Он прикусил язык, с которого чуть не сорвалось: «Здесь любая пища горячая, мэм».
– Вы получаете письма из дома?
– Разумеется, – подтвердил Карпатов. – Не регулярно, ввиду неважной работы местной почты. Ах, да, мэм, – вспомнил он и улыбнулся в камеру. – Хотелось бы довести до сведения мировой общественности, что две недели назад у нас кончилось мыло. Местные снабженцы обещали подвезти и до сих пор везут.
– Вы тоскуете по дому? – поморщившись, спросила корреспондентка.
Микрофон развернулся и уперся в зубы Вакуленко, «случайно» оказавшегося рядом.
– А сама як думаешь? – резво отозвался хохол и замотал головой. – Шо за вопрос такой? Зачем нам семьи, дети? Курорт просто! Евпатория! Сама сюда не хочешь? Нет? Могу устроить.
– Почему вы без обуви? – Микрофон совершил еще один полуоборот и выстрелил в Серегу.
Тому надоело курсировать, и он решил окунуться в гущу событий.
– Хороший вопрос, – одобрил Серега, сделал мужественную стойку и ткнул подбородком куда-то в сторону. – А вон те бородатые товарищи за спиной у вас!.. Да-да, эти самые, с автоматами, они знают. Их спросите. Они считают, что так удобнее.
Вклинился журналист с запудренным синяком под глазом. Видимо, его аккредитация в стане талибов протекала с учетом местных национальных особенностей.
Он сунул микрофон Витьке и Глотову.
– Антонио Баракас, канал «Република». Господа, официально подтверждено, что вы везли патроны в раздираемую войной и междоусобицами страну. Скажите, вы по-прежнему считаете себя невиновными?
Глотов сдернул с себя микрофон.
– Не, Антоша, без комментариев.
Витька дернулся что-то сказать, но задумался. Что он может такого ляпнуть, чтобы не было стыдно перед мировым сообществом?
– Понятно, – обрадовался журналист. – На данный вопрос вы предпочитаете не отвечать. У вас много свободного времени? Чем вы занимаетесь?
– Ну, в города играем, – затянул Витька. – В виселицу, животных подкармливаем. В футбол один раз играли.
– О! – возбудился журналист. – У вас есть мяч?
– Был, – бросил Карпатов. – Но его забрали местные товарищи на нужды национального спорта. Несколько раз играли камнями, но как-то не прижилось.
– А вам не обидно, что Россия вас бросила? – злорадно спросила журналистка из Канады.
– А она нас бросила? – встрепенулся Серега.
– Как же!.. – удивилась журналистка. – Прошло столько времени, а вы все еще здесь.
– М-да. – Серега задумчиво почесал затылок. – Отпуск как-то затянулся.
– Что вы, мэм! – Карпатов нахмурился. – Мы не считаем себя брошенными. У нас есть друзья, наши семьи, воспоминания. Мы ежедневно чувствуем поддержку родины. Нам присылают посылки, помогают в финансовом отношении…
– Вот именно, – еле слышно пробормотал Серега. – Я все пойму, вы только денег дайте.
– С нами постоянно общается наш консул Соковатов Андрей Петрович. Как видите, он и сегодня здесь. Нет, мэм, мы не отчаялись. Надо ждать. Ждать и верить. Мы, пятеро, поддерживаем друг друга. Морально и физически. У нас здесь – тоже Россия. Пусть маленькая, но Россия. Мы – часть ее.
Вопросы летели, как пули из автомата. Не распускают ли талибы руки и прочие конечности? Не обладают ли русские летчики секретной информацией о сроках окончания афганской войны? Как бы отнеслись уважаемые россияне к вводу в Афганистан ограниченного американского контингента? Не предпринимали ли русские летчики попыток сбежать? Нет ли таких планов на ближайшее будущее? Как они относятся к удручающему воздержанию в сексуальном плане? Как зовут мышонка, который бегает по плечу русского капитана и не испытывает от близости людей никакого дискомфорта?..
Пока Марк, пугливо озираясь, разгружал посылки, Карпатову удалось перекинуться парой слов с Соковатовым. Консул не испытывал желания общаться, но был вынужден соответствовать. Он пожал руку, выдавил из себя сочувствующую улыбку, но стер ее, когда отвернулась камера.
– Нам очень жаль, Владимир Иванович, делаем все, что в наших силах. Талибы за вас цепляются, как девственница за трусы, прошу прощения. Раньше их никто не признавал, а теперь мы торгуемся, подключились французы, американцы. Вы для талибов – главный козырь. Они теперь после инцидента с вами все самолеты досматривают.
– По нашему делу есть подвижки?
– Работаем, Владимир Иванович. Ты пойми, там все непросто.
– Да ладно вам, – отмахнулся Карпатов. – Вы правду скажите. Мы столько недель тут сидим, имеем право знать. Выйдем мы отсюда хоть когда-нибудь? Или все это так, для отвода глаз и нашего успокоения?
Консул долго мялся и вздыхал. Дальнейших пояснений не требовалось.
– Признаться честно, Владимир Иванович, – не знаю. Вы поймите, афганцы разные бывают. Но талибы!.. Такое ощущение, что мы с ними на разных языках общаемся. Они не здешние, с другой планеты. У них вот здесь, – консул постучал пальцем по виску, – все совсем не так, как у нормальных людей. Я говорю, доказываю, привожу аргументы, а у них глаза пустые. Откуда взялась вообще эта напасть?
Карпатов понятливо кивал. Влага заблестела в глазах, он опустил голову, чтобы консул не заметил его слабости.
– А это что за зверь? – Консул улыбнулся и кивнул на мышку, высунувшую любопытный нос из рукава собеседника. – Зовут-то как?
– Местный. – Карпатов усмехнулся. – Прижился вот.
– Ах, да, – вспомнил консул, развернув сумку, висящую за спиной, открыл молнию, вынул завернутый в целлофан альбом для фотографий. – Нина Васильевна просила передать. Ваш семейный альбом. Внутри письма. От Нины Васильевны и от дочери.
– Спасибо! – Карпатов обрадовался, схватил альбом, развернул, начал бегло листать.
Он помнил эти снимки. Дача, Новый год, Восьмое марта в позапрошлом году. Вот они все: унылая Лида, расставшаяся со своим беспутным Альбертом – бросил, подонок, с двумя детьми! – улыбчивая Нина, дети. Капитальный ремонт ветхого забора в Малютино, после которого он окончательно упал и пришлось ставить новый. День рождения Карпатова прошлым летом, гулянка с друзьями на День защитника Отечества. Вот уж воистину, никогда наше Отечество не бывает таким беззащитным, как вечером 23 февраля.
За спиной уже крутились охранники, подглядывали, хихикали. Тянул шею любопытный Миша-переводчик.
– Нельзя, нельзя! – испуганно залопотал он, тыча пальцем в альбом. – Женщины голые, это нельзя!
– Ты что, охренел? – разозлился Карпатов. – Какие голые? Где голые?
– Нельзя, нельзя. – Переводчик махал ручонками. – Ноги, руки, лицо открытый! Нельзя! Преступление!
– Хорошо. – Карпатов быстро захлопнул альбом, упаковал в целлофан. – Ты ничего не видел, я никому не покажу, договорились? – Он двинул прочь, пока не отняли фотографии.
На крыльце флай-менеджер Марик под бдительным оком начальника Махмуда раздавал посылки экипажу. Летчики с энтузиазмом расхватывали коробки. Марик выглядел прибитым. Сразу понятно, что пришел не по доброй воле.
– Ну и как вы тут, ребята?
Все уставились на него с изумлением. Он что, всерьез задает этот идиотский вопрос? Пленники смотрели на Марика долго, покуда ему окончательно не сделалось дурно.
– Охренительно, Марик! – вкрадчиво сказал Серега. – Календарь есть? Подсчитай, сколько мы тут, а потом вспомни, по чьей милости здесь оказались.
Дальше они закричали все вместе, жутким ором, перебивая друг друга.
– У меня вон опухло! – Вакуленко тыкал в свою надоевшую рану. – А врача нема! Во всем Афганистане врача нема! А так все гладко, Марик!
– Пошел ты!.. – вопил Глотов. – Совести у тебя нет, Марик! Да чтоб тебя тут расплющило!
– Сколько еще, дармоед?! – ревел Витька. – Сколько нам еще тут ждать?!
Марик, потрясенный столь плотным вниманием, отступил, оглянулся, ища поддержки у консула, но тот давно растворился в полуденном мареве.
– Ребята, не бузите, – взмолился Марик. – Уже скоро. Сам Клинтон потребовал вас освободить! Ельцин официально заявил, что до выборов вас отпустят! И я… вам водки привез, ребята.
– Пошел ты со своей водкой! – по инерции прокричал Глотов.
– Не понял. – Вакуленко озадаченно завертел головой. – Где водка?
– Да! – возбудился Витька. – Где эти сорок градусов русской широты?
– Там. – Марик выстрелил пальцем. – В верхней коробке.
Витька взгромоздился на крыльцо, разорвал коробку, изменился в лице, обнял ее, как родное дитя, и поволок в дом, пока охрана не почуяла недоброе.
– Сколько там? – крикнул Серега.
– До херища, – объявил Витька, исчезая в дверях.
Летчики переглянулись.
– Все равно ты сука, Марик, – неуверенно изрек Серега. – Выжрем твою водку, и станет совсем хреново. Вешаться будем. Ладно… – Он неприязненно покосился на Владимира Ивановича. – Заходи уж, Карпатов. Так и быть, нальем.
Не прощаясь с Мариком, летчики потянулись в дом. Марк удивленно посмотрел на командира.
– Раздоры, Владимир Иванович? Чего не поделили?
– Неволю не поделили. – Карпатов криво усмехнулся.
Над душой первого пилота снова зависли бородатые ангелы. Значит, надо ехать. Вскоре он стоял на аэродромном поле. А где же комитет по встрече? Родной самолет замер на взлетной полосе. Талибы не смогли сдвинуть его с места. Сердце Карпатова защемило. Афганцы зачем-то измазали машину защитной краской. В лесу прятать?
Он машинально все запоминал. До застекленной вышки диспетчера над хозблоком метров триста. У разбитого крыльца припаркованы три «УАЗа». Охранники играют в ножички на пыльной земле. Ржавый бензовоз в распахнутых воротах ангара. Вертолеты, опустившие тяжелые, словно отсыревшие лопасти. Какие-то люди…
Карпатов всмотрелся. Старый знакомец Адель в полевой форме и лихо заломленной кепке рычал на своих подчиненных, стоящих по струнке. Они явно в чем-то провинились. Он ударил одного из них кулаком по лицу. Парень вывалился из строя, но тут же подхватил оброненную кепку и вытянулся.
Заметив Карпатова, Адель заулыбался и сделал последнее внушение непутевым аэродромным работникам. Когда он подошел, улыбка цвела от уха до уха.
– Привет, Володя! – Адель выразительно постучал по циферблату. – С рабочим днем тебя. Соскучился по делу? Прости, не пришли еще твои курсанты. Ждать надо – намаз скоро. Так вот и воюем, блин. Война войной, а намаз по расписанию.
– Адель!.. – глухо вымолвил Карпатов.
– Что, Владимир Иванович? – Знакомец сделал услужливое лицо.
– Признайся по старой дружбе, что с нами будет?
Услужливое лицо сделалось каким-то сложным.
– Нормально все будет, Владимир Иванович. Скоро Кабул возьмем. Еще месяц-два. Так уж вышло, что с наскока не взяли, но ничего. Вопрос решенный. Город обложен, у них почти нет резервов, а наши подразделения прибывают со всех концов страны. Слышал любимую афганскую поговорку: «Все приходит в Кабул»?
– А потом?
– А потом шариат будет, – не без гордости объявил афганец. – Настоящий шариат.
– Что за зверь такой?
– Узнаете! – Адель важно надул щеки. – Шариат – закон. В широком смысле закон. Комплекс предписаний, закрепленных в Коране и Сунне – как следует жить мусульманскому миру. Источник норм, которые регулируют поведение мусульман.
«Перегнули вы, ребята, с исламом», – подумал Карпатов.
– А мы?
– Ваши дипломаты за вас торгуются. И Западу интересно. Раньше нас никто не признавал, а теперь – все. Мы теперь все подряд самолеты сажаем, официальный досмотр называется.
– Долго нас будут тут держать?
Адель мечтательно посмотрел в небо, встрепенулся и спросил:
– Слушай, ты Лизу Кандорину давно не видел? Помнишь, секретаршей трудилась в училище? Синеглазая такая, со щечками? Мы еще клинья под нее подбивали, монетку подбрасывали, кому к ней приставать идти.
– Видел год назад. Замуж вышла. Муж у нее крутой бизнесмен. Сейчас у нас все – крутые бизнесмены. Адель, я спросил, долго нас будут тут держать?
– А у меня сын вот-вот родится, – хвастливо заявил Адель. – Абу Умар лично пообещал дом в Кабуле подарить после победы.
– Ты не ответил.
– Отличный дом, – сказал Адель. – Три машины – джип, седан и микроавтобус, еще один дом в Кандагаре и…
– Адель, долго нам тут париться?! – Карпатов чуть не врезал по цветущей физиономии.
Адель удалил с физиономии улыбку и заявил:
– Тебе не грозит ничего. Пока ты со мной, пока учишь моих людей, я обещаю – с тобой ничего не случится. Учи, Владимир Иванович, моих орлят летать, – афганец захохотал, – со шкафа прямо под кровать.
– Зачем вам? У вас же нет грузовых бортов!
– Будут, Владимир Иванович, будут.
– А с моими ребятами что будет?
Надрывный рев огласил окрестности аэродрома. На посадку заходил грузовой «Боинг». Из здания аэропорта вышли несколько молодых афганцев в советской полевой форме образца сорок третьего года. За группой ковылял переводчик Миша.
– Вот это и есть твои ребята, Владимир Иванович, – назидательно сказал Адель. – Учи их. Да нормально учи, без глупостей, не забывай, что все твои действия контролируются.
Владимир Иванович понимал, что даже обезьяну можно научить печатать на машинке. Но для этого нужно обладать навыками, терпением и работать желательно в цирке. Как наставлять эту публику? В тесную кабину набилось человек десять, все смешные, в основном молодежь, безусые, в советской форме, на головах неизменные тюрбаны.
Карпатов сел на свое место и замер. Его охватило нешуточное волнение. Показалось на миг, что не было кошмара, сейчас он потянет на себя рычаг, защелкает тумблерами, забубнит Витька, комментируя команды с диспетчерской вышки. Пошутит Серега, Вакуленко потешно взгрустнет по своей стране восходящего сала.
– У нас, у летчиков, специальные термины. – Он отыскал взглядом Мишу. – Сложные термины. Сможешь перевести?
– Что? – не понял Миша, извиваясь в кресле второго пилота.