– Однообразие – смерть творчества, – заявил в итоге Марк.
– Приедается в жизни все, даже грудь любимой женщины, – философски изрек Муля и предложил уйти от привычного формата печати в один стандартный лист А1. – Сделаем стенгазету из трех форматов ватманского листа!
– Нет, из десяти! – закипел неожиданно Генка, – мы, как автомобильной дорогой, опояшем газетой всю нашу казарму…
– И будет ее до выпуска читать Череп, шагая из угла в угол и повторяя «Давай! Давай!» – продолжил мысль Таранов.
– Предлагаю назвать это творение нестандартно, – Марк на секунду задумался… – «Антилопа Гну»!
– А девизом напишем, – встрял Рыжий, – что-нибудь этакое: «Ударим, что есть мочи, по разгильдяйству и распиз…»
– Тут я поставил бы многоточие, – не дал договорить ему Таранов. – Всем понятна наша цель в нецензурной форме, а внешне газета должно восприниматься красиво и пристойно!
В ту же минуту они, не сговариваясь, ринулись в ленинскую комнату, и «творили, не покладая рук, ног, глаз и папирос, до утра», вспоминал позже Марк. В этой компании идеи сыпались в диком изобилии, как огни в китайском фейерверке. Не случайно, в ходе работы родились новые псевдонимы членов редколлегии по известным литературным персонажам из фильма «Золотой теленок», который позавчера они смотрели в клубе.
Марка сразу же нарекли Паниковским, так как повод он предоставил тут же, захватив больше коробок гуаши и туши, чем мог пронести. Нерасторопностью Марк отличался с первого курса, и, глядя, как стеклянные баночки начинают сыпаться из его рук на пол, Генка дико закричал:
– Чудо! Держи гуашь!
Это так походило на «Паниковский, брось гуся!», что компания вмиг согласилась с новой идеей. В ту ночь необычное и нестандартное, по словам Мули, желание творить овладело каждым, и вмиг великим комбинатором оказался Рыжий, как две капли похожий на актера Юрского, исполнившего главную роль в этом фильме. Муля и Шура Балаганов сроднились потрясающим умением балаболить по пустякам, и способностью ссориться с Марком (ныне Паниковским!) из-за банальных пустяков: «Я здесь сидел! Нет, я здесь сидел!» или «Это моя кружка! Нет, это моя кружка!»
Таранову выбирать оказалось не из чего, но рисовал картинки в газету он, заголовки писал тоже он, и главным редактором выбрали в свое время именно его. Только безотказный трудяга Козлевич подходил для этой роли, и бодрая «Антилопа Гну» понеслась по курсантским просторам, жаля сатирой, кусая юмором, стреляя анекдотами. Писали обо всем, что волновало, интересовало, и было значимым в жизни выпускников: про забавные ошибки своих офицеров, ляпы и недочеты командиров, зафиксированные самоволки и нелепые двойки на занятиях, сон на лекциях…
– В буднях курсанта всегда есть место для заметки в стенгазету, – говорил Рыжий, который придумывал названия статей и сатирические тексты вместе с Марком. Муля клеил фотографии и помогал Таранову своим каллиграфическим почерком. – Важно, туда не попадать.
Время от времени редакция «Антилопы гну» выходила на перекуры и заряжались новыми идеями.
– США в годы Ильфа и Петрова назывались страной непуганых идиотов, а сейчас мы их так застращали ядерным потенциалом, что этот испуганный народ называет нас врагом номер один, – отправляя колечки дыма в потолок, изрек Марк.
– Такое название и напишем: «Враг №1 – страна испуганных идиотов!»
– Или вот еще можно внести афоризм Слона: «Думать легко! Служить гораздо труднее…»
У Пучика есть присказка: «Если за курсантом тянется шлейф одеколона в 30 метров, то он забыл принять душ…»
Это он про женщин и духи так говорил!
А мы на курсантов переведем стрелки.
Длина стенгазеты росла час от часу, и представляла собой восьмиметровое полотно к той минуте, когда Муля достал из пустой пачки «Беломора» последнюю папиросу, и пустил ее по кругу.
Марк остановился у зеркала, и пытался смыть хозяйственным мылом пятна туши с рук. Генка принялся чистить зубы перед сном. Таранов втянул последнюю затяжку, откинул бычок в урну, и посмотрел на друзей. За четыре года они привыкли жить без горячей воды, парней не смущал туалет свободного падения, ранние подъемы и поздние отбои не вызывали отторжения, как на курсе молодого бойца. Многое прочитали и узнали, многому научились, и многое они поняли за четыре года учёбы. Курсанты появились в стенах училища безусыми юнцами, а теперь брились по утрам. На гражданке они носили длинные волосы, за которые Малешкин их звал «битлоганами», а теперь стригутся коротко и аккуратно.
– Ты, Балаганов, не прав, что «настоящий офицер – это девичья фантазия, гусары остались в прошлом веке, а нынешние военные им с подметки не гордятся», – сказал Таранов. – Вот они. Тут. Настоящие!
Муля не ответил, а лишь аппетитно зевнул, и прислонился к плечу товарища. Семен не стал его будить и задумался.
В первые дни курсанты верили всему, что слышали от старших по званию, а к выпуску научились иметь и отстаивать собственное мнение. Многие из двадцатилетних парней считали, что учеба в училище станет заменой двухлетней службы солдатом, а получили отличную профессию, полюбили новое для себя дело. Красивые слова «Есть такая профессия Родину защищать» из полюбившегося кинофильма «Офицеры» легли в подготовленную почву. Курсанты к выпуску чувствовали сердцем: они нужны Отечеству не меньше, чем оно им.
Марк в зеркальном отражении не был тем толстым и рыхлым увальнем, над которым смеялись все на первом курсе, кому было не лень. Семен перевел глаза на Генку. Рядом стояли два красивых парня с широкой грудью и рифлеными бицепсами, армейская выправка читалась в каждом мужском движении, а открытые лица светились добротой и сердечностью. Именно таким показывали в периодической печати и наглядной агитации образ советского офицера, обладающего честью и достоинством, умением любить, верить и отдать, если понадобится, жизнь за партию, близких людей, свою страну. Любой из них мог попасть в передовицу «Красной Звезды», и этим можно было гордиться.
– У каждого свои друзья, – мелькнуло в голове Таранова. – Эти – мои.
Первыми прочитали и просмотрели «Антилопу Гну» дневальные, чей сдержанный смех подхватили проснувшиеся сержанты. К приходу офицеров батареи практически все курсанты знали едкие Генкины остроты по поводу командования училища, пересказывали шутки Марка о жизни батареи, посмеялись над карикатурами Таранова и афоризмами Мули.
Пока батарея завтракала, Малешкин сорвал со стены газету, предварительно просмотрев ее от начала до конца. Выяснить, кто скрывается под псевдонимом Козлевич, Паниковский, Балаганов и Бендер, ему оказалось совсем не сложно: четыре года со своими подчиненными многому научили. Он быстро понял откуда появилась карикатура Семена, на которой юный лейтенант рассматривает звездочки на своем плече в увеличительное стекло, и видит там погон подполковника. В последнем карауле с Бобриным, Дымским и Тарановым именно так и было. Малешкин так показывал разводящему и часовым свободной смены свой потенциальный карьерный путь под лупой.
Поэтому взрыв негодования комбата с разбитой табуреткой («Скажи ему спасибо, что не о голову!» – улыбнулся стоящий рядом Муля) оказался закономерным продолжением выпуска стенной газеты с необычным названием и забавным девизом.
Ругался комбат не со зла. Таранов стоял напротив и видел, как озорные глаза Микки Мауса излучают смех, майор сам еле сдерживался, но по должности должен был вести себя соответственно. Может, поэтому и фуражку на глаза надвинул. Ему, как и остальным офицерам, понравились емкий и едкий язык, свежий юмор стенгазетчиков, неординарность мысли курсантов, но «высмеивать старших по званию и должности вам не положено!»
Эти ключевые слова запомнили все зрители утреннего представления комбата и отправились на утренние занятия.
Сама идея нестандартной газеты осталась в курсантских головах надолго, а совместный труд подтолкнул закадычных друзей уподобиться Ильфу и Петрову в квадрате. Через неделю, после очередного отбоя Паниковский, Балаганов, Козлевич и Бендер, как они себя стали теперь называть, засели писать исторический роман о буднях своей курсантской жизни. Для начала придумали оригинальное, как им показалось, и эффектное название: «Путь к звездам». Думали, что создадут его «на раз!» Быстро выпишут персонажи, благо есть с кого писать, канва романа уже есть – собственные четыре года службы в училище, перьевая ручка Марка заправлена, бумаги – кипа.
– Вот напишем книгу, продадим рукопись, снимут по ней четырехсерийный фильм, разбогатеем… – мечтательно сказал Марк.
– Назовут нас внуками Дюма, – продолжил фантазировать Муля.
– Буду я ходить по казарме в колпаке и шелковом халате, как у настоящего писателя… – шепнул тихо Генка, прикрыв глаза.
– Назовут нас внуками Дюма, – продолжил фантазировать Муля.
– Буду я ходить по казарме в колпаке и шелковом халате, как у настоящего писателя… – шепнул тихо Генка, прикрыв глаза.
Сидели, решали, вспоминали, мечтали, каждый написал по строчке, потом разошлись по своим койкам, и… заснули.
Утром Таранов посмотрел на одинокий белый лист в клеточку, где пером Марка и красивым Мулиным почерком было выведено курсивом:
«ПУТЬ К ЗВЁЗДАМ (роман). Глава 1.
– Утро туманное, утро седое, – зевнул Балаганов.
– Сдавайте мочу, господа. Время платить налоги! – приказал Бендер.
– Не пора ли нам пора? – вздохнул Паниковский.
– По колесам! – рявкнул Козлевич, заглотнув горсть таблеток».
И все. Дальше пяти строк у них дело не пошло. А как мечтали! О чем только ночью не говорили! О творческой удаче, о супер романе, о своих будущих звездах на погонах. Мечты даже на бумагу не попали.
Глава XXVII. Новогоднее чудо
Бывают встречи ожидаемые, неожиданные и те, к которым человек стремится. Самая важная из них происходит по неведомым законам. Таранов не раз убеждался в справедливости этой азбучной истины с друзьями, но всякий раз искал подтверждающую математическую закономерность. Он составлял в голове дифференциальное уравнение из жизненных событий и пытался оптимальным путем его решить.
Так было и в тот декабрьский вечер.
На четвертом курсе выходы будущих лейтенантов «в люди» стали чаще, чем прежде. Появились отпускные билеты, возможность выйти в городские увольнения не только в субботу и воскресенье, но и в среду; пользовались льготами женатые и отличники. Некоторым курсантам разрешали уходить «на ночь». Меньше внеочередных нарядов и хозяйственных работ выпадало на курсантские плечи с четырьмя полосками шеврона на левом рукаве. Благодаря этим послаблениям повседневная служба становилась не в тягость, а в радость на излете учебы.
В последний день перед Новым годом Таранов с Марком решили отправиться по одному знакомому им питерскому адресу. Купили бутылку советского шампанского, батон докторской колбасы, создали себе хорошее настроение, выпив пива, и двинулись «на поиски приключений под свой разрез шинели», – как определил ситуацию Марк. Быстро домчались на электричке в город, и пересели в вагон метро, заняв последние свободные места.
– Ты этого хочешь? Или это так надо? – почему-то оглянулась, и недоверчиво спросила женщина, вошедшая на следующей остановке, когда Семен предложил ей сесть. На мгновение Таранов задумался. «А, правда, почему я встал и уступил свое место? Это воспитание, привитое в семье, в детские годы, когда ездил с мамой и папой в трамвае, и родители показывали пример поведения в общественном транспорте? Или это желание помочь, оказать посильную поддержку немолодому человеку? А может, сработало то, что мужчина в форме не может стоять в присутствии женщины? Хотя… без формы и без напоминания диктора, я спокойно уступаю место старикам, инвалидам, беременным женщинам. Но иногда гадаю: правильно ли это?
Теткам и бабам совсем не хочется оказывать эту будничную милость. Они раздражают своим криком, хамством, запахом потного тела, полнотой, очередной булкой во рту, или губами, обмазанными кремом пирожного. Почему я должен откликаться на предложение метрополитена: «уступайте места женщинам!» Сегодняшнее большинство женщин – обычные бабы, товарки. Это желчные, грубые, накрашенные, как проститутки, которые сомнут любого мужчину, если захотят добиться чего-то своего. Они просто представители противоположного пола. Но совсем не сударушки, леди, дамы».
Он оглядел салон вагона. Рядом сидела баба в очках и хрустела сухарем. Марк стоял рядом и читал газету. Его точно не волновало отношение между людьми вокруг. Справа орала на малыша тетка в кроличьей шапке. Невдалеке молодежь слушала музыку и переминался с ноги на ногу пожилой человек.
«Скверное состояние, – подвел итог своим размышлениям Таранов. – Прежде, по книгам, мне были известны изящные дамы и нежные леди. Аристократок и дворянок в кино показывают очень даже ничего. Вот им искренне хочется подать руку, поддержать, от них веет женской хрупкостью, чувствуется целомудренная чистота. Они нуждаются в опоре мужчин. А эти?..»
– Сирота? – сурово спросил старик молодого парня, который годился ему не то что в сыновья, скорее во внуки. Два подростка и девушка сидели, закинув ноги на ноги, и слушали музыку. Старик стоял напротив. Его седая борода нависала над светлым хохолком юноши лет шестнадцати-семнадцати. Ритм хип-хопа с движением юной головы и подергиванием тощих ног выдавал то, что думали окружающие, глядя на компанию с включенной на полную мощь радиолой.
– Чо? – спросил тот, что успел обзавестись куцей бородкой и невзрачным бледным хохолком. – Мы выходим, ага…
Поезд стал притормаживать, и подростки потянулись к выходу. Старик сел на освободившиеся место, укоризненно покачивая головой.
«Уступил бы место этот парень своему отцу или деду? А его ровесники встали, что бы села мать, сестра или бабушка? Или нужно им пройти через армию? Надеть военную форму? Или причина в том, что в семьях без отца парням не прививают должного мужского воспитания? Не лупят ремнем, не ставят в угол, коленями на горох?…», – Таранов улыбнулся своим воспоминаниям о том, что отец ставил его в угол на соль, но тут же обругал себя за свои сомнения.
В вагоне все было спокойно, пассажиры зевали, читали газеты, прикрывали глаза, но как-то горько стало на душе. Он в недоумении смотрел на то, что в обычной поездке становилось буднями. «Такие вот солдаты придут служить ко мне в роту или дивизион. – Как их воспитывать? Неужели в книгах пишут одно, а в жизни происходит другое? Это неправильно! Так не должно быть…»
Марк созвонился накануне с общими подружками и договорился встретиться вечером у них на квартире. Две миловидные стюардессы, с которыми курсанты познакомились в конце ноября, месяц назад сами пригласили их на праздник, от которого сложно было отказаться, так как большинство увольнений Марк с Семеном проводили по приятной и принятой на первом курсе схеме. Кадрили в любом месте. Будь это театр, танцплощадка, привокзальный буфет или электричка – все равно. Лишь бы девчонки вызывали симпатию и имели свою квартиру. Заговаривали им зубы, ели-пили, танцевали и наедались от пуза. Правда, Таранову еще нравилось танцевать медленные танцы и целоваться в темноте. Марк быстро сообразил, что таскаться по общагам не очень выгодно: ни поесть, ни поспать, а только языком болтать.
Всему свое время, и его они проходили на первом курсе. К выпуску хотелось чего-то основательного, с перспективой. Познакомиться с родителями потенциальной невесты, например. Знать, что вечером не выгонит взашей комендант, или дежурные по этажу не закроют вход в общежитие. Поэтому знакомство с очаровательными стюардессами, имевшими собственную квартиру и свой заработок, оказалось, как нельзя, кстати.
В первый же вечер, познакомившись с «небесными феями», по определению Семена, они прекрасно провели время. Марк сразу же ломанулся на кухню готовить свое фирменное блюдо «рагу по-курсантски», рецепт которого он всегда держал в строгой тайне от хозяев квартиры. Суть его была настолько проста, что знай секрет, девчонки бы курсантов к холодильнику на пушечный выстрел не допустили.
Заинтриговав девушек, он хозяйничал у плиты и холодильника, а Таранов ворковал под музыку оркестра Поля Мориа, слушал диск Давида Тухманова и пел под гитару курсантские песни. Через час-полтора Марк с коварной улыбкой чеширского кота позвал всех к столу, где красовалось то, что было у хозяек из аэрофлотских припасов: рижские шпроты, каспийская осетрина, абхазские мандарины, узбекская дыня, лепешки… У Таранова разбежались глаза от обилия деликатесов, и капля слюны нечаянно капнула ему на галстук. (С этой вкусной отметкой он проходил до самого выпуска!) Не было только спиртного и мяса, но эстетическая прелесть накрытого стола и милое спокойствие, с которым стюардессы расстались со съестными припасами, обрадовало несказанно.
Опустошив девичий запас, Марк произнёс классическую фразу: «Спасибо, небесные феи, все было очень вкусно!», – и друзья покинули гостеприимный дом, договорившись, что в следующий раз будет еще интереснее, так как наступает Новый год.
Тридцать первого декабря в девять часов вечера они поднялись на седьмой этаж. На знакомой двери красовалась записка, написанная мелким девичьим почерком: «Мальчики, извините, но у нас рейс. Поднимаем шампанское за вас в Новосибирске!»
Курсанты посмотрели друг на друга в недоумении.