— Я не люблю принца. Но в какие-то моменты… уважаю.
— Сэр Гай, — произнес граф, — жизнь меня научила, что кому Господь не дает силу рук, тому взамен дает силу разума. Король Ричард — отважный и благородный монарх, исполненный всяческих доблестей воина и полководца. Он первым бросается в бой и последним из него выходит. Его отвага в бою поражает всех… да-да, я знаю про двух арабских скакунов, которых ему прислал Саладин взамен убитого в бою королевского коня… Так вот, принц Джон не годится даже на бледную тень брата. Он с трудом удержит в руках великанский меч Ричарда, упадет под тяжестью его доспехов, он будет смешон в бою, однако его ум развивался вместо мускулов, он умеет смотреть на Англию целиком и видеть, где чем больна, и он старается делать припарки до того, как придется отсекать загнившую плоть целиком. Потому и назначил вас.
Гай пробормотал:
— Мне кажется, я ему очень не нравлюсь.
Граф кивнул.
— Определенно. В вас есть все то, чего ему недостает: рост, стать, суровая мужская красота, отвага и чистое сердце крестоносца, умение без страха смотреть смерти в глаза. Но это не помешает ему использовать вас с наибольшей пользой для себя… что значит в данном случае и для Англии. И он определенно не желал бы вашей гибели… до того, как утихомирите графство.
Гай ощутил себя как на холодном ветру, сказал с неловкостью:
— До этого еще далеко.
— Значит, — сказал сэр Хенрик, — принц будет вас поддерживать… если сумеет вернуться в Англию. Ему еще предстоит очень непростой разговор с Ричардом… Но даже если все пройдет благополучно и Ричард его не казнит за измену, он все равно будет стараться поддерживать вас неявно. Не забывайте, Ричард сейчас от Англии далеко, бароны готовы взбунтоваться, не чувствуя его железной руки, принцу будет еще труднее держать их в повиновении! Вы должны действовать как бы по собственной инициативе, понимаете?
— Понимаю, — пробормотал Гай. — Но все равно у меня недостаточно сил, чтобы справиться с шайкой Робина Гуда. Говорят, у него в лесу целый лагерь, обнесенный высоким частоколом и даже рвом. И все его разбойники — прекрасные лучники, привыкшие браконьерствовать в королевском лесу.
Сэр Хенрик сделал знак молчаливому слуге долить в кубок, потом долго держал его в обеих ладонях, словно согревал, наконец поинтересовался брезгливо:
— Робин Гуд… это тот трус, что отказался идти с другими лучниками в святой поход освобождать Гроб Господень, а остался грабить в родных краях?
— Да, сэр.
Он сказал раздраженно:
— Да, помню. Прекрасный стрелок из лука, умелый боец на палках… такого могли бы обучить пользоваться и мечом. Или хотя бы боевым топором. Но трус устрашился идти в чужую землю, где опасности, голод, болезни, внезапные нападения в ночи…
Гай сказал почтительно:
— Вы правы, сэр. А здесь он сам нападает внезапно. На безоружных.
— Сволочь.
— Все так, сэр. Потому особенно любит нападать на священнослужителей, которым запрещено даже носить оружие, а не то чтобы пользоваться им. А чтобы оправдаться, везде рассказывает, что монахи всегда с деньгами!
— И что, народ верит?
— Конечно! Простой народ всегда готов поверить худшему. Никто не хочет признаваться в лени или трусости, всяк говорит, что другие наворовали, а вот он такой честный, потому и бедный…
Граф хмыкнул.
— Ну, это я везде слышал.
— И будем слышать, — сказал Гай с тоской. — Почему человеческая натура такая? Не понимаю… Насколько вы, сэр Хенрик, можете помочь своими людьми в таком нужном деле, как очистка леса от разбойников?
— Ну, — ответил граф с той осторожностью, которую Гай от него никак не ожидал, — это зависит…
— От чего?
— Что именно вы задумали.
— Истребление, — сказал Гай. — Вообще-то я хотел бы только своими силами, но у меня всего сорок человек, это достаточно для победы, но недостаточно, чтобы перехватить всех убегающих. А нужно выжечь это осиное гнездо дотла!
Граф подумал, кивнул.
— Хорошо. Разузнайте, где находится этот Робин Гуд, какие у него пути отступления и где их надо перекрыть… и тогда договоримся о дне великой охоты.
Глава 7
Вернувшись, он застал прямо во дворе спорящих людей, даже Беннет и Аустин что-то доказывают друг другу. Он прислушался, сделал знак не обращать на него внимания и узнал вскоре, что слуги графа Хардвина столкнулись на дороге с людьми барона Бернара Дельмера и, пользуясь численным преимуществом, потребовали, чтобы те уступили им дорогу. Люди барона воспротивились, тогда слуги графа набросились на них, избили и бросили на обочину дороги, после чего красиво и гордо проехали с победой мимо, насмехаясь над поверженными.
Те вернулись и пожаловались барону. Барон Дельмер, сам могучий воин и собравший под свое знамя крепкую дружину, пришел в ярость, поднял всех на ноги и велел идти к Бурбугу, замку графа, а сам с конным отрядом ринулся первым, где осадил замок и потребовал предстать перед судом.
Беннет посмотрел на Гая вопросительно.
— Что делать будем?
— Это же прекрасно! — воскликнул Гай с облегчением. — Хоть что-то за сегодня не бьет по голове!
— А что прекрасного?
Гай покачал головой.
— Ты же видишь, барон, несмотря на славу жестокого бойца, не пошел разорять владения оскорбившего, а требует, чтобы тот явился в суд и ответил за своих людей!..
Беннет пробормотал:
— А если не явится?
— Сейчас же бери коня, — велел Гай, — и скачи в замок графа, пока он не послал барона к черту. Велишь от имени королевского шерифа немедленно предстать перед судом и защищать свои права. Иначе он противопоставит себя не только барону, но и королю! Все понял?
Беннет сказал поспешно:
— Да-да, надо успеть до того, как пошлет барона… Иначе гордость заставит сопротивляться уже и нам.
— Именно, — сказал Гай. — А у нас, к сожалению, нет средств принуждения. Мы такая вот особенная власть — больше на словах да на гоноре.
Беннет умчался, Гай лихорадочно продумывал, как удастся разрешить конфликт, с судьями вообще не имел дела, только знает понаслышке, как работают подобные суды.
— Будь за главного, — велел он Аустину, — если что понятное — решай сам. Если сложное — пусть обождут, я ненадолго.
— Это мы знаем, — ответил Аустин понимающе.
Что-то в его голосе заставило Гая насторожиться.
— Что знаешь?
— Что не задержитесь, — сказал Аустин и добавил на правах работающего в одной упряжке: — Пора бы вам завести какую-нить для утех… Здесь в селах есть такие сочные!
Гай сказал замученно:
— Это ты везде успеваешь, а я уже забыл, когда последний раз ел и спал по-людски…
Аустин проводил взглядом, пока шериф на своем пепельно-сером коне не исчез в сером тумане внизу у подножья холма, повернулся и отправился в башню. Кому надо, тот сам явится, а сейчас можно поспать за себя и за шерифа.
Гай примчался в село, велел подать ему коронера и констебля, оглядел критически, но мужики, с виду заслуживающие доверия, да иные бы и не удержались здесь, все на виду, за каждым шагом сельчане наблюдают строго.
— Ваша милость?
— Ребята, — сказал Гай чистосердечно, — будет, скорее всего, суд. Но не над Джеком, что по пьяни набил морду Питу, а кое-что похлеще. Граф Хардвин и барон Дельмер будут тягаться, так что нужно обеспечить малое жюри присяжных, очень авторитетное, чтобы в случае проверки не оказалось в нем заинтересованных, вы поняли?
Джек Короед, коронер, в задумчивости почесал лохматую голову.
— Да, такие суды не часто, не часто… Тут, главное, не набрать в жюри знатных лордов, их немало в округе…
— А зачем нам знатные? — удивился Гай. — Выбирайте среди крестьян-фригольдеров, они на каждом шагу. Главное, чтобы их годовой доход равнялся сорока шиллингам или превосходил, а других ограничений нет.
Коронер сказал несчастным голосом:
— Лорды всегда требуют, чтобы их судили равные…
Гай настороженно спросил:
— То есть графов — графы, а баронов — бароны?
Коронер посмотрел с упреком, подозревая шутку.
— Ваша милость, все-таки у благородного сословия есть свои права…
Гай сказал сердито:
— Перед судом — нет!
— Но ведь…
— Было в прошлом, — отрезал Гай. — У саксов. С приходом норманнов — все старые привилегии идут к черту!.. Глава Англии — король, его слово — закон, а перед ним равны знатные и незнатные. Так что давайте ищите присяжных, которым можно доверять, а остальное беру на себя.
Коронер посмотрел повеселевшими глазами.
— Ваша милость, да искать долго не придется. Старый состав хорош… Ну разве что Ульм хворает, а Гаандера бревном прибило, только их и заменим.
— Рассчитываю на вас, ребята, — признался Гай. — Меня бросили на это шерифство, как щенка с лодки на середине озера. Плыви или тони! Не хочется тонуть вот так сразу…
Констебль, огромный звероватый мужик, прогудел солидно:
— Возле берега тонуть тоже не захочется… как мне кажется.
Он гулко хохотнул, довольный своим медвежьим остроумием.
Граф Хардвин, к великому облегчению Гая, согласился предстать перед судом, хотя, как предупреждал констебль, потребовал, чтобы его судили равные ему по положению. Констебль предупредил Гая, что графу нужно на самом деле вовсе не равенство, это пустяки, но все лорды так или иначе в дружбе или вражде один с другим, и тут уже не будет никакой объективности. Присяжные увязнут в спорах, суть забудется, все начнут выяснять, у кого сколько колен знатных предков, чей прапрадед пришел с Вильгельмом, а кто явился намного позже на готовое и уже завоеванное.
— Я, — заявил Гай жестко, — равен!.. Я — глава этого суда, как и в любом суде графства.
Граф посмотрел на него свысока.
— А вы вообще рыцарь, шериф?
Гай ответил сдержанно:
— Граф, это не важно, перед законом все равны.
— Разве?
— Граф, — сказал Гай сквозь зубы, — я понимаю ваши чувства оскорбленного достоинства. Но твердо намерен довести это дело до конца, потому что это уже не ваше дело…
Граф буркнул:
— А чье?
— Мое, — ответил Гай. — Мое, граф. В лесах плодятся разбойники, целые деревни отказываются платить налоги, вот-вот вспыхнет мятеж… а я позволю вашим людям бесчинствовать? Клянусь честью… не шерифа, а воина-крестоносца, что прошел с Ричардом от берегов Франции через Кипр и Акру до Иерусалима, что никто из вас не выйдет из этого суда, не завершив дело.
Граф спесиво наморщил лицо.
— И что мне помешает?
Гай ощутил, что бледнеет быстро и страшно. В глазах графа мелькнул испуг, он чуть отодвинулся, вжимаясь в спинку кресла.
— Я, — сказал Гай лязгающим голосом, — я помешаю тебе, родовитое ничтожество!.. Эй, Беннет!
Дверь распахнулась, ворвался Беннет, в руке обнаженный меч, за ним Аустин и еще с десяток воинов его дружины.
— Принесите меч графа, — распорядился Гай бешеным голосом. — Граф плюет на наш суд, а после него он набросится на нас с оружием в руках… и будет убит вместе со своими людьми.
Граф вскрикнул:
— Что?.. Я не собираюсь…
— Собираешься, — обрубил Гай. — А мы вынуждены защищаться. Кроме того, попытки мятежа надо душить в зародыше!
За дверью послышался топот, Беннет снова вбежал, как огромный жеребец, протянул Гаю меч в дорогих ножнах, украшенных золотыми лилиями.
Гай мотнул головой.
— Отдай графу.
Граф спрятал руки за спину.
— Нет, в зал суда нельзя с оружием!
Гай прошипел люто:
— Ишь, законы, оказывается, все-таки знает… а говорит, что плюет на них с высоты графского кресла. Ничего, в руке трупа увидят именно этот меч.
Граф выглядел затравленным зверем, переводил взгляд с шерифа на его помощников, снова на него, даже посмотрел на окно, будто собирался с разгону выпрыгнуть.
— Это произвол, — выговорил он с трудом.
Гай сказал едко:
— А когда ваши люди, пользуясь вашим покровительством, обижают более слабого соседа, это не произвол?
Граф буркнул:
— Барон Дельмер не такой уж и слабый.
— Как оказалось, — согласился Гай. — Не ожидали сдачи, верно? Думали, он молча проглотит обиду?..
— Он осадил мой замок, — заявил граф с негодованием. — Это неслыханно!
— За это он получит порицание, — ответил Гай, — и ему скажут, чтобы больше так не делал. Он был бы строго наказан, если бы пытался мстить вам, но он всего лишь требовал, чтобы вы пришли на мой суд!.. И это снимает с него все обвинения.
Граф сказал мрачно:
— Стычки между слугами всегда случались и всегда случаются. Это недостойно барона — сразу бежать в суд!
— А как надо было? — полюбопытствовал Гай. — Собрать всех людей, способных носить оружие, осадить ваш замок и попробовать взять его штурмом?
Граф усмехнулся.
— Ну, это было бы, по крайней мере, в духе старых традиций…
— Вы всерьез? — переспросил Гай, хотя видно было, графа такой вариант бы устроил больше. — Началась бы осада, вы убивали бы людей барона, он убивал бы ваших, а кроме того разорял бы ваши деревни, жег посевы, уводил в плен мужчин и женщин, насиловал бы, засыпал колодцы, разрушил бы вашу запруду на реке… А где-то за лесом обрадовались бы: ого, началось, и разгорелся бы настоящий мятеж, сейчас же достаточно одной искры…
Граф поморщился.
— Мятежа не хочу. Это личное дело между мной и бароном.
В коридоре затопали, вошел Хильд. Окинул их цепким взглядом.
— Суд уже собрался, ждут истцов.
Гай поднялся, кивнул Беннету.
— Не потеряй меч графа. Если дело пойдет не так, как мы ожидаем… ну, ты со своими людьми знаешь, что делать. А меч сразу же вложи в руку трупа.
Беннет хищно ухмыльнулся.
— Все сделаем, ваша милость… с превеликим удовольствием!
Гай кивком указал графу на дверь и добавил любезно:
— После вас, граф.
Глава 8
Суд получился на удивление коротким, даже Гай полагал, что будут какие-нибудь подвохи или судебные ухабы, однако барон Дельмер подробно изложил суть жалобы, а многочисленные свидетели все подтвердили, даже люди графа не стали отпираться, когда их заставили поклясться, положив руку на Библию, что будут говорить правду и только правду.
Присяжные смотрели на графа с острым недоброжелательством, тот досадливо морщился, вздымал очи к потолку, ну что за времена пришли, простолюдины получили права судить лордов, но когда Гай повернулся к нему и спросил резко, признает ли обвинения, он лишь пожал плечами.
— Да. Ну и что?
— Барону нанесен ущерб, — произнес Гай. — Его люди побиты и унижены, что скажется на их работе, а этот случай, если оставить его безнаказанным, повредит репутации барона. За избиение и унижение его людей я приговариваю вас к штрафу в двадцать марок серебра, а за ущерб достоинству барона — десяти тысячам марок!
В толпе дружно охнули, граф дернулся и застыл, зато барон радостно завозился, глаза его распахнулись, как ставни навстречу солнцу.
Граф просипел перехваченным горлом:
— Десять… тысяч… серебром?
— Точно, — подтвердил Гай. — За моральный ущерб. Репутация стоит дорого, не так ли? То, что побили, — ерунда, заживет, за это хватит и двадцати марок, можно даже снизить до пятнадцати, а вот унижение, которое терпел барон… Вы ему, как говорят в народе, плюнули в душу! А как это оценить? Господь говорит, что у человека нет ничего ценнее души.
Граф повторил осевшим голосом:
— Но… десять тысяч…
— Если бы барон нанес такой же ущерб вам, — пояснил Гай, — я бы потребовал с него двадцать тысяч! Я уверен, ваша репутация стоит еще выше.
Граф взглянул на него исподлобья, а судья повернулся к присяжным.
— Господа, нам и вам нужно посоветоваться.
Крестьяне дружной толпой проводили их до пустых домов, ревниво следя, чтобы в разные и чтобы никто с ними не разговаривал, потом все остались терпеливо ждать.
Присяжные — люди простые, крестьяне-фригольдеры, чей годовой доход в сорок шиллингов позволяет им заседать в судах, потому сочли сумму в десять тысяч непомерной и снизили ровно наполовину.
Гай подозревал, что снизили бы намного больше, если бы не желание все-таки наказать спесивого графа.
— Пять тысяч марок серебра за оскорбление барона Дельмера, — сказал председатель жюри, рослый мужик с огромной бородой на всю впалую грудь, — и двадцать марок за избиение его людей.
Гай зорко наблюдал за лицом графа и успел заметить, как тот с явным облегчением, стараясь делать это незаметно, перевел дыхание.
Прогадали, мелькнула мысль. Можно было бы выдавить и все десять… ну да ладно, все равно дело закончилось быстро. Теперь вся трудность, чтобы граф все-таки заплатил…
— Беннет, — велел он, — возьми графа под стражу.
Граф дернулся, глаза выпучились.
— За что?
— Штраф должен быть уплачен, — объяснил Гай любезно. — У нас нет времени стучать в ворота вашего замка и напоминать снова и снова, что вы оштрафованы и что штраф нужно все-таки заплатить. Думаю, вы можете дождаться и здесь, пока принесут указанную сумму. Наш король Ричард именно так ждал!
Граф сказал надменно:
— Но мое слово!
Беннет сказал осторожно:
— Можно мне предложить некий компромисс?
Гай кивнул.
— Слушаю.
— Графа можно отпустить под залог, — объяснил он, — пусть внесет хотя бы тысячу марок, а остальное потом, когда соберет. Думаю, что даже у такого могущественного человека деньги не лежат бесполезно в сундуке.
Гай кивнул:
— Согласен.
Председатель суда сказал громко:
— Граф освобождается под залог в тысячу марок!
Недостающие деньги граф все-таки внес через неделю, решил не рисковать с бешеным шерифом, закусившим удила. Тем более что где уже отдал тысячу, лучше отдать еще четыре, но снять с себя обвинения в подготовке мятежа.