– Так нельзя… – с трудом выдавил он из себя. – Это бесчеловечно, в конце концов!
– Она потом скажет нам спасибо. Она поплачет, но очень быстро забудет вас – уж такова женская сущность. Можете поверить мне, доктору, всю жизнь имевшему дело со слабым полом.
– Можно мне с ней проститься? – наконец, справившись с собой, сухо спросил Митя.
– Да, конечно! – с готовностью согласился Венедиктов. – Только постарайтесь сделать это с наименьшими для ее психики потерями. Если вы действительно любите Соню…
Митя медленно вышел из кабинета. Смесь ярости и отчаяния – вот что сейчас владело им, но вместе с тем он чувствовал в словах Венедиктова какую-то странную правду. Если бы он любил Соню чуть меньше, то согласился бы с ее отцом – рай в шалаше невозможен. «Но мне не надо рая. Мне нужно только одно – чтобы она была рядом».
– …Ну, что? – кинулась к нему Соня. – Что тебе сказал папа?
Митя коротко, очень скупо пересказал ей все.
– Что, он собирается отдать меня в закрытый пансион?! – В ее темно-зеленых глазах заблестели слезы.
– Соня, не надо. – Митя осторожно взял ее за руку. – Давай сделаем так: с отцом ты не будешь спорить, но летом снова поедешь к Бобровым на дачу. И там мы все как следует обсудим… Отец ведь отпустит тебя к ним?
– Да… К ним – да!
– Значит, встретимся там.
– Летом?
– Летом.
* * *За окном летал первый снег, накрывая сад, еще кое-где зеленый, белым покрывалом. Ива стояла у окна и смотрела, как зима хозяйничает у нее во дворе.
– Так и жизнь пройдет – не заметишь… – пробормотала она.
Ее было не по себе оттого, что осень столь быстро сменила лето, промелькнула оранжевым сном, и вот уже – начался декабрь. А все остальное так и осталось в прежнем виде…
Раздался звонок.
– Ива, открой – это я, Толик! – раздался голос, искаженный переговорным устройством.
Ива нажала кнопку, открывающую ворота. Через несколько мгновений увидела в окне Прахова, шагающего по засыпанной порошистым снегом дорожке, и, как всегда, испытала это непонятное, горькое чувство тоски, настоявшейся на раздражении и жалости. Поистине не тот напиток, чтобы употреблять его каждый день! Но в последнее время Толик Прахов зачастил в этот дом.
Ива встретила его в прихожей, сдержанно поцеловала в щеку.
– Здравствуй, Толик… Чаю хочешь?
– Да, пожалуй… На улице собачий холод!
Он разделся, прошел в гостиную и разложил на массивном дубовом столе, оставшемся с прежних времен (когда покойный отец служил в министерстве, и были модны такие вот основательные, имперские вещи), газеты.
– Что это ты принес? – с любопытством спросила Ива, поставив на край стола поднос с чашками. – Свежая пресса?..
– Ива, ты совсем одичала тут! – как всегда, с несколько смущенной интонацией, засмеялся Прахов. – Ты почитай, почитай…
Ива подвинула ему чашку с горячим чаем и взяла в руки одну из газет. Потом схватила другую…
«Знаменитый историк выступил с сенсационным заявлением!» «Золоту – быть! Даниил Михайловский провел серьезное расследование…» «Тираж новой книги о Колчаке обещает побить все рекорды…» «Откроет ли тайга свою тайну?..»
– Что это? – удивленно спросила Ива, перебирая газеты. – Я не понимаю…
– А все просто – мой разлюбезный братец собрался найти клад! – засмеялся Прахов.
– Какой еще клад?
– Да золото Колчака – вот какой! – закричал тот.
– Ну и что?
– Как – что?! – окончательно разозлился Толик. – Данька решил отправиться в экспедицию этой весной. Уж не знаю, из каких соображений. Впрочем, знаю – из рекламных! Любитель дешевых сенсаций! О, как это глупо, глупо и смешно…
– Почему же – глупо? – Ива села напротив Прахова, осторожно отпила из чашки. – И почему сразу – «дешевая сенсация»… А если Даниил действительно найдет золото?
Толя Прахов замер, открыв рот. Видимо, такая мысль еще не приходила ему в голову.
– Даниил не из тех, кто бросается пустыми обещаниями, – устало продолжила Ива. – Возможно, конечно, что эти журналюги немного преувеличили все, им только повод дай!.. Но если Даниил решил что-то сделать – он это сделает. Я хорошо его знаю… – Она опустила глаза.
– Значит, ты думаешь, у него все получится? – удивленно, растерянно переспросил Прахов.
– Почему бы нет?.. – пожала плечами Ива.
– Ты давно была у них?
– На прошлой неделе.
– Они что-нибудь говорили – Данька или Ева?..
– Не помню.
– Значит, это просто газетная утка! – Прахов отшвырнул от себя газеты.
– А по-моему, правда, – подумав, вздохнула Ива. – Что-то такое они обсуждали, проскальзывали какие-то намеки… Я тогда не обратила внимания, но теперь, задним числом… Похоже, Толик, твой брат действительно решил отправиться в экспедицию. И он найдет золото.
– Нет, это невозможно! – застонал Толя, вскочил и принялся бегать по комнате взад-вперед.
– Я не понимаю, что тебя так бесит?
– Все, все меня бесит! Как ему везет, этому дураку, как его любят женщины, как он ловко рекламирует себя, без этой дешевой навязчивости, когда через полгода публичной жизни народ начинает ненавидеть своих кумиров, а этого – здрасте! – любит уже который год…
– Ты завидуешь ему, – печально вздохнула Ива.
– Я?.. Я ему завидую?!. Да, я ему завидую! – Прахов плюхнулся на диван рядом с Ивой, принялся дрожащими руками расстегивать на ней кофточку.
– Толя, не надо. – Она отстранила его. – Ты же знаешь, мы потом опять будем жалеть об этом.
Из Прахова точно весь воздух выпустили – он вдруг обмяк, откинувшись на спинку дивана, лицо его приняло унылое выражение.
– Ты бесишься из-за Евы. Что она принадлежит ему, а не тебе. А она, между прочим, даже не замечает, что ты из-за нее с ума сходишь! Как будто не считает тебя мужчиной…
– Перестань! И это говоришь мне ты – ты, которая однажды ночью прибежала ко мне в дом и, плача, стала жаловаться на Михайловского, который бросил тебя…
– Сам перестань!
Они замолчали, переводя дыхание и глядя в разные стороны.
– Ива… Это глупо, я понимаю… Но неужели ничего нельзя придумать?
– О чем ты? – холодно спросила она.
– Я о том, что неплохо бы поставить моего братца на место. Неплохо бы открыть Еве на него глаза… Ведь если он ничего не найдет в своей Сибири, она его бросит! Ева из тех, кто любит завоевателей, а неудачники ей не нужны!
– Она его не бросит.
– Бросит! – яростно возразил Прахов. – Я это точно знаю! А тебе – тебе разве не нужен Данька?.. Если Ева оставит его, он снова к тебе вернется. Ведь так?..
– И что ты предлагаешь? – совершенно буднично спросила Ива. Отчего бы не пофантазировать, в самом деле.
– Я предлагаю сорвать экспедицию. Сделать так, чтобы публика осталась разочарованной… Михайловский ни в коем случае не должен найти это дурацкое золото!
– Согласна. Но как это сделать?
– Ну, например, организовать свою кампанию в прессе, придумать заказные статьи…
– Ах, Толик, этим ты сделаешь еще большую рекламу Даниилу!
– Тогда можно подговорить кого-нибудь, чтобы Михайловского похитили, и…
– Толик, это бред! – сурово возразила Ива. – Даже в мыльных операх не используют таких дешевых трюков. Если уж придумывать, то обязательно что-то тонкое, изящное, красивое… Чтобы никто не пострадал, чтобы без криминала и посторонних лиц! Погоди… – Ива неожиданно увлеклась. – А что, если позвонить Мигунову?
– Кому? – уныло спросил Толик.
– Сергею Евграфовичу Мигунову, губернатору Байкальского края – я, кажется, упоминала о том, что он был знаком с моим покойным отцом, а его жена… Минутку! – На Иву снизошло озарение. Она еще пока окончательно не осознала, что именно следует придумать, но уже чувствовала, в каком направлении надо двигаться. – Действовать надо именно через жену Мигунова, как ее там – Елена Михайловна, Елена Дмитриевна… а, неважно! Я попрошу мать связаться с нею – они дружили когда-то и, возможно, до сих пор иногда перезваниваются, и поговорю с этой, как ее там… Якобы я хочу предупредить ее на правах давней знакомой.
– Не проще ли через самого Мигунова? – с сомнением спросил Толик.
– Не проще! Сергей Евграфович сейчас большой начальник, и просто так к нему не пробьешься… Станет он с нами разговаривать! А его жена, насколько я помню, дама очень суровая, и он у нее под каблуком. Помню, до смешного доходило… – засмеялась Ива.
– Это все лирика, дальше! – нетерпеливо подтолкнул ее Прахов. – Что именно ты предлагаешь?
– Надо действовать через жену Мигунова. Надо каким-то образом донести до нее мысль, что поиски Даниила не должны увенчаться успехом…
– Чушь! Ей очень даже выгодно, что у нее под носом откопают золото!
Ива задумалась.
– Вообще, ты прав… Погоди! А если сказать ей, что Даниил Михайловский отправился в эти края вовсе не за золотом, что история с золотом якобы лишь прикрытие для него, а что на самом деле он хочет написать разоблачительную книгу.
– Бред!
– Ничего не бред! Под Мигунова давно копают. Ты новости посмотри – то там отопительный сезон сорвали, то рабочим денег не выплатили, то с китайской диаспорой какие-то проблемы… А у Михайловского – имя. Его вся страна читает, и даже за рубежом его знают! Вон, недаром говорят, что им Нобелевский комитет заинтересовался…
– Бред, – упавшим голосом сказал Прахов.
– Ну, неважно… Словом, если Михайловский напишет что-нибудь нехорошее о Мигунове, то к нему все прислушаются. Если бы Солженицын написал разоблачительную книгу, к его словам бы прислушались?
– Так то Солженицын…
– А Михайловский чем хуже?.. И потом, не имеет значения – прислушаются или нет. Дело в другом – Мигунов должен испугаться визита Михайловского и быстренько выдворить его. Помешать экспедиции, словом.
– А если Мигунов убьет Даньку? – шепотом спросил Прахов. Ива даже не поняла, что в его глазах было больше – страха или надежды.
– Не убьет. Ты что, это ж такой резонанс вызовет! На подведомственной территории убили известного писателя… Мигунов подобной глупости не станет совершать! Все гораздо проще. Даниил приедет туда, а потом, несолоно хлебавши, уедет. Есть тысячи способов, чтобы испортить человеку настроение, разозлить его, заставить сомневаться в своем решении. Это уже задача местных властей… Даниил помыкается там и вернется. И вот тогда уже следует обратиться к журналистам, чтобы они на каждом углу кричали о несостоятельности Михайловского как историка. Да и обращаться не следует – они сами обо всем напишут. Им только дай повод скандал раздуть!
Прахов задумался.
– Знаешь, наверное, тебе действительно стоит связаться с женой Мигунова… Не уверен, что во всем этом будет хоть какой-то смысл, но попробовать можно, – наконец изрек он. Потом положил руку на колено Иве.
– Толик, нет! – Она скинула с себя его руку.
– Ты, наверное, считаешь меня ничтожеством и подлецом, – невесело произнес он. – Вот и Ева… Почему она меня не замечает?.. И ведь не факт, что она бросит Даньку, не факт, что она полюбит меня!
– Тогда зачем же ты все это делаешь? – спросила Ива. – Зачем так хочешь разлучить их?
– Пусть не со мной она будет… Но и не с ним!
– Ах, Толик, Толик. – Ива потрепала его по волосам. – Бедный ты мой!
– Ты тоже бедная, – вдруг произнес он надменно. – Посмотри на себя… Недотрога. Забилась в нору – и вылезать из нее не хочешь! Знаешь, какой твой грех?
– Какой? – мрачно спросила Ива.
– Твой грех – вполовину.
– Что-о? Что это за грех такой? – растерялась она.
– А то, что ты все делаешь ровно вполовину! Вроде любишь – а любовь свою показать не можешь. Вроде ненавидишь – и ненависть свою тоже скрываешь. Симпатичная, молодая еще – а ведешь себя и выглядишь как монашка! Ну раз ты монашка, так иди в монастырь! Не-ет, ты опять же – ни туда, ни сюда… – с отчаянием произнес он.
– Я не понимаю, какой в этом грех… – пробормотала Ива. – Я что, должна из крайности в крайность бросаться?
– При чем тут крайности! Ты хоть раз будь самой собой. Где в тебе страсть? Может, Михайловский тебя потому и бросил, что ты не показала ему, как любишь его, как он тебе дорог… Ты хоть раз в жизни кричала от любви? Теряла голову?
– Да, – вдруг улыбнулась Ива. – Было такое, один раз. Очень стыдно… Я потом себя в руках старалась держать. Не думаю, что мои кошачьи вопли благотворно подействовали на Михайловского.
– Откуда ты знаешь! Может, если б ты все время себя так вела, он бы к тебе по-другому относился… А то опять – ни туда, ни сюда. Сказано же в Библии… Эх, забыл цитату! Но, в общем, вполовину – это грех. Ведь и с Богом так же – надо или верить, или нет. А если ты мнешься и бормочешь – «ну, может быть, Он и существует… Я вот сейчас свечку поставлю на всякий случай… Да, если Он есть, Он мне поможет…» Какая это вера, к чертовой бабушке?!
– Зачем ты обижаешь меня?
– Затем, что хочу тебя расшевелить. Сделай, пожалуйста, то, что мы задумали. Поговори с женой Мигунова…
Прахов резко поднялся и ушел, даже не попрощавшись.
Ива некоторое время сидела неподвижно, потом поднялась, открыла дверцу тяжелого резного шкафа, тоже оставшегося от прежних времен. Тусклое желтоватое зеркало отразило ее – в темно-синей в цветочек кофточке и плотной шерстяной юбке неопределенного цвета (некая смесь серого, коричневого и зеленого). Войлочные боты на меху – очень удобная дачная обувь. «А ведь правда, как старуха…» – едва не заплакала девушка. Но не потому, что была недовольна своим внешним видом, а потому, что не в силах была изменить его. Хотела, но не могла!
«Даниил любил меня и такой. Нет, правда, надо что-то делать – если уж не себя переделывать, так свою жизнь! А вдруг получится…»
Она тихо захлопнула дверцу шкафа и взяла телефонную трубку.
– Алло, мама? Мама, как у тебя дела? Ну и слава богу… У меня тоже все хорошо. Слушай, ты еще общаешься с Мигуновой – не помню ее имени-отчества… Елена Дмитриевна? О, прекрасно! Слушай, а как бы мне с ней связаться?..
* * *После Нового года дни потекли размеренно и скучно, тем более что Михайловский, очень увлеченный своим планом, теперь вечно пропадал где-то.
Однажды вернулся очень веселый и довольный:
– Слушай, Ева, кажется, все складывается как нельзя лучше… В конце мая я лечу в областной центр, потом на самолете местных авиалиний – до поселка, где староверы живут. Там присоединяюсь к геологической партии и некоторое время иду с ней. Дальше геологи пойдут в одну сторону, а я – в другую…
– Один? – удивилась Ева.
– Нет, конечно. У меня будет проводник, и я найму еще человек трех для сопровождения… Понимаешь, если я найду дневник Гуляева, а в нем – указания, где спрятано золото, то буду искать это место. Нельзя упускать такой шанс, тянуть до следующего лета! Потребуется куча всякого оборудования и прочее… Да, лошадей еще, наверное, придется взять – не на себе же все тащить!
– А почему ты не хочешь взять напрокат машину?
– Ева, это тайга! Я собираюсь именно в те места, где нет никаких дорог. Сейчас покажу карту, чтобы ты сама убедилась в этом…
– Верю-верю! – засмеялась Ева и замахала руками. – А о продовольствии ты не забыл?
– Да, и кое-какие запасы еды надо взять, хотя сомневаюсь, что это правильно: ведь время от времени мы будем проходить населенные пункты и, наверное, сможем там купить многое. Но это не так важно… Да, еще надо приобрести спутниковую связь! Но это я сделаю в ближайшие дни.
– И все это на собственные средства… – вздохнула Ева.
– Я, Ева, не хочу быть никому обязанным. Кроме того, если моя экспедиция окажется безрезультатной, я не буду чувствовать себя должником! – ожесточенно ответил Михайловский.
– Я слышала сегодня в новостях, что какая-то телекомпания хочет освещать твое путешествие…
– Только этого мне не хватало! Пускай катятся куда подальше… Это же не шоу какое-то там, в самом деле!
– А чего ты злишься? – кротко спросила Ева.
– Я не злюсь, меня просто бесит, когда все, кому не лень, лезут в мои дела… Ненавижу эту шумиху! Если уж совсем туго станет, обращусь к Ильичу.
– К Сазонову? – улыбнулась Ева. – А что, разве от него есть хоть какой-то толк?
– А почему нет? – снова разозлился Михайловский. – Его многие как клоуна воспринимают, но на самом деле у него много связей, он обладает определенным влиянием… И он не такой дурак, как кажется!
– Да что ты все злишься!..
– Я же сказал – меня бесит вся эта шумиха… Ладно, мне в город надо. Буду после семи.
Когда муж уехал, Ева взяла в руки своего «Принца». Теперь, совершенно готовый, он был прекрасен. И это было не тщеславие мастера – нет. Ева словно со стороны, безучастным и холодным взглядом профессионала, смотрела на свою работу и видела – она была хороша. Безупречна! Талантлива – с точки зрения законов кукольного дела. «И почему я передумала продавать «Принца», даже на выставку его не отдала?..»
В ней вдруг что-то дрогнуло, и она прижала куклу к груди. Ярик…
Ева хотела, чтобы Ярик принадлежал только ей. До сих пор.
Она ненавидела этого человека, но забыть его не могла – призрак давней любви преследовал Еву. «Собственно, а почему я считаю его подлецом? Он тогда честно сказал мне, что хочет устроиться в Москве и что я в этом смысле ничем не могу ему помочь. Разве это плохо – добиваться своей цели, стремиться стать счастливым?.. Да, он меня предал, и было в моей жизни несколько ужасных дней, когда я всерьез хотела расстаться с жизнью… Но какие могут быть к Ярику претензии – я же не умерла, в самом деле! Даже более того – я стала другой, я переродилась, я теперь по-другому отношусь к жизни. Я стала непотопляемой и жесткой. Да, я лишилась иллюзий, но кому они нужны, эти иллюзии!»
Она снова вгляделась в лицо куклы.