— С чего ты взял? Вовсе не много. И, разумеется, я богаче твоего отца.
Я недоверчиво покачал головой.
— Говорю тебе — богаче! В чём ходит твой отец?
— В такой же рубахе, как у меня, — я показал своё полотняное рубище.
— Погляди, в чём хожу я! — Царь широко взмахнул мантией, и она, опадая, хлестнула меня по щеке. — Как смеешь ты говорить, что твой отец богаче меня?
— Но у него больше золота, — твердил я. — У него есть это золотое поле.
Царь помрачнел, он, видно, сильно ра ссе рассердился:
— А если я сожгу его поле? Что останется у твоего-отца?
— Хлеб. Он снова вырастет через год.
— Царь Египта велик! — воскликнул царь Ра. — Царя с хлебом не равняй. Царь сам — золото. Он вечен! Он переживёт твой хлеб.
Я не поверил и снова покачал головой. Гневная молния сверкнула в глазах царя. Он обернулся к стражникам и вскричал:
— Сжечь это поле!
И они подожгли золотой хлеб с четырёх сторон. Царь смотрел на пламя и говорил:
— Вот тебе отцовское золото! Гляди! Никогда прежде оно так не блистало, никогда не заблестит вновь.
Царь Ра ушёл, когда наш хлеб сгорел дотла и превратился в чёрную золу. Уходя, он крикнул:
— У кого теперь больше золота? А?! Царь Ра вечен, он переживёт твой хлеб.
Он вскочил в седло и скоро превратился в далёкую блестящую точку это царская мантия сверкала на солнце.
Отец выбрался из хижины и прошептал:
— Мы погибли… Почему царь сжёг наше поле?
Ответить мне было нечего, я и сам ничего не понимал. Ушёл за хижину в сад и горько расплакался. Слёзы текли и текли, я поднял руку, чтобы отереть их, разжал кулак и обнаружил прилипшие к ладони зерна — недоеденный мною колос. Это были остатки наших сокровищ, полколоса от тысяч колосьев. Боясь, что царь отберёт и его, я поспешно расковырял пальцем землю и сунул по зёрнышку в каждую лунку. И через год, когда снова налились тяжёлым золотом египетские хлеба, в моём саду среди ярких цветов и круглых тыкв гнулись под тяжестью зёрен десять колосьев.
В что? В следующее, лето царь умер, и похоронили его пышно и торжественно. Согласно обычаю, тела египетских царей — фараонов — замуровывают в пирамиде, набитой драгоценностями, дорогими нарядами и золотой мебелью. Много всякой всячины дают ему с собой в царство мёртвых. И непременно кладут рядом зерно: вдруг царь проголодается в долгом пути. Снарядили стражника — собрать зерно для царя Ра. Дорога его лежала мимо нашей хижины. Дни стояли жаркие, и, возвращаясь, он остановился у нас немного передохнуть. Стражник рассказал, что несёт сноп пшеницы, который похоронят вместе с царем. Усталый, измученный зноем стражник вскоре уснул. А я всё думал и думал: о смерти золотого царя и о золотых зёрнах. Мне привиделся сам царь Ра. Он снова возвышался надо мной и говорил:
— Царь Египта — золото. Он вечен. Он переживёт этот хлеб.
Я побежал в сад, срезал колосья и добавил их в сноп спящего стражника. Проснувшись, он забрал сноп и пошёл своей дорогой. Царя Ра похоронили, и мои колосья похоронили вместе с ним…
Вилли Простак умолк, лишь тихонько поглаживал моего скарабея.
— И это конец Вилли? Ты всё рассказал?
— Нет, не всё. Сотни, тысячи лет спустя, в прошлом году, какие-то англичане нашли в Египте гробницу царя Ра и там, среди прочих драгоценностей, оказались и мои колосья. Шитая золотом царская одежда истлела и рассыпалась, а золотые колосья остались целы и невредимы. Эти англичане привезли немного зерна в Англию. По дороге они остановились передохнуть в доме моего отца — как египетский стражник когда-то. Они рассказали отцу, какое сокровище везут с собой, даже показали колосья. Я держал их своими руками, я узнал их! — Вилли радостно улыбался — и к моей ладони опять прилипло зёрнышко. Я посадил его здесь, посреди поля.
— Значит, если оно проросло, колос там, на несжатой полосе?
Я взглянул на косилку, она медленно заходила на последний круг. Вилли поднялся и дал знак следовать за ним. Мы внимательно осмотрели несжатую полосу. Наконец Вилли указал на колос, что уродился выше и сиял ярче других.
— Неужели этот? — спросил я.
— Вилли улыбнулся, точно малый ребёнок.
— Он и впрямь золотится ярче своих собратьев, — заметил я.
— Конечно, — ответил Вилли Простак. Так кто же вечен: золотой царь или золотой хлеб?
КОРОЛЕВСКАЯ ДОЧКА ПРОСИТ ЛУНУ С НЕБА
1
Как-то вечером Королевская дочка выглянула в окно и увидала Луну. Ей захотелось Луну с неба, она протянула руку, ио не достала.
Тогда она забралась на чердак, встала на стул, подняла слуховое окошко и вылезла на крышу Дворца. Но и с крыши до Луны было не достать.
Тогда она вскарабкалась на приступочку у самой высокой трубы и, обхватив её одной рукой, потянулась другой к Луне — но всё равно дотянуться не смогла. Тут она заплакала.
Летела мимо Летучая мышь, остановилась и спросила:
— Королевская дочка, что ты плачешь?
— Хочу Луну с неба, а дотянуться не могу.
— И я не могу, — вздохнула Летучая мышь. — А если б и дотянулась, всё равно снять её с неба не смогла б — силёнок не хватит! Но я скажу о твоём желании Ночи, может, она снимет для тебя Луну с неба.
Летучая мышь улетела, а Королевская дочка осталась стоять, обхватив трубу руками, и глядеть в тоске на Луну. Когда же настало утро и Луна померкла в его свете, в гнезде под крышей проснулась Ласточка и тоже спросила:…
— Королевская дочка, что ты плачешь?
— Хочу Луну с неба, — ответила та.
— Я-то больше люблю Солнце, — заметила Ласточка, — но мне тебя жаль, я полечу и попрошу День — может, он тебе поможет.
И Ласточка улетела.
Меж тем во Дворце царило большое волнение, ибо Нянюшка пришла утром будить Королевскую дочку и увидала, что постель пуста.
Она кинулась к Королю, забарабанила в дверь его опочивальни и закричала
— Проснитесь! Проснитесь! Вашу дочь украли!
Король вскочил с постели, отчего ночной колпак у него сбился набок, и крикнул в замочную скважину:
— Кто украл?
— Мальчишка, что чистит Серебро, — отвечала Няшошка. — На днях я блюдца не до считалась, а кто блюдца крадёт, тот и на Принцессу поварится. Спросите у меня я так и отвечу: это он!
— Вот я тебя и спросил, — сказал Король — Вели посадить Мальчишку в тюрьму!
Нянюшка со всех ног бросилась в Казарму и велела Полковнику, который был у них за Генерала, арестовать Мальчишку, что чистит Серебро, за то, что тот украл Королевскую дочку. Полковник пристегнул шпагу и шпоры, медали и эполеты и отпустил солдат на неделю домой попрощаться с родимой матушкой.
— Мальчишку мы схватим Первого апреля — объявил Полковник и заперся в своём кабинете обдумывать план операции.
А Нянюшка вернулась во Дворец и доложила Королю о принятых мерах и Король довольно потер руки.
— Поделом Мальчишке! — бросил он. — Только смотри, не проговорись ему до срока. А теперь попробуем отыскать Принцессу.
И Король послал за своим Главным сыщиком и рассказал ему, что случилось.
Главный сыщик сделал умное лицо и сказал:
— Прежде всего надо найти следы и улики и снять отпечатки пальцев.
— У кого? — спросил Король.
— У всех, — ответил Главный сыщик.
— И у меня? — спросил Король.
— Конечно! — воскликнул Главный сыщик. — Ведь Ваше Величество — Первое Лицо в государствеи потому, разумеется, мы начнём с Вашего Величества.
Король обрадовался и протянул Главному сыщику большие пальцы, но прежде чем снимать отпечатки, Главный сыщик послал за всеми своими сыщиками и велел им искать по городу следы пропавшей Принцессы.
— Только смотрите переоденьтесь, чтобы вас не узнали, — распорядился он.
Второй сыщик почесал подбородок и сказал:
— Прошу прощения, шеф, но только в прошлую Весеннюю уборку я обнаружил в костюмах для переодевания моль и продал их старьёвщику.
— Тогда закажи поскорее новые портному, что шьёт нам костюмы для переодевания, — отвечал Главный сыщик, — да скажи ему, чтоб поторапливался.
— Разрешите нам самим выбрать себе костюмы? — спросил Второй сыщик.
— Выбирайте какие хотите, только чтоб все были разные, — разрешил Главный сыщик.
И сыщики, которых было числом ровно тысяча, отправились по домам придумывать, в кого бы им переодеться, чтобы их не узнали, и чтобы все костюмы к тому же были разные. Много было между ними споров, потому что трое хотели переодеться во взломщиков, а пятеро — в плюшевых медвежат.
Главный же сыщик меж тем приготовил миску чёрной краски, и Король уже обмакнул в неё большие пальцы, как вдруг явилась Кухарка и сказала, что уходит с места.
— Почему? — спросил Король.
— Да потому, что, как ни бьюсь, не могу плиту растопить, — отвечала Кухарка. — А если плита не горит, зачем мне оставаться?
— Да потому, что, как ни бьюсь, не могу плиту растопить, — отвечала Кухарка. — А если плита не горит, зачем мне оставаться?
— Почему-же она не горит? — спросил Король.
— Вода в дымоходе, — отвечала Кухарка. — Все каплет да каплет, а я подтирай да подтирай, и всё без толку, только ещё сильнее льёт. А без огня как же готовить? Потому и ухожу.
— Когда? — спросил Король.
— Сейчас, — отвечала Кухарка.
— Только сначала оставь отпечатки пальцев, — велел Король.
— А это больно? — спросила Кухарка.
— Ничуточки — успокоил ее Король. — Это даже весело.
Кухарка оставила отпечатки пальцев и ушла укладывать свои сундуки. Как только весть о тому что Королёвская кухарка уходит, разнеслась по Королевству, все кухарки, как одна, объявили, что уходят: Королевский дом был для всех пример — и для Герцога, и для Графа, и для Барона, и для Мэра, и для мистера и миссис Джон Дженкинсон.
И вот что из этого вышло.
Впрочем, вышло всего так много, что в одной главе не перескажешь. Хотите знать, что было дальше, читайте следующую главу.
2
Полетела Летучая мышь на поиски Ночи, чтобы рассказать ей, что Королевская дочка плачет и просит Луну с неба. Однако найти Ночь не просто, хотя тень её мелькала то тут, то там. Наконец Мышь нашла Ночь в лесу — она наводила там порядок. Стоило цветку широко открыть лепестки, как Ночь прикасалась к ним, и они закрывались, стоило дереву вздрогнуть во сне, — как она успокаивала его. Стоило куропатке пискнуть в гнезде, как Ночь гладила её по спинке, пока та не погружалась в глубокий сон. А сову, дремлющую в дупле и ночного мотылька, спящего под листочком, она будила и посылала в путь.
Летучая мышь опустилась на руку Ночи. Та спросила:
— Ах, это ты, дитя! Чего тебе надобно?
— Я прилетела сказать, что Королевская дочка хочет Луну с неба.
— Пусть себе хочет, — ответила Ночь. — Я не могу обойтись без Луны. Лети к ней, да так и скажи.
— Но, матушка, она плачет!
— Стыдись! — ответила Ночь. — Если давать детям всё, о чём они плачут в темноте, матерям не будет ни минутки покоя. Почему я должна отдать ей Луну? Назови мне хоть одну причину.
Летучая мышь задумалась — и наконец сказала:
— Потому что у неё серые глаза, чёрные волосы и бледные щёчки.
— Какая же это причина? — ответила Ночь. — Лети, глупышка, лети, я занята.
Она стряхнула Летучую мышь с руки и пошла дальше по лесу, а мышь мрачно повисла вниз головой на ветке.
Из дупла высунулась Сова и спросила:
— Ты говоришь, у нее серые глаза?
Серые, как сумерки, — ответила Летучая мышь.
Мышка высунула носик из норки и спросила:
— Ты говоришь, у неё чёрные волосы?
— Чёрные, как тень, — отвечала Летучая мышь.
Ночной Мотылёк выглянул из-под листочка и спросил:
— Ты говоришь, бледные щёчки?
— Бледные, как сиянье звёзд, — отвечала Летучая мышь.
И тогда Сова сказала:
— Она нам сестра, и мы должны ей помочь. Если она хочет Луну, значит, нужно ей её достать. Ночь не права.
— Ночь не права! — повторила Мышка.
И Мотылёк откликнулся:
— Ночь не права!
А Лёгкий ветерок, что летел мимо, подхватил эти слова и разнёс по всему свету.
— Ночь не права… Ночь не права… Ночь не права… — слышалось в холмах и долинах.
И все Дети Темноты сошлись послушать его, из своих укрытий вышли и совы, и лисы, и ночные певцы-козодои, и соловьи, и мыши, и крысы, и ночные мотыльки, и летучие мыши, и кошки, что разгуливают ночами по крышам. Ветерок повторил эти слова трижды — и они тоже стали их повторять.
— Ночь не права! — залаяли лисы.
— Ночь не права! — затрещали козодои.
— Ты слышал новость? — пискнула Мышка, обращаясь к Мотыльку. — Ночь не права!
—. Конечно не права, — согласился Мотылёк. — Я всегда это говорил.
А соловьи так долго и звонко распевали эти слова, что звёзды услышали их и в голос закричали:
— Ночь не права!
— О чём это вы? — спросила Луна, выплывая на самую середину небосклона.
— Нет, мы будем снова и снова повторять, — отвечала Вечерняя звезда, — что Ночь не права. Так и будем говорить, пока всё вокруг не посинеет.
— Конечно, — согласилась Луна. — Мне не хотелось раньше об этом говорить, но так, как я, никто Ночь не знает, а уж я-то уверена, что Ночь совершенно не права.
Никому и в голову не пришло спросить, чем так провинилась Ночь, достаточно было того, что все это повторяли. Ещё и рассвет не забрезжил, а Дети Темноты уже так взвинтили себя, что решили восстать против своей матери.
— Главное, действовать сообща, — говорила Луна. — Что толку, если где-то пискнет мотылёк или поднимет голос кот? Если действовать, то действовать сообща. В назначенный час мы должны все — все до единого! — отказать Ночи в своей поддержке!
— Да, нужно выступить, нужно нанести удар, нужно отказать Ночи в поддержке! — закричали разом летучие мыши и кошки, совы и мотыльки, соловьи и звёзды.
— Тише-тише! — одёрнула их Луна — Она может услышать. Надо пока делать вид, что ничего не случилось, а Первого апреля, когда всё будет готово, мы раз и навсегда покажем Ночи, что она не права.
3
Когда Дети Темноты разошлись по домам и наступил рассвет, Ласточка полетела искать День, чтобы сказать ему, что Королевская дочка плачет и просит Луну с неба. Она увидела День в тот миг, когда он выходил из моря, отирая свои золотые ступни о песок.
— Ты сегодня поднялась вместе с жаворонками, Ласточка! — сказал он. — Почему так рано?
— Потому что Королевская дочка плачет и просит Луну с неба, — отвечала Ласточка.
— Ну, это меня не касается, — отвечал День. — Не понимаю, почему это тебя так взволновало, дитя?
— «Не касается! Не касается!» — возмущённо защебетала Ласточка.
Она задумалась, какую бы назвать причину, и наконец сказала:
— Ах, отец, как ты можешь так говорить? У Королевской дочки голубые глаза, золотые волосы и розовые щёчки!
— Значит, у неё и так все есть! Зачем же ей ещё Луну с неба? — возразил День. — Неужто ты хочешь поссорить меня с моей сестрой Ночью только для того, чтобы осушить слёзы Королевской дочки? Лети-ка по своим делам, глупышка щебетунья, а я займусь своими.
И он шагнул с берега моря в поля, позолотив на ходу травинки в поле.
Из заводи меж скал выставила носик Рыбка.
— Так у неё голубые глаза?
— Голубые, как небо! — отвечала Ласточка.
С утёса свесила головку Ромашка.
— И золотые волосы? — спросила она.
— Золотые, как солнечные лучи, — отвечала Ласточка.
В воздухе повисла Чайка и спросила:
— И розовые щёчки?
— Розовые, как рассвет, — отвечала Ласточка.
Чайка скользнула вниз и крикнула:
— Тогда она нам сестра, и, если она хочет Луну с неба, надо ее достать! А если День не желает ей помочь, надо с ним покончить! Долой День!
— Долой День! — воскликнула Ромашка.
— Долой День! — выдохнули рыбки.
Маленькая волна, что набегала и набегала на песок, услышала эти слова, откатилась назад в море и зашелестела:
— Долой День… Долой День… Долой День…
Большие волны услышали её и подхватили, словно припев, эти слова. Они громоздились одна на другую, падали с грохотом вниз и гремели:
— Долой День!
И вот уже всё море повторяло, бушуя, эти слова и несло их ко всем берегам земли.
— Долой День! — ревел прилив, заливая песчаный пляж.
И все твари во всех концах света на свой лад повторяли этот призыв: его свистели птицы-пересмешники в Америке, трубили слоны в Африке, шипели змеи в Азии, с хохотом кричали в Австралии шакалы, заливались, поднимаясь ввысь, жаворонки в Европе.
— О чём это вы? — спросило Солнце жаворонков, которые всегда были его любимцами.
— Долой День! Долой День! Мы поём: «Долой День!»
— Вот это правильно! — вскричало Солнце. — Как это нам раньше в голову не пришло! Долой День! Давно пора!
Стоило Солнцу произнести эти слова, как все Дети Света удивились, как это им раньше в голову не пришло, и принялись размышлять, как осуществить их план.
— Предоставьте это мне, — сказало Солнце. — Каждый должен выполнить свой долг, а общее дело будем делать вместе. Я составлю план решительных действий а когда он будет готов, каждый узнает, что ему надо делать. Будьте готовы к Первому апреля, а пока запомните главное: в одном мы едины. Долой День!
— Долой День! — прокричали хором птицы, звери и рыбы, травы, цветы и деревья скалы, леса и воды. — Долой День!
Все были полны решимости, но что именно делать, не знал никто.
4
Меж тем сыщики, переодевшись, чтобы их не узнали, пустились по городу на розыски Принцессы. Одни искали её на широких улицах, другие — в кривых переулках, одни — в парках, другие — в трущобах. Куда бы они ни шли, всюду им попадалось что-нибудь подозрительное, и они тотчас спешили во Дворец к Королю. Сыщик А, например, переодевшись Сторожем в парке, в первый же час обнаружил Бродягу в лохмотьях, крепко спавшего в траве. Бродяга к тому же еще и храпел в придачу!