По всему оврагу стоял треск и звон. Кари, ухватив одного из противников поперек туловища, швырнул его в ряды наступающих рыцарей. Там все смешалось, воины покатились по земле, теряя щиты и мечи.
Поняв, что соратникам без него приходится туго, Ивар бросился в гущу схватки. Он яростно рубил, отшибая чужие мечи, разбивая щиты, непривычно серые, безо всяких эмблем. Боевая ярость туманила голову, и когда чужое лезвие, ядовитой змеей скользнув вдоль руки, коснулось лица, он не ощутил боли. Только что-то горячее потекло по щеке.
Не задумываясь, попытался слизнуть — и ощутил соленое.
Бой тем временем заканчивался. Неожиданно лишенные главного преимущества — обученных коней, рыцари пятились, отступали, пока не обратились в бегство, оставив на поле боя с десяток тел. Большинство из поверженных были лишь ранены, но изо всех сил старались лежать тихо, притворяясь мертвыми.
Может быть, победители поленятся добивать.
Ивар опустил руки, внезапно ощущая, что от слабости не в силах стоять на ногах. Только что яростно махавший мечом, он был готов упасть.
Появившийся в поле зрения Арнвид с тревогой взглянул на него.
— Ну-ка, сними шлем, — сказал он строго, — посмотрю, чего у тебя с лицом…
Защищающий голову стальной колпак показался в этот момент таким тяжелым, словно его высекли из куска скалы. Ивар с тяжким кряхтением стащил его и замер, ощущая, как холодные пальцы эриля ощупывают лоб и щеки.
— Ничего, — пробормотал тот. — Чистая рана. Шрам останется — будешь к старости хвастаться! Если доживешь!
И, оставив Ивара размышлять над странными словами, Арнвид перешел к следующему раненому. А повреждения в неожиданно разгоревшейся схватке получили почти все: Нерейд баюкал ушибленную руку, Вемунд зажимал рану на ноге, мелкие уколы покрывали грудь Кари, как всегда сражавшегося без доспехов. И только конунга вражеское оружие не посмело коснуться.
— Ну что, отправляемся? — проговорил он нетерпеливо, когда Арнвид обошел всех.
— Может, добьем? — предложил Нерейд, кровожадно облизываясь. Лицо его было забрызгано кровью, и он выглядел страшным, точно вырвавшееся из мира Хель чудовище.
— Не стоит, — ответил конунг, равнодушно обозревая живописно разбросанные тела. — Пусть те, кто уцелел, помнят об этом дне…
Ивар ощутил, что Хаук сказал эту фразу со смыслом, причем явно — не для своих дружинников, а для кого-то еще. Но для кого — все еще гудящая после удара (пришедшегося, к счастью, вскользь!) голова соображать отказывалась.
Конь пугливо обнюхал залитого кровью хозяина, в испуге попятился.
— Куда? — прошипел Ивар, твердой рукой хватаясь за узду. Одним махом вскочил в седло.
Маленький отряд сдвинулся с места. За спинами викингов остался истоптанный, заваленный обломками оружия и трупами овраг, на дне которого испуганно журчал ручеек, ощущающий, что в его чистых волнах появились струи тягучей багровой жидкости.
Камелот они увидели на закате, когда весь западный горизонт пылал пурпуром, а рассеянные по небу облака казались воспламенившимися. Сам замок гордо высился на вершине холма, за время отсутствия викингов в нем ничего не изменилось.
— Любопытно, как нас там встретят? — вопросил Нерейд мечтательно.
— С распростертыми объятиями! — мрачно буркнул Арнвид. — Смотри не захлебнись только от всеобщей радости по поводу твоего прибытия…
— Грубый ты, — вздохнул Нерейд. — Хоть и скальд! А еще висы сочиняешь!
Замок медленно приближался. По сравнению с твердыней властителей эльфов он казался массивным и неизящным, башни нависали, как древние скалы, в них чувствовалась мощь, а стены подавляли толщиной. Мрачно светились багровым щели бойниц.
Стоящая у ворот стража проводила викингов мрачными взглядами, в которых заметно было злорадство: всякому видно, что все в шрамах, явно обломали все рога на шлемах, по лесам мотаясь…
Без торопливости спешились. Появившиеся неслышно, точно призраки, конюхи увели коней. Вместе с облаком оранжевого света, исходящего от факелов, которые держали в руках громыхающие панцирями стражи, явился сенешаль Кэй. Лошадиное лицо его было мрачным, под глазом лиловел здоровый синяк, а левая рука висела на перевязи.
— Приветствую вас, доблестные воины, — сказал он, без особой приязни склонив курчавую голову.
— Кто ж его так отделал? — шепнул Нерейд Ивару. Темные глаза вечного шутника смеялись. — Вот бы я поглядел, как этого барана колошматили…
— Привет и тебе, сенешаль, — ответил спокойно Хаук. — Здоров ли король?
— Государь готов вас принять, — процедил Кэй сквозь зубы. — Надеюсь, вы привезли котел?
— Он здесь. — Рука конунга поднялась, указывая на здоровенный сверток, который держали Кари с Вемундом.
— Прошу за мной. — И сенешаль развернулся, направляясь к входу во дворец.
Поднялись по ступеням, о высоте которых Ивар уже успел забыть. В огромном зале было жарко, в камине полыхали дрова. В нос ударил запах множества вспотевших тел, слегка разбавленный «ароматом» гари. Рыцари выстроились вдоль стен, блики гуляли по парадным доспехам, блестели золотые украшения, драгоценные камни.
Артур восседал на троне, величественный, точно орел на горной вершине. Взгляд его был спокоен, обруч короны серебрился в черных волосах. Глаза застывшего рядом Мерлина метали настоящие молнии.
— Рад приветствовать вас, — проговорил король Британии, когда викинги остановились, не дойдя до тронного возвышения нескольких шагов. — Я вижу, что ваш отряд уменьшился?
— Доблестный Торир перебрался на пир к Одину в Вальхаллу! — резко ответил Хаук, и лицо его потемнело.
Ивар видел, как чуть заметно скривился Мерлин. «Как же, — можно было прочесть на лице у друида, — в Вальхаллу! Грызет ледяные глыбы в самой нижней из преисподних…»
И со внезапным холодком молодой воин ощутил, что столь мирный на вид старик в смешной и неудобной, спадающей до пола мантии вполне мог устроить погибшему викингу печальную посмертную судьбу…
— Но не время печалиться! — Голос конунга неожиданно усилился, и удивленно смолкли шушукавшиеся до сих пор рыцари. — Время радоваться! Ибо мы привезли то, о чем просил нас ты, король!
Хаук дал знак, зашелестела разворачиваемая ткань.
На стены зала легли золотые отблески, раздалось дружное «Ах!». Глаза Артура расширились, в них плескалось удивление.
— Вот он, Ундри! — проговорил король медленно. — Чудесный котел, созданный в те времена, когда еще боги ходили по земле Британии, а фэйри жили бок о бок с людьми…
— Это он, — с кислой миной подтвердил Мерлин.
— Благодарю тебя, конунг Хаук по прозвищу Лед! — Взгляд Артура прямо лучился радостью, сияя сильнее, чем котел фэйри. — Проси любую награду, какую возжелаешь!
— Не ради награды отправились мы в Фэйрилэнд. — Конунг гордо поднял подбородок, — а ради чести. Но за то время, что не было нас, в стране твоей объявились разбойники. Не далее как позавчера множество их напало на нас в лесу к северу от Камелота.
Ивар готов был поклясться, что в голосе Хаука, обычно лишенном всякого выражения, звучала не особенно скрываемая насмешка.
— Если бы не наша доблесть, — продолжил конунг, и интонация его напомнила Ивару манеру выражаться Нерейда, — то Ундри мог бы и не попасть в твой замок…
— Как? Разбойники? — Брови Артура сошлись над переносицей. — Не может быть! Последних повесили два года назад! Но мои рыцари займутся этим. Паладины — ко мне!
Громыхнули доспехи. Рыцари дружно шагнули к королю, выйдя из тени у стены, в которой до сих пор стояли. К собственному изумлению, Ивар увидел, что на лице красавца Ланселота имеется свежая царапина, сэр Гавейн, некогда пострадавший от Сигфреда в замке Черного Рыцаря, держится за бок, а лицо могучего сэра Борса было опухшим точно его покусали пчелы.
— Что я вижу? — вопросил король изумленно. — Где вы все пострадали? Почему на твоем лице, Кэй, синячище размером с тарелку? А ты, Мордред, держишься за плечо, точно оно вывихнуто?
Рыцари беспомощно переглянулись.
— Мы… это, ну… — заговорил Ланселот, щеки которого медленно наливались багрянцем, — как бы… турнир… между собой, подготовка к войнам!
— Турнир? — Артур наклонил голову к плечу, как удивленная птица. — Между собой? Не понимаю, почему я об этом ничего не знаю? Гавейн, а где твой брат Гарет?
— Ему нездоровится, — скосив глаза в сторону, ответил носатый рыцарь. — Он… э-э-э… чего-то не то съел…
— Клянусь утробой Фригг, он съел не один удар добрым викингским мечом! — прошептал, давясь от смеха, Нерейд, и тут Ивар понял и над кем насмехался конунг, и кому предназначались его слова, сказанные на месте боя в лесном овраге…
— Очень странно. — Лицо короля покраснело, в голосе прозвучали первые раскаты нарождающегося гнева. — Почему я не вижу тут Эктора Окраинного и где Герайнт из Девона?
— Очень странно. — Лицо короля покраснело, в голосе прозвучали первые раскаты нарождающегося гнева. — Почему я не вижу тут Эктора Окраинного и где Герайнт из Девона?
Ланселот выглядел настолько растерянным, что Ивар был готов пожалеть его, лицо Кэя выражало полнейшую покорность судьбе. Выручил всех племянник короля, Мордред.
— Они погибли, государь, — сказал он спокойно. — Мы не хотели доносить эту печальную новость до вашего слуха, но теперь вынуждены.
— Как они умерли?
— Они, — черные глаза Мордреда метнули ненавидящий взгляд в сторону викингов, — утонули, перевернувшись вместе с лодкой на реке Эйвон…
— Вместе с лодкой! — Нерейд корчился от смеха, скрываясь от взгляда короля за широкой спиной Кари. — Утонули… От многочисленных проникающих ранений! Ха-ха-ха!
Ивару стоило больших сил не улыбнуться.
— Да, печальная история, — проговорил Артур. Гнев его слегка поутих. — Мы обязаны почтить покинувших нас братьев должным образом! Сегодня же будет пир — в их честь, а завтра — в честь тех, кто доставил в Камелот величайшее сокровище Британии!
По залу пробежал гул, лица многих просветлели в предвкушении дармовой выпивки. Вемунд с гулким звуком похлопал себя по животу и с удовлетворением вздохнул.
Мерлин возник в помещении беззвучно. Не прошумели в коридоре шаги, слуга, стоящий на страже, заснул, похоже, мертвым сном, и даже рассохшаяся дверь, висящая на старых ржавых петлях, не скрипнула, пропуская в комнату верховного друида королевства. Просто Ланселот вдруг ощутил, как колыхнулся воздух, и, обернувшись, напоролся на острый, точно клинок, взгляд темных, глубоко посаженных глаз.
— Вы повели себя как полные дураки, решив напасть на викингов вот так, — проговорил Мерлин негромко, но все разговоры среди неудачливых рыцарей тотчас стихли.
— Почему? — упрямо спросил Агравейн, младший из братьев Гавейна. — Ведь нас было много больше! Мы должны были уничтожить их…
— Не так, — прошелестел Мерлин, усаживаясь на предложенный стул. — Они пришли из страны, где сильнейший из вас был бы слабее ребенка! У вас появился бы шанс, соберись вы перестрелять их из луков, да и то — небольшой! Ведь вы знали, что с ними друид…
— Тот лысый старикан? — сморщился Гавейн, которому в схватке сломали пару ребер. Дышать было больно, и в душе Рыцаря Сокола царил гнев. — Мы думали, он ни на что не способен!
— Старикан!.. Думали!.. — Лицо Мерлина исказила презрительная усмешка. — Разве вы это умеете? А он не думал, а просто ссадил вас с коней! А уж с пешими они разобрались легко…
Лица рыцарей осветились одинаковым изумлением — откуда друид может знать обстоятельства битвы, о которой все молчат крепче, чем о неудаче в постельных делах?
Мерлин тяжело вздохнул.
— Тут нужно действовать хитростью, — проговорил он, про себя кляня воинскую тупость. — Чарам противопоставить чары, а грубой силе — изощренный обман…
— И что ты предлагаешь? — поинтересовался кто-то из задних рядов.
Здесь, в небольшой комнатке одной из башен замка, собрались все, недовольные северянами, и в комнате стоял густой запах мужского пота.
— Что ценит король больше всего на свете? — чуть поморщившись, вопросом ответил Мерлин.
— Собственную честь! — выпучил глаза, став похожим на огромного рака, сенешаль Кэй.
— Это так, — согласился Мерлин. — Но честь короля — это еще и честь его жены, верно?
Рыцари закивали. На лице Ланселота появилось выражение, какое бывает у собаки, которая стащила со стола кость, но пока не знает, накажут ее за это или нет.
— Любое покушение на честь жены короля — это посягательство на его собственную честь, — продолжал гнуть свою линию друид, с удовольствием отмечая, что наиболее догадливые из рыцарей уже поняли его план.
— Осталось лишь подстроить все так, словно предводитель чужаков покусился на честь Гвиневры, — проговорил задумчиво Гавейн, как никогда похожий на хищную птицу. — И так, чтобы король об этом узнал. Что ж, это может сработать! Но, укуси меня волк, я - не понимаю, как мы это устроим!
— Да, — Мерлин улыбнулся, — в этом деле вам без моих чар не обойтись…
Пир получился не таким веселым, как хотелось бы королю. Песни бардов звучали тоскливо, как похоронный плач баньши, отличное пиво горчило, а лица рыцарей казались противнее, чем рожи грязных, пахнущих навозом крестьян, что обитают в мерзких халупах.
Артур медленно накачивался хмельным и откровенно скучал.
Его супруга, сославшись на нездоровье, отказалась присутствовать на пиру. Мерлин, который только делал вид, что служит королю, а на самом деле преследовал свои, непонятные даже владыке Британии цели, тоже куда-то запропастился. Артур сидел за столом в окружении паладинов, которые веселились как-то натужно, а во взглядах их, бросаемых на короля, сквозила непонятная опаска.
Зато викинги гуляли напропалую. Кувшины на их столе пустели с такой скоростью, что слуги не успевали приносить новые, обглоданные кости усеивали столешницу, а дикий блеск в глазах северных воинов говорил о том, что без драки сегодня не обойдется.
Рыцари, такие храбрые на словах, поглядывали на северян с опаской и старались держаться от них подальше.
Предводитель викингов осушил очередную кружку, лицо его, всегда неподвижное, неожиданно дернулось. Конунг встал и, держась за живот, направился к выходу из зала.
«Перепил, — с вялым удивлением подумал король. — А ведь всегда был крепок на питье. Ничего, проблюется, и все будет нормально…» Но время шло, а Хаук по прозвищу Лед все не возвращался.
Легкое дуновение коснулось затылка Артура, тихий голос Ланселота, который весь пир прошлялся неизвестно где, прозвучал прямо над ухом:
— Государь, прошу простить меня, что отрываю от веселья, но новость слишком страшна…
Король в удивлении повернул голову. Лицо белокурого рыцаря было странным, голубые, точно летнее небо, глаза смотрели в сторону.
— Что такое?
— Вы должны это видеть, государь. Прошу следовать за мной.
Изумленный Артур послушно поднялся, раздраженно махнул рукой двум рыцарям, что собрались было пойти вслед за ним, охраняя короля даже здесь, в замке, в котором мышь не осмелится покуситься на корку, оставшуюся от хозяина. Ланселот вывел его из зала и повел по лестнице наверх. Сапоги глухо стучали по камню, факелы на стенах едва рассеивали сгустившийся мрак.
— Да в чем дело? — не вытерпел Артур.
— Тише, государь. — Рыцарь Озера повернулся, приложил палец к губам. — Смотрите, только не пророните ни слова!
Глава 16 ЗВЕРЬ РЫКАЮЩИЙ
Дверь распахнулась без звука, и король с рыцарем шагнули в пропахшую пылью полутьму. Впереди было довольно высокое ограждение, а в стороны уходили стены. Из-за ограждения поднималось слабое рассеянное свечение, совсем рядом нависал покрытый слоем копоти потолок.
Они оказались, как понял Артур, на галерее, идущей по периметру зала гобеленов. Устроена она была так, что снизу ее существование не обнаружил бы и самый внимательный наблюдатель.
— Тише! — еще раз прошептал Ланселот.
Артур сделал шаг вперед. Внизу простирался обширный зал, скупо освещенный торчащими из стен факелами. По серым плитам пола навстречу друг другу, отбрасывая на стены гигантские тени, шли мужчина и женщина. Волосы ее, как показалось королю в первый миг, были черными, но в следующий момент блеснули золотом. Статная фигура была удивительно знакомой.
Артура больно кольнуло в сердце.
Мужчина был широкоплеч, волосы его падали на плечи, а когда багровый свет коснулся лица, стало ясно — вот он, ушедший с пира конунг Хаук.
Не дойдя пары шагов, он раскинул руки. Женщина метнулась к нему в объятия, прижалась к широкой груди.
— Как долго я тебя ждала! — донесся снизу страстный шепот, услышав который, король покачнулся. — Он опять отослал тебя далеко, и мне было так одиноко… Ведь ты знаешь, как я тебя люблю!
Он узнал бы этот голос из тысячи, различил бы его в грохоте урагана, не спутал бы ни с чем. Это был голос его первой и единственной настоящей любви. Голос Гвиневры.
Артур чувствовал, что задыхается, что мир вокруг колышется тяжелыми складками, точно темная толстая ткань. Он вцепился в ограждение с такой силой, что ощутил, как проминается под пальцами крепкий камень. Голоса снизу, один из которых принадлежал вождю северян, доносились, словно сквозь шум водопада.
Король изо всех сил желал, чтобы это оказалось страшным сном. Он даже не подумал, почему любовники выбрали для встречи настолько неудобное и доступное любопытным глазам место…
Чуть сбоку за сюзереном наблюдал Ланселот. В первый момент, когда лицо короля побелело, точно его обсыпали мукой, он даже испугался. Но потом пришел в себя, с радостью ощущая, что хитрый план, родившийся в седой голове старого друида, воплощается в жизнь.