Воллар оглядел помещение в поисках Пабло и увидел его вдалеке в компании с Карлосом, Анной и несколькими друзьями. Воллар помахал ему рукой.
– Пабло, я хочу представить вас коллекционерам, Лео и Гертруде Стайн.
Пабло вежливо кивнул:
– Приятно с вами познакомиться.
Гертруда стала с любопытством разглядывать его.
– Так значит, вы – тот молодой человек, о котором мы так много слышали. Я нахожу вашу живопись замечательной – но ваш французский отвратителен, – пошутила Гертруда.
Было ли это замечание сказано всерьез или нет, но Пабло ее критика не понравилась. Он с неприязнью посмотрел на эту нелепую толстую мужеподобную женщину, с которой, подумал он, следовало бы сбить спесь.
– В самом деле? – произнес Пабло, подняв брови. – Не думаете ли вы, что я пришел сюда, чтобы выслушивать мнения о моей степени владения французским языком. Однако если у вас есть какие-то замечания по поводу моих картин – другое дело, здесь я готов поговорить.
– Пабло, не горячитесь, – посоветовал Воллар. – Стайны помогли многим молодым художникам, подававшим надежды. Гертруда – писательница и художественный критик.
Гертруда улыбнулась, воспринимая все происходящее вполне добродушно: ее трудно было испугать. В сущности, ей даже понравилась пылкость Пабло.
– Не пугайте мальчика, Амбру аз. Сегодня я и в самом деле очень великодушна… – Она вновь обратилась к Пабло: – Меня действительно очаровали две ваши картины – «Старуха» и «Карлица-танцовщица». Умоляю, расскажите мне о них.
Пабло никогда не нравилось объяснять смысл своих работ, но в данном случае он должен был это сделать, просто чтобы доставить удовольствие Воллару, который подбадривал его, хитро на него поглядывая.
– На эти картины меня вдохновили Гойя и Веласкес, – стал объяснять Пабло. – Я делал наброски в музее, а дальше работал у себя в студии.
Но, чтобы удовлетворить любопытство Гертруды, этого оказалось недостаточно.
– Я вижу в этих работах приметы всех новых стилей, – заметила она. – И все же в них проглядывает что-то еще – прежде невиданные сентиментальность, динамизм и живость, чуждая абстракции и формализму. Имеете ли вы в виду какой-либо тайный смысл, выбирая предмет изображения?
Пабло покачал головой: его даже развеселили эти слова.
– Тайный смысл? Нет, я просто пишу то, что мне интересно. Знаете, я считаю, что искусство – это средство выражения чувств. Если в искусстве и есть тайный смысл, пусть его толкуют другие.
Лео Стайн спокойно заметил:
– Так это ваш окончательный стиль?
– Думаю, что я, подобно ученому, буду вечно чего-то искать, пока не докопаюсь до сути, – ответил Пабло, застенчиво глядя в пол. – Наверное, я просто стараюсь разъять каждый предмет на части, а затем вновь собрать его на полотне.
– Знаешь, Лео, мне нравится этот парень, – воскликнула Гертруда. – Быть может, когда-нибудь вы напишете мой портрет?
Пабло одолела скука, и он стал озираться в поисках Карлоса. Меньше всего ему хотелось бы писать портрет этой некрасивой женщины.
– Может быть. А теперь я должен вернуться к моим друзьям. Приятно было познакомиться.
Пабло поцеловал руку Гертруды и отошел к Карлосу и Анне, стоявшим в глубине салона. Но там он, к сожалению, застал бессмысленную ссору. Анна так много выпила, что с трудом могла связать пару слов.
Едва завидев Пабло, она тут же бросилась к нему.
– Карлос в ярости, потому что я сказала, что мне больше нравятся твои работы, чем его.
Пабло посмотрел на нее.
– Зачем ты это сделала, Анна? Ты пьяна!
Но та была не в себе и не слушала: ей явно хотелось скандала.
– Он будет счастлив, если когда-нибудь удостоится личной выставки, – язвила Анна. – Скажи ему правду, Пабло. Он никогда не сможет зарабатывать на жизнь своей живописью.
Пабло крепко взял Анну за руку и подвел ее к Карлосу.
– Пабло, она сама не знает, что несет… Ну скажи ты ей!
Но и Анна, и Карлос ему надоели.
– Что вы тут устроили? Карлос, пожалуйста, уведи ее отсюда.
Тот нахмурился, но все-таки с недовольным видом взял Анну за руку и повел к выходу.
Дон Луис и Воллар с тревогой следили за происходящим. Пабло подошел к ним.
– Похоже, что мой племянник попал в очень неприятную историю, – заметил дон Луис. – В чем там дело?
– Обычный пьяный бред, – отмахнулся Пабло.
Воллар же думал только о деле: прочее его не интересовало.
– Как бы то ни было, Пабло, но я только что продал четыре ваши работы Стайнам, и это несмотря на вашу резкость. Всего за этот вечер было продано десять работ. Неплохо для дебютанта. Идемте, тут есть еще несколько важных людей, с которыми я хочу вас познакомить.
– Ничего, что вы останетесь в одиночестве, дон Луис? – озабоченно спросил Пабло.
– Идите, мой мальчик, идите… Для вас это важный вечер!
Пабло и Воллар смешались с толпой.
Глава 18 Карлос и Анна
Взволнованный и огорченный Карлос, укладывая в кровать пьяную Анну, которая не переставала ругаться, помогал ей раздеться. Она хохотала, как сумасшедшая, улеглась на спину и потянула Карлоса к себе, а когда он пристально посмотрел в ее мутные глаза, злобно рассмеялась и стала бормотать гадости.
– Ты ведь хочешь трахнуть меня, правда? – дразнила она.
Карлос колебался, ясно понимая, что она не в себе.
– Ты пьяна, Анна. Тебе нужно поспать.
Но она ничего не желала слышать.
– Иди ко мне. Покажи мне, какой ты мужчина. Я хочу, чтобы ты меня любил.
Анна разорвала рубашку Карлоса на груди и спустила ее до пояса. Он отшатнулся: его отталкивали запахи винных паров и несвежего тела. Анна задрала платье и, облизывая губы, начала гладить свои бедра. Растерявшись, молодой человек только качал головой. В конце концов он с неохотой сдался, снял брюки и забрался в кровать.
Через несколько минут Анна начала истерически хохотать в лицо Карлосу, словно показывая, что его ласки смешны и беспомощны.
– Перестань надо мной смеяться! – крикнул Карлос.
– Ха-ха-ха! У великого любовника кое-что не встает… Что ты вообще такое? Эльф? Может, тебе лучше отправиться к твоему другу Пабло?
Карлос взвился от злости.
– Не смей так говорить! И ты еще собираешься быть матерью наших детей…
– Наших детей? – хохотала Анна. – Твой друг Пабло больше похож на мужчину, чем ты. Может, он тебе подсобит?
Карлоса эти слова потрясли. Он понял, что она хочет этим сказать.
– Что ты несешь?
– То, что слышал…
Он схватил Анну за горло и сжал его, больше не желая слышать ее мерзких речей. Ему хотелось заставить ее замолчать раз и навсегда.
– Скажи, почему ты так говоришь о Пабло?
Анна оттолкнула от себя Карлоса. Повисло молчание. Потом в безжалостных глазах Анны возникло выражение нескрываемого презрения.
Она вскочила с кровати, схватила со столика бутылку, налила стакан до краев и стала пить, зло глядя на Карлоса.
– Я побывала в постели твоего драгоценного мужественного друга…
Карлос недоверчиво, в упор посмотрел на Анну. Его большие карие глаза стали еще больше и начали наполняться слезами.
– Я не верю тебе. Он не…
А мстительная Анна спокойно, расчетливо продолжала:
– Это случилось в студии, когда я пошла искать тебя. Он умолял меня позировать ему обнаженной.
А потом у нас была безумная любовь на полу, и снова, и снова – да, Карлос, как у зверей!
Голову Карлоса пронзила жуткая боль, и он крикнул:
– Нет! Я не желаю больше этого слышать!
Он открыл шкаф и достал оттуда маленький пистолет. Анна, увидев блеск металла, испугалась, попятилась в ужасе от мысли, что зашла слишком далеко.
– Нет, Карлос, не надо! Я только пошутила…
– Пошутила?.. – пробормотал обезумевший Карлос. – Нет, я думаю, это не шутка!
Пылая яростью, он ринулся вон из комнаты, раздираемый рыданиями.
– Нет, Карлос, остановись!.. – кричала ему вслед Анна, высунувшись в коридор. – Что ты задумал?
Но ответом ей был только звук торопливых шагов: Карлос кинулся вниз по лестнице и выбежал на улицу.
Глава 19 Из двух зол
Спустя некоторое время Карлос вбежал в соседний многолюдный бар «Рю Азюр». Одну руку он держал в кармане пальто, сжимая в ней пистолет. Возбужденный, взъерошенный, он старался хоть что-то разглядеть в дымном воздухе бара и наконец нашел Хайме Сабартеса, который вместе с приятелями стоял в конце барной стойки. Молодые люди болтали и что-то пили.
Глава 19
Из двух зол
Спустя некоторое время Карлос вбежал в соседний многолюдный бар «Рю Азюр». Одну руку он держал в кармане пальто, сжимая в ней пистолет. Возбужденный, взъерошенный, он старался хоть что-то разглядеть в дымном воздухе бара и наконец нашел Хайме Сабартеса, который вместе с приятелями стоял в конце барной стойки. Молодые люди болтали и что-то пили.
Хайме заметил Карлоса и помахал ему рукой, приглашая присоединиться к компании, но ответа не получил. Карлос направился в другой конец бара и заказал абсент: ему хотелось побыть одному. Он залпом осушил стакан и заказал еще порцию. Хайме сразу же понял, что Карлоса что-то мучает. По его изможденному лицу лились слезы, и он как-то странно, криво улыбался.
Хайме подошел к нему, чтобы узнать, что случилось.
– Карлос, дорогой мой, в чем дело? Я еще никогда не видел тебя таким. Снова Анна?
Но Карлос молчал.
– Ну же, Карлос, ты должен мне все рассказать. Мы ведь друзья, разве нет? А вдруг я смогу помочь?
Карлос продолжал молчать, уставившись на картину с возлежащей обнаженной женщиной, висевшую над барной стойкой. Затем он как бы невзначай достал из кармана маленький револьвер.
– Боже мой… Нет! – пробормотал Хайме и в ужасе отпрянул. Все вокруг увидели оружие, повисла глухая тишина. – Что ты делаешь? – воскликнул испуганный Хайме.
– Где Пабло? – спросил Карлос, оглядывая помещение.
– Пабло – твой друг, о чем ты говоришь?.. Он никогда не делал тебе ничего плохого! – уговаривал Хайме.
Карлос был явно не в себе: он то смеялся, то рыдал. Затем с отрешенной улыбкой он пристально посмотрел на Хайме, быстро приставил револьвер к своей голове и нажал на курок… БАХ!
Струя горячей красной крови брызнула на Хайме и на нескольких испуганных посетителей бара, которые стояли рядом [20].
Залитый кровью Карлоса, Хайме, как безумный, растолкал всех, пробираясь к выходу, и побежал в галерею Воллара.
В это время как раз подходила к концу вторая выставка Пабло. Покупатели и коллекционеры покидали зал – Хайме с трудом протолкнулся сквозь их плотную толпу. Он отыскал Пабло, подошел к нему и стал шептать ему на ухо. Пабло вдруг отшатнулся и, широко раскрыв глаза от ужаса и затряс головой, не веря тому, что услышан.
– Это правда! – сказал Хайме.
Пабло выглядел так, будто его ударили по черепу кувалдой. Он упал на колени, сжал руками голову и, не скрываясь, заплакал.
– Карлос… Нет!.. Карлос!!! – кричал он в отчаянии.
Хайме обнял Пабло, желая утешить его, и они оба зарыдали, стоя на коленях на полу.
Глава 20 Cоболезнования
Деревянная табличка на сером тусклом викторианском фасаде гласила: «Похоронное бюро Левого Берега».
Пабло и несколько его друзей небольшой группой стояли в вестибюле. Хайме и Макс, взяв Пабло за руки, поддерживали и успокаивали его. Он, казалось, был совершенно оглушен горем.
– Пабло, наша очередь с ним проститься, – сказал Хайме. – Я должен предупредить тебя: его лицо изуродовано. Может, не надо тебе ходить?
Макс посмотрел на Хайме.
– Пожалуй, я отведу Пабло в кафе и мы там немножко выпьем, а?
Внезапно Пабло, будто выйдя из транса, спокойно сказал:
– Нет, я останусь. Я хочу побыть с ним. Один.
Друзья согласно кивнули, и Пабло направился в соседнюю комнату.
Там, у открытого гроба Карлоса, тихо молился дон Луис.
Когда Пабло вошел, дон Луис встал.
– Я понимаю, ты хочешь сказать ему слова прощания.
Ласково похлопав Пабло по плечу, дон Луис вышел из комнаты.
Пабло придвинул стул и сел, вглядываясь в лицо покойника. Затем он вытянул руку и, непроизвольно всхлипывая, стал гладить бледную, восковую щеку друга. Слева на голове Карлоса все еще виднелась рана от пули, а веко правого глаза было сине-красным и надорванным.
– Почему, дружище? Неужели тебе так не хватало любви? – шептал Пабло. – Я дал бы тебе все, чего бы ты ни захотел. Где же твоя вера, amigo?
Пабло взял украшенное бусами распятие из мертвых рук Карлоса и со злостью швырнул его на пол.
– Бог мертв, Карлос! Он оставил нас! – В безутешном горе Пабло зарыдал.
В тот же вечер после похорон Карлоса Пабло, погруженный в свою печаль, спотыкаясь, с бутылкой вина в руке шел на бульвар дез Авиньон. Потом, выходя из какого-то грязного борделя, он руками поддерживал болтавшиеся брюки, из карманов которых вываливались деньги, и ругал проституток.
Пытаясь похоронить свою боль, Пабло, пошатываясь, бродил по улицам и конце концов упал на грязные мраморные ступени набережной Сены и заплакал, как маленький ребенок.
Пабло мучили угрызения совести: он не только потерял верного друга, его еще одолевало чувство вины – ведь он в последнее время мало уделял внимания Карлосу. Но важнее оказалось то, что, пройдя через это испытание, он обрел эмоциональный опыт и открыл для себя нечто новое, что дало толчок работам «голубого периода».
Спустя несколько месяцев после описанных событий 1901 года Пабло сделал два посмертных портрета Касагемаса – «Смерть Касагемаса» и «Похороны Касагемаса», а в 1903 году Касагемас появился снова, на этот раз – в загадочной картине «Жизнь».
Мир внезапно превратился в темное и безлюдное место. Пабло уже никогда не будет прежним, его сердце стало холодным и твердым.
Глава 21 «Проворный кролик» 1904 год
Кафе «Проворный кролик» было популярным местом встреч молодых, подающих надежды художников. Пабло часто бывал в этом заведении, там он познакомился со многими поэтами и писателями, а также с Фреде, хозяином кафе, который иногда принимал стихи и картины в качестве платы, что привлекало творческую публику. Со временем Фреде стал владельцем весьма впечатляющей коллекции произведений искусства, в том числе работ Пабло: картин «Проворный кролик» (где в виде Арлекина был изображен сам художник, а Фреде позировал для образа гитариста) и «Женщина с вороной» (на ней Пабло написал дочь Фреде).
В работах Пабло, написанных в период с 1901 года и до середины 1904-го, доминировал голубой цвет. В это время художник ездил из Барселоны в Париж и обратно в поисках новых тем для своих работ. Однажды он побывал в Парижской женской тюрьме Сен-Лазар, в которой женщинам, отбывавшим наказание, разрешалось продолжать кормить своих маленьких детей.
В 1902 году, после одной из поездок в Барселону, Пикассо написал картину «Суп». Тогда его особенно привлекали уличные сцены, слепые, нищие – все это можно встретить на его картинах того времени: «Присевшая женщина» (1902), «Завтрак слепого» (1903), «Старый еврей с мальчиком» (1903). Пабло искал символы, которые лучше всего могли бы выразить традиционные историко-художественные темы, но на языке XX века.
В конце концов весной 1904 года художник решил окончательно осесть в Париже. Работы Пикассо отразили перемены в его душевном состоянии и влияние новых интеллектуальных и художественных течений, которые господствовали в то время в городе.
Пабло и несколько его близких друзей собрались за столом в дымном кафе, они вели жаркую дискуссию.
Умный, проницательный бармен в красном жилете, следящий за порядком в кафе, настороженно поглядывал издали на Пабло, Хайме и Макса. У этого бармена в прошлом уже бывали с ними стычки, особенно с Максом, так что он был готов ко всему.
Тут к столу подошли еще два приятеля, они придвинули стулья и включились в разговор. Это были художники Рикард Канале – маленький черноволосый скелет в очках, одетый в темно-синее пальто, и Андре Дерен – умеренно плотный парень с очень длинными черными волосами. Обоим было лет по двадцать пять – двадцать шесть, а Пабло – двадцать два года.
Рикард и Андре пожали всем руки, и первый обратился к Пикассо:
– Пабло, рад снова тебя видеть, mon ami [21].
– Merci [22].Как дела, Рикард?
– Как всегда, пытаюсь удержать душу в теле. Знаешь, я подумал, что тебе следовало бы попытаться набить руку в гравюре. Я могу быстро научить тебя этой технике, – предложил Канале. – Нужно только найти деньги для покупки медных пластин.
– Ха-ха, ну и насмешил! – промычал Макс. – Воллар за последние несколько месяцев не продал ни одной его работы. Мы живем вдвоем в одной комнате, почти голодаем, у нас нет ни отопления, ни горячей воды…
– Тише, тише, Макс, – подал голос бармен.
– Надо просто работать – и всё, – сказал Андре. – Я-то думаю, что Пабло должен по-прежнему писать маслом. Ему нужно вместе с нами присоединиться к движению фовистов. Чем больше будет наша группа, тем скорее мы добьемся признания.