- Это не от пива, а от двух таблеток экстази, - объяснил Веня. - Тебе после небольшого запоя хватило бы и половинки одной.
- А где я взял эти таблетки? - еще не совсем осознал происходящее Платон.
- Нигде ты их не взял. Федька разгрыз две штуки и заплюнул в бутылку с пивом. Потом взболтал...
- Дегенерат! - восторженно заметил Платон. Федор завел мотор и сердито рванул с места.
- А самолет был? - спросил Платон.
- Был, - ответил Веня.
- И аэропорт был?
- Был.
- А стюард в красной бабочке?
- Был.
- Ну слава богу! Я не сошел с ума. А теперь куда мы едем?
- К гостинице "Центральная".
- Зачем?
- Мы покажем тебе Пончика, ты в него выстрелишь и будешь стрелять, пока не попадешь или пока нас всех не убьют.
Услышав это, Платон помолчал, потом тяжело вздохнул и сам себе сказал:
- А что поделать? Грехи наши тяжкие...Чувствовал, не умереть мне у себя дома, как минимум - в психушке. Самое смешное, знаете что? - обратился он к братьям. - Что я - бухгалтер.
- Расслабься, Тони. Я не обижаюсь, - сказал на это Федор. - Расслабься и перестань объяснять.
Здесь все свои.
Они неслись по шоссе со страшной скоростью. Вдали вдруг возник сказочным миражом город с белыми изломами улиц, и через секунду все поглотила яркая вспышка - это море открылось за поворотом и ослепило отраженным от воды солнцем.
- Море! Купаться! - в восторге вскочил Платон, ударился макушкой о перекладину откидного верха и свалился.
Он лежал на сиденье, смотрел вверх и едва сдерживался, чтобы не расплакаться - приступы бешенства сменялись острой жалостью к себе. И вдруг произошло чудо: с жужжанием потолок машины отполз назад, и открылось горячее просторное небо! Платон тут же встал, держась за спинки передних сидений, и подставил лицо бешеному, пахнущему травами ветру.
- Подыши, Тони, - ласково разрешил Федор. - Подыши, а искупаться никак нельзя, извини. Время. С одиннадцати тридцати до двенадцати Пончик пьет пиво на террасе и обсуждает свои дела по телефону. Опоздать нельзя.
- Я буду стрелять стоя! - закричал Платон, и ему пришлось схватиться правой рукой за грудь, чтобы колотящееся в ребра сердце не вырвалось наружу и не скатилось вниз по камням к зеленоватой воде, поймавшей солнце. - Стоя, и на полном ходу! Ура! Мы победим!
Через двадцать минут, когда они въехали на центральную улицу города, Платон, конечно, иссяк. Он с трудом разлепил отяжелевшие веки, когда Федор попросил его осмотреться.
Платон честно вертел головой, пока братья, нацепившие одинаковые солнцезащитные очки, проезжали мимо гостиницы.
- Есть, - тихо заметил Веня.
- На том самом месте, - кивнул Федор и протянул дядюшке пистолет дулом вниз.
В этот момент Платон осознал безвыходность ситуации и стал вертеться активнее, внимательно рассматривая проезжающие мимо машины и людей на тротуарах.
- Спокойно, Тони, - попросил Веня. - Мы его видели. Приготовься.
- Нет, я еще не готов, - поспешно заявил Платон. - Я не могу стрелять! Никого нет рядом, никаких агентов, и потом - где здесь воздух? Где здесь тот самый чертов воздух, в который нужно целиться?!
Он с ужасом на лице стал разглядывать оружие, заглядывая в ствол и нюхая его.
- Говорил же тебе, две таблетки - это много! - прошипел Веня.
- Поздно обсуждать, - пробурчал Федор и резко развернулся на месте на сто восемьдесят градусов.
Под ужасающий скрежет тормозов братья с полминуты наблюдали в зеркальце, как их дядя, открыв рот и вытаращив глаза, подбрасывает перед собой пистолет то одной, то другой рукой.
- Тони! - прокричал сквозь ветер Федор, набирая скорость. - Что ты делаешь?
- Ты затормозил резко, я его чуть не выронил, - с облегчением выговорил Платон, поймав наконец пистолет где-то внизу живота.
- Третий столик по ходу, мужчина в желтой футболке! - сказал Веня. Приготовься. Федька сбавит скорость, но чуток.
Платон ухватил пистолет и резко встал. Он с ужасом стал высматривать террасу и столики, потом вспомнил, что это ему совсем не обязательно. Веня осторожно отвел дуло, которое уперлось ему в шею, когда Платон встал.
- Ну где же вы! - взвыл Платон, оглядываясь, и на всякий случай помахал над головой тяжелым пистолетом.
- Рано! - крикнул Федор, и почти сразу же: - Давай!
Нервы у Платона не выдержали.
- Я бухгалтер! - закричал он и выстрелил. Федор нажал на газ. Платон от рывка машины свалился и зачем-то закрыл голову руками.
- Опаньки! - сказал кто-то из племянников. Над ними с шорохом проползла крыша, закрывая небо.
Приготовившись ехать долго, Платон пытался улечься и подтянуть под себя ноги, но, к его удивлению, через три-четыре минуты машина свернула в переулок и резко остановилась.
От стоящей во дворе "Скорой" подбежали двое санитаров с носилками, открыли заднюю дверцу и стали вытаскивать Платона за ноги. Он исступленно отбивался. Он даже что-то кричал, но после вонючей марли у лица поплыл в невесомости, больше всего на свете желая, чтобы это и была смерть - сладкая, легкая, как сон, а не преддверие психушки.
С большим трудом у затихшего Платона удалось вытащить из руки пистолет. Федор протер его и выбросил в мусорный контейнер. Братья проследили, чтобы дядюшку тщательно укрыли с головой, осторожно завезли носилки в машину и сами сели по обе стороны от вспучившегося животом под простыней тела.
- Ты видел? - спросил Веня. - С одного выстрела.
Федор только кивнул, играя желваками, взял свисающую вниз руку Платона с ухоженными отполированными ногтями и пожал ее.
Через сорок две минуты "Скорая" подкатила к заброшенной взлетной полосе в полутора километрах от аэропорта, а еще через три с половиной минуты небольшой частный самолет взлетел, оставляя внизу слепящее море, прилепившиеся к выступающим скалам маленькие причудливые беседки, белые изломы прокаленных улиц и камни, камни, камни - везде у зеленой воды.
Все в белом. Потолок белый, шторы на окнах - тоже, стулья из белого пластика, белая простыня на родном животе (Платон пошевелил рукой и убедился это его пальцы на его животе), белый колпак на женщине в белом халате. На подоконнике в трехлитровой банке стоял огромный букет красных роз.
- Безвкусица, - сказал Платон.
- Что вы сказали? - склонился над его лицом колпак.
- Очень яркое пятно на стерильном фоне.
- Как вы себя чувствуете? - заботливо поинтересовался далекий женский голос.
Платону очень хотелось объяснить, как именно он себя чувствует - словно ему только что выдрали верхние и нижние коренные зубы справа, употребив для этой процедуры ударную дозу обезболивающего. Теперь щека онемела, губы справа тоже, язык плохо слушается, наркоз дошел даже до глаза - полуприкрытый, он не желал ни моргать, ни открываться пошире. А так как Платон, всю сознательную жизнь трепетно относившийся к состоянию зубов, наверняка сопротивлялся, то его пришлось привязать, или даже немножко побить, потому что пошевелиться нет никаких сил - все тело болит и ноет.
Платон открыл рот, пошевелил языком, потом решил ощупать зубы справа, но с удивлением убедился, что правая рука слушается плохо - не то что залезть в рот и все ощупать, пальцы, едва шевелятся!
- Вот видите! - многозначительно сказал женский голос. - И вы еще легко отделались!
- Меня зовут Платон Матвеевич Омолов, - кое-как произнес Платон. - А вы кто?
- А я врач-невролог, Таисия Ивановна, будем знакомы.
- Что со мной было? - решился спросить Платон.
- Микроинсульт, - с готовностью пояснила врач. - Но не беспокойтесь, вы, верно, в рубашке родились.
- Нет, - заметил Платон, - я родился абсолютно голым.
- Вот и шутите уже, это хороший признак.
- А ноги у меня не отрезаны? Я их совсем не чувствую.
- Нет, ноги в порядке. Мы еще будем повторно диагностировать причину отсутствия реакции на раздражение, - врач откинула простыню и ткнула куда-то иголкой.
- Ой! - сказал Платон.
- Вы чувствуете? - вскочила она.
- Нет, но мне страшно, когда кто-то размахивает большущей иглой в таком месте.
- Все образуется, - она закрыла простыню. - Удачей оказалось и то, что вы упали в десяти метрах от железнодорожного полотна.
- То есть, - флегматично уточнил Платон, - под поезд я не попал.
- Нет, я хотела сказать, что вы свалились на рельсы с таким грузом сверху!.. Как минимум должны быть множественные переломы, а у вас - ничего. Скорей всего у вас еще не прошел шок, постепенно реакции восстановятся. Посетителей примите? - спросила она.
Платон задумался. Последнее, что он помнил, - это машину "Скорой помощи" и странных санитаров, дерущихся с ним. Потом, оказывается, он упал у каких-то рельсов с большим грузом на себе. Нет, одному ему не разобраться.
- Приму.
Племянники ввалились шумно и весело.
- Ну, Тони, ты и здоров! - первым делом заявил Федор.
- Остаться живым после того, как на тебя хряпнулся Федька, - кивнул Вениамин.
Дальнейшая беседа привела Платона Матвеевича в состояние полнейшей отрешенности - так иногда бывало, отчаяние в нем превращалось постепенно в равнодушие, если стресс по силе своей превышал восстановительные возможности организма.
Дальнейшая беседа привела Платона Матвеевича в состояние полнейшей отрешенности - так иногда бывало, отчаяние в нем превращалось постепенно в равнодушие, если стресс по силе своей превышал восстановительные возможности организма.
- Почему же он на меня хряпнулся? - медленно спррсил Платон, приготовившись выслушать самый невероятный ответ, но то, что он услышал, превзошло все ожидания.
- Вы летели, считай, на одном парашюте! Твой ведь не раскрылся, потому что ты был в отключке.
- Я прыгал с парашютом? Где? Зачем?.. - спросил Платон еще тише и в дальнейшем перешел на шепот, который племянники ловили, как говорится, прямо из плохо двигающихся уст: склонившись с Разных сторон, они навалились на него молодыми телами, чавкали жвачкой и дышали в лицо запахом пива и клубничной синтетики.
- Не где, а откуда! - радостно поправил его Веня. - Из самолета мы прыгали. Потому что два козла, которые с нами опять летели, оказались совсем не сбежавшими из тюряги братками, а подсадными кротами. Мы подрались и бросили гранату, а сами прыгнули.
- А ты, Тони, после хлороформа был ну совсем никакой, - вступил в беседу Федор. - Я еле на тебя парашют нацепил.
- Хлороформа?..
- Мы тебя до самолета везли в "Скорой", ты должен был выглядеть натурально, как труп, а уговорить тебя так лежать не было никакой возможности.
- Никакой? - прошептал Платон.
- Ты, Тони, очень возбудился после выстрела. Ну очень, - объяснил Вениамин.
- Это дело понятное, тут кто хочешь возбудится. По телеку новости были. Когда? - Федор вопросительно посмотрел на брата.
Вениамин задумался, потом уверенно ответил:
- Давно. Мы тебе записали на кассету, потом посмотришь. Короче, ты завалил Поню с одного выстрела. Своего, коронного. В глаз.
- Давно?.. - прошептал Платон. - Ты сказал...
- Ты давно тут лежишь, Тони, - Вениамин тряхнул у него над головой своими рыжими кудрями. - Ты вторую неделю лежишь. Тогда ты очень возбудился после удачного выстрела. Кричал, пел и все такое. Ну а если бы нас тормознули с проверкой на дороге? Пришлось тебя... это самое... хлороформом. И все тип-топ. Привезли тебя, тихого такого, к самолету и погрузили на носилках без проблем. Если бы Федька не нажал повтор последнего номера на своем телефоне, и у подсадного не отозвался его мобильник - запиликал на весь салон - мы бы долетели спокойно.
- Как это?.. - Платон смутно помнил звонок в самолете, тут же в голове его всплыло подозрение, что звонивший сидел под пледом в том же самолете. Подсадной?
- Два! - уверенно заявил Федор. - Два подсадных. Наверное, они на нас вышли, когда мы самолет фрахтовали.
- Нам сказали, что мы полетим не одни. Двоих братков нужно было перебросить на пару часов на Украину по делам, - продолжил объяснения Вениамин. - А это совсем и не братки были, а легавые!
- Легавые?.. - прошептал Платон.
- А кто ж еще?! Кто еще может вынюхать номер моего мобильника? Совсем оборзели! - взвился Федор. - Прикинь, летят вместе с нами туда и обратно и еще имеют хамство звонить на мой телефон!!
- Короче, пришлось прыгать с парашютами, - подвел итог Веня.
- Я не мог в глаз, - до Платона дошло все сказанное о его нелепом выстреле, - я никак такого сделать не мог, это не я!
- Тони, только не начинай про бухгалтера, ладно? - попросил Федор. - Пора уже нам доверять. Я тебя к себе прицепил, вот как ты мне дорог. Конечно, скорость спуска при таком весе увеличилась...
- Если бы ты не упал сверху на дядю, как-нибудь приземлились бы без инсульта и при большой скорости! - повысил голос Веня.
- Я понимаю, это я виноват, - опустил темную голову Федор. - Но врачи сказали, что этот самый инсульт бьет всех по-разному. Тебя вот стукнул на правую сторону, а если бы на левую, было бы хуже, потому что там сердце. Я спрашивал. Сила удара не зависит от веса упавшего на тебя человека. Оказывается, это все в мозгу, - он постучал себя по лбу.
Кое-как приподняв левую руку, Платон погладил сначала мягкие кудри Вени, потом, показав пальцем, чтобы темная голова еще приблизилась, жесткую щетинку на макушке Федора.
- "Сердце мудрого - по правую сторону, а сердце глупого - по левую", тихо произнес он, вдруг жутко захотел чихнуть и еле успел прикрыть рот ладонью.
Вщи-и-их!
Тело Платона содрогнулось, из вены на правой руке вывалилась игла капельницы.
- Кто это сказал? - не согласился Веня, вытирая лицо Платону уголком простыни. - Какой же ты глупый? Ты со странностями, это - да, но умный!
- Это Екклесиаст... Что ты делаешь? - Платон покосился на склонившегося над его рукой Веню.
- Хочу тебе засунуть иголку обратно, все вывалилось, подожди, не дергайся...
- А!...а...вщи-и-их!
- Чох спас мне жизнь, - скажет потом Платон медсестре. - Вы успели прийти, пока я чихал. Один племянник зашиб меня до инсульта, другой чуть не загнал в вену грязь и воздух.
- Они вас любят, - улыбнулась медсестра. - Они добились невозможного.
- Невозможного?
- Вы только час назад пришли в себя, а племянники уже получили разрешение забрать вас домой.
-Нет!!..
- Не надо так дергаться. Они денег не пожалели. И медсестру самую сексапильную уговорили, и врача навещать вас по два раза в день. Требовали отвести их к лучшему специалисту, но только чтобы фамилия его была не Екклесиаст. Смешные! И посмотрите только на эту роскошь! - показала она куда-то в угол.
Платон скосил глаза и сначала ничего не понял. Тогда медсестра села в новехонькую блестящую инвалидную коляску и стала кататься и кружиться в ней по палате, напевая.
К подъезду Платона привезли на "Скорой". Он с ужасом обнаружил, что из незакрывающегося уголка его рта тонкой струйкой вытекает слюна.
К лифту племянники донесли коляску на руках. В раскрытом прямоугольнике двери квартиры стояла женщина с букетом роз.
- Ненавижу розы! И вообще алый цвет не люблю! - вдруг обозлился Платон на цветы, на свою невнятную речь, на испытующий взгляд Авроры.
- Я знаю, - невозмутимо ответила та, шарахнув букет ему в колени.
- А-а-а! - закричал Платон и дернулся. Тут же рядом с коляской возникла стройная фигурка сопровождающей медсестры.
- Больной, - строго заметила она, - вам вредно нервничать. А вы, женщина, не бросайтесь цветами в инвалида!
- Как же мне не нервничать? - завелся Платон. - Она исколола мне шипами колени!
- Вы чувствуете? - присела медсестра, обнажив яблочки коленок. - Он чувствует! - восторженным шепотом обратилась она к племянникам. - Он чувствует ноги!
- А я что говорил? - не удивился Федор. - Тони всех нас переживет! Здоров как бык.
- Это Аврора тебя вылечила, - авторитетно заявил Вениамин. - Ты разозлился на нее, она в тебя - розами. Кстати, Аврора спасла мне жизнь. Вчера вечером.
- Завезите меня, наконец, в дом, - еле сдерживаясь, чтобы не наорать на всех, потребовал Платон.
Судорожным движением плохо слушающейся правой руки он скинул цветы на пол и удовлетворенно хмыкнул, когда колеса инвалидной коляски прошлись по розам. Только он собрался в коридоре, в привычных родных стенах, с облегчением выдохнуть из себя больничную тоску и страх, как застыл в ужасе: на него шел Федор, взбалтывающий огромную - литра в три - подарочную бутылку шампанского. Что следует за взбалтыванием бутылки кем-то из племянников, Платон уже ощутил на себе в аэропорту, поэтому он моментально левой рукой схватил за халат медсестру, чтобы спрятаться за нее, а правой попытался закрыть голову.
- Больной! - сопротивлялась медсестра, падая на Платона. - Вам нельзя нервничать!
- Неси бокалы! - кричал Федор. - Сейчас рванет!
Раздался громкий хлопок.
Выглянув из-под локтя, Платон увидел, как тугая струя пены заливает потолок в коридоре, как Аврора старается подставить под донышко бутылки бокалы, собирая стекающее шампанское. Он помог стать на ноги упавшей на него медсестре и даже одернул ее задравшийся халатик.
- Извините, мне показалось, что меня сейчас опять обольют из бутылки.
- Больной! - жарко выдохнула девушка ему в лицо. - Что вы делаете рукой?
- Я?.. Я, извините, у вас халат задрался, вот, пуговица оторвалась снизу...
- Вы рефлекторно закрылись правой рукой! Правой, понимаете! А теперь ею же дергаете меня за халат! Ну-ка, обхватите мою коленку!
- Нет, зачем это... - пробормотал Платон, отпрянув.
- Тони, возьми ее за коленку, - ободряюще кивнул Федор. - Твоя рука сразу вспомнит все.
Медсестра с силой тащила к себе его правую руку. Платон сопротивлялся.
- Да он сильный какой! - восторгалась она. - Вы на глазах идете на поправку!
Платон сжал правую ладонь в кулак, но когда кулак оказался у самой ноги девушки, сдался. С помощью Вениамина его ладонь закрыла коленку медсестры. Платон удивился прохладе и детской шероховатости кожи.
- Отпустите меня, - попросил он. - Я устал, я хочу побыть один.
- А шампанское?
К лицу Платона приблизился бокал с желтоватой пузыристой жидкостью. По тончайшему стеклу - будто разливы яркой бензиновой пленки.