— Да я ж… не на день рождения я! Я на это… она завтра к Игнатию пойдет, а ей уже и веночек не надо покупать!!
— Вася!! Отправляй этого красавца вместе с венком! — высунулась из комнаты Люся. — Пусть он прямо сейчас к Игнатию это великолепие тащит. Ступайте, господин хороший! У нас сегодня день рождения отменяется! Не удастся вам выпить на халяву! Топайте!
Белкин раздосадовано плюнул прямо себе под ноги:
— Ну, блин! Вот так всегда! Сначала из тебя все секреты выудят, а потом на праздники не пускают…
— Нет, а я, главное, смотрю в окно — идет! — брала горлом Аня. — И еще подумала — куда б это такой венок? Не иначе как к Василисе, потому что Игнатий-то по всем меркам ейный хахаль был. А потом меня как огрело! Точно! К ней! А у ей же еще сегодня и именины! Ну, думаю, как пить дать, этот гусь ей венок и всучит! А ведь примета такая — ну такая дурная, что уж надо бы хуже, а уж и некуда!
— Белкин!! Не тормози!! — все громче рычала Люся. — Топай отсюда! Здесь сегодня гулять не будут!
Такое заявление совершенно очевидно не устроило соседушку Эльвиру. Она вдруг вытянулась на диване спицей и завертела головой:
— Слушай-ка, а и точно! Василиса! Так ты точно не собираешься день рождения праздновать? То-то я смотрю — чего-то не хватает! А это стола праздничного!
— Мне теперь долго будет не до праздников, — смиренно склонила головку Василиса. — Мне без Игнатия так… так горько, так… нет, я этого не переживу!
— Правильно, не переживешь, — поддакнула Эльвира. — А все потому, что не по-людски! Ведь каб по-нормальному-то, так это надо помянуть. А ты вон чего удумала — гостей назвала, а сама даже стопки не выставила! Где уж здесь… нет, не по-людски это…
— Ну чего уж… стопки-то я выставлю… А остальное… Люсенька, нарежь колбаски, а то у меня прямо ноги ватные делаются.
Люся сверкнула глазами. У Василисы всегда так — сама чего-нибудь выдумает, а потом в кусты, и при всем при этом «Люсенька, нарежь колбаски»!
— Люся! Принимай гостей, — снова распорядилась Василиса.
— Какие уж тут гости… — скорбно вздохнула Люся. — Тут все друзья. Они поймут и… и помогут. Желательно деньгами.
Друзья как-то сникли. Помогать деньгами они были вовсе даже не готовы, зато Василиса весьма приободрилась.
— А и в самом деле, — активно задвигалась она. — Давайте поможем одинокой женщине — мне пережить такое горе. Анечка, ты сколько внесешь?
— Я и вовсе ничего вносить не могу, я одна сына воспитываю, если ты помнишь, — рявкнула Аня. — И вообще, у нас есть и более состоятельные друзья. Например, Эльвира Арнольдовна. Она замуж собирается, вот пусть и поделится.
Эльвира Арнольдовна вытянула шею и возмущенно захлопала ресницами:
— А чего это я?! Я, между прочим, на прошлой неделе вас к себе звала и никаких денег с вас не требовала! И чтоб вы знали, мы с Ленечкой и вовсе принесли подарок имениннице, а совсем даже не собирались кого-то там хоронить!
— Эля, ну как ты можешь? — вдруг тихо обратился к ней Ленечка и достал из кармана брюк новенькую тысячную бумажку. — Возьмите, Василиса Олеговна. Я представляю, как вам тяжело… Возьмите.
Василиса не заставила себя упрашивать — тут же стянула купюру и быстро затолкала ее себе за декольте.
— А теперь бы и за стол! — выглянул из-за дверного косяка Белкин.
— Ты еще не ушел?!! — взревела Люся. — Иди немедленно, вручи подарок хозяину!! Мы все равно сегодня уже никуда не денемся! Иди!
Голова Белкина исчезла, а Василиса потупилась и, зарумянившись, пролепетала:
— Я сейчас в магазин быстренько сбегаю, а потом все вместе за стол, хорошо?
В магазин вызвался бежать все тот же благородный Ленечка. Он собрался сам и ухватил Белкина, который прятался среди зимних пальто в прихожей. Мужчины даже не стали брать деньги, которые Василиса настойчиво им толкала. Вернее, Белкин бы взял, но предлагали не ему.
— Какой мужчина! — восторженно вздохнула Василиса, когда захлопнулась дверь.
Она возвела глазки к потолку и пирожком сложила ручки, что вовсе даже не понравилось Эльвире Арнольдовне.
— Васенька, ты б лучше глаза-то не закатывала, этот мужчина уже почти что супругом мне доводится, если ты еще не забыла.
— Ой, Эльвира, мне кажется, ты об этом только и помнишь, — отмахнулась Василиса. Однако вовремя вспомнила про свое «вдовье» положение и снова напустила в глаза печали. — Люсенька! Ну ты хоть картошки начисти, ну надо же людей чем-то кормить! … Слушайте! А может, нам сварить овсянки?!
И все же обошлись без таких кардинальных мер — очень скоро вернулись мужчины и принесли немыслимое количество пакетов.
— Ленечка!! Я тебя прошу… нет, я настоятельно требую, чтобы ты больше так нашим семейным бюджетом не разбрасывался! — завидев гастрономическую прорву, заверещала Эльвира Арнольдовна. — Люся!! Василиса! Заверните нам это все в пакет!!
— Эля, успокойся, мне за тебя совестно, — проговорил Ленечка, и больше Эльвира Арнольдовна к денежному вопросу не возвращалась.
Дамы очень быстро накрыли на стол, Анечка даже приготовила сосиски вместо обещанного кролика, а Эльвира расстаралась, сбегала к себе и притащила целый таз своего фирменного салата с крабовыми палочками, с рисом и сухарями.
Приготовления проходили шумно, суетливо, а после того, как сели за стол и опустошили по паре рюмочек, и вовсе заговорили громче, звонче забряцали вилки, и гости с удовольствием стали поднимать тосты за именинницу.
— Васенька! — проникновенно прижала к себе ручки Эльвира Арнольдовна. — В этот глубоко праздничный вечер разреши мне подарить тебе самое дорогое — вязаную кофту моей мамы! Это не просто кофта! Это… это реликвия нашей семьи!
— Ну зачем же ты реликвиями разбрасываешься, Эльвира? — для убедительности прижала ладошки к груди Василиса. — Я не могу принять такой жертвы!
— Нет, Васенька! Это вопрос решенный! — пьяненько мотала головой соседка. — Я долго думала — что тебе подарить? Долго мучилась, а потом… потом поняла — ты для меня… ты самый близкий человек… после Ленечки, конечно… и еще после Марии, она ж у меня за стенкой живет, она мне всегда деньги занимает… ну так вот… думала я, думала, а потом и решила — тебе нужна мамина кофта! Она, правда, совсем не греет, но… Это реликвия!
— Вот молодец баба, а? — восхитилась Аня. — А я, как дура, на подарок пятьсот рублей выкинула! Ну просто псу под хвост! А ведь тоже могла бы маменькину… нет, не кофту, но шубку подарить. Знаешь, Вась, от моей мамы осталась такая плюшевая, тоже сойдет за реликвию.
— Да вы что, издеваетесь, да? — затрепетала ноздрями Василиса. — Я ж вам не вторсырье! У меня у самой знаете, сколько таких реликвий?! Я ж вам их не дарю! Хотя… Эльвира Арнольдовна, а когда у вас день рождения?
— У меня? — выпучила глазки соседка и принялась в уме подсчитывать, когда же у нее праздник.
Но так и не довела подсчетов до конца, потому что уже в который раз звонили в двери.
— Странно, и кто бы это мог быть? — испуганно уставилась на Люсю Василиса. — Люся, иди открой, а то я как-то… Кстати, Эльвира Арнольдовна, заберите свою кофочку, она мне безутешно велика! А мне и вовсе от вас ничего не надо!
— Вы мне дарите ее обратно? — засверкала глазами соседка. — Боже! Кристальной души человечек! … Ленечка!! Убери кофточку в пакет! Мы ее еще твоей мамане подарим. Совершенно дивный подарок получится!
Открывать пошел Ленечка и вернулся еще с одним гостем. На сей раз это был господин Таракашин.
У Виктора Борисовича Таракашина, бывшего возлюбленного Людмилы Ефимовны, велась длительная, неугасимая война с Василисой за Люсю. Виктор Борисович ненавидел Василису со всем пылом своей души и знал, что она отвечает ему полной взаимностью! А поэтому не прийти на ее день рождения, доставив ей несказанное удовольствие, он просто не мог! К тому же он очень любил застолья и выпивки, ну и друзей конечно же.
Поздравлять свою врагиню он начал еще в прихожей.
— Не могу я тебе в день рождения… — невыносимо фальшивя, выводил он. — Дорогие подарки да-а-ари-и-и-ить…
— Да здесь, похоже, никто особенно не потратился, — проворчала Василиса.
— …Но зато в эти ночи весе-е-е-енние… — продолжал выть Таракашин, протаскивая в комнату огромный ворох корявых сломанных веток. — Василиса Олеговна! Я поздравляю вас!! Поздравляю и дарю вот этот дивный букет…
— Ленчик, глянь!! Василисе хворост подарили! — фыркнула Эльвира Арнольдовна в плечо любимому Ленечке. — Боже, как это символично!
— Не слушай никого, Василиса! — торжественно размахивал руками Таракашин. — Это… поставить нужно в трехлитровую банку. И тогда… через неделю у тебя распустится букет благоуханных роз!!!
И он вытянул нос, прикрыл глаза и замер, изображая, как этот букет будет благоухать.
— Таракашин, откуда розы-то возьмутся? — вздохнула Василиса. — Ты ж тополя наломал, горе мое… Ну это все же лучше, чем та твоя наливка, которую ты делаешь из прокисшего повидла, а потом даришь ни в чем не повинным людям… Люся, ты сегодня с этим кавалером сидишь, или с тобой Белкин сядет?
— Таракашин, откуда розы-то возьмутся? — вздохнула Василиса. — Ты ж тополя наломал, горе мое… Ну это все же лучше, чем та твоя наливка, которую ты делаешь из прокисшего повидла, а потом даришь ни в чем не повинным людям… Люся, ты сегодня с этим кавалером сидишь, или с тобой Белкин сядет?
Белкин аккуратненько сидел в уголке, не выделяясь, былой говорливости в нем сегодня не наблюдалось.
— Василиса! Я хочу выпить за тебя! — подскочила Люся, решив сменить щекотливую тему. — Я вот никогда не говорила, а сегодня хочу сказать…
Но и сегодня ей сказать не удалось — едва Люся открыла рот, как в прихожей снова кто-то позвонил.
— Вася, у меня такое ощущение, что ты втайне от меня пригласила к себе весь город! — сверкнула на подругу глазами Люся.
И снова побежал открывать галантный Ленечка. Он, похоже, решил сегодня прочно ограждать именинницу от всех возможных неприятностей.
— Василиса Олеговна, там говорят, к вам…
И возле двери немедленно нарисовалась хитрющая физиономия Пашки.
— Мам, я чего, не вовремя? — спросил он, удивленно тараща глаза на заставленный стол.
— Па-а-а-шенька… Господа! Знакомьтесь, это мой сынок! — растерялась мать и, окончательно запутавшись, добавила: — Старшенький!!
У сынка мгновенно вытянулась физиономия:
— А еще и младшенький есть? Познакомить бы надо, как считаешь, а?
— Паша, сыночек… ну откуда младшенькому-то взяться, чего ты мелешь? — замахала на него руками Василиса. — Мы вот тут… ты присядешь? Может, поужинаешь, а?
— Да нет, мам, я на минутку, — решил было отвертеться Павел, но гости так просто его отпускать не собирались.
— Это что еще за минутки, а?! — разошлась соседушка Эльвира Арнольдовна.
Она не однажды слышала от Василисы, что Пашка работает в каких-то очень важных милицейских органах, пару раз даже его показывали по телевизору, а потому познакомиться с ним ей хотелось нестерпимо. И вот она выдалась — возможность! И Эльвира Арнольдовна упускать ее не собиралась — авось когда-нибудь знакомство и сгодится! От сумы и от тюрьмы…
— Что это еще за минуточка? — наседала она. — У матери день рождения, а сын, получается, и поздравить ее не хочет?! Когда вот я была молоденькая и работала в органах… Да! И не надо фыркать! Когда я была молоденькая и работала в органах…
Сын сегодня не переставал удивляться. Он с удивлением уставился на мать, потом посмотрел на Люсю и плюхнулся за стол.
— Погодите-ка… Так, значит… Ах, день рожде-е-е-ния… Ну давайте, наливайте, что ли… — развел он руками.
И в тот же миг перед ним оказалась наполненная стопка.
— Давай, Павел, за твою мать… — снова поднялась Люся. — Я вот столько лет ей хочу сказать, а у меня…
— Мы-то ведь, знаете, чего здесь-то, — наплевав на «тамаду», развернула к себе Павла Эльвира Арнольдовна. — Мы же Василисиного друга поминаем. Она вас с Игнатием успела познакомить или еще нет?
— С Игнатием? А зачем его поминать?.. А вы говорили — день рождения, нет? — насупился Павел. — Значит, с Игнатием… Ни с кем она меня не знакомила, не успела еще…
— Ну теперь-то уж и не познакомит, — мотнула головой соседка. — А жалко, такой человек был душевный, такой человек…
— А что такое случилось с этим душевным человеком? — насторожился Павел.
И Люся, и Василиса корчили Эльвире разные рожицы, чтобы она не раскрывала своего рта, но соседка теперь была, что называется, на току. Рядом с ней сидел молодой мужчина, у нее была интересная информация, и этот молодой мужчина буквально пожирал ее глазами! К тому же это не совсем нравилось Ленечке, она это успела заметить, а значит, стоило пощекотать ему нервы, пускай поревнует!
— Так что с ним стряслось? — пододвинулся ближе к даме Пашка.
— Ой, вы не поверите!! Он только-только начал дружить с вашей мамой и как-то вдруг сразу же скончался! Вот прямо так неудобно получилось, знаете ли…
— Скончался? — уставился на нее Пашка. — Когда? Где? Как это случилось? И еще — он сам скончался или ему помог кто?
Этого соседка еще не успела выяснить, поэтому повернулась к Василисе и зычно завопила:
— Ва-ася!! А твой ухажер сам помер, от старости, или ему помог кто?
Василиса с тяжким вздохом отодвинула соседку чуть дальше от сына.
— Паша, ну что ты слушаешь? Ничего не было. Просто мы… ну, решили собраться, и все! Какого еще Игнатия вы придумали, хи-хи?
— Да черт его знает, какого Игнатия, хи-хи… — в тон ей ответил Пашка. — Только, мамочка, у нас тут в четверг в одном из частных домов труп образовался! И звали мужчину Игнатием, представляешь?!
— Боже, что творится!! — всплеснула руками Василиса. — Эти мужики мрут как мухи!
— И не говори! И ведь что странно — именно в этом доме работает Анна, ваша соседка.
— Бессовестный! Ты хочешь сказать, что это Аня пришила несчастного мужчину? — вытаращила Василиса на сына честные глаза.
— Да ну что ты! — еще более честно вытаращился сын. — Ни боже мой! Но просто Анечка сказала, что несчастного погибшего в глаза не видела! А оказывается…
— Да ничего не оказывается! — вскинулась Люся. — Мы как раз здесь сегодня собрались и давай разговаривать… ну про это самое убийство! Аня нам все рассказала, а мы ее расспрашивали! А тут и ты! Ясное дело — Эльвире голову и снесло…
— У нее, кстати, всегда голову сносит, когда она молодого мужика видит, — мстительно добавила Василиса и бросила на соседку пылающий гневом взгляд.
— Ну и вот, — качнула головой Люся. — А на самом деле ничего такого и не было. И никакого Игнатия никто тут не знает! Правда же?
И Люся обернулась к гостям. Неизвестно, что за физиономию она им скорчила — Павел не видел, но гости вдруг все как один замотали головой и запричитали:
— Не-ет, не видели… и чего нам смотреть-то… а у меня и вовсе зрение ни к черту… нет, а что видеть-то надо было?..
— Ну вот, я ж тебе говорила, — обернулась Василиса к сыну. — Мы ж так только, безобидно… Просто собраться, хи-хи! А чего нам? Народ сплошь хороший… кроме Таракашина, конечно, он Люсю с маленькой Ольгой бросил. А остальные… да еще эта Эльвира! Сама подарила какую-то рвань, а лезет со своими разговорами! Эльвира!! Ну и чего ты прямо перегибаешься к Пашке! Не хочет он с тобой разговаривать!
— Ну отчего же, — фыркнул Пашка. — Очень даже хочу… Так, значит, господа хорошие, вы сегодня отмечаете и день рождения моей матушки, и поминки, чтоб два раза не вставать, правильно я понял? Да и вообще — собрался здесь народ славный, поболтать одно удовольствие! А я как раз и зашел, чтобы поболтать!
— Ты б, Пашенька, не слишком болтал-то, — осторожно напомнила Люся. — У тебя дома Лидочка одна с тремя детьми сидит, мужа ждет, все глаза проглядела, а ты здесь с нами… Шел бы уже домой, а?
Пашка только хищно скалил зубы:
— А вот я сейчас, теть Люся, всех тут помаленьку пощупаю, а уж потом…
— Чего ты к парню прицепилась?! — взвилась Эльвира Арнольдовна. — Пускай щупает! Я вот когда в артистках работала, так меня каждый раз… господи, про что это я?.. И вообще! Чего ему, на празднике у матери и места нет?! … Павел, так вы не отвлекайтесь, чем вы хотели заняться?
Павел и в самом деле очень быстро развернулся и приготовился допрашивать каждого долго, нудно и со знанием дела. А вот это могло серьезно навредить самодеятельным сыщицам — стоило Пашке подобраться к Эльвире, и та бы ему начала рассказывать все, что знала, и еще бы напридумывала целый ворох. И тогда — прощай, свободная жизнь, здравствуй, лето в беленькой панамке! К тому же серьезно влетело бы и Ане за то, что она ввела следствие в заблуждение, да и остальных бы Павлуша тоже в покое не оставил. Видимо, гости это поняли так же быстро, как и хозяева, потому что стали вдруг поспешно прощаться, «вспоминать» про сбежавшее молоко, и через несколько минут в доме Люси и Василисы никого, кроме самих подруг да еще Павла, не осталось.
— Ну и чего ты мне всех гостей разогнал, спрашивается? — грозовой тучей надвигалась на сына Василиса. — Я ж тебе говорила — не знаем мы никакого Иннокентия!!
— Игнатия, — поправил Павел.
— И его тоже! — рявкнула Василиса. — А ты!.. Да знаешь, сколько у меня этих Игнатиев!! Пошли!
— Это еще куда? — вытаращился Павел.
— К Анне пойдем! — тянула его за рукав Василиса. — Не упирайся, сейчас сам увидишь! Поднимайся!
— Вася! Ну дай ты парню поесть, здесь столько всего! — остудила немного подругу Люся. — Садись, Паша, поешь сперва…
Павел покосился на мать, а потом уселся за стол и принялся основательно питаться. Он не столько был голодным, хотя от застолья слюнки и текли, особенно от креветок, ему главное было присмотреться к матушке и тете Люсе: на самом ли деле подружки ничего про Игнатия не ведают или за нос его водят? А водить они уме-е-е-еют!
— Не отвлекайся, — зорко следила мать. — Вон хлеб бери. Рыбку вон ту бери, мне очень понравилась, Ленечка говорит, что это форель.