– Спрашиваю: чего опоздал, Васильевич? – произнесла она после паузы. – Знаете, что он мне ответил?
– Нет, не знаю.
– Ездил, говорит, восстанавливать справедливость. Значит, был в полиции, – фыркнула Соседова со злостью, тяжело взглянула на подполковника: – Это он-то восстановитель справедливости?! Он! Старый пес! Лучше бы с дрянью своей юной разобрался!
– Насколько мне известно, он ее выгнал, – вспомнил заявление Заломова Данилов. И решил не скромничать и признаться, что Заломов действительно у него был сегодня. – Я даже его не спрашивал, он сам рассказал мне об этом утром. Они расстались.
– Да ладно!
Ее рот распахнулся странным оскалом. И не поймешь, то ли улыбаться собиралась, то ли закричать. Что у них с Заломовым? Может, она страдает от безответной любви? Может, он обидел ее когда-то? Или что?
Соседова опустила голову и снова одернула шелковую блузку ядовитого цвета. Она нелепо на ней сидела, и цвет совершенно ей не шел. «Зачем так одеваться? – думал Данилов. – Взрослая баба, при деньгах. Могла бы себе позволить надеть что-то приличное. Но не эту униформу канарейки!»
– Совершенно точно, Заломов выгнал свою молодую жену, – продолжил развивать интересную тему подполковник, внимательно наблюдая за мимикой Соседовой. – Он теперь один.
– И именно поэтому в его лысую башку лезут грязные мысли о сотрудниках, заслуживающих уважения?
Соседова скрестила пальцы на своем мощном затылке, выставив в его сторону согнутые локти. Нелепая блузка снова задралась. Но она, кажется, этого и не заметила. Взгляд, которым она смотрела в сторону входной двери, не предвещал ничего доброго тому, кто мог через нее войти. Может, она ждала Заломова, незаметно от Сергея нажав какую-то невидимую кнопку? Может, время у них было назначено и он вот-вот просочится в кабинет в своем толстом твидовом пиджаке, так не подходившим под его светлые легкие брюки?
– Одинокая лысая башка, – произнесла Соседова едва слышно и вдруг встрепенулась всем телом, с грохотом уронила на стол руки, натянуто улыбнулась Сергею. – Знаете, он неплохой в принципе мужик, Василий наш Васильевич. Бабы его подводят, и я не прощу ему никогда…
– Чего? – насторожился Данилов.
– Того, что он хотел меня отравить! – возмущенно отозвалась Соседова. – Вы небось и думать забыли, что отравить-то в первую очередь хотели меня?! Расследуете смерть моих сотрудников, а первопричина вас совершенно не волнует?! Изначально-то хотели отравить меня!
– Просто чудо, что вы не выпили тогда свой кофе, – сверкнул в ее сторону глазами Данилов.
– Я просто ушла вместе со всеми, – кивнула она, с печалью глянув на дверь, ведущую в приемную. – Вы же знаете, чего снова спрашивать?!
– Просто чудо, что вы не выпили тогда свой кофе, – повторил с нажимом Данилов. – И просто чудо, что его не выпил Заломов.
– Вот! – толстый указательный палец учительской указкой уставился Данилову в место между глаз. – А почему?! Он же всегда его пил! Всегда! А в тот вечер не выпил! Я ему задала этот вопрос. Спрашиваю, чего это ты, Вася, не выпил мой кофеек-то? Каждый раз его хлебал, выхватывая чашку почти у меня из руки. А тут… Он это, Сергей Игнатьевич! Он отравитель!
– А вот Заломов утверждает, что это сделал Горячев, – возразил Сергей.
– Ой, да бросьте!
Она делано хохотнула и как-то так сложила вялые губы, с намеком на кокетство, что Данилов невольно заподозрил ее в интересе к молодому красавцу Горячеву.
А что? Почему нет? Заломов рассказал, что они в последнее время друг от друга ни на шаг. Что она очень приблизила к себе юриста. Что он, пожалуй, единственный, кому она сейчас чрезвычайно доверяет. Может, в этом причина ее канареечной блузки? И юбки выше коленей?
– Зачем ему меня травить? – Она рассмеялась чуть увереннее, но взгляд оставался напряженным. – Что ему с того? Вот у Заломова был мотив. Он боялся разоблачения. Я же все совещание твердила, идиотка, что у меня в папке компромат на одного из них. Я же всем объявила, что утром собираюсь привлекать органы. Вот и по этой причине…
– Горячев поспешил избавиться от вас, как от угрозы. Он воровал ваши секреты и сливал их конкурентам, – со странной убежденностью перебил ее Данилов. – Потому что ему нужны были деньги. Потому что он… игрок!
Он не мог этого знать наверняка, не мог проверить слова Заломова. Ни одно подпольное казино не сдаст своего клиента. Его, казино-то, попробуй обнаружь. Не так все просто. Но этот франтоватый юрист засветился на снимках. Он соврал Саше про то, что был у ее деда с предложением руки и сердца. И он…
Дико не нравился Данилову, потому что ему нравилась Саша Воронцова. И он возьмет его в разработку, как бы этого ни хотелось избежать этой молодящейся бегемотихе. Но пока не станет считать Сашу соучастницей, потому что ему очень, очень, очень хочется ей верить.
– Он кто?! Игрок?
Соседова легла на стол мощной грудной клеткой и пару минут осматривала стены кабинета, будто искала невидимых свидетелей этой безумной клеветы. Будто ждала опровержения.
– Да, он постоянный клиент одного из подпольных казино в нашем городе. Часто ему не везет. Одно время его даже не подпускали к карточному столу. Но потом он вдруг долги погасил, и в его окружении появился некий господин.
– Что за господин? – скрипнула зубами Соседова.
– Высокий, темноволосый, смуглый, говорят, похож на иностранца, – повторил слово в слово описание Заломова Сергей. – Никто не приходит на ум? Никто не подходит под это описание, Алла Юрьевна?
– Нет, – коротко ответила, как гавкнула, она и принялась деловито рыться в бумагах. – Извините меня, Сергей Игнатьевич, но мне правда надо работать. Если у вас есть какие-то вопросы к Горячеву, дождитесь его возвращения.
– А когда он вернется? И откуда?
Оказалось, что вернуться Горячев должен завтра часам к десяти. Был со срочным поручением в соседней области. Дважды уже звонил, докладывал, уже выехал обратно, сообщил, что в дороге заночует.
– Завтра будет на месте, приходите.
Данилов взял у нее телефоны конторы, куда ездил Горячев, сверил еще раз с Соседовой его маршрут и вышел из кабинета. Он не слышал, как она взяла трубку и набрала номер Горячева и, когда тот ответил, зашептала взволнованно:
– Сашка, тебе не надо сюда возвращаться.
– То есть?
– Тут был у меня в гостях следователь Данилов. Знаешь такого?
– Да.
– Много вопросов задавал о тебе.
– Каких вопросов? Алла, ты же знаешь, я чист! Я же все тебе рассказал о себе. Ты же все знаешь! – Он судорожно вздохнул. – У нас ведь с тобой нет теперь друг от друга секретов, так?
– Да, малыш, но я только сейчас узнала, что ты игрок. – Она подождала, но он не возмутился откровенной лжи и не попытался ее разуверить, и продолжила: – Что у тебя не так давно была куча долгов, Саша. Это так?
– Было дело, – признался он нехотя через паузу. – Алла, это не преступление!
– Да, но погасить тебе их помог, насколько я понимаю, Барышников. Так ведь?!
Горячев едва слышно чертыхнулся и не ответил.
– Саша, это так?! Ты сливал ему нашу информацию?! Ты?!
– Алла, я тебе все объясню! Это совсем не так. Меня с ним познакомил Гена.
– Савельев?
– Да. – Вранье удалось, и он затараторил как по писаному: – Я проигрался, Генка – тоже, познакомил меня с этим мужиком. Я толком его и не знаю даже, Генка с ним сам общался. И в долг мне давал тоже Генка. И…
– Следователь считает, что это ты хотел отравить меня, Саша. Он практически в этом уверен.
– Ой, господи! – взвыл Горячев. – Алла, Алла, мы же с тобой, как никто, знаем, кто кого хотел отравить! Чего опять?! Разве ты не заступилась за меня?
– А как же! – Она криво ухмыльнулась, оглядела желтый шелк, снова задравшийся на животе, и с силой зажмурилась. – Я только этим и занималась, Саша. Но их не переубедить. Ты вот что… Давай-ка домой не приезжай и нигде не останавливайся.
– А куда мне ехать?
– Поезжай в мой загородный дом. Пересидишь там пару дней, пока все не утрясется. Кстати… Это Васька Заломов слил тебя.
– То есть?
– Он был сегодня в полиции и все им рассказал: и про казино, и про то, что ты отравитель.
– Офигеть же, Алла! – возмущенно взвизгнул Горячев. – Ну я этому старому козлу устрою! Я ему морду вычищу до десен! Скот!
– Кстати, можешь заехать, он теперь один, – произнесла Соседова с ядовитой ухмылкой. – Девка его подзаборная теперь на вольных хлебах.
Он чуть не сказал, что в курсе!
– Ладно, малыш, будь осторожен. Про Заломова это я погорячилась, конечно. Нечего тебе там делать. Старая сволочь и без тебя издохнет. Не суйся туда, понял?
– Так точно, мэм! – хохотнул Горячев. – Отсижусь в нашем гнездышке, как велено! А ты… ты приедешь ко мне, Алла?
– А нужно? А хочешь?
Она кокетливо улыбнулась, но тут же спохватилась. Он все равно не видит ее сейчас. Нечего игрищам предаваться, которые, кстати, не особо у нее выходят.
– Конечно, хочу! – подхватил Горячев. – Еще как хочу!
– Да, и еще этот юный следопыт утверждает, что ты подозреваешься в целой серии преступлений, Саша. Я… я еще чего-то не знаю, а?..
Горячев даже машину остановил на обочине после разговора с Соседовой, так выела ему мозг за какие-то пять минут старая гадина. Он ненавидел ее, остро ненавидел. Даже сильнее, чем свои пороки, ненавидел он Аллу. Потому что в принципе она и была еще одним пороком, тайным, грязным пороком. И он предавался ему до тех пор, пока ему это было выгодно. Пока его ложь о Геннадии Савельеве благополучно ею проглатывалась и пока этого хотели его заказчики.
– Держи эту толстую стерву за горло, Саша. Держи.
– Как долго?!
Его всякий раз передергивало от воспоминаний об их постельных баталиях. Соседова была та еще выдумщица.
– Настолько долго, насколько сочту нужным.
Тон заказчика не оставлял никаких надежд на освобождение. Было ясно, что они постараются выдоить из Соседовой все, что только можно. Жаль, что его руками и его телом.
– А тебе ничего не остается делать, Саша. Ты в полной заднице, – сказали ему, когда он взмолился, что больше не может ублажать эту бабу в постели. – Вот погоди, менты еще нацедят что-нибудь на тебя…
Кажется, предсказания сбываются, кажется, уже нацедили. Видимо, на записях с камеры он все же засветился. И что теперь?! Рассказывать всю правду? Всю, всю, всю?
Но это ведь…
А это ведь ему ничем не грозит, черт побери! Чего он боится? Ему-то, собственно, бояться нечего. Сегодня, конечно, нет. Он к ним не поедет, устал. Вымотала дорога, долгие переговоры. Устал манерничать с упрямством, улыбаться в пустые холодные глаза. Но раз Соседова велела, он не ослушается. Он и ее послушает, он пока всех слушается. Пока не нашел выхода из сложившихся обстоятельств.
Сейчас он снова ее послушает. Он поедет в ее загородный дом и переночует там. Только остановится там не на два-три дня, а всего лишь на ночь. А утром…
Утром он навестит Данилова и все-все-все ему расскажет. Пускай его даже закроют на семьдесят два часа, он не против. Он отоспится за это время и все хорошо обдумает. Предъявить ему все равно нечего. А записи с камеры – ерунда. Этому тоже есть объяснение. Пусть даже кого-то оно и не устроит. И еще одно: он не мог себе отказать в удовольствии позвонить Заломову. Этому старому нелепому бухгалтеру, возомнившему себя молодым пижоном, следует знать кое-что. Следует знать…
Глава 15
Игорька Мишина определенно сегодня все кидали. Сначала не захотел ему посочувствовать Данилов. И приказным, непривычно приказным тоном велел ему выпотрошить всех сотрудников поликлиники, где раньше работали Лопушины. Старых причем! Правда, не сказал, как он должен это делать!
Кому некогда, кто ничего о Лопушиных не знал, кто вообще не помнил, кто такие. Мишин три часа слонялся по клинике, не зная, как подступиться и пробить брешь в неприступном врачебном молчании.
– Молодой человек! – возмущенно воскликнула одна из врачих с долголетним стажем и накрыла обеими руками толстую стопку больничных карточек. – Вы это видите?! Знаете, что это?!
– Вижу, – изо всех сил улыбался Мишин, хотя делать это устал еще час назад. – Это больничные карточки.
– Нет! Это не карточки, молодой человек! Это люди, это судьбы! Их много. Они все требуют внимания. Как я могу лишить их этого, скажите?! И все ради чего? Все в угоду вашему любопытству!
Приблизительно так же говорили с ним и в других кабинетах. И если кто-то и снисходил до ответов, то они ничего не значили.
К трем часам дня он устал, вспотел так, что от его рубашки стало неприятно попахивать, проголодался и решил навестить местный кафетерий.
Кафетерий был крошечным, четыре на четыре метра. С тремя столиками, стойкой, за которой в настоящий момент никого не было, кофейным автоматом и автоматом, выдающим леденцы в упаковках, еще чипсы и сухарики. Посетителей в настоящий момент не было, в больнице начался тихий час. Мишин взял себе чашку горячего шоколада, пристроился за пустым столиком возле стойки и всерьез подумывал взять себе упаковку чипсов, хотя у него постоянно от них болел желудок.
– Что-нибудь желаете?
Голос над головой заставил его вздрогнуть. Мишин поднял глаза. Из-за стойки выглядывала пожилая буфетчица в черных одеждах в белоснежной шапочке и с таким же белоснежным передником.
– А что-нибудь есть? – с надеждой спросил Мишин, отметив про себя, что женщина смотрит по-доброму. – Я бы съел сейчас хоть что-нибудь! Простите, но это есть не могу. – Он кивнул в сторону аппарата с чипсами и леденцами.
– А это и не надо, – обрадовалась буфетчица, достала потрепанное меню, начала перечислять: – Есть пицца, но дрянь, не советую. Есть пельмени, нормальные вполне, быстро сделаю в микроволновке, хотите со сметаной, хотите с соусом. Чебуреки, но так себе. Котлетки есть, хорошие, почти домашние.
– Ой, давайте пельмени и котлетки.
– Сколько? – она швырнула меню под стойку.
– Пельменей штук двадцать и две… нет, три котлеты!
Мишин судорожно сглотнул. У него аж веснушки побелели от вожделенного желания загрызть эти почти домашние котлетки. Надеялся, что ждать придется недолго, что он не умрет и не захлебнется желудочным соком, пока она станет все это готовить.
Буфетчица хлопотала сноровисто. Гремела стеклянная посуда для микроволновых печей, рвались пластиковые упаковки, гремели замороженными камушками пельмени и котлетки. Она загрузила сразу две микроволновки, выставила время и, пока готовилось, снова облокотилась о стойку.
– Вы к кому-нибудь пришли? – спросила она у бледного Игорька. – Кто у вас болеет?
– Да, собственно, ни к кому. Или ко всем сразу.
– Как это?! – Она настороженно подобралась. Полное лицо, казавшееся добродушным еще пару минут назад, сделалось суровым. – Хулиган, что ли?! Или маньяк, прости господи?! Я щас охрану позову!
– Из полиции я. – Игорек показал ей удостоверение. – Опрашиваю сотрудников, которые работали здесь давно, но… но все бесполезно.
– А чего опрашиваешь-то, Игорь? – свойски спросила его буфетчица, представившаяся тетей Надей. – О чем хоть?
– У вас тут работали давно, может, лет десять назад, супруги Лопушины. Иван Сергеевич и Валентина Сергеевна. Они…
– Знаю, можешь не говорить. Знаю я этих аферистов! – фыркнула тетя Надя с чувством. – О-ох и почудили они! Ох и почудили!
– То есть? То есть вы их знали? Хорошо знали?! – Мишин даже про пельмени позабыл с котлетками, хотя по кафетерию уже поплыл характерный аппетитный запах.
– А кто же их не знал-то? – фыркнула она с чувством.
– Но никто, представляете, никто не хочет делиться со мной своими знаниями, – пожаловался Игорек, кивнув на дверь. – Полдня ходил по кабинетам – бесполезно.
– А оно и понятно. Из-за них людей еще тогда затаскали. Многие захотели забыть и про Лопушиных, и про те времена, – скорбно поджала губы тетя Надя. – Иван Сергеевич-то женским врачом работал, а Валя акушеркой. Прибыли к нам откуда-то из соседнего района. Там небось перекрестились сто раз! Но мы-то не знали тогда, что это за славная парочка! Погоди-ка, Игорек…
Тетя Надя достала стеклянную кастрюльку с пельменями, переложила их в глубокую тарелку, щедро полила сметаной, посыпала сверху рубленым укропом, подала Игорю. Пока он перемешивал, подоспели и котлетки. Их тетя Надя по своему вкусу полила соевым соусом и тоже щедро посыпала укропом. Подала Мишину три здоровенных ломтя хлеба. И, вымыв кастрюльки, через минуту вышла из-за стойки.
– Они тут долго нервы мотали всем от мала до велика, – сообщила она доверительно, подтащив стул и усаживаясь к Игорю за столик. – Такая сволочная пара, Игорек, такая сволочная! Начали прямо с меня. То тарелки не так вымыты, то кофе жидкий. Тогда аппарата не было, я сама кофе варила. Так вот цеплялись каждый раз, как заходили. Потом изжили всех медсестер, что с ними работали. По очереди девчонки увольнялись!
– Иван Сергеевич на приеме работал? – Игорек смел пельмени, пододвинул тарелку с котлетками. Было горячо, вкусно и ароматно.
– И на приеме, и в отделении, когда дежурил. Потом его завотделением сделали.
– Ничего себе! Как это ему удалось?
– О-о, по трупам шли эти двое! В прямом и в переносном смысле, – понизила голос до шепота тетя Надя. – Роженица умерла в Валькину смену. Так Иван все сделал, чтобы от нее подозрение отвести, обвинил во всем лечащего врача. А его в ту ночь и не было, Валька одна дежурила.
– А врач где был?
– Врач-то… – Тетя Надя с сожалением глянула на Игорька: – Да пьяный спал в подсобке.
– Ничего себе! Но ведь получается, виноват, разве нет?
– Виноват, что напился, спорить не стану. Но роженицу-то упустила Валька! Могла бы вызвать кого-нибудь, раз случай серьезный, хоть Ивана своего. А она не вызвала, сама начала своевольничать. И роженицу упустила. Ох, что тут было!