В глубокой задумчивости, свойственной лишь кинорежиссерам и героям авантюрных романов, я отправился обратно, поравнялся с машиной и тут совершенно явственно услышал знакомый голос Порейки:
— А этот тост разрешите поднять за присутствующего среди нас освободителя Европы от фашистского ига!
Господи, и я собирался летать по воздуху и лазить по крышам в то время, как эти бездельники праздновали встречу друзей в ресторане, у открытого окна, не обращая внимания на шоферов и лакеев.
В этот момент грянул оркестр, и все мои радужные надежды разлетелись в пыль. Для того чтобы подслушивать их и дальше, мне пришлось бы сесть на стол, а это вызвало бы удивление.
У меня оставалась надежда на то, что им захочется всерьез поговорить после славного ужина. Надо же на что-то надеяться.
Время у меня было, но мыслей, как назло, — никаких. В результате я не придумал ничего лучше, как заглянуть в холл. Там никого не было. Я осторожно прошел ко входу в ресторан, прикрытому лиловыми портьерами, видно, оставшимися со славных купеческих времен. Все столы длинного скучного зала, разрисованного по стенам плодами южных земель, были заняты. Толстяк танцевал с Александрой, Рустем чокался с Порейкой. Жора с Одноглазым Джо сидели за соседним столиком, пили водку со скудной закуской и всех охраняли. Мне показалось, что Александра увидела меня и подмигнула. Хотя, может, мне хотелось, чтобы она подмигнула.
В зале было дымно, и освещен он был несколькими цветными прожекторами, которые мельтешили, стараясь создать атмосферу непринужденного праздника.
Я вышел из зала и, подойдя к дежурной, показался ей проверяющим. Неважно каким — может, по электрической части, может, по газовой. Я спросил, как пройти в «полулюкс».
Проходить я никуда не стал, а возвратился к машине. Как я и предполагал, окна «полулюкса» выходили в сад. Два окна — третье и четвертое от дальнего конца. Информация есть, но пользы от нее пока мало.
Зато штора в ресторане была прикрыта не до конца, так что я точно увидел, как они, расплатившись, покинули ресторан.
Было без десяти десять. Стемнело, но ночью это серебряное сияние назвать было нельзя. В такую погоду в Питере выходят в два часа ночи посмотреть, как разводят мосты. Люди и предметы приобрели некий полупрозрачный вид и потеряли свой цвет — все было сиреневым и смутным.
Деятельность на гостиничном дворе давно уже прекратилась. Сторож прикрыл ворота и куда-то отошел, возможно, он ждет проказников во дворе.
Через дверь я поглядел, как вся честная компания поднималась наверх. Первым шел генерал, а дальше построением немецких псов-рыцарей, известным по нашему кинематографу как «свинья», шествовали Рустем с Александрой, а затем латники — простые ратники — Порейко и Джо с Жорой и телохранитель в черном, скрипевший ремнями на весь район.
Значит, они решили никого мне в помощь не присылать и вообще списали меня со счетов. Обидно, но удобно.
Меховск рано ложится спать или прилипает к телевизорам, чтобы лучше разбираться в мировом искусстве и политике. Если не считать золотой молодежи, которая догуливала в ресторане, постепенно переходя от рока к присядке, да случайных прохожих, улица была пуста. Теперь можно было рискнуть.
Я сделал так: дошел до магазина и резким прыжком поднялся на его крышу. С непривычки я потянул ногу, и мне пришлось минуты три корчиться за трубой от боли. Все летающие люди из фантастических романов померли бы от смеха, увидев, до чего дошла левитация в наши дни.
Не поднимая высоко головы, я перебрался на другой скат крыши. И разглядел сад. Он в самом деле относился к какому-то большому зданию — больнице или школе, нет, скорее больнице, потому что несколько окон в нем светилось.
Окна длинного крыла гостиницы выходили в этот сад. Мне не стоило труда увидеть свет в «полулюксе», где жил генерал. В обоих окнах.
К счастью, не все деревья в том саду были яблонями. Среди них встречались и более солидные создания. На ветвях одного из них — кажется, липы — я устроился, готовый, если надо, взлететь.
Я должен сказать, что летал я по обязанности, без всякого удовольствия и понимал проблему Икара, который предпочел свалиться в море, только бы не шастать между облаками.
Начало каждого полета требовало такой концентрации всей душевной и физической энергии, что начинал болеть живот и ломить в затылке. Боюсь, что, если бы мне в такой момент смерили давление, оказалось бы, что меня надо срочно класть в больницу.
Нет, я не птица и не создан для полета.
Рассуждая так, я устраивался поудобнее на ветке, глядя в открытое окно номера «полулюкс».
Как раз когда я еще шумел и потрескивал ветвями, Порейко подошел к окну и стал вглядываться в полутьму.
— Как бы кто не подслушал, — сказал он.
— Вы же знаете, это больничный сад. Ну кто в него ночью пойдет? — ответил Одноглазый Джо.
— Кому не надо, тот и пойдет, — ответил Порейко. Он стал закрывать занавеску, но изнутри комнаты сразу откликнулся генерал.
— Можно оставить немного свежего воздуха? — спросил он. — Как говорится, голова в холоде, ноги в тепле. Суворов.
Штору закрывать не стали.
Генерал пил кефир из квадратного пакета. Ему нравилось пить кефир.
— Не то что алкогольные напитки, — сообщил он.
— Я надеюсь, что здесь никто не услышит, — сказал Порейко. — Хотя я продолжаю думать — неплохо бы закрыть окно.
— И не думай, — воспротивился генерал.
Порейко вернулся к окну. Он смотрел вниз, словно кто-то мог подобраться к дому и подложить бомбу. Он курил, и, когда затягивался, его лицо становилось оранжевым от разгоревшегося уголька.
— Я рассчитывал на большее количество живой силы, — сказал генерал. — Моя статистика показывала другие величины.
Наверное, он был генералом по интендантству. Хотя в политику обычно уходили генералы из политорганов.
Я ощутил вечернюю тишину. И запах листвы. Где-то далеко залаяла собака. Вечер был безветренным, парным, и каждое слово, сказанное в комнате, мне было слышно, будто я сидел среди собеседников.
— В общей сложности, — ответил Порейко, отвернувшись от окна и возвратившись в комнату, — мы достигнем нужного числа. Добавим со стороны.
— Ни-ни! — возразил Рустем. Перед ним стояли в ряд несколько банок с пивом «Хейникен», он открывал их по очереди, слизывал пену и потом высасывал банку до дна. — Никакой самодеятельности. Мы мобилизуем наших людей, спецконтингент. Мне надоели объяснения. К тому же, по некоторым сведениям, к нашей деятельности проявляет интерес департамент Мясоедова.
— Это в МВД? — спросил Порейко. Теперь к окну подошла Александра.
— Ты куда? — спросил Порейко.
— Душно у вас, накурено, — сказала она.
Нас разделяла пропасть в десять метров; если бы она смотрела прямо на меня, наверняка бы углядела в листве.
Я замер, превратившись в сук. Сук был не очень убедителен, но она меня не заметила.
— В МВД, — сказал Марков и почесал убегающий подбородок, — но у нас к ним хода пока нет. Пока.
— Как же так, с вашими-то деньгами, с вашим влиянием?
— Я тоже удивлен, — сказал генерал. Он пил кефир, расплывшись на стуле, видно, спине привычней было опираться на прямую твердую доску.
— Это дело времени. Департамент невелик — одно слово, что департамент. Но они решили, что чем меньше людей, тем меньше утечки. Купим. Обязательно купим.
Я подумал, что разговор идет о департаменте полковника Миши. Мне хотелось, чтобы существовал департамент, куда еще никто не смог залезть, купить, развратить и уничтожить.
— Это опасно, — сказал генерал. — Поймите, что я обладаю высокой репутацией. Если что-то просочится в продажную прессу, моей репутации будет нанесен непоправимый ущерб.
— Непоправимых ущербов не бывает, — Рустем открыл еще одну банку пива, — все забывается. На этот счет есть поговорка, но я ее забыл. — Он говорил без акцента, но жестко произносил согласные.
Он сыто засмеялся, словно забыл поговорку нарочно, чтобы подшутить над собеседниками.
— Так, и что же? — спросил Порейко. — Что им известно?
— Им известны предыдущие мобилизации, — сказал Рустем. — Они уже вычисляют, что произошло, и даже, мне сообщили, просили прикрытия для того, чтобы послать агентуру в пункты, где могут произойти новые казусы.
— К нам тоже? — Александра отвернулась от окна и кинула вопрос в густую полутьму комнаты. Им бы свет зажечь. И, как бы услышав мою мысль, генерал произнес:
— Совсем ничего не видно, я этого не выношу. Даже в блиндаже у меня всегда было освещение проведено. Я помню, сидели мы в Грозном под вокзалом, и я говорю ребятам: «А ну-ка сделайте мне свет!» Сделали, черти полосатые!
— Совсем ничего не видно, я этого не выношу. Даже в блиндаже у меня всегда было освещение проведено. Я помню, сидели мы в Грозном под вокзалом, и я говорю ребятам: «А ну-ка сделайте мне свет!» Сделали, черти полосатые!
Генерал врал. Не был он в Грозном под вокзалом, потому что и в прошлом, и в позапрошлом году ему было все те же восемьдесят лет. Такой генерал годен только для митингов.
— Значит, к нам прислали агента? — спросила Александра.
— Вот именно это и я хотел спросить, — произнес Порейко.
Александра зажгла торшер. Его уютный свет как бы сплотил людей, словно на полотне Рембрандта, — остальной мир перестал существовать, растворившись в теплой темноте.
— Не исключено, — сказал толстый. — Мясоедов отличается методичностью.
— А если у нас возникли подозрения? Даже без ваших предупреждений. Что нам делать? — спросил Порейко.
— В двух словах попрошу изложить суть дела, — приказал генерал.
— Недавно у нас в городе появился человек лет двадцати пяти. По биографии и документам — ветеран. Но что меня смутило с самого начала — он остановился в доме у некоего Аркадия Полухина, личности подозрительной и, по нашим сведениям, тайного сотрудника органов.
— Какие основания? — спросил Марков. — Я спрашиваю, чтобы призвать вас к осторожности. Наши товарищи в других местах часто ударяются в подозрительность. А излишняя подозрительность так же опасна, как излишняя доверчивость. Мы можем оттолкнуть, а то и погубить хорошего, преданного идее человека. И главное — привлечь к себе внимание органов. Учтите, не все у нас еще куплено, не все еще нам подвластно. Мы стремимся к этому и в центре, и на местах. Но работа нелегкая, ох нелегкая.
Марков подвигал козырьком и с тоской посмотрел, как уменьшается ряд пивных банок. Перед ним оставалось три или четыре.
Александра перехватила взгляд и, улыбнувшись, сказала:
— Мы можем нашего человека послать. Он всегда киоск откроет.
— Киоск не надо! — предупредил Порейко. — Киоски контролируются враждебной нам группой.
— И вы допускаете?.. — удивился генерал. Он постучал донышком кефирного пакета о столик, стук получился авторитетным и даже строгим.
— У каждого свои проблемы, — сказала Александра. — Вы не можете навести порядок в Москве, а мы не можем разобраться со всеми противниками в маленьком Меховске. Чувствуете сходство ситуации?
— У вас молодые, сильные, смелые ребята! — рассердился генерал. — Поднимите их, направьте, дайте цель, лозунги, и пускай они все сделают.
— Командарм, — сказал Рустем, — ты требуешь от ребят невозможного. Сам говорил, что они нам могут выделить слишком мало людей, а хочешь, чтобы они схватили весь город. В Меховске действует параллельная организация?
— Действует, ох как действует! — поспешил с ответом Порейко. — Союз ветеранов Афганистана во главе с неким Мельником. Мы не наладили с ними связи.
— И не надо, — согласился Марков. — Это не наши люди. Но если вам удастся оттянуть от них в свою структуру отдельных ребят, сделайте это. И если завтра вы позовете на дело кого-то, мы только скажем спасибо.
— Понимаю, как не понять, — согласился Порейко. — Но все не так просто, как кажется.
— А мне ничего не кажется, — сказал Марков. — Ваше дело подчиняться, а наше — принимать решения.
— Вам хорошо оттуда рассуждать, — пытался сопротивляться Порейко.
— Вы лучше скажите мне о шпионе, — сказал генерал. — Многие операции, должен вам сказать, срывались оттого, что в ряды наших сил внедряли их разведчика. Так что, попрошу вас, по порядку, а мы уж будем принимать решения.
— Юрий, — сказал Порейко, — Юрий Иванович Старицкий.
— Хорошая фамилия, — сообщил генерал, — из столбовых дворян.
— Я у него изъял паспорт, а он его у меня потом выкрал, — сказал Порейко.
— Как выкрал? — спросил Марков.
— Честно говоря, не знаю. И это мне тем более не нравится. Я у него изъял паспорт для проверки и регистрации, положил в стол, а когда хотел вечером изучить — нет паспорта! Где паспорт?
— Мало ли куда вы его сунули!
— Он сам признался, что украл.
— Это еще не аргумент, — сказал генерал. — Давайте нам другие аргументы.
— Мне не понравилось, что он сразу же пошел искать Александру.
— Кого? — спросил генерал.
— Меня, — сказала Александра.
— Как так пошел искать?
— Я работаю официанткой в кафе, — сказала Александра. — А он пришел в то кафе завтракать.
— И много у вас в городе кафе? — спросил Чулков. — Есть выбор?
— Есть еще на станции буфет и ресторан, в котором мы сидели.
— Ясно, — сказал Рустем. — Значит, если человек хочет поесть, то ему лучше всего пойти в кафе, где работает Александра. Что же подозрительного он совершил?
— Мне он не понравился, — сказала Александра. — Представляете, он предложил мне с ним позавтракать.
— Хорошее предложение, — усмехнулся Рустем. — Благородное. Я бы тоже предложил. Сначала поужинать, потом позавтракать.
— Так не делают, — возразил генерал. — Обслуживающий персонал не имеет права присаживаться за стол к клиентуре. Это дисциплинарное нарушение.
— Помолчи, командарм, — сказал Рустем. — Я отлично понимаю этого парня.
Александра отвернулась от него. Почти демонстративно. Мне непонятно было, зачем Порейко затащил ее в эту компанию. Я знаю, как важно при переговорах на обедах и встречах иметь красивую женщину. Очень полезно. Но тут шла встреча доверительного характера.
Рустем, который и был здесь главным, продолжал:
— Чем еще проштрафился этот Старицкий?
— Не нравится он мне, — сказал Порейко. — Не вовремя возник. Ну шел бы к Мельнику, к его ветеранам.
— А он в Афгане воевал?
— Нет, молодой для этого.
— Тогда ему некуда деваться, только к тебе, наш осторожненький.
— И в драку ввязался.
— В какую еще драку? — сердито спросил генерал. — Я не дозволяю рукоприкладства в моем округе. Немедленно доложите.
— Он был ни при чем, — сказала Александра. — Один мой поклонник, из бандитов, увидел через окно, что мы разговариваем. И ворвался. Вот Юра и уложил его. А Кирилл привел с собой еще людей. Тут уж пришлось вмешаться нашему шефу.
— Все обошлось? — спросил Рустем. — Мне еще не хватало милицейского дела накануне операции!
Это были первые очень нужные мне слова. Операция состоится завтра. Или на днях. Но какая-то операция, о которой не положено знать милиции, готовилась. У меня защекотало под сердцем. Это было подобно лотерее — один номер совпал, второй номер совпал, теперь третий…
— Еще обвинения против этого парня есть?
— Обвинений нет. Я сделал его своим шофером. Он говорит, что воевал в Абхазии и даже в Африке. Был механиком-водителем. А мне как раз нужен водитель. Я решил — пускай будет у меня на глазах.
— С одной стороны, мудрое решение, решение настоящего контрразведчика, — заметил генерал. — С другой стороны — рискованное решение.
— Я тоже думаю, что рискованное решение, — сказал Марков.
— Вы, наверное, не совсем понимаете, — сказала Александра. — Мы живем в маленьком городе. Наш город поделен на сферы влияния. Бандиты, с которыми дрался Юра, нам не подчиняются. Если мы его оставим одного, без прикрытия, — его сегодня же ночью зарежут.
— Так круто? — спросил Рустем и засмеялся своим мыслям. Потом добавил: — Надо вас прорежать. Знаете, бывает лес слишком густой, деревья друг дружке мешают, душат друг друга вопреки законам товарища Лысенко. Их тогда прорежают, чтобы росли свободно. Поняли?
Интересно, он помнит о Лысенко. Впрочем, ему на вид лет под пятьдесят. Он вполне мог застать отголоски той биологической борьбы в школе. А впрочем, что я о нем знаю?
— Вы считаете, что я должен его выгнать? — Голос Порейки дрогнул. Он был из тех вождей, которые очень решительны на словах, но когда доходит до дела, у них начинается геморрой.
— Нет, — улыбнулся Рустем. — Зачем? Нам такой человек нужен. Драчливый, смелый, с опытом. Пускай поживет еще немного. Вместе с другими борцами.
Этой фразы я не понял.
— Меня тянет в сон. Простите, у меня строгий режим, — сказал генерал. — Но требуется до наступления моего сна обсудить все важные детали.
Он посмотрел на Александру.
Черт возьми! Я готов был выругаться.
— А мне домой пора, — сказала Александра, — я с вами тут заболталась. А то хозяйка беспокоится.
— Вот и отлично, — сказал Рустем и, не поднимаясь, протянул ей руку. — Рад был познакомиться. Надеюсь, встреча не последняя. Вы там будете?