Мальчишка тащил Ларису, держа за запястье, словно боясь, что она убежит.
Поравнявшись с крыльцом дома, он ткнул в свою грудь пальцем и со значением произнес:
– Вахид.
Потом он вопросительно заглянул в ее серые глаза. Но пленница промолчала, даже не поглядела в его сторону.
Миновав часть двора, скрывавшуюся под натянутой камуфляжной сеткой, юноша уверенно свернул за угол дома и потянул женщину к боковому входу в гараж.
Внутри приличного по размерам помещения стояли на приколе три автомобиля: легковой «Форд», основательно покрытый пылью, внедорожник со снятыми колесами и относительно свежий пикап с крупнокалиберным пулеметом в кузове. Вдоль одной стены высились стеллажи с инструментом и запасными частями. Вдоль другой была устроена крутая лестница, ведущая на второй этаж. Неподалеку от ее нижних ступеней лежало большое колесо от грузовой машины.
Женщина ударилась ногой о протектор, но не вскрикнула и не остановилась. Она послушно повернула к лестнице и с трудом поднялась на несколько ступеней.
Тут мальчик, которому было лет четырнадцать-пятнадцать, заставил ее остановиться.
Ларисе было безразлично, кто и куда ее ведет, что с ней произойдет через минуту или на следующий день, если тот вообще наступит.
Стоя на три ступеньки ниже, юнец разорвал завязки на ее накидке и ощупал грудь, что-то страстно приговаривая. Его пальцы от волнения тряслись, на лбу выступили капельки пота, а щеки покрылись таким густым румянцем, что родимое пятно в форме оливы почти потерялось.
Потом он приподнял длинный подол юбки и замер. От вида женского нижнего белья у бедолаги перехватило дыхание.
Дрожащей ладошкой он робко прикоснулся к коленке со ссадиной, провел пальцами по бедру, потрогал кружевные полупрозрачные трусики. Мальчишка, путаясь в плотном материале юбки, принялся неумело тянуть их вниз.
На эту выходку тоже не последовало никакой реакции. Лариса по-прежнему стояла как изваяние. Только странные тягучие мысли появлялись в голове сами собой, лениво проплывали и исчезали без следа.
«Должно быть, я первая женщина в его жизни, – думала она. – Кажется, на Востоке дети созревают рано. Судя по волнению и огромному интересу к тому, что скрывает мое нижнее белье, этот мальчик уже созрел».
А мальчик продолжал сопеть и пыжиться. Он так старательно пытался завладеть ее трусиками, словно это был ценнейший трофей, добытый в неравном кровопролитном бою.
Лариса устала от этой возни у себя под юбкой. Она сама освободилась от модных трусиков-слип, которые надела несколько дней назад перед свиданием с Анатолием.
Мальчишка выхватил их из ее рук и сунул в карман. Потом он принялся энергично ощупывать ее ноги. При этом волновался и прерывисто дышал, словно школьник, списывающий на важном экзамене со шпаргалки.
Тут во дворе послышались голоса. Вахид напугался, что-то промычал и потянул женщину вверх по лестнице. Поднявшись на крохотную площадку, он толкнул деревянную дверь и жестом приказал Ларисе войти.
Комната над гаражом встретила пленницу духотой и ядовитой смесью отвратительных ароматов. Тут пахло застарелым потом и кишечными газами, кислым табаком и алкоголем.
У дальней стены всю ширину комнаты занимал топчан, застеленный старыми выцветшими одеялами. Ни стола, ни стульев, ни какой-то другой мебели. Только окно, смотревшее в проулок, и раскаленный потолок из проржавевшего кровельного железа.
В комнате находились несколько мужчин разного возраста. Самый молодой сидел под окном и набивал трубку, остальные спали на топчане. Из-за ужасной духоты все они были едва одеты. Форма, оружие и боеприпасы громоздились у стены.
Вахид затолкнул Ларису в комнату, вошел следом и что-то громко сказал. Мужчины проснулись, подняли головы и недовольно воззрились на них.
Вахид произнес что-то еще, вытащил из кармана полупрозрачные трусики и потряс ими в воздухе. Потом он приподнял юбку пленницы, демонстрируя ее наготу.
Это возымело эффект. Мужчины, давно не видевшие женских тел, оживились, загалдели и полезли с топчана как голодные тараканы.
– Нам подарил ее сам Мохаммад Гурди! – радостно объявил Вахид, подсаживаясь к своему троюродному брату Джафару, такому же неопытному малолетке.
– Что значит «подарил»? – спросил Галиб, самый пожилой охранник в команде, и подозрительно покосился на пленницу.
– Он сказал: «Забирайте эту светловолосую шлюху. Можете пользоваться ею до утра». А нашему Салману он отдал вторую женщину, черноволосую.
– Все верно, – подтвердил третий охранник из смены Вахида. – Я стоял рядом в подвале, когда Мохаммад говорил об этом.
Джафар с Вахидом набивали трубки иранским табаком, добавив к нему по небольшому шарику афганского гашиша.
Шестидесятилетний Галиб первым подошел к светловолосой русской женщине. Он придирчиво осмотрел ее лицо, распахнул полы накидки с растерзанными завязками, деловито взвесил на ладони каждую грудь, ощупал плечи, живот.
– Грудь хороша, но сама худощава, – проговорил боевик, подталкивая пленницу к нарам.
Та покорно присела на край.
Мужчины устроились на корточках вдоль стен и тоже принялись набивать трубки.
Неспешное курение перед близким общением с женщиной было для здешних мест своеобразным ритуалом. Никто не торопился, не выказывал страсти и нетерпения. Все степенно затягивались смесью кислого иранского табака с афганским гашишем. Лишь самые молодые глазели при этом на соблазнительную красавицу, отрешенно глядевшую в пол и не делавшую никаких попыток прикрыть свою наготу.
Даже с учетом немалой разницы в понятиях и стандартах красоты между Востоком и Европой она выглядела потрясающе. Высокая, стройная, с идеальной фигурой, правильными чертами лица, роскошными волосами и глянцевой кожей.
Юный Вахид ощущал себя героем. Ведь именно ему Мохаммад доверил привести сюда эту красотку. Он светился от гордости, распиравшей его, и не знал, чем еще удивить старших товарищей.
Мальчонка перебрался к топчану и устроился у женщины в ногах.
– Затянись, – приказал он, протягивая трубку.
Она не шелохнулась.
Тогда Вахид вставил меж ее губ мундштук и энергично показал, как надо тянуть.
Русская подчинилась, вдохнула дым раз, другой, третий.
Паренек оглянулся на соплеменников и беззвучно засмеялся. Те в ответ понятливо заулыбались. Очень скоро комнатку над гаражом сотрясал их смех.
Было с чего посмеяться. Человек, ранее не пробовавший смеси иранского табака с афганским гашишем, после нескольких затяжек надолго улетал в нирвану. Он полностью терял над собой контроль, отключался либо становился глуповато-веселым и не в меру похотливым. Боевики, искушенные в последствиях курения этой смеси, ожидали перемену в поведении русской женщины. Эти хищники упивались агонией своей будущей жертвы.
Дружное веселье нарушило появление незнакомого человека. Он держал в руках видеокамеру и осветительные приборы.
– Приветствую вас, братья, – сказал этот тип, когда смех затих. – Меня прислал Мохаммад.
– Зачем? – удивился Галиб. – Это помещение отвели для нас!
– Мне не нужно ваше помещение. Я должен снять сюжет с русской.
– Какой сюжет?!
– О том, как воины Аллаха наказывают грязных шлюх.
– Да, Гурди предупредил, что пришлет своего человека, – припомнил Вахид.
– Ты что же, и нас снимать будешь?! – не унимался старый боевик.
Оператор поставил камеру на край топчана и с интересом поглядел на пленницу.
– Нет, ваши лица Мохаммад снимать категорически запретил, – ответил он. – И вообще, прошу поменьше обращать на меня внимания. Развлекайтесь с ней так, словно никого здесь нет.
Хорошие сигареты с фильтром Лариса иногда покуривала. В тяжелые и нервные моменты она могла приговорить и полпачки, а вот действие наркотика испытала впервые. В обыденной жизни у нее не возникало ни желания, ни соблазнов травить себя этой гадостью.
Когда юноша, которому не было и шестнадцати, вставил в ее губы мундштук длинной тонкой трубки, она подчинилась и несколько раз втянула в легкие дым. Голова женщины затуманилась, тонкая вуаль приятной слабости прочно сковала мышцы. Зрение перестало различать лица мужчин, находившихся в трех шагах. Узнаваемым оставался только мальчишка, притащивший ее сюда из подвала и сидевший подле ног.
Кажется, его звали Вахид. Он периодически подносил к губам Ларисы трубку и заставлял ее затягиваться. Другой рукой юнец сдирал с пленницы остатки одежды.
Ее модные трусики валялись в дальнем углу комнаты. Туда же полетели сандалии и накидка. Лифчика на ней не было.
К Вахиду присоединился такой же молодой и неопытный недоросль по имени Джафар. Они тискали ее грудь, оглядывались на товарищей и отпускали сальные шуточки. Те в ответ посмеивались, пожирали глазами постепенно открывавшуюся наготу.
Вскоре в трубке, которую Вахид подносил Ларисе, сгорела вся смесь. Веселье достигло пика. Юнцы уложили пленницу на топчан и сообща стащили с нее юбку, которая тоже отправилась в угол.
Вскоре в трубке, которую Вахид подносил Ларисе, сгорела вся смесь. Веселье достигло пика. Юнцы уложили пленницу на топчан и сообща стащили с нее юбку, которая тоже отправилась в угол.
Внезапно под потолком вспыхнули три точки. Настолько яркие, что ослепили Ларису.
Пленница прищурилась и с трудом разглядела мужчину, стоявшего над ней с большой видеокамерой. Вначале он снимал ее лицо, потом медленно навел объектив на обнаженную грудь.
В этот момент сознание женщины слегка прояснилось. Она поняла весь ужас происходящего. Возможно, этому способствовал мощный свет электрических фонарей или сам факт фиксации оператором ее наготы.
«Окно! – спонтанно родилась идея. – Оно довольно большое. Стекло в нем тонкое, с длинной трещиной! Я обязательно порежусь, а падение с высоты меня окончательно убьет».
Собрав последние силы, Лариса отпихнула нахальных мальчишек, встала и шагнула к окну, чтобы раз и навсегда покончить с кошмаром. Но ее голова вдруг закружилась. Все вокруг поплыло, перевернулось.
Она упала на пол и сильно ударилась. Ее левую коленку прострелила боль.
Пленницу подхватили крепкие мужские руки, бросили на нары.
С потолка опять ударил яркий свет, который частично заслоняли мужчины, облепившие Ларису со всех сторон. Они настойчиво мяли ее грудь, ползали ладонями по животу и ногам. Она плохо соображала и почти ничего не чувствовала. Сознание медленно покидало ее.
Напоследок Ларису охватил панический страх. Издалека доносились чьи-то голоса и шаги, неприятный смех, какая-то возня.
Очнулась она от нестерпимой боли в паху. По глазам опять резанули пучки света.
С трудом приподняв голову, женщина обнаружила себя лежащей на краю жесткого топчана в неудобной позе. На ней не было ни клочка одежды. Двое мужчин крепко держали ее ноги, задранные к потолку. Между широко разведенных бедер завис оператор, снимая самые сокровенные местечки ее тела. Остальные мужчины, включая двух юнцов, выглядывали из-за плеч оператора и завороженно следили за процессом съемки.
Если бы с Ларисой случилось подобное в иных обстоятельствах, то она определенно лишилась бы рассудка. Сейчас увиденное не взволновало ее, не удивило и не вызвало протеста. Скорее позабавило.
Постепенно разделись и охранники. В комнате над гаражом даже поздним вечером было нестерпимо жарко. Да и возиться с голой девицей, не снимая одежды, было неудобно.
Даже оператор скинул с себя футболку и обувь, остался в одних брюках. Он закрепил под потолком осветительные приборы, перемещался с камерой по топчану и снимал светловолосую русскую бестию со всех ракурсов. Этот тип не мешал боевикам, но, исходя из задачи, поставленной Гурди, подсказывал, кому и что делать.
Сценки, придуманные им, получались отменными.
Вот нога сирийского повстанца давит на горло женщины, агента ФСБ. Да так сильно, что симпатичное лицо наливается кровью.
Вот та же женщина лежит на животе, а в ее ягодицы упирается автоматный ствол.
Теперь боевики переворачивают ее на спину. Двое мужчин широко разводят точеные женские ножки. Камера берет крупный план.
Вот бледное лицо пленницы, отрешенный взгляд серых глаз. На лбу черная повязка с какой-то надписью.
Вот мужская рука подносит к ее груди нож. Два пальца оттягивают сосок. Лезвие плавно скользит и вот-вот рассечет нежную кожу.
Теперь та же женщина стоит на четвереньках. Камера движется вдоль ее тела, поочередно показывая зрителю распущенные волосы, скрывающие плечи, грудь, глянцевый бок, правое бедро. Объектив демонстрирует женщину сзади, постепенно укрупняя план.
В кадре появляется вихрастый затылок юноши. Он старательно выводит черным маркером поперек ягодиц слова презрения и проклятий. За кадром слышится дружный громкий смех.
Первым не выдержал шестидесятилетний Галиб.
– Ну-ка расступитесь, – пробасил он, оттолкнув оператора и мальчишек. – Дайте-ка заняться настоящим мужским делом!
Боевик навалился на пленницу сверху, и объемная женская грудь заколыхалась в такт сильным толчкам.
Скоро Галиб испустил протяжный стон, обмяк и уступил место следующему.
Последними женщиной овладели юнцы. Затем яркий свет погас, и взрослые мужчины улеглись спать.
– Вам надлежит переместить ее к помосту, – сказал Вахиду и Джафару оператор, выключая аппаратуру. – Это приказ Гурди.
Мальчишки кое-как подняли русскую пленницу, заставили ее спуститься по лестнице в гараж. Оттуда они повели женщину через двор к деревянному помосту.
Небо уже было светлым, на востоке занималась заря.
У помоста лениво прохаживался Гурди, потягивая из бутылочки минеральную воду. Невзирая на ранний час, он выглядел отдохнувшим и свежим.
Завидев молодых боевиков, сопровождавших обнаженную Ларису, главарь остановился, криво усмехнулся и заявил:
– Вас можно поздравить. Вы сегодня стали мужчинами!
– Да, Мохаммад, – с гордостью подтвердил Вахид.
– А воинами стать хотите?
– Еще бы!
Гурди кивнул на помост.
– Тогда бросьте ее сюда и подойдите ко мне.
Вахид с силой толкнул женщину. Та потеряла равновесие, упала на жесткую деревянную конструкцию и снова потеряла сознание.
Гурди обнял юнцов, отвел в сторонку и что-то долго им рассказывал. Судя по выражению мальчишеских лиц, предложение босса их очень заинтересовало.
– Все поняли? – спросил он.
– Да.
– Хорошо. Тогда передайте начальнику караула, чтоб к восьми тридцати прислал сюда всех людей, свободных от службы.
К указанному времени во дворе собралась приличная толпа. Личная охрана Гурди, люди хозяина усадьбы, водители и боевики из местного гарнизона, несколько семей, живущих по соседству, воины, прибывшие в Хавар для охраны русских пленников.
На фоне выцветшего брезента яркими пятнами выделялись две женщины. Обе стояли на коленях с заведенными за спину руками. Их головы были опущены, глаза закрывали широкие повязки. На обеих смертницах красное одеяние, обычное для подобных мероприятий.
Позади каждой женщины стоял боевик в маске с ножом в руке. Это были не взрослые мужчины, а подростки не старше пятнадцати лет.
Процесс казни, разумеется, снимал на камеру все тот же вездесущий оператор. Он успел расставить слева и справа от помоста осветительные приборы и парочку микрофонов.
Мохаммад Гурди по традиции надел большие темные очки и произнес перед камерой торжественную речь. Он пообещал всем союзникам скорую победу, а врагам Исламского государства пригрозил мучительной смертью.
– Взгляните на них! – Главарь боевиков с театральным торжеством показал на несчастных женщин. – Они незаконно проникли на территорию нашей страны, собирались убить меня и еще нескольких руководителей оппозиции. Помимо этого женщины-агенты собирали сведения о дислокации наших войск, намеревались узнать координаты центрального госпиталя, чтобы российская авиация нанесла по нему удар и уничтожила. Как, я вас спрашиваю, мы должны поступить с ними?! Разве не будет справедливым казнить их прямо здесь и сейчас?!
Народ, собравшийся поглазеть на экзекуцию, шумел и поддерживал оратора. Некоторые выкрикивали проклятия в адрес этих женщин и требовали скорейшего начала казни.
Она началась.
– Пожалуйста, пощадите нас, – жалобно просила Светлана, когда мальчишеская рука схватила ее за волосы и оттянула голову назад. – Пожалуйста, пощадите! Вы же знаете, что все это неправда! Мы не военные и не проникали в вашу страну…
– Не надо, Света, перед ними унижаться, – спокойным голосом произнесла Лариса. – Эти нелюди недостойны даже того, чтобы с ними разговаривать.
Когда оба женских тела безжизненно упали на помост, Гурди подошел к оператору и распорядился:
– Обработай видео и вместе с предыдущим сохрани на моем ноутбуке в папке «Резерв».
– Где найти твой ноутбук, Мохаммад?
– В моей комнате на столе. Эти захватывающие фильмы еще пригодятся в нашей нелегкой работе.
Глава 11
Сирия, один из северо-восточных мухафазов. Российская Федерация, Москва
Тахир Умабор лишь поверхностно знал Гурди, ничего не ведал о его хитроумных планах и поэтому не догадывался о казни, состоявшейся в Хаваре.
Примерно за двадцать часов до трагедии он добрался до тайника, настроил станцию спутниковой связи и начал вызывать сотрудника российской разведки, с которым поддерживал контакты в экстренных случаях:
– Сокотра, я – Борнео.
– Борнео, Сокотра на связи, – ответили ему.
Канал связи был закодирован. Поэтому Тахир открытым текстом рассказал о пяти русских гражданах, захваченных в Турции и тайно перевезенных в сирийское местечко Хавар. Также он поведал о легенде, сочиненной Гурди, и о только что прошедшей пресс-конференции с участием журналистов западных новостных агентств.
Абонент поинтересовался точными координатами усадьбы, расспросил о возрасте, приметах и физическом состоянии пленников, о количественном и качественном составе охраны.