«Что же мне делать? – терзался Игорь. – Где искать Сашку? Уехал ли Брызгалов в свой… то есть в наш родной Озерск? Или до сих пор в Москве? Черт, ведь никаких зацепок! Разве что кафе, где мы сидели вместе… Хозяин, по-видимому, его хороший знакомый… Если и в кафе не помогут его найти, придется писать на его старый адрес в Озерск… или ехать туда самому… В крайнем случае можно пойти и на это. Эта загадка уже зацепила и не отпускает меня. Чтобы ее разгадать, я способен потратить столько денег и времени, сколько понадобится…»
Беспокойство мучило Игоря. Торчать возле стенда, отвечать на вопросы и улыбаться в таком состоянии становилось все трудней и трудней. Не выдержав пытки, он оставил стенд на своего заместителя, а сам отлучился, решив прогуляться по залам «Экспоцентра». Кочевал вместе с толпами посетителей из одного зала в другой, бездумно скользя взглядом по выставленным экспонатам. И вдруг Игорь вздрогнул – клетчатый пиджак промелькнул в толпе. И хотя, здраво рассуждая, эту небогатую одежку мог надеть кто угодно, Игорь устремился вслед.
Он рассчитывал, что догнать инвалида (если это действительно был Саша) на таком большом открытом пространстве, как зал «Экспоцентра», получится очень просто. Но не тут-то было! Пространство чинило препятствия. То проход буквально перед самым носом перегораживала целая толпа весело галдящих то ли японцев, то ли китайцев. То спешащий Игорь внезапно сталкивался с парочкой промоутеров на роликах и терял пиджак из виду. То вдруг Саша (теперь Игорь ясно видел, что это – Саша, и никто, кроме него), шагнув раз-другой своей кривобокой, но быстрой походочкой, сворачивал за угол и исчезал… Из зала в зал спешил за ним Игорь, все более и более ускоряя шаг. Это напоминало вязкие сны, в которых мучительно двигаешься, напрягая мускулы, и все время остаешься на одном и том же месте.
– Сашка! – не стерпел Игорь. – Да стой же ты!
Саша, как будто только этого и ждал, остановился, обратив к Игорю слегка удивленное лицо: мол, надо же, какая встреча! У Игоря перехватывало от бега дыхание, у него не было сил выяснять, когда старый друг его заметил, и не было ли это убегание через залы хорошо разыгранным спектаклем.
– Сашка, блин, еле тебя догнал!.. – с трудом переводя дух, выдавил из себя Игорь. – Как хорошо, что мы увиделись. А я уж голову сломал, где тебя найти! Ты даже координат своих не оставил…
– Прости, но я не предвидел, что тебе захочется меня разыскивать. Лично мне казалось, что в тот раз мы обо всем переговорили.
– Нет! Не обо всем! Не начинали даже! Почему ты не сказал, что связывался с Андрюхой накануне его смерти?
Сашка только плечами пожал.
– Ну не так чтоб накануне… Но мы с Андрюхой вообще много общались. Уже больше полугода. Он что, не говорил?
– Нет… Как же вы встречались? Разве он в Озерск ездил? Или ты в Москву приезжал?
– Какой смысл мотаться за тысячи километров, когда на дворе двадцать первый век? Интернет-то на что?
– Чудеса, а я ничего и не знал… Слушай, Сашка, а он тебе ничего не писал?.. В смысле, почему он вдруг решил на себя руки наложить?
Саша снова пожал плечами, на этот раз демонстративно. Но Игорь не отставал:
– Что за адрес ты ему сообщил? Почему он в этом раскаивался? Саш, это очень важно…
– Помнишь кабак, где мы с тобой сидели? – резко, почти грубо перебил его Саша. – Приходи туда вечером, часам к восьми. Извини, спешу.
И все такой же стремительный и перекошенный, точно утлый корабль, преодолевающий штормовые волны, поковылял прочь. Что-то в Игоре хотело остановить его, схватить за плечо, потребовать, чтобы он выложил все, что знает, сейчас же, не откладывая… Но Игорь пересилил это неразумное желание. В конце концов, до восьми часов вечера он как-нибудь дотерпит.
Из прошлого: Озерск
Выпускной вечер был отмечен для пятерых друзей двойной радостью. Во-первых, расставание с надоевшей школой! Занятия по установленной ими системе принесли свои плоды: даже работа грузчиков не помешала им получить аттестаты без «троек». А во-вторых, погрузка-разгрузка тоже остается в прошлом! Нужная сумма скоплена! Теперь – в Москву, в Москву, в Москву! Этот чеховский рефрен отзывался стуком колес, позвякиванием чайных стаканов в дорожных подстаканниках, белыми занавесками на окнах поезда, который они всегда провожали завистливыми взглядами, стоя под откосом, где пролегали поверху железнодорожные пути. Вот бы поехать на нем – хоть куда-нибудь, лишь бы далеко-далеко! Наверняка там ждут их приключения, о которых в Озерске можно только мечтать… Но поезд проезжал, а мальчишки оставались.
А теперь сказочный поезд повезет их к будущему счастью. Никуда не денется!
– Молодцы, парни, – на прощание хлопали их по плечам грузчики. – Езжайте. Задайте столице жару, пусть знают, что мы тут, в Озерске, не лаптем щи хлебаем.
Володя подозревал, что радовались они через силу: должно быть, грустно видеть, как молодые оболтусы, которые в жизни еще ничего толком не видели, уезжают, а они, взрослые, солидные люди – остаются.
Честно говоря, друзьям даже стало грустновато. Чувствовалось, что какой-то важный этап жизни безвозвратно уходит, а что будет дальше – один бог знает… Однако на причитания не оставалось времени. К началу вступительных экзаменов они должны быть в Москве.
Пятеро друзей по праву гордились собой: из скопленных денег они не потратили ни копейки. Наступив на горло радостям юного возраста. Не оторвали от общей суммы даже для того, чтоб приодеться: уж лучше явиться в Москву оборванцами, чем остаться дома в новенькой одежде! Это признали все, даже Мишка, которому накануне отъезда кто-то из местных спекулянтов предлагал купить настоящие фирменные джинсы «Супер Райфл». Но Мишка гордо отказался, хотя такой вещи не было ни у кого из друзей, даже у Володи, чья семья была обеспечена получше других. Сочувственно глядя на друзей, Володя находил, что хуже всего приходится Игоряхе. Мало того, что на нем брюки в буквальном смысле рваные, так он еще, видно по осунувшемуся лицу, недоедает. Однако глаза его горели огнем великих свершений. Как и у остальных – даже у Миши, самого тихого и домашнего. Сашка, тот вообще от нетерпения на месте приплясывал:
– Ну что, теперь только одно осталось… Кого делегируем за билетами?
Собрание происходило у Сашки дома, в его комнатушке, порядком тесной, темной и захламленной, зато отдельной. Его мать, осанистая, с представительной грудью, Валентина Георгиевна, уважала право повзрослевшего сына жить так, как ему захочется, и без разрешения ни за что к нему не зашла бы. Поэтому у Сашки им было уютно. Их не смущали пружины, торчащие из прикрытой стареньким пледом тахты, на которой свободно умещались вчетвером; им нравился ряд матерчатых корешков школьных задачников и пособий на застекленной полке; они привыкли к картонной модели «Ту-154», которая свисала на бечевке с трехрожковой, вечно запыленной люстры, в которой горела только одна лампочка.
Володя откашлялся. По своему обыкновению, он так делал, готовясь сказать то, в чем не был уверен. Или то, что могло обидеть окружающих. Зная об этой его манере, друзья посмотрели на него настороженно.
– Вы уж извините, ребята, – выдал наконец Володя, – я свои билеты уже купил.
– И я, – Миша, как все рыжие, краснел сокрушительно – моментально вспыхивал до корней волос. – У меня мать за билетами сходила…
– Ну что же вы! А я-то думал, вместе поедем! – хлопнул себя по колену Сашка. – Мы же всегда, как один человек! И в беде, и в радости, и в горе, как в песне про бригантину…
– А мы и поедем вместе, – принялся суетливо оправдываться Володя. Он всегда был чрезмерно чувствителен к чужому неудовольствию – настолько, что поступался своими интересами, чтобы кого-нибудь не огорчить и не рассердить. – Поезд-то на Москву один, через два дня! И мест свободных много, я узнавал. Если в разных вагонах дадут, то поменяемся. Ну чего ты, Сань…
Сашка взъерошил курчавый чубчик, подвигал нижней челюстью: он почему-то воображал, что это упражнение делает подбородок волевым. Игорь, изучивший его лучше, чем остальные трое друзей, понимал: Сашку задело не то, что двое из их компании обзавелись билетами, а то, что сделали это тайком. И особенно без его, Сашки, ведома. Он же у них всегда был командиром! И хотя должность, ясное дело, неофициальная, однако заставляла с ним считаться. А сейчас все вроде сами с усами, а его что же, побоку?
Своеобразный он все-таки был парнишка, этот Саша Брызгалов. Со стороны – абсолютно уверенный в себе, из тех, кто прет напролом. Смесь школьного активиста и хулигана. Любил подшучивать над людьми, иногда даже довольно зло их разыгрывал. И только Игорь видел, сколько горечи скрывалось за этим фасадом. Только ему Сашка открыл, какое неизгладимое впечатление произвел на него уход отца.
«Тебе-то, Игоряха, еще полбеды, – говорил он, и глаза блестели – то ли от ненависти, то ли от непролитых слез, – ты своего батьку не помнишь. А у меня ведь он был, и долго был, до шести лет даже. Отличный такой батька был. На первомайских демонстрациях всегда на плечи меня поднимал. Учил по дереву выстругивать. В речке мы с ним купались. Он и в Тюмень на нефтепромыслы уехал, чтобы нам с матерью, как он говорил, приличную жизнь создать… За длинным рублем, в общем, мотанул. И не вернулся. Нашел себе там, на северах, другую бабу. Чукчу, что ли, или я не знаю, не видел ее… Уже и сына ему родила. Вот мне иногда вдруг так в башку вступит: что же ему во мне так не нравилось, если другого сына захотел? А меня напрочь забыл, ни разу не повидался…»
«Тебе-то, Игоряха, еще полбеды, – говорил он, и глаза блестели – то ли от ненависти, то ли от непролитых слез, – ты своего батьку не помнишь. А у меня ведь он был, и долго был, до шести лет даже. Отличный такой батька был. На первомайских демонстрациях всегда на плечи меня поднимал. Учил по дереву выстругивать. В речке мы с ним купались. Он и в Тюмень на нефтепромыслы уехал, чтобы нам с матерью, как он говорил, приличную жизнь создать… За длинным рублем, в общем, мотанул. И не вернулся. Нашел себе там, на северах, другую бабу. Чукчу, что ли, или я не знаю, не видел ее… Уже и сына ему родила. Вот мне иногда вдруг так в башку вступит: что же ему во мне так не нравилось, если другого сына захотел? А меня напрочь забыл, ни разу не повидался…»
«Ну и не нужен он тебе, раз он такая сволочь», – рассудительно заметил Игорь, желая утешить Сашку – и удивился, когда тот вспыхнул:
«Сволочь? Это твой батька сволочь! А моего не трожь!»
Не потому ли Сашку так тянуло верховодить? Не пытался ли он таким образом доказать себе, что, если его слушаются, значит, он не так плох, как почему-то считал отец?
Игорь попытался успокоить взволнованное Сашкино самолюбие:
– Да ладно тебе, Санек, подумаешь! Давай наши деньги, я завтра билеты на тот же поезд куплю. Вместе поедем, никуда не денемся!
– Игоряха, ты настоящий друг! – подскочил Сашка. Миша и Володя понурили головы, точно эти слова командира доказывали, что они-то как раз проявили себя ненастоящими друзьями. – Бери мои деньги и иди.
– И мои тоже, – Андрюха трепетно передал ему свои сбережения, по-старушечьи завязанные в клетчатый носовой платок.
– Значит, с утра?
– В семь часов встану, как в школу.
– Только сейчас сразу домой, – рассудительно посоветовал Андрюха. – А то темно уже, бродят всякие подозрительные личности…
Конец его наставлений потонул в общем хохоте. Да уж, очень трудно избежать нападения подозрительных личностей по дороге домой, если всей дороги-то – перейти лестничную площадку!
Открывая дверь своим ключом, Игорь недоверчиво прислушался: не доносятся ли из-за двери звуки, свидетельствующие о том, что мать опять напилась? Не доносились… По всей квартире был выключен свет – темнота и тишина, даже храпа не слышно. А-а, ну все ясно! Игорь вздохнул с облегчением. У матери в последнее время завелись какие-то друзья, а точнее, собратья по увлеченности алкоголем. Наверняка уколесила к ним на сутки-двое… «Вот это кстати, по крайней мере высплюсь», – решил Игорь, проходя сразу к себе и на ходу раздеваясь, чтобы сразу лечь спать. Кинул взгляд на будильник – старый, с поцарапанными голубыми боками, дребезжащий так мощно, что мог бы поднять мертвого. Эта вещь была проклятием Игоря все школьные годы, он внедрялся истошным тиканьем во все его мечтания над страницами книг по истории, разрывал в клочья самые сладкие сны, так, что потом и не вспомнишь, что снилось, сколько ни старайся…
«Ничего, – подумал Игорь, пристраивая целлофановый пакет с деньгами в изголовье на тумбочку, – еще чуть-чуть потерплю эту чертову громыхалку. А вот в Москву с собой – ни за какие коврижки не возьму! Лучше вообще не спать, чем просыпаться от такого вот звонка…»
Нужно было завести будильник на семь, но Игорь медлил. Так не хотелось, чтобы его мерзкий звук еще раз прерывал его утренние сновидения… И в конце концов парень решил, что встанет и без звонка. Все равно он последние годы привык сам просыпаться заранее и поскорее нажимал кнопку, чтобы не слышать дребезжания. А если он вдруг проспит? Да тоже ничего страшного. Вокзальная касса – не школа и не работа, от небольшого опоздания тоже ничего не случится.
Приняв это решение, Игорь нырнул под тощее байковое одеяло. Миллионы мыслей, так или иначе связанных с московским будущим, теснились в голове. Прежде чем заснуть, Игорь успел стать знаменитым историком, написать книгу, которая перевернет представление об археологии древнего мира, и милостиво согласится взять в любовницы кинозвезду.
Когда Игорь наконец сомкнул глаза, сны его были легки и радужны. Они были как тропические бабочки, которые ненароком слетелись на его вспотевший лоб. Они обещали, что завтра он проснется – и все вокруг него станет праздником, и на пути в город мечты будут его поджидать сплошные удачи…
Первое, что утром увидел Игорь, было яркое солнце. Конечно, это могло ничего не значить, летом в Озерске светает рано. Но проснулся парень не сам, его разбудил какой-то звук, похожий на щелчок захлопнувшейся двери. «Мать пришла», – отметил Игорь, вновь погружаясь в отрадную дремоту, где все еще кружили вокруг него радостные призраки московских возможностей. Сколько он провел в таком состоянии – сказать трудно: дремота путает стрелки внутренних часов. Вдруг, словно от толчка в самое сердце, Игорь подскочил на кровати и протянул руку к тумбочке, чтобы сразу проверить самое дорогое…
Денег на тумбочке не было.
Этого не может быть! Холодея, Игорь шарил по тумбочке, перетряхивал постель. Сон напрочь слетел с него. Может, он с вечера перепутал место? А может, плотный сверток упал и закатился между постелью и тумбочкой? Игорь всунул туда руку, надеясь вот-вот нащупать прохладную поверхность целлофана. Убедившись, что все бесполезно, рванул к входной двери в одних трусах. От легкого толчка дверь открылась – она была не заперта.
Камень лестничной площадки холодил голые подошвы ног. Вверху и внизу на лестнице стоял утренний шум. Где-то играло радио, перекрикивались соседи, плакал ребенок. Лестничный пролет заполнял сытный запах жареной картошки. Подъезд жил своей жизнью, не тревожимый горем взрослеющего мальчика, который, бестолково размахивая руками, вбежал обратно в квартиру. И протопал босиком прямо к постели, на которой храпела мать.
Спящую похмельным сном мать Игорь старался не трогать, зная, что это не сулит ничего, кроме неприятностей. Но сейчас он не мог ждать, пока она проспится. Он схватил ее за плечи и затряс, будто куклу, поражаясь ее легкости и нездоровой худобе. Слишком давно ему не случалось прикасаться к этому телу, которое казалось телом покойницы… «Покойница» открыла несфокусированные, как у недельного котенка, глаза, с трудом соображая, где она и что с ней.
– Ты взяла деньги? – заорал Игорь.
Взгляд матери собрался наконец на нем. Отекшее лицо сохраняло тяжелое, тупое выражение.
– Деньги! На тум-боч-ке! – кричал ей в уши Игорь. – Ты взяла? Или кто-то из твоих дружков? С кем ты была? Отвечай!
Рот матери стал дергаться, кривиться. Из глаз поползли струйки слез. Это зрелище ничуть не растрогало Игоря.
– Игоречек… да как же это? Деньги, да? Деньги украли? Горе, вот горе! Но… это не я! Я разве не видела, как ты надсаживаешься из-за этих денег… Сыночек! Миленький! Разве бы я могла?
– Ты бы – могла! – Игорю казалось, что от его крика лопнет голова или вылетят стекла по всей квартире. – Последние мозги пропила уже, а туда же – сыночек! Какой я тебе сыночек? Какая ты мне мать, пьяница поганая? Притащилась утром, а дверь не заперла! Не заперла, да? Какая ты мне после этого мать, тварь никудышняя? Что ж ты мне все портишь?
Что отвечала мать, Игорь уже не слышал. Отчаяние завязало его в черный мешок. Куда бежать? В милицию? Ага, знает он нашу милицию, которая бережет только озерскую партийную элиту. По друзьям матери? Стоит попробовать – не сидеть же сиднем на месте!
Однако шестое чувство подсказывало, что денег ему уже не найти…
Так оно и оказалось.
Второе совещание на квартире у Сашки выдалось невеселым – не в пример первому. Володя и Миша выглядели виноватыми, как будто это из-за них пропали деньги на три билета. Хотя любому ослу ясно – они-то тут при чем? Игорь готов был вынести самые жестокие слова, которые обрушат на него друзья: разве он сам не проклинал себя и мать жуткими проклятиями? Но, к своему безмерному удивлению и благодарности, от друзей не дождался ни единого упрека. Наверное, уж очень убитый был у него вид. Язык не повернулся приканчивать раненого товарища. Правда, Андрюха, вскинувшись при известии о том, как исчезли его деньги, что-то вякнул, но осекся под неумолимым Сашкиным взглядом. Сашка никому не позволит обижать Игоряху. Всем известно, что они не просто друзья, не просто соседи – почти братья.
– Это я виноват, – сказал Сашка, пресекая возможные нападки на Игоря. – Я знал, что у него с матерью такое – должен был предусмотреть.
– Да ты-то… – начал Игорь, но Сашка прервал его:
– Ладно, стоп, машина, заглохли все! Я сказал! Вопрос «кто виноват» проехали. На повестке дня второй основной вопрос русской литературы: что делать?
– А что тут поделаешь! – простонал Андрюха. – Сберкассу, что ли, ограбить?
– Ничего, – расхрабрился Володя, – где наша не пропадала! Билеты сдать можно, за них деньги получим. Поднапряжемся, парни, снова подадимся в грузчики…
– Куда-куда ты подашься? – осадил его Сашка. – На дорогу зарабатывать? Так же, как раньше? Тогда в этом году мы уже в Москву не попадем. Точнее, может, и попадем, а зачем? Вместо вступительных экзаменов приедем к шапочному разбору. А до следующего года мы эти деньги проедим. Куда не кинь, всюду клин.