— Может, в татуировках разбираетесь? Что за картинка у него была выколота на предплечье?
— Это так, глупость. Ошибка юности.
— И поэтому ваш брат пытался избавиться от нее, свести?
Она снова промолчала.
— Когда вы видели брата в последний раз?
— Накануне вечером.
— Он что, не ночевал дома?
— Не ночевал.
— И вас это не удивило?
— Он мужчина, хозяин своей судьбы.
— Хозяин… Да вам самой-то жалко его? Жаль хоть чуть-чуть? Или совсем все равно? — Колосов резко наклонился к ней. — Эй, вы, очнитесь. Хоть на этот-то вопрос не соврите — брата жаль или плевать на то, что его зарезали там, на кладбище?!
Она низко опустила голову — темные пряди волос коснулись татами. Она словно не желала, чтобы он увидел выражение ее лица.
— Я ничем не смогу вам помочь, — прошептала она, — даже если бы и очень хотела. А ему помочь вы вообще бессильны.
— Я должен найти его убийц, — сказал Колосов. Она вздрогнула.
— С чего это вы решили, что… что их было несколько, а не один? — спросила она.
— Потому что картина места убийства об этом свидетельствует. Ваш брат не говорил, что собирается ехать в Мамоново-Дальнее?
— Нет.
— Ну, может быть, у вас там, на местном кладбище, кто-то похоронен?
— Нет-нет, у нас там никто не похоронен, вы что!
Колосов отшатнулся — ее реакция была неописуемой. Она вскочила на ноги, точно ее подбросила пружина. Смуглые щеки ее покрыла мертвенная бледность.
— Что с вами? Успокойтесь. Я просто спросил — мало ли. Может, брат ваш поехал тетушку покойную проведать и на какое-то хулиганье случайно наткнулся. — Он плел это, внимательно следя за выражением ее лица. — Сейчас кого только не носит по заброшенным кладбищам… Значит, никто не похоронен.
— Нет, я же говорю вам — нет!
— Да я понял, понял, успокойтесь… А что, брат ваш, Алексей, был очень религиозен?
Она молчала.
— Или у него это хобби было такое — кресты из досок сколачивать? — Колосов ждал ответа — напрасно. — Ну, Женя, что же вы молчите? Опять трудный вопрос?
— Я не знаю, я ничего не знаю. — Она закрыла лицо руками. — Что вы мучите меня?.. Подите вы все от меня! Я не знаю даже, как мне дальше жить, что делать вот с этим вот. — Она неожиданно с силой ударила стиснутыми кулаками по коленям. — Позвонили, сказали — вашего брата убили, Лешу убили… У меня свет в глазах померк, сердце остановилось. А они теперь являются, лезут с вопросами… Нужны ему теперь ваши вопросы? Помогут они ему теперь? Воскресят его? Да вообще, что вы можете? Что вы понимаете в этом? Вы же даже не представляете себе, с чем столкнулись. Вам и во сне такое вряд ли приснится…
— Я не могу представить себе пока только одного: почему вы категорически не желаете отвечать ни на один мой вопрос?
— Я не отказываюсь. Я просто ничем уже не могу ему помочь. Все, все погибло. Слышите вы, погибло!
Она не сказала «помочь вам», она сказала «ему», и это тоже Колосов отметил про себя как некую особенность этого странного разговора.
— Я забрал из квартиры архив Неверовского, — сообщил он Кате. — Сестра его не возражала. Пару записных книжек и второй мобильный телефон. Посмотрим, может быть, это что-то даст.
— По-твоему, почему она не пожелала разговаривать? — спросила Катя.
— Меня не покидало ощущение, что она чего-то боится. И вместе с тем не хочет, чтобы я это заметил. А когда я упомянул про кладбище, она аж в лице изменилась. Нет, что-то тут не так с этой девицей Женей… И квартира у них чудная — с одной стороны, выставка, как в публичном доме, а с другой — распятие над входной дверью, кресты. Гремучая смесь какая-то. Это видеть надо — я для описания даже слов не подберу.
— Кресты над дверью, по поверью, прибивают или рисуют для защиты, — заметила Катя.
— От кого?
— От нечистой силы, от демонов.
— Ты хочешь сказать — они оба шизанутые или сектанты?
— Ничего я не хочу сказать. — Катя вздохнула. — Поездку я нашу с тобой вспоминаю. Думаю, не только в сауну, но и в Мамоново-Дальнее нам не раз еще возвращаться придется.
— Между прочим, я тут любопытную историю про это Мамоново слышал. — Колосов хмыкнул. — В кабинете у шефа подслушал — ему Бекасов Пал Дмитрич звонил, ветеран, фронтовик.
— Знаю его отлично. Ходячая энциклопедия нашего главка на все времена.
— Он рассказал, что еще в годы войны… Точнее, летом сорок первого, когда немцы к Москве рвались, туда был сброшен десант парашютный, причем не армейский, а какой-то спецдивизии СС. С точки зрения тактики и стратегии — демарш совершенно бессмысленный вроде бы. Это юго-восточное направление. Там наши истребительные отряды стояли и полк специального назначения НКВД — прикрывали весь квадрат заповедника. Так что эсэсовцев этих всех, едва они приземлились, порубили в капусту. Бекасов говорит — почти все они в общей могиле были похоронены прямо там, на краю кладбища. Так и осталось тогда загадкой, что тому десанту понадобилось в августе 41-го в нашем Мамонове.
— Там же в нескольких километрах пороховой завод. Они были диверсанты и хотели его взорвать, — сказала Катя.
— Они-то, конечно, были диверсанты. Но завод, — Колосов вздохнул, — завод, между прочим, построили только в пятьдесят шестом году.
Глава 14. ПРАВНУК КОМАНДАРМА И ЕГО ДЕВУШКА
Когда вы входите под своды легендарного дома, о котором столько читали и слышали и мимо которого вам прежде доводилось лишь проезжать, следуя на очередной вызов дежурного по рации, то вольно или невольно, вы испытаете чувство волнения — вот он, оказывается, каков, этот Дом на набережной, где жили люди, имена и деяния которых вас заставляли зубрить еще в той, советской школе.
Дом на набережной встретил Никиту Колосова совсем не так, как дом Неверовского на Ленинском проспекте. Во дворе царила чинная тишина, в лужах купались голуби, предчувствовавшие наступление жары. Из арки, как из пещеры, тянуло прохладой. Колосов подъехал со стороны набережной и оставил машину на стоянке у моста. Брел не спеша — время до встречи с Федором Стальевичем Федаем, дядей погибшего Валерия Федая, еще оставалось. Он остановился у парапета. За рекой высилась бело-золотая громада Храма. Дом отбрасывал тень на набережную, на речной причал, на пришвартованный возле него экскурсионный теплоходик. Но тенистая громада не достигала противоположного берега Москвы-реки. Там было солнечно, и в прогретой солнцем воде струилось отражение белых стен и золотых куполов.
Колосов поймал себя на том, что думает вовсе не о предстоящем допросе свидетеля, а о том, что сейчас в данную минуту видят его глаза. И мысли все были какие-то непривычные — слишком уж красивые, возвышенные, сентиментальные. Он стряхнул их усилием воли, закурил и, обогнув Театр эстрады, прошел вдоль фасада, обращая внимание на каждую памятную мраморную доску. Возле доски с профилем командарма, правнук которого встретил свою смерть в жарко натопленной сауне бывшего порохового завода, он постоял Кругом были лишь серые стены, гранит набережной, асфальт, запах бензина.
И здесь, как и в доме на Ленинском, дверь в квартиру ему открыла женщина — точнее, совсем молоденькая девушка. У нее были темные кудряшки и смешные веснушки на носу. Но эти веснушки и кудряшки никак не вязались с горестным выражением ее заплаканного опухшего личика. Колосов представился.
— Дядя Федя тут, ждет вас, — сообщила девушка. — Они все тут. С Фаиной Захаровной, бабушкой Валеры, плохо — у нее сейчас врач, наверное, в больницу отправят. А маму Валеры вчера увезли — острая сердечная недостаточность. Подождите, пожалуйста, я ему скажу, что вы пришли.
— А вы кто, девушка? Как вас зовут? — по-свойски спросил Колосов.
— Я… я никто, то есть я дружила с Валерой, мы учились в одном классе когда-то. — Она смерила Колосова взглядом и шмыгнула как мышка за дверь.
Он остался в огромной прихожей — зеркало, дубовые шкафы, бронзовая люстра и под самым потолком лосиные рога, источенные жучком. Створки боковой двери распахнулись, и на пороге возник седой краснолицый мужчина в спортивном костюме.
— Вы ко мне? Из уголовного розыска? — спросил он густым генеральским басом. — Прошу в кабинет моего покойного брата.
«Брат покойник, прадед покойник, правнук — тоже покойник, — подумал Колосов, — и маршал Тухачевский, что жил в соседнем подъезде, — тоже покойник». Он еще подумал: «А вот предложили бы мне пожить в таком доме-мемориале, согласился бы?» Вопрос так и остался нерешенным.
— Проходите, молодой человек. — Федор Стальевич провел его в большую комнату с книжными шкафами до самого потолка и огромным письменным столом. На всех вещах лежал отпечаток прошлого. На столе под стеклом, словно намеренно, кем-то был забыт календарь 82-го года. Туркменский ковер на полу пестрел потертостями и проплешинами. У стола громоздилось кожаное кресло эпохи сороковых. А с огромного портрета над бюро сурово смотрел красный командарм, герой Гражданской войны. Колосов видел лысый череп, лихие усы, нахмуренные брови, орден на гимнастерке и темные провалы глаз — под взглядом командарма неуютно было жить на белом свете даже в Доме на набережной под такой близкий бой курантов на Спасской башне.
— Валера покончил с собой или его убили? — спросил Федор Стальевич Федай, доводившийся командарму внуком.
— У нас есть некоторые основания подозревать, что это было убийство, — осторожно ответил Колосов. — В сауне, где все произошло, ваш племянник был не один.
— Что, все наркоманы, как и наш Валерка?
— Валерий был наркоманом? — Колосов включил диктофон во внутреннем кармане куртки.
— Позор нашей семьи и ее горе… Был, был он наркоманом, что проку теперь скрывать? Доскрывались до того, что… — Федор Стальевич махнул рукой и отвернулся.
В этот момент в дверь робко заглянула девушка, что впустила Колосова в квартиру.
— Даша, что там? — спросил Федор Стальевич. — Госпитализация?
— Нет, электрокардиограмма ничего такого страшного не показывает — доктор сделал Фаине Захаровне еще один укол.
— Ну иди, Даша, спасибо.
— Можно я останусь? — тихо спросила девушка.
— Вот, это Даша, невеста Валеры. Думали свадьбу осенью сыграть, — обернулся Федор Стальевич. — Обратите внимание — редкая девушка. Даже пагубные наклонности Валеркины ее не оттолкнули… Вот какая любовь, обратите внимание. Настояла, чтобы лечиться начал, чтобы с героином своим проклятым завязал, с плесенью этой наркоманской отношения порвал — все ее, Дашуткина, заслуга. Наша семья так ей благодарна была…
— Федор Стальевич, что вы, — пискнула Даша, — я к Валере очень хорошо относилась, сил не было смотреть, как он гибнет, роняет себя.
«Что-то не похожа она на влюбленную невесту, потерявшую жениха, — подумал Колосов, — но ревела до моего прихода в три ручья — это точно. Впрочем, кто этих баб поймет, что они на самом деле думают и кого любят!»
— Вы знали, что Валерий едет в Скарятино в сауну? — спросил он Федая.
— О его планах и намерениях мы давно уже ничего не знаем и не слышали. Он жил здесь, в квартире своих предков, как жилец. — Федор Стальевич снова махнул рукой. — После смерти моего брата Оля — это жена брата-с ним просто не справлялась. Он жил как хотел, делал что хотел. Бросил институт. Сколько бы я ни возражал, они, и в первую очередь Оля, сделали все, чтобы отмазать его от армии.
— Федор Стальевич! — воскликнула Даша.
— А это истинная правда. Пусть вот майор из уголовного розыска слышит — это правда горькая и беспощадная. И в ней я вижу корень и первопричину всего того, что дальше произошло с моим племянником. В нашем роду не было дезертиров! — Федор Стальевич стукнул кулаком по письменному столу. — Никогда не было. Может, мы и ошибались, и много грешили, и жили В плену ложных призрачных идеалов, но предателей и дезертиров в этом доме никогда не водилось!
— С кем дружил, с кем общался Валерий? — спросил Колосов.
— С кем дружит наркоман? С теми, у кого можно достать — купить, выклянчить — дозу. Сюда, в этот дом, он никого из своих приятелей не водил. Совесть не позволяла.
— Но ведь ваш племянник решил порвать с наркотиками. Он лечился, посещал реабилитационный центр.
— Даша — святая душа — настояла, упросила его, а я устроил, денег дал на оплату лечения. Все коту под хвост. Походил он туда, потом бросил.
— Но он же нашел… Федор Стальевич, вы несправедливы, он же хотел как лучше, он нашел замену! — воскликнула Даша.
— Это экстрасеншу-то? Дарья, не смеши людей. Разве можно сравнивать? Врач Бухгольц — опытный невропатолог с тридцатилетним стажем — его наблюдала, доктор Сухарский, специалист, врач, известный на всю страну, им занимался. А тут какая-то полуграмотная знахарка, какая-то там целительница-самоучка!
— Валерий лечился у экстрасенса? — спросил Колосов.
— Да, нашел себе какую-то доморощенную знахарку. Сейчас пруд пруди этой нечисти развелось.
— Ее данные, адрес?
— Не знаю я адреса, никогда подобной публикой не интересовался.
— Валера ездил на сеансы в Зеленоград, — сказала Колосову Даша. — Всю зиму ездил. Он был на эмоциональном подъеме, говорил, что ему все это очень помогает, что его уже совершенно не тянет колоться. Федор Стальевич не прав — насколько я знаю со слов Валеры, эта женщина не доморощенная знахарка. Она очень сильный экстрасенс с мощным энергетическим полем и настоящий целитель. И она не брала с него платы за лечение, в отличие от вашего знаменитого доктора Сухарского.
— Вот поговори с нынешней молодежью. — Федор Стальевич покачал головой. — Эх, Дарья, что ты понимаешь, о чем судить берешься?! И твоя доля вины во всем случившемся есть — ты безоглядно потакала Валерке, так же как мать его безголовая, глупая потакала!
«Вроде бы пять минут назад он эту девицу хвалил, а теперь обвиняет, — подумал Колосов. — Вот и разберись в логике внутрисемейных отношений».
— Вы несправедливы, Федор Стальевич, — сказала Даша страстно. — У вас на все один рецепт лечения — армия. А есть люди, не созданные для этого!
— Такие люди кончают, как мой любимый племянник, предварительно опозорив и обгадив свою собственную семью, страну и историю!
— Федор Стальевич, погодите, — Колосов сделал примиряющий жест. — Я вот о чем хотел спросить… у вашего племянника была машина?
— От моего покойного брата ему «Волга» осталась, гараж тут вот во дворе. Он на «Волге» не ездил, гнушался — старая, не престижная. А гараж сдавал — тут «новые русские» какие-то въехали в третье парадное. Между прочим, деньги с них получал и клал в свой собственный карман, да.
— А вы не видели — может, он на машинах каких-то своих знакомых ездил? Например, на «Форде», внедорожнике?
Колосов задал этот вопрос, потому что менеджер — бухгалтер скарятинской сауны Захарова опознала на фото именно Валерия Федая. Он был тем самым брюнетом, который звонил ей и привозил деньги за аренду сауны. И приезжал он, судя по всему, на том самом «Форде Экспедишн», на котором вечером в сауну приехала вся их компания в составе шести человек.
— Это джип, что ли? — вместо Федая-старшего спросила Даша.
— Ну да, почти что джип-внедорожник.
— Да, пару раз он приезжал ко мне на такой машине — синяя, большая, как грузовик, с темными стеклами. Сказал, что это машина его друзей.
— Значит, все же были друзья, — обрадовался Колосов.
— Я их не знаю, — ответила Даша. — Он про них ничего не рассказывал. Раз обмолвился, что его с ними познакомил Саша Иванников.
— Это кто же такой?
— Это его приятель. Они познакомились в центре «Надежда».
— Что, тоже бывший наркоман?
— Вы что? Да я за него поручиться могу, — вспыхнула Даша. — Он горным слаломом занимался, его в олимпийскую сборную должны были включить.
— А, ты про этого колченогого, — хмыкнул Федор Стальевич. — Вранье это, по-моему, все было — сборная, спорт. Просто парень сделал все, чтобы увильнуть от…
— От армии? — Даша вскочила. — Федор Стальевич, извините, вы, конечно, намного старше меня и у вас огромный жизненный опыт, но… Неужели вы не понимаете, что вот так нельзя? Так невозможно!
— Он что, этот Иванников, травму серьезную перенес? — быстро спросил Колосов. — Ноги ломал?
— Да, он сильно разбился, когда они на Домбай ездили. Перенес несколько операций. Он страшно переживал, что в большой спорт ему дорога закрыта, начал пить. Его, как и Валеру, устроили на курсы реабилитации в «Надежду», чтобы поправился, пришел в себя. Он славный парень, несчастный только вот… А про его травму вы откуда знаете?
— Даша, Федор Стальевич, прошу прощения, что заставляю вас на это смотреть, но… На этом вот снимке кроме Валерия вам еще кто-нибудь знаком? — Колосов выложил на стол фотографии с места происшествия.
Их реакция была разной: Федай-старший, увидев голый труп племянника на кафельном полу, отвернулся. Вытащил столбик нитроглицерина и высыпал себе на ладонь две таблетки. Руки его дрожали. Даша не вскрикнула, не охнула даже, взяла фотографии, поднесла близко к глазам.
— Нам сказали, что их нашли повешенными. А тут они лежат, — шепнула она.
— Это уже после. Мы их сняли. — Колосов смотрел на ее лицо — веснушки на нем теперь смахивали на пятнышки грязи.
— Это Саша Иванников. — Даша провела пальцем по изображению бритоголового с татуировкой. — Значит, и он… и его тоже… А этого вот я тоже видела. — Она ткнула в толстяка. — Мы как-то договорились с Валерой встретиться в кафе, и они приехали вместе на том самом синем джипе, про который вы спрашивали. Его, кажется, зовут Андрей, но Валера называл его просто Грач — «Закажи эспрессо, Грач. Скачай мелодию, Грач», — это прозвище такое…
— Он еще что-нибудь про этого Грача говорил? — Колосов не решался забрать у нее страшные фото.
— Нет. Или же… я сейчас вспомню…
— Может быть, говорил, где они познакомились?
— Нет. Он говорил, что они ездят вместе на аэродром Южный возле Быкова. — Даша разжала пальцы, и снимки спланировали на стол. — Там аэроклубы. Этот Грач там что-то организовывал, шустрил… Он фанател от Мэрилина Менсона и увлекался каббалой.