– А ты? – вырвалось у Тамары.
– А я, дура, ушла, не попрощавшись. Тогда-то мама и повторила попытку. – Рита помолчала, глотая набухший в горле комок. Справилась. Заговорила опять, и голос ее почти не дрожал, хотя звучал чуточку сдавленно. – Теперь меня к ней не пускают. Говорят, у мамы эта… – Рита поморщилась, – конституционально-генетически обусловленная дисгармония личности, вот. Проще говоря, паронойальная психопатия. Говорят, кризис минует через две недели, не раньше, а до тех пор маму беспокоить нельзя… Нет, ну это нормально?
Застигнутый вопросом врасплох, Виталий осторожно произнес:
– Откуда мне знать, что там нормально, а что ненормально? Это все-таки сумасшедший дом, а не санаторий.
– Те, кто психов лечит, сами законченные психи, – авторитетно заявила Тамара. – Я недавно в «Мегаполисе» читала…
– Ее мама – не псих, – возразил Сергей, предупреждая негодующий возглас, готовый вырваться у Риты.
Успокаивающе сжимая ее пальчики, он подивился тому, какие они холодные и тонкие. И эта худенькая девочка с черными глазищами собиралась застрелить Женю, доведшего ее мать до самоубийства! Поступок, на который вряд ли отважится один мужчина из десяти. Среди женщин подобных героинь вообще раз-два и обчелся…
– У ее мамы обычный стресс, – продолжал Сергей, приказывая взглядом сестре заткнуться и приберечь свои познания о психических заболеваниях для более подходящего случая. – Скоро она поправится, и все будет хорошо. Кстати, – он взглянул на благодарно примолкшую Риту, – кто тебя оружием снабдил, юная террористка?
– Менты с Казанского, – буркнула она. – Мне ведь теперь по вокзалам приходится кантоваться, вот и познакомилась.
– Ты с ними поосторожнее, – предупредил Виталий, вертя свой пустой бокал так и этак, словно надеясь, что он сам собой наполнится вновь. – Мент с Казанского – это тебе не Казанская Богоматерь. Сегодня ствол подарит, а завтра с ним же повяжет.
– Никто мне ничего не дарил. – Ритино лицо сделалось отчужденным и непроницаемым.
– Почем же нынче пугачи у ментов идут? – полюбопытствовал Сергей и тут же понял, что этот щекотливый вопрос девушке задавать не стоило.
Ее ладонь мышкой выскользнула из-под его руки, взгляд черных глаз приобрел почти осязаемую колючесть.
– Понятия не имею. – Рита как можно небрежнее передернула плечиками. – Я им пару раз полы в отделении помыла, вот и всех делов.
– Понятно, – процедила Тамара, невольно припомнив свой опыт общения с капитаном Шумихиным.
– Что тебе понятно? – взвилась Рита. – Что ты можешь знать о реальной жизни, отсиживаясь за спинами двух мужиков? Лично у меня никого, кроме матери, нет. Одна я на всем белом свете, ясно?! Вот и выкручиваюсь, как могу.
– Успокойся. – Сергей поймал ее рубящую воздух руку, насильно положил на стол и для надежности вновь прикрыл своей ладонью. – Моя сестра попала в такую же беду, как и вы. Нас тоже прессуют. Но лично я в петлю лезть не собираюсь и своим близким этого сделать тоже не позволю. – Сергей улыбнулся левой половиной губ. – Пусть лучше Женя подохнет и вся его звездобратия. Так справедливо будет, а значит, правильно.
Рита вскинула голову:
– Вот поэтому мне пистолет и понадобился! Я же не за деньги мусорам…
– Полы мыла, – закончил за нее Сергей. – Никто в этом не сомневается, не переживай. Только на вокзалах ночевать – последнее дело. У тебя что, родственников никаких нет?
– Отец давным-давно куда-то завеялся, да так и сгинул. Остальные родственники кто где живут, но все слишком далеко. А в Москве только мамин двоюродный брат, Кеша.
– Он тебя ночевать не пускает, этот Кеша?
– Почему же, – криво усмехнулась Рита. – Еще как пускает, даже уговаривает… Ненавижу! – Темнота в ее глазах сделалась непроницаемой. – Похотливый карлик с вот таким, – она показала жестом, – болтом!
– Откуда такие познания, невинное дитя? – не удержалась от вопроса Тамара.
Рита неожиданно затряслась от смеха:
– А дядя Кеша, как только маму увезли, сразу взял манеру без трусов по дому расхаживать. Врет, что нудистом заделался, а сам в щелку за мной подглядывает… «Ритуля, – пропела она явно чужим голосом, – открой дверь, я тебе чистое полотенечко принес»… Тьфу, зараза. – Рита решительно тряхнула коротко остриженными волосами. – Уж лучше менты, чем этот слизняк. Даже вспоминать его тошно.
– Без трусов – это он зря, – глубокомысленно изрек Виталий.
– Извращенец! – высказалась Тамара еще более категорично. Ей вдруг показалось, что официант у стойки поглядывает на нее с каким-то особым значением, и настроение ее резко упало. – Хочу домой, – заявила она. – Хватит с меня на сегодня похождений!
К ее удивлению, никто не стал с ней спорить и требовать продолжения банкета. Лишь через пару минут, когда, расплатившись, они вышли из павильона и зашагали по Арбату, Тамара сообразила, что их теперь четверо, а не трое.
– Не поняла, – недовольно сказала она, уставившись на Риту, – у нас разве приют для бездомных?.. – Хотелось добавить: «кошек», но Тамара вовремя прикусила язык. Полуулыбка брата, адресованная ей, и без того была очень выразительной.
– Ты полагаешь, что ты чем-то лучше? – поинтересовался Сергей.
– А разве хуже? – Тамара поискала взглядом поддержки у мужа, но Виталий притворился, что разглядывает небо, на котором ничего интереснее облаков не наблюдалось.
Сергей взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.
– Девчонка, между прочим, на Женином джипе не каталась, – сказал он. – Она просто расхлебывает кашу, которую заварили другие. Тебе эта ситуация ничего не напоминает?
Промолчав, Тамара вырвалась, вскинула голову и зашагала дальше поистине царской походкой. Она твердо решила оставаться воплощением оскорбленного достоинства и дома, игнорируя и приблудную Риту вместе с ее заступником.
Но жизнь не любит, когда люди, возомнив себя ее хозяевами, долго ходят с задранными носами. Некоторых она осаживает позже, некоторых раньше, а Тамару поставила на место уже на подходе к подъезду, заставив замереть с сильно бьющимся сердцем.
– Всем стоять, – негромко произнес Сергей. – Кажется, у нас гости.
Глава 8 Будем резать, будем бить
1
Подземный переход напротив «Праги» был по-прежнему оцеплен, поэтому пешеходные потоки взялись регулировать сотрудники ГИБДД, обрядившиеся по такому случаю в приметные белые портупеи. Свежевыбритые, трезвые как стеклышко – любо-дорого посмотреть.
Устроить настоящее вавилонское столпотворение им, правда, было не под силу, но кое-что они все же умели, так что с утра на пересечении Гоголевского и Суворовского бульваров с Новоарбатской магистралью было не пройти, не проехать. Стараясь вовсю, гибэдэдэшники с завистью поглядывали в сторону перехода. Там, за желтой лентой ограждения, происходили вещи поинтереснее.
Коллеги в штатском и в форме шныряли туда-сюда с набитыми неизвестно чем пакетами; работники прокуратуры расхаживали вокруг своих иномарок с мобильными телефонами в пухлых руках; притворялись зеваками чекисты; суетились телевизионщики, запутывая всех проводами и спонтанными вопросами. Вот где бурлила настоящая жизнь! Работники с большой дороги, у которых не было вместительных пакетов, а только лишь собственные карманы, чувствовали себя ущемленными в правах и обделенными в обязанностях.
– Слетелись, как воронье на падаль, – проворчал Ваха, следя за происходящим на перекрестке.
За его спиной высился красочный щит, рекламирующий якобы дамские колготы, а на самом деле – фантастически длинные ноги манекенщицы. Когда Вахе надоедало разглядывать милиционеров, он пялился на щит, и тогда его дыхание становилось шумным. Понятия не имея о возможностях компьютерной графики, парень наивно верил в то, что подобные чудо-девушки реально существуют в природе, и мечтал поскорее разбогатеть, чтобы заиметь такую же – с бесконечными конечностями и голой задницей.
– Шакалы, – процедил Ильяс, после чего сплюнул. Влажное пятно возле его ног не просыхало, а, наоборот, постепенно увеличивалось в размерах. Не слишком щедрый на слова и эмоции, Ильяс отличался поразительно обильным слюноотделением.
Оба парня были молоды, оба носили характерные лица кавказской национальности и белые шелковые носки, которые, если не разуваться, казались довольно чистыми. На чеченскую диаспору в Москве они работали впервые, полученным заданием очень гордились и надеялись, что, справившись с ним, значительно повысят свой рейтинг. Пока что на счету Вахи и Ильяса имелось три заказанных трупа в Ростове плюс один случайный в Новороссийске, но то были мелочи, на которых авторитета не построишь. Столица, вот где можно было развернуться по-настоящему. От первых шагов здесь зависело будущее тандема.
– Когда они уже отсюда уберутся, менты проклятые? – раздраженно произнес Ваха. – Сколько нам еще из-за них здесь торчать придется? Ходят, вынюхивают…
– Когда они уже отсюда уберутся, менты проклятые? – раздраженно произнес Ваха. – Сколько нам еще из-за них здесь торчать придется? Ходят, вынюхивают…
– Шакалы, – согласился Ильяс, словарный запас которого был значительно беднее, чем у напарника.
Хотя стрелял он значительно лучше, а плевком мог поразить любую цель с расстояния четырех шагов, планировать акции и принимать ответственные решения выпадало Вахе. Вот и теперь ему пришлось отвечать на свои вопросы самостоятельно.
– Ничего, – пробормотал он, – к вечеру тут все закончится, а завтра утром переход откроют. Останется только выследить клиента и довести его до дома. Ерунда. – Ваха самодовольно улыбнулся. – Настоящий мужчина ходит с оружием, а не с гитарой. С этим музыкантом у нас проблем не будет.
Ильяс тоже улыбнулся:
– Не будет, точно. Какие могут быть проблемы с музыкантом?
– Интересно, что было в той барсетке, которую он подобрал? – продолжал рассуждать Ваха.
– Деньги? – предположил Ильяс.
– Разве много денег в барсетке поместится, скажи?
– Нет, не много, брат.
– Значит, там было что-то такое, что дороже денег. Посуди сам: нам заплатили восемь тысяч долларов только за то, чтобы мы разделались с музыкантом и возвратили барсетку со всем ее содержимым. Что же в ней может находиться?
– Не знаю, брат, – признался Ильяс. – Честное слово, не знаю.
«Ишак, – подумал Ваха. – Безмозглый ишак».
– Ничего, скоро мы с тобой это выясним, – произнес он вслух, дружески хлопнув напарника по плечу. – У нас с тобой все получится. Я рад, что мы работаем вместе. Ты мне как родной брат.
– Ты мне тоже, – сказал Ильяс с чувством.
Чтобы не выдать себя взглядом или выражением лица, Вахе пришлось отвернуться и заняться подробным изучением рекламных ног в колготках. Если в сумке обнаружится что-нибудь по-настоящему ценное, то точно такие же ноги на высоких шпильках будут покорно раскидываться перед ним в любое время дня и ночи. Восемь тысяч долларов на двоих по московским меркам – кошкины слезы. Съемная квартира в спальном районе, какая-нибудь захудалая американская колымага с неисправным карбюратором – вот и весь предел мечтаний. Ваха же претендовал на большее. Ему надоело размениваться по мелочам. К своему верному напарнику он относился как к временной обузе, от которой скоро придется избавиться.
– Послушай, – тронул его за плечо Ильяс. – Может быть, позвоним нашим и скажем, что вышли на след? Они обрадуются.
– Настоящий мужчина сначала делает дело, а потом хвастается, – наставительно сказал Ваха, понятия не имевший о том, что настоящим мужчинам вообще не пристало хвастаться. – Нам всем нужно набраться терпения.
«Вещь, за которую согласились заплатить восемь тысяч, вполне может стоить в десять раз больше, – подумал он. – Спешить в подобных делах глупо. Только такие идиоты, как Ильяс, готовы сразу раскрыть свои карты. Поэтому они никогда не бывают богатыми и умирают молодыми».
– Тогда давай перекусим по очереди, брат, – предложил недальновидный Ильяс, сплевывая себе под ноги. – Веришь, у меня скоро брюхо к хребту прилипнет.
– Сейчас мы вдвоем отправимся в самую лучшую шашлычную, которая есть в этом городе, и попируем с тобой на славу, – сказал ему Ваха.
– А музыкант? – растерялся Ильяс. – Вдруг мы его упустим?
– Какой дурак станет петь песни, когда столько ментов кругом? Завтра утром все успокоится, тогда и разыщем нашего гитариста. Никуда он не денется.
– Точно, не денется, – обрадовался Ильяс.
– Тогда зачем мы теряем время? Поехали отсюда. Я угощаю.
Последний довод был решающим. Не прошло и пяти минут, как два кавказца в чистых на вид белых носках остановили частника и укатили в неизвестном направлении.
Никто не знал, что творится у них в головах, никто не удосужился полюбопытствовать, для каких целей они носят в сумке пару пистолетов со свинченными глушителями и что они вообще делают в Москве. Столица жила своей жизнью – гудела, бурлила, процветала. И никому не было дела, что в ней затерялась очередная парочка кавказцев, обтяпывающих какие-то свои темные делишки.
Что ж, жираф большо-ой, ему видней…
2
Отправив девушек во главе с Виталием домой, Сергей посмотрел в глаза перетаптывающемуся у подъезда Сенкевичу и коротко спросил:
– Ну?
Сенкевич зарабатывал себе на жизнь в том же переходе, что и Сергей. На музыкальных инструментах он играть не умел, пел так, что от него шарахались собаки, а потому, не мудрствуя лукаво, он просто приторговывал наркотой и мечтал о собственном домике в деревне. Прозвище ему дали за хриплый бас и удивительное сходство со знаменитым кинопутешественником, хотя на самом деле мужик ни разу не выбирался дальше Тульской области, куда возил передачи отбывающей срок супруге. Путешествия не были его стихией. Зато он умел истолочь в порошок аспирин, сбагрить его под видом кокаина и, что характерно, не получить за это по голове, что говорило о его недюжинных деловых качествах. Другого бы за такие штучки давно бросили помоечным собакам на съедение, а Сенкевич жил себе, работал и, говорят, пописывал стихи в лихой манере бардов шестидесятых. Вот и сейчас его лысая голова сверкала как бильярдный шар – ни ссадины, ни царапины.
– Ну? – повторил Сергей, делая вид, что ему не терпится нырнуть в свой подъезд. Он понимал, что Сенкевич явился неспроста, но не хотел показывать своего тревожного любопытства.
– Здравствуй, Сережа. – Бильярдный шар развалился напополам – это так Сенкевич улыбнулся.
– Привет. Каким тебя ветром сюда занесло?
– Нехорошим ветром, Сережа. Тем, который с гор дует. Помнишь?.. «Один в вышине, Кавказ подо мною…»
– С каких это пор ты загадками начал разговаривать?
– Это не загадка, это стихотворение. Михаил Юрьевич Лермонтов, помнишь такого?
– Смутно, – ответил Сергей. – В ту пору я был еще совсем дитя. Зато я хорошо помню троих уроженцев Тамбова, которым кое-кто впарил детскую присыпку вместо порошка совсем другого сорта. Тамбовские ребята вывезли меня на природу, где вдумчиво расспрашивали, как и где можно найти этого шутника, который им вовсе даже не товарищ, а хуже волка. Я им так ничего и не сказал, а потом бюллетенил две недели, причем ни одна лысая сволочь, – Сергей одарил собеседника пасмурной полуулыбкой, – даже не зашла меня проведать и поинтересоваться, не нуждаюсь ли я в чем-нибудь.
– Я все помню, Сережа, – быстро сказал Сенкевич. – Поэтому-то я и здесь.
– Тогда говори, в чем дело, а не ходи вокруг да около, как кот ученый.
– Тебя ищут.
– Я так и понял, – кивнул Сергей.
– Чечены, двое. – Сенкевич бросил настороженный взгляд по сторонам. – Они вышли на братву, которая контролирует точку. Утром нас построили, стали выяснять, кто ближе всех к покойнику находился, которого скинхеды замочили. Почти все указали на тебя.
Хорошенько присмотревшись к бегающим глазам Сенкевича, Сергей убежденно сказал:
– Врешь. Никто никого не строил. Тебе предложили денег, ты и раскололся. Ведь так было дело, признайся, Юра?
– Я Миша, а не Юра!
– Да мне теперь без разницы, как тебя на самом деле зовут, – отмахнулся Сергей. – Зачем же ты меня подставил, сволочь?
– Я не подставлял. Я только сказал: «Вроде бы Серега-гитарист рядом со жмуром отирался». Все. Больше ни слова!
Приблизив к себе лысую голову Сенкевича, Сергей тихо заговорил в обращенное к нему ухо, напоминающее поросший волосами вареник:
– Опять врешь, Юра. В действительности дело было так. Эти чехи заплатили тебе, и ты проболтался, что перед уходом я забрал у убитого его барсетку. Но очень скоро у тебя заиграло очко, потому что ты знаешь, как хорошо я умею вычислять и наказывать тех, кто устраивает мне подлянки. Вот зачем ты примчался сюда! Чтобы отмазаться! – Сергей оттолкнул от себя поникшего Сенкевича и презрительно бросил: – Одного ты не учел, Юрец. Нельзя быть хорошим и вашим, и нашим. Тут ты здорово прокололся.
Он повернулся, чтобы уйти, но Сенкевич вцепился ему в локоть и жарко заговорил, почти волочась следом:
– Все не совсем так, Сережа. Чечены мне не только деньги показали, но и стволы. А Сонечка без меня на зоне пропадет, у нее ведь диабет. Кто ей инсулин возить будет, если меня не станет?
Сергей дошел до начала лестничного пролета и остановился. Оглянулся через плечо. Вздохнул. В полумраке подъезда Сенкевич выглядел состарившимся, осунувшимся, даже его знаменитая лысина потускнела.
– Ты им хоть мой адрес не назвал? – спросил он.
– Нет! Я сказал, что никто точно не знает, где ты живешь. Они поверили и ушли. Но… – Сенкевич помялся. – Но я так думаю, что тебе пока что лучше в переходе не появляться. Ни завтра, ни послезавтра…
– Тебе тоже, – сказал Сергей после недолгого размышления. – Потому что, не дождавшись меня, чехи опять подкатятся к тебе, и тогда тебе придется сказать правду. – Он посмотрел Сенкевичу в глаза и бесстрастно закончил: – А мне придется тебя убить.