– Ямщик, не гони лошадей, – попросил Ластовец. При подчиненных он старался не петь, полагая, что у них работа и без того достаточно нервная.
– В принципе, – заметил старлей, – эти типы могут обладать полезной информацией.
– В принципе они, конечно, могут порассказать много чего интересного, – согласился Ластовец. – Про ощипанных живьем воробьев, про то, куда любознательные детишки вставляют друг другу соломинки, раздевшись догола. Это в принципе. Но меня подобные откровения не слишком вдохновляют.
– Тогда можно…
– Тогда можно немного помолчать и понаблюдать, как будут развиваться события дальше.
Старлей замолчал и засопел. Надулся. Ластовцу было на это по большому счету наплевать, но он все же счел нужным потрепать парня по плечу и сказать ему пару ободряющих слов:
– Если понадобится, я поручу тебе лично допрашивать этих молодых людей. Не думаю, что от этого твое отношение к человечеству станет лучше, но нашу профессию не назовешь самой гуманной на земле… Обидно.
– За человечество?
– Обидно, что квартиру на прослушивание не поставили. Сиди теперь, гадай, чем там все закончится…
Ледневскую квартиру взяли под усиленное наблюдение, как только поступил сигнал о том, что утром туда проник неизвестный, приехавший на «Форде» со снятыми номерами. Пока он возился с замками входной двери, оставленный на дежурстве оперативник вскрыл капот и выяснил номер двигателя автомобиля. Очень скоро стало известно, что оставленный во дворе «Форд» принадлежит пропавшему без вести капитану Шумихину.
Похоже, милиционеру тоже не терпелось встретиться с кем-нибудь из молодых людей, поставивших на уши отдел экстренного реагирования ФСБ. Поразмыслив, Ластовец решил: пусть эта рыба пока поплавает. Битая морда еще не повод для близкого знакомства.
Но наблюдение за квартирой, в которой были прописаны супруги Роднины и Сергей Леднев, усилили. Теперь один сотрудник ФСБ находился за соседней дверью, двое контролировали выход на чердак, остальные рассредоточились во дворе. Сам полковник Ластовец не усидел в кабинете, тоже выбрался под вечер на оперативный простор. Обыск во взятой под наблюдение квартире он решил не проводить: какой дурак расстанется с бумагами, за которые намеревается сорвать солидный куш? Это ведь не сама ядерная боеголовка, с которой по Москве не побегаешь.
В настоящий момент Ластовец мог лишь гадать, все ли он предусмотрел и попадет ли в раскинутые им сети улов, на который он рассчитывал.
Его руководство операцией заключалось в том, что он торчал в автомобиле, слушал трескучие радиопомехи и наливался на пару со старлеем крепчайшим кофе, от которого глаза у обоих уже лезли из орбит. Треть банки гранулированного порошка «Чибо» на два литра кипятка – этот рецепт вполне мог сгодиться для воскрешения мертвых. Живым, правда, приходилось туго. Вся ночь была еще впереди, а у Ластовца уже вовсю бухало сердце в груди, горчило во рту и наблюдалась общая слабость во всем организме. Несомненно, кофе – это постоянный источник бодрости. Для тех, кто наживается на его выращивании, изготовлении и продаже. Остальные гробят свое здоровье и ждут, когда их посетит обещанное рекламой вдохновение.
– Товарищ полковник, – забубнила рация, – в квартире, похоже, небольшая заварушка.
Ластовец нажал тумблер передатчика и поинтересовался:
– Стреляют?
– Вроде нет. Но пошумели чуток. Теперь опять тишина.
– Тогда не высовывайтесь. Подождем. – Отключив передатчик, Ластовец повернулся к старлею и распорядился: – Ты вот что, Неелов… Свяжись с дежурным УВД по городу и предупреди, чтобы на сигналы жильцов не реагировали. Мы тут без сопливых обойдемся.
– Про сопливых так и передать? – уточнил старший лейтенант, который все еще немного дулся за то, что его инициатива была беспощадно подавлена на корню.
– Ага, – кивнул Ластовец, – но от своего имени. Когда на тебя поступит рапорт, я постараюсь ограничиться устным выговором.
Прислушиваясь краем уха к телефонному разговору Неелова, Ластовец негромко запел:
– Позвони мне, позвони… Позвони мне, ради бога… Через время пам-парам… Голос сильный и…
Не доведя строчки до конца, он закашлялся и принялся искать в карманах записную книжку, которая в общем-то была ему сейчас без надобности. Просто не очень приятно, когда подчиненный косится на тебя так, словно ты ненароком испортил воздух.
3
Полковник Шумской песен не пел и даже оставил в покое верную помощницу Железнянскую, у которой все исправно вздымалось, розовело и курчавилось.
Все дело в том, что капитану Шумихину было уже не до похождений вымышленных героев. Как только в дверь позвонили, все милицейские музы моментально бросились врассыпную, как всполошившиеся курицы, и Шумихин остался в чужой темной квартире совсем один. В своем звании пока что капитана, но зато при табельном оружии.
Машинально выплюнув финиковую косточку, он взял в руку пистолет, поднялся из кресла и бесшумно двинулся в прихожую. Планы по встрече гостей, которые он строил, сидя в потемках, немного изменились. Находящиеся за дверью то ли не имели ключа, то ли желали сначала убедиться, что дома никого нет.
Одновременно с повторным звонком Шумихин припал к «глазку».
На лестничной площадке перетаптывался дебильного вида юноша, раздетый по пояс. Известный, многократно опробованный трюк бандитов и милиционеров. Сейчас начнется песня про потоп на нижнем этаже, про отклеившиеся обои и утонувшего в луже хомячка.
Теоретически это могла быть группа захвата, явившаяся по душу Шумихина. Например, прямиком из Измайловского парка, где уже наверняка обнаружен Женин труп. Но, понаблюдав немного за поведением подозрительного парня, капитан отбросил эту версию. Не дождавшись ответа на свои звонки, он потоптался на месте и повернулся, чтобы уходить. Коллеги действовали бы иначе: смелей, решительней, целеустремленней.
Молниеносно оттянув защелку замка, Шумихин открыл дверь и высунулся в подъезд, не показывая пришельцу руку с поставленным на боевой взвод пистолетом.
– Чего тебе, слышь? – грубо спросил он заплетающимся языком.
С побитой харей глупо строить из себя английского лорда, оторванного от светской беседы с дружками-сэрами. Личина пропойцы была во всех отношениях предпочтительней. С таким никто не станет церемониться, от такого не будут ожидать подвоха.
Так и вышло.
Услышав за спиной незнакомый голос, парень оглянулся и напружинился, готовый припуститься по ступеням вниз при малейшем намеке на опасность. Но, полюбовавшись явно нетрезвым дядечкой, он тут же успокоился и повернул обратно. Более того, на верхней лестничной площадке появилась фигура его товарища, который, неопределенно ухмыляясь, двинулся вниз.
Оба парня носили головы обритыми и явились сюда с пустыми руками. Шумихин мысленно отнес их к разряду тупорылых. Такие если и напрягаются, то только на унитазе и в тренажерном зале. Не противники для вооруженного мужчины. Мясо.
– Чего надо, спрашиваю? – повторил Шумихин вопрос. По его прикидкам, ни один из парней никак не тянул на Тамариного мужа, но отпускать их просто так было бы нерасчетливо. Сначала нужно выяснить, что нужно этим лысым ублюдкам.
– Ты тут живешь, что ли? – полупрезрительно осведомился тот, который появился из укрытия.
Весь из себя такой деловой. А руки вдоль корпуса плетьми висят – в карманах куртки наверняка нет оружия. Его полуголый товарищ внушал еще меньше опасения.
– Ну? – произнес Шумихин, делая вид, что опирается на дверь для того, чтобы твердо стоять на ногах.
– Корнеплод гну, – процедил деловой. – Тебя воду учили экономить, алконавт?
– Не понял?
– Ты нашу хату в аквариум превратил, тля. Где у тебя протекает?
– У меня? – Шумихин отступил назад, выражая всем своим видом растерянность и удивление.
– Ну ты тупой, тля. – Деловой попер буром, надвигаясь на мнимого хозяина квартиры. – Вот сейчас настучу по голове, чтобы лучше соображал.
– Ему не поможет, – подключился «сосед», следуя за товарищем. – Гражданину уже стучали-стучали…
– Ничего, лишний раз не помешает… Верно я говорю, мужик?
– Да я чего? – затараторил Шумихин, пропуская незваных гостей внутрь квартиры. – Я ж ничего. Сплю себе, никого не трогаю.
Деловой, разглядев в полумраке прихожей выключатель, пощелкал клавишей и выругался:
– Так и знал, тля. Пробки полетели на хрен, трубы текут. Вот же чувырло! И зачем такие только небо коптят?
– У меня трубы горят, а не текут, – заискивающе пошутил Шумихин, дожидаясь, пока в западне окажутся оба.
– А вот мы ща их починим, – пригрозил парень, раздетый по пояс. – Соединим напрямую с прямой кишкой, чтобы мимо унитаза не гадил. Будет замкнутый цикл.
Ну вот. Теперь оба стояли в прихожей, развернувшись к Шумихину лицами. Грозные, уверенные в себе. Еще не подозревающие, что их собственные кишки сейчас перевернутся от ужаса.
Ну вот. Теперь оба стояли в прихожей, развернувшись к Шумихину лицами. Грозные, уверенные в себе. Еще не подозревающие, что их собственные кишки сейчас перевернутся от ужаса.
– Это видите? – насмешливо поинтересовался Шумихин, демонстрируя им пистолетный ствол.
– А?
Полуголый моментально покрылся мурашками, но любоваться им в тусклом свете подъездной лампочки не было ни времени, ни желания. Захлопнув ногой дверь, Шумихин предложил:
– Ну, проходите, раз уж пришли. Будем знакомиться.
– Ты чего, мужик? – забеспокоился деловой. – Мы ж тебя не трогали. Спрячь пушку.
В темноте показалось, что он помаленьку идет на сближение.
– Стоять! – рявкнул Шумихин. – Руки! Оба!
– Да пожалуйста, пожалуйста…
Деловой послушно поднял руки над головой. Левая торчала вверх вертикально, а правая почему-то клонилась в сторону. В прихожей было слишком темно, чтобы определить наверняка, что замышляет противник, поэтому Шумихин на всякий случай прижался спиной к двери и предупредил:
– Или вы проходите в комнату, или остаетесь лежать прямо здесь с пулями в своих лысых черепушках. Я не шучу.
Молочно белеющий торс одного из парней послушно подался в глубь квартиры, туда, где сквозь окна проникал рассеянный свет ночных огней. Второй, не опуская рук, остался на месте, примирительно бормоча:
– Успокойся, мужик… Успокойся… Пошутили мы.
– Назад, – прошипел Шумихин, а полковник Шумской посоветовал ему на ухо: «Ты стреляй, капитан, вместо того чтобы разговоры разговаривать. Парень-то не испугался. Что-то, видать, задумал».
«Понял», – отреагировал Шумихин, напрягая указательный палец, продетый в скобу пистолета.
Нажать на спусковой крючок он не успел.
Невесть откуда вылетевший слиток свинца вонзился в его глазницу.
Стало совершенно не важно, светло ли вокруг или темно, обороняются ли незнакомые парни или нападают.
Обессиленно всхлипнув, Шумихин нырнул головой вперед и припечатался лицом к полу, раньше чем туда упала первая капля крови.
«Идем с нами, – предложил ему полковник Шумской, беря под руку зазывно улыбающуюся Железнянскую. – Здесь тебе больше нечего делать».
«Идем», – с готовностью откликнулся Шумихин.
Его ноги конвульсивно дернулись – раз-другой. Но он так и остался лежать на месте.
Глава 19 Чем бы дитя ни тешилось…
– Ступай в ванну, обмой, – распорядился Леший, протягивая напарнику окровавленную свинчатку. Капроновая бечева, снятая с его запястья, тоже пропиталась красным.
– Ты что! – отшатнулся Вервольф. – Я не могу.
– Можешь. – Леший насильно вложил ему в руки кистень, а сам завладел пистолетом убитого.
– Темно ведь. Не видать ни хрена.
– Зажги в ванной свет и прикрой за собой дверь.
– Нет. – Вервольф уронил свинцовый слиток на пол, вытер руки об ляжки и помотал головой. – Отсюда надо сваливать. Чем раньше, тем лучше.
– Что так? – поинтересовался Леший, щуря один глаз.
– Все равно этот гитарист нам бумаги уже не отдаст. Не надо было его убивать. Что-то ты слишком разошелся, Леха.
– Этот мужик здесь сам гитариста поджидал. С пушкой.
– С чего ты взял? – спросил Вервольф, тоскливо поглядывая в сторону двери.
Для того чтобы вырваться из квартиры, нужно было сначала переступить мертвое тело и разминуться в узком коридоре с приятелем. И то и другое требовало определенной решимости, которой у парня не было. Он только подумал, что оставленные на подоконнике шмотки, наверное, уже сперли, но не двинулся с места. Его била крупная дрожь.
– Свет не горит – раз, – сказал Леший, загибая палец на свободной левой руке. – На ногах покойничка грязные туфли – два…
– Ну и что? – возразил Вервольф, обнимая себя за голые плечи.
– Какой придурок станет дома в грязной обуви расхаживать? – спросил Леший.
– Так он же готовый был. Пьяному все по колено.
– Ты запах перегара чуешь? Нет? Ну так заткни свои предположения себе в задницу, тля, и слушай, что тебе говорят.
Вервольф машинально кивнул. Он не спрашивал, по какому праву напарник вдруг взялся командовать да покрикивать. У ног Вервольфа валялся окровавленный кистень, чуть дальше – еще теплый труп, а второй, уже начавший, наверное, коченеть, остался снаружи. Аргументов было предостаточно. У матросов, как говорится, нет вопросов.
– Мужик при усах, – продолжал Леший. В подтверждение своим словам он наступил подошвой на голову убитого и развернул ее лицом к товарищу. – Видишь?
– Ага, ага, – закивал Вервольф, поспешно отводя взгляд. На покойника даже в темноте смотреть не хотелось, а хотелось скрючиться над унитазом и посидеть так, пока не пройдет подступившая к горлу тошнота. Но не здесь. Не в этой чертовой квартире, где истекает кровью убитый и преграждает выход вооружившийся пистолетом Леха, ставший совсем другим, почти неузнаваемым человеком.
– Помнишь, как нам описывали этого Серегу-музыканта? – продолжал Леший, явно наслаждаясь ситуацией.
– Помню, помню.
– Так какого ты мне тут непонятки строишь, тля? – неожиданно разозлился Леший. – Нам велено бумаги хоть из-под земли достать? Велено. Значит, остаемся здесь и ждем. Кто-нибудь обязательно появится.
– Значит, остаемся и ждем, – согласился Вервольф, надеясь, что в его голосе звучит воодушевление.
– Тогда принимайся за уборку.
– А?
Леший почесал пистолетным стволом подбородок и повторил:
– Уборку начинай, тля. Найди пакет, надень жмуру на голову, отволоки его в ванную. Потом пол подотри как следует, чтобы блестел.
– Ладно, – кивнул Вервольф, припоминая, что хозяин квартиры, впустив их сюда, просто прикрыл ногой дверь, не потрудившись закрыть ее на замки. Не вечно же Леха будет преграждать выход? А пока ему лучше не перечить, себе же дороже обойдется.
– Сначала свинчатку ополосну, – сказал Вервольф, нагибаясь.
– Дай сюда.
Держа пистолет у бедра, Леший требовательно протянул раскрытую ладонь левой руки и пошевелил пальцами.
– Пожалуйста…
– Погоди. Надень петлю мне на руку.
– Зачем?
– А я левой работаю не хуже, чем правой, – похвастался Леший.
Проглотив тошнотворный комок, Вервольф растянул влажную петлю и надел ее на запястье товарища. Побуревшая свинчатка втянулась под рукав, как живая.
– Видал фокус? – осклабился Леший.
– Да, классно у тебя это получается.
– Тренировки. Хочешь, тебя тоже научу махаться?
– Конечно. Но потом, ладно? Я ведь сначала должен прибрать тут.
Вервольф покосился на мертвеца и набежавшую вокруг его головы лужу. Она казалась маслянисто-черной и глянцево поблескивала в полумраке, как расплавленная смола.
– Какой ты послушный, тля! – восхитился Леший. – Будь ты девахой, ты бы с пенициллина не слезал.
– Почему? – тупо спросил Вервольф.
– Так ты трепак хватал бы на каждом шагу! Тебя бы трахали все кому не лень. Тому полики помыл, тому попку подставил. – Леший неприятно засмеялся. – Слышь, может, меня по полной программе обслужишь, а?
– Кончай, – попросил Вервольф, покосившись на дверь в конце коридора. – Не люблю педерастических шуток.
– Ну, извини, братан. Это ж я так, бесогоню. На самом деле я тебя изо всех сил ценю и уважаю, веришь? – Леший сделался невероятно серьезным. Проследив, как товарищ неопределенно пожал плечами, он еще и нахмурился в придачу. – Вот получим бабки и заживем с тобой по-взрослому, братан. Я свою команду собираюсь сколотить. Пойдешь ко мне заместителем?
– Пойду! – подтвердил Вервольф, радуясь, что опасные шуточки закончились. Он бы прямо сейчас ринулся к выходу, несмотря на пистолет, да боялся поскользнуться на луже крови. Как же ее вытирать? В ведро собирать, что ли?
– Не пойдешь, – мрачно возразил Леший.
– Почему?
– Потому что ты слинять хочешь. Бросить меня собираешься, одного. Скажи, это по-честному?
– Никто тебя бросать не собирался! – занервничал Вервольф. – С чего ты взял?
– Значит, показалось, – равнодушно сказал Леший, отвернулся и шагнул из коридора в комнату.
Он выглядел полным психом. Если крыша у него и не поехала окончательно, то держалась уже на одном только гвозде, насквозь проржавевшем… от пролитой сегодня крови.
Вервольф подпрыгнул, рассчитывая перемахнуть через труп и не оглядываясь бежать отсюда как можно скорей и дальше.
В тот самый момент, когда он взвился в воздух, из дверного проема слева вылетел приплюснутый свинцовый слиток, напоминающий по форме блесну.
Заметив уголком глаза что-то напоминающее серебристую вспышку, Вервольф инстинктивно зажмурился.
Через тело он все-таки перепрыгнул, но приземлился уже мертвым, с проломленным виском.
– Плюс полторы штуки, – пробормотал Леха. Математик из него был никудышный, но такие простенькие арифметические действия он производил в уме почти без скрипа.
Три тысячи долларов разделить на два, а потом обе получившиеся половинки сложить заново – это гораздо легче и приятнее, чем просто разделить общую сумму да так и оставить. Даже если в итоге приходится собственноручно замывать кровь, которой тоже стало в два раза больше, чем прежде.