— Все в порядке. — Ну не чудо ли, иметь своим защитником неподражаемую Джоани? — Просто эта тема не относится у меня к числу любимых.
— Тут я тебя понимаю, — Линда-Гейл легонько сжала руку Рис. — Если бы со мной случилось что-то подобное, я бы до сих пор рыдала в углу и звала маму.
— Нет, ты бы не стала. Но все равно спасибо.
— Ладно, будем болтать о мужчинах, сексе, еде и туфлях. Обычный женский треп.
— Кстати, о еде, — Рис подцепила еще один на-чо. — То, что они сюда положили, не имеет никакого отношения к настоящему сыру.
— Это точно, — покопавшись в пюре, которое претендовало на звание гуакамоле, Линда-Гейл вытащила очередной чипс. — А по поводу мужчин… чтобы не быть у тебя в долгу, хочу сообщить, что намерена выйти замуж за Ло.
— Бог ты мой, — от неожиданности Рис выронила кусок лепешки. — Потрясающе. Ни за что бы не подумала.
— Он пока тоже не в курсе, — Линда-Гейл со смаком откусила половинку чипса. — Полагаю, мне потребуется еще немного времени, чтобы довести его, так сказать, до ума. Пока что муж из него никакой. Но я умею добиваться своего.
— Понятно. Так ты, значит, влюблена в Ло.
Симпатичное личико Линды-Гейл смягчилось.
— Я люблю его всю свою жизнь. С тех пор, как мне исполнилось десять лет. Он тоже любит меня, только не желает это признавать. Делает все возможное, чтобы не думать обо мне, — отсюда его желание переспать с каждой симпатичной бабенкой в округе. Я не против. Рано или поздно эта система исчерпает себя.
— М-да… я бы сказала, весьма оригинальный подход. Похоже, ты отличаешься большой терпимостью.
— В последнее время я стала более нетерпимой.
— Если тебе интересно… у нас с Ло ничего не было.
— Я знаю. Если бы и было, я бы не стала сердиться. Мы прекрасно ладим с Хуанитой, хотя в прошлом году они трахались как очумелые. Впрочем, кто не трахался с Хуанитой? — добавила она со смешком. — Правда, будь ты снисходительнее к притязаниям Ло, вряд ли я сидела бы с тобой за пивом. Мы встречались с ним, когда нам было шестнадцать. Только тогда мы не были готовы к серьезным отношениям. Да и кто готов к этому в шестнадцать лет?
— А теперь ты созрела.
— Именно. Осталось лишь донести это до Ло. Кстати, до сих пор Броуди ни с кем не встречался у нас в городке. На случай, если тебя это интересует. Поговаривали, что была у него подружка в Джексоне, а потом несколько симпатий из туристок. Но это больше похоже было на разовые встречи.
— Что ж, буду знать. Если честно, я до сих пор не поняла, что же между нами. Правда, градус отношений повышен.
— Неплохо для начала. Ты, как повар, должна знать, что повышенный градус — самое то для готовки.
— Пожалуй, — Рис лениво поигрывала кончиками волос — совсем как это делала Линда-Гейл. — А где ты стрижешься?
— Когда я спешу или когда хочу пустить пыль в глаза?
— Скорее второе.
— Знаю я тут одно местечко. Можем отправиться туда на следующей неделе — если Джоани даст нам выходной в один день.
— Ладно. Вот только должна предупредить, что последнее мое посещение салона оказалось весьма неудачным — я сбежала оттуда, как кролик.
— Ничего страшного, — Линда-Гейл довольно ухмыльнулась. — Я захвачу с собой веревку.
У Рис вырвался смешок. В это время один из ковбоев встал из-за стола и прошествовал к маленькой сцене. Это был высокий худой парень в потертых джинсах. Пятно на заднем кармане свидетельствовало о том, что он носил с собой пачку нюхательного табаку.
— Он что, будет петь? — поинтересовалась Рис, когда парень потянулся за микрофоном.
— Можно сказать и так. Караоке, — Линда-Гейл махнула рукой в сторону сцены. — Здесь такое каждый вечер. Это Рубен Гейтс. Работает вместе с Ло на гостевом ранчо.
— Черный кофе, яичница, бекон и жареный картофель. Каждое воскресное утро.
— Точно. Поет он, кстати, неплохо.
У парня был густой, сильный баритон. Судя по тому, с каким восторгом его приветствовала публика, он здесь был явным фаворитом.
Рассеянно прислушиваясь к пению, Рис пыталась представить себе его в черной куртке и оранжевой шляпе на берегу Змеиной реки.
А ведь это вполне может быть он. Высокий рост, сильные руки и эта непререкаемая уверенность в себе.
Вполне возможно, она видела именно его — мужчину, для которого она каждое воскресное утро жарила яйца и картошку. На самом деле это мог быть любой из тех, кто сидел сейчас у стойки или за столиками в зале. Любой из них мог быть убийцей. При мысли об этом ее охватило жаром — приступ паники был не за горами.
Разговоры в зале велись теперь вполголоса — из уважения к певцу. Время от времени постукивали пивные кружки, стулья поскрипывали под посетителями.
А паника, словно кулаком, сжимала горло Рис, не позволяя ей как следует вдохнуть.
Она смотрела на Линду-Гейл. Губы у той быстро двигались, однако слов она не слышала — шум в ушах забивал все звуки. Рис заставила себя сделать выдох. Затем вдох. Еще один выдох.
— Что? Прости, я не расслышала.
— С тобой все в порядке? Ты так побледнела. Голова, наверно, болит?
— Нет-нет, все хорошо, — Рис заставила себя снова взглянуть на сцену. — Просто я отвыкла бывать на людях.
— Хочешь, уйдем? Нас здесь ничто не держит.
Каждое такое бегство было для нее шагом назад. Еще одним маленьким проигрышем.
— Нет, давай еще посидим. Скажи, а ты сама-то здесь пела?
Линда-Гейл взглянула в сторону сцены, где Рубен сорвал очередную порцию аплодисментов.
— Конечно. Хочешь спеть?
— Ни за что. Даже за миллион долларов. Ну ладно, за полмиллиона.
В это время на сцену поднялся еще один мужчина. С учетом маленького роста и лишнего веса Рис сразу же исключила его из списка подозреваемых.
Мужчина затянул балладу, удивив Рис своим приятным тенорком.
— Что-то я не припомню его, — заметила она.
— Т.Е. Ангер. Преподает в средней школе. Вон сидит его жена Арлен — видишь брюнетку в белой кофточке? Они редко ходят к Джоани, питаются в основном дома. У них двое детей. Раз в неделю они заглядывают к Клэнси, чтобы парень мог попеть. Арлен тоже работает в школе, в кафетерии. Очень милая пара.
Рис и сама это поняла, когда заметила, что мужчина исполняет балладу, с нежностью глядя в глаза жене.
В мире много хорошего, напомнила она себе. В нем есть любовь и доброта. Так приятно было вновь ощутить себя его частью.
Следующий исполнитель, обладавший, видимо, солидным чувством юмора, порадовал всех своеобразным переложением классических вещей Долли Партон.
Рис просидела в баре целый час, что для нее было несомненным успехом.
Возвращаясь в свою квартирку по тихим, обезлюдевшим улочкам, она чувствовала себя почти что в безопасности. Во всяком случае, уже давно у нее не было так легко на душе.
Открыв дверь, она проверила ручку, подперла ее стулом и уже затем направилась в ванную.
Шаг — и она замерла в неподвижности. На узкой полке поверх раковины ничего не было. Ее туалетные принадлежности попросту исчезли. Рис зажмурилась, словно не веря собственным глазам. Однако полка действительно была пуста. Она быстро открыла шкафчик, где хранились ее лекарства, но и там ничего не обнаружила.
Едва не расплакавшись, Рис бросилась в комнату. Аккуратно заправленная кровать, все в порядке, все на месте. Чайник сияет на плите. Нет лишь спортивного свитера, который она перед уходом повесила на спинку стула.
А возле кровати — возле, а не под ней — стоит ее дорожная сумка.
Дрожащей рукой Рис расстегнула молнию, и тут ее всхлипы переросли в приглушенные рыдания. Все ее вещи, аккуратно сложенные, лежали в сумке.
Здесь было абсолютно все, с чем она приехала в городок. Одно слово — бери сумку и уезжай.
Кому это могло понадобиться?
Слегка пошатываясь, она в изнеможении опустилась на кровать. Посторонних здесь не было. Никто не смог бы проникнуть сюда после того, как она поставила новый засов.
Значит, это сделала она сама. Следуя тем внутренним побуждениям, тем страхам, которые оставались в ней со времен нервного срыва. Подсознание нашептывало ей о необходимости бежать, скорее двигаться дальше, прочь от этого места.
Но почему она ничего не помнит?
Это уже не в первый раз, напомнила она себе. Не первый раз она выпадает из реальности и не может потом вспомнить, что она делала.
Но ничего подобного не случалось с ней вот уже несколько месяцев.
Почти в безопасности, думала она, пытаясь перебороть отчаяние. Она-то поверила, что нашла себе новый дом. Однако часть ее знала, что это далеко от истины.
А почему бы не принять это как знак? Взять сумку, сесть в машину и уехать — прочь из города, в любом направлении.
Но в этом случае битва будет окончательно проиграна. Как-никак здесь у нее своя квартирка. Она уже была на свидании, ходила с подругой в бар. Здесь она обрела работу. Более того, здесь она обрела саму себя.
Но в этом случае битва будет окончательно проиграна. Как-никак здесь у нее своя квартирка. Она уже была на свидании, ходила с подругой в бар. Здесь она обрела работу. Более того, здесь она обрела саму себя.
Она быстро вытащила из сумки все свои вещи — одежду, ботинки, туалетные принадлежности. Затем решительно установила на столе ноутбук. Завернувшись в одеяло, чтобы хоть как-то справиться с внутренней дрожью, она открыла дневник и стала печатать:
Я не сбежала. Целый день работала и получила за это чек. Пит здорово порезал руку, когда мыл посуду. При виде крови я упала в обморок, но не сбежала. После работы мы с Линдой-Гейл пошли к Клэнси, чтобы выпить по пиву. Мы болтали о мужчинах, о прическах — словом, обо всем, что так интересно женщинам. У Клэнси поют караоке, а на стенах висят головы убитых животных. Там есть олень, лось, даже медведь. Люди выходят на сцену и поют — с большим или меньшим успехом. В баре у меня начался приступ паники, но я не сбежала, и все пришло в норму. Теперь у меня есть здесь не только приятели, но и подружка.
Сегодня в течение дня я упаковала свои вещи — но совершенно не помню, как это было. Должно быть, это произошло после того, как Пит поранил руку. Вид крови вернул меня к тому, что случилось у Манео. Вместо окровавленного Пита я снова увидела Джинни.
Но я распаковала сумку, поставила все на место. Завтра я встречаюсь с доктором Уоллесом — хочу описать ему ту пару, которую я видела у реки. Потому что я действительно видела их. Как и то, что произошло между ними.
Я не сбежала сегодня. И завтра я тоже не сбегу.
13
Чай доктор Уоллес подал в керамическом чайничке старинной работы. К чаю прилагалось песочное печенье, красиво уложенное на стеклянной тарелке бледно-зеленого оттенка. Он принимал гостей с изяществом старой дамы, поджидающей к чаю своих давних подруг. В маленькой гостиной красовались многочисленные фотографии в рамках и прочие безделушки, позволявшие ощутить прелесть домашнего уюта.
Если доктор хотел таким образом помочь Рис расслабиться, то он в этом вполне преуспел. К своему удивлению, она совсем не ощущала тревоги — только покой и умиротворенность. Немалую роль сыграли в этом тихое потрескивание огня в камине и аромат гардении, исходящий от мешочков с засушенными цветами.
Это было первое ее впечатление. Затем она подумала: доктор — настоящий специалист своего дела.
В комнате не было ни голов животных, ни толстых одеял в индейском стиле. Она знала, что доктор — заядлый рыбак, однако стену над камином украшало отнюдь не чучело форели, а изящное зеркало в овальной рамке.
Ее бабушке здесь бы наверняка понравилось.
— Это была любимая комната Сьюзан. — Доктор передал Рис чашку с чаем. — Она часто читала перед камином. Обожала книги. Я сохранил здесь все, как было.
Слегка улыбнувшись, он протянул вторую чашку Броуди.
— Решил, что в противном случае ее дух будет преследовать меня еще не один год. На самом деле… — он сделал небольшую паузу, — я часто усаживаюсь здесь под вечер и обсуждаю со Сьюзан все, что произошло со мной за день. Кое-кто мог бы сказать, что это не совсем нормально — беседовать со своей умершей женой. Но, на мой взгляд, это всего лишь по-человечески. Многое из того, что кажется не совсем нормальным, на самом деле является обычной человеческой слабостью.
— Человеку вообще свойственно быть слегка ненормальным, — заметил Броуди, надкусывая печенье.
— В таком случае я — типичный человек, — подхватила Рис. — Вообще-то я очень признательна вам за то, что вы стараетесь избавить меня от скованности. Надо сказать, у вас это неплохо получается. Но я-то знаю, что состою из сплошных неврозов, приправленных разного рода фобиями и кошмарами.
— Нет ничего лучше, чем знать самого себя. — Броуди продолжал смаковать печенье. — Многие даже не догадываются о своих проблемах, что самым печальным образом сказывается на окружающих.
Бросив на него взгляд, Рис вновь обратилась к доктору Уоллесу:
— Но я также знаю, что действительно видела то, что произошло у реки. Это не было ни сном, ни галлюцинацией, ни созданием моего больного воображения. Что бы там ни думал шериф, я действительно видела это.
— Не стоит слишком уж сердиться на Рика, — мягко заметил доктор. — Он делает все, что в его силах. И он очень неплохой шериф.
— Это я уже слышала, — со вздохом пробормотала Рис.
— Я думаю, мы могли бы помочь ему с этим расследованием.
— Так вы мне верите?
— Пока что у меня нет никаких причин не верить вам на слово. Насколько я мог заметить, вы с самого приезда в наш город делали все, чтобы остаться в тени.
Док щедро разбавил свой кофе молоком, после чего откинулся на спинку кресла, вытянув ноги в щегольских ботинках.
— Вынуждена признать, что эти попытки не увенчались успехом.
— Вы сообщили об убийстве, а это не могло не привлечь к вам внимания. Так какой смысл придумывать эту историю, после которой уже невозможно остаться незамеченной? — Он внимательно посмотрел на нее сквозь стекла очков. — К тому же Броуди вам верит, а он, насколько я знаю, большой скептик. Так что…
Доктор отставил чашку с кофе, взяв взамен блокнот и карандаш.
— Должен признать, меня это вдохновляет. Все равно что стать одним из героев фильма «Закон и порядок».
— Из какой версии?
— Мне нравится самая первая, — улыбнулся док. — Броуди вам уже сказал, что я делаю наброски углем и карандашом. Два моих эскиза даже украшают местную галерею.
— Я все собираюсь туда сходить.
— Хорошая идея. Там есть несколько очень неплохих работ, сделанных местными художниками. Как бы то ни было, но мне еще не приходилось рисовать людей по описаниям, поэтому я постарался заранее ознакомиться с процедурой. Для начала попрошу вас сосредоточиться на очертаниях. К примеру, форма ее лица. Квадратная, округлая, треугольная. Можете вспомнить?
— Думаю, да.
— Закройте глаза и представьте себе эту женщину. Перед мысленным взором Рис всплыло ее лицо.
— Овальное, мне кажется. Но сильно вытянутое и зауженное.
— Хорошо. Значит, узкое лицо.
— Да. Волосы у нее были длинные, а кепка натянута до самых бровей. Но у меня осталось впечатление длинного, узкого лица. Глаз ее я сначала не видела, — продолжила Рис. — На ней были темные очки.
— А как насчет носа?
— Нос? — Тут ее память решительно забастовала. — Господи, кажется, от меня будет мало толку.
— Просто рассказывайте все, что помните.
— Мне кажется… узкий и длинный, как ее лицо. Не слишком заметный. Прежде всего я обратила внимание на ее рот — уж очень быстро он двигался. Она почти все время говорила — я бы даже сказала, орала. И эта жесткая линия рта. Даже не знаю, как объяснить.
— Тонкие губы?
— Не знаю, может быть. Рот у нее был таким… подвижным. Судя по всему, ей было что сказать. Даже если она замолкала, то продолжала гримасничать, ухмыляться. Губы продолжали двигаться. Еще у нее были серьги — в виде колец. Я видела, как они блеснули на солнце. Волосы у нее спускались ниже плеч — такие темные, волнистые. Когда она упала, очки слетели с лица, но произошло это очень быстро. Мне показалось, что глаза у нее большие… но, может быть, это от переживаний — она была такой разъяренной. А потом…
— Как насчет отличительных черт? — поинтересовался док. — Шрамы, родинки, веснушки?
— Ничего такого я не заметила. Макияж, — внезапно добавила Рис. — Накрашена она была здорово. Красная помада. Точно! Очень яркая, а еще… может, это она от гнева так покраснела, но мне показалось, что она переборщила с румянами. В ней было столько яркости, броскости — не вполне естественной, я бы сказала. Переизбыток косметики. Беда лишь в том, что она была слишком далеко — даже с учетом бинокля.
— Ничего страшного. Сколько ей, по-вашему, было лет?
— Ох… полагаю, хорошо за тридцать. Плюс-минус десять лет, — добавила Рис, закрыв руками глаза. — Вот черт.
— Ну-ка, взгляните. Похоже на нее?
Рис наклонилась вперед, вглядываясь в рисунок.
Доктор оказался куда способнее, чем она предполагала. На рисунке была не та женщина, которую она видела у реки, однако определенный потенциал в ней все же просматривался.
— Так. Хорошо, — пробормотала она с заметным облегчением. — Мне кажется, подбородок у нее был более заостренным. Совсем чуть-чуть. И глаза… Не такие круглые, более вытянутые. Кажется, так.
Взяв чашку с чаем, она сделала пару глотков.
— Цвет глаз я точно не помню. По-моему, они были темными. Рот был не таким широким. А брови — бог ты мой, надеюсь, я не сочиняю, — брови были тоньше. Совсем как две ниточки. Такое чувство, будто она выщипала их до невозможности. Когда он ударил ее о землю, кепка слетела у нее с головы. Не помню, говорила я об этом раньше? Кепка слетела, открыв лоб. Лоб у нее был широкий…