Здесь не безопасно. Я хочу сойти. Остановите колесо и дайте мне сойти!
Но скорость нарастает, и музыка превращается в зловещий визг. И вот колесо срывается с места и несется к бездонной пропасти, унося Рис вместе с собой из света во тьму…
Проснувшись, она пару секунд лежала неподвижно. Пальцы ее судорожно сжимали простыню, а в голове раздавались отзвуки криков.
Она вовсе не на чертовом колесе. Не мчится по воздуху навстречу смерти. Это всего лишь сон, очередной кошмар. Рис попыталась успокоиться и вернуть себе ощущение реальности.
Возле кровати горела настольная лампа, из коридора тоже сочился свет. Но память упорно отказывалась объяснять, в чем тут дело. Когда же воспоминания наконец вернулись, Рис захотелось с головой залезть под одеяло и вновь погрузиться в забвение.
Даже чертово колесо показалось ей вдруг не таким страшным.
Как она сможет взглянуть Броуди в глаза? Да и не только ему. Может, стоит найти ключи и тайком ускользнуть из города?
Она осторожно приподнялась на локте, подождала — как на это отреагирует желудок? Затем так же осторожно села. Взгляд ее упал на серебристую кружку, стоявшую на столике возле кровати. Рис в недоумении сдвинула крышку, принюхалась.
Ее любимый чай. Он приготовил ей чай и оставил в этой кружке, чтобы Рис могла выпить его теплым.
Даже если бы он в упоении читал ей стихи, осыпая при этом белыми розами, она и то была бы тронута меньше. Она оскорбила его, вела себя просто отвратительно. А он приготовил ей чай.
Рис сделала глоток, позволив желудку наполниться живительным теплом. Когда до слуха ее донесся стук клавиш, она зажмурилась и попыталась собрать остатки мужества. Хочешь не хочешь, нужно было идти объясняться.
Заслышав ее шаги, Броуди оторвался от компьютера. Во взгляде его, устремленном на Рис, читались по очереди интерес, насмешка и раздражение. Затем все это ушло, уступив место полнейшему безразличию.
Уж лучше бы пощечина, подумала она.
— Спасибо за чай.
Он продолжал смотреть на нее все так же молча, и Рис вдруг поняла, что не готова пока объясняться.
— Не возражаешь, если я загляну в ванную?
— Надеюсь, ты еще не забыла, где она.
Он снова начал печатать, хотя в голову лезла полная чушь. От его внимания не ускользнуло, что Рис больше всего походила сейчас на привидение, а голос у нее был как у провинившегося ребенка. Не слишком-то приятное зрелище.
Рис беззвучно выскользнула за дверь. Услышав в скором времени шум воды, Броуди стер все, что напечатал за последние несколько минут, и пошел варить суп.
Это не потому, что он заботится о ней, думал Броуди. Признать такое — значило показать, что ты готов на уступки. Просто ей нужно поесть, чтобы хоть немного поддержать себя. Немножко супа, парочка тостов.
Интересно, весь ли тот яд, что скопился внутри ее, она выплеснула вместе с вином?
Если она снова примется за свое, ему не останется ничего другого…
Вот именно что ничего, подумал он. Если вдуматься, то сердится-то он не на Рис, а на самого себя. Ясно же было, что однажды она сорвется. В принципе, она неплохо держала удар. Но за последнее время ей пришлось проглотить столько страха, боли и гнева, что рано или поздно это должно было вылиться наружу.
Вот этот день и настал.
Сначала эта грязная война, развязанная против нее загадочным убийцей. Затем фотографии мертвой женщины. Ну а отсутствие укропа… даже не будучи великим психологом, Броуди понимал, что это стало для нее последней каплей.
Теперь она будет извиняться, а ему даром не нужны были ее извинения. Не исключено, что ее потянет уехать отсюда — в поисках нового убежища. А он-то как раз и не хотел, чтобы она уезжала. Чего ему не хотелось, так это терять ее.
Рис вошла на кухню. Волосы у нее были мокрыми, а от кожи пахло его мылом. Она изо всех сил попыталась скрыть тот факт, что плакала там, наверху. И от этого у Броуди еще сильнее защемило сердце.
— Броуди, мне так…
— Ешь суп, — оборвал ее он. — Не самая изысканная еда, но прожить можно.
— Ты приготовил суп.
— По рецепту моей матери. Открыть банку, вылить содержимое в чашку, а чашку поставить в микроволновку.
— Звучит обнадеживающе. Броуди, мне так жаль… и так стыдно за себя.
— Надеюсь, это не помешает тебе поесть.
Рис закрыла лицо руками. Губы ее задрожали.
— Хватит, — несмотря на напускную резкость, в голосе его послышались просительные нотки. — Ты же знаешь, жалобы и истерики — это не для меня. Будешь суп?
— Да, — она опустила руки. — Да, я буду суп. А ты уже ел?
— Перекусил сэндвичем, пока ты валялась наверху в пьяной отключке.
У нее вырвался не то смешок, не то рыдание.
— То, что я тебе говорила… На самом деле я так не думаю.
— Закрой рот и ешь.
— Пожалуйста, дай мне сказать.
Пожав плечами, он поставил на стол чашку с супом, а рядом — к величайшему удивлению Рис — тарелку с тостами.
— Ты и правда бываешь грубоват, но мне это только на пользу. И ты не эгоист. По крайней мере, мне ты не кажешься таким. И я совсем не хочу, чтобы ты отправлялся ко всем чертям.
— Ну, последнее от тебя явно не зависит.
— Я много чего наговорила, пока была пьяная. Если хочешь, я могу уйти.
— Захоти я выставить тебя вон, давно бы уже это сделал. И уж, конечно, я не стал бы готовить тебе суп, рецепт которого унаследовал от своей матери.
Рис порывисто обняла его и прижалась головой к его груди:
— Я полностью расклеилась.
— Вздор, — неожиданно для себя он наклонился и поцеловал ее в макушку. — Ты была пьяна в стельку, вот и несла всякую чушь.
— Наговорила я много — причем не только пьяная.
— Любопытно послушать, — он подвел ее к столу, затем, налив себе кофе, уселся напротив.
Рис начала есть суп, попутно рассказывая о случившемся.
— Я умудрилась наговорить гадостей практически всем. К счастью, народу в этом городке не так уж много, поэтому и обиженных можно пересчитать по пальцам. Однако мой язык оставил меня без работы… не исключено, что и без квартиры. Полагаю, я осталась бы и без любовника, не будь он таким толстокожим.
— А ты хочешь все это вернуть? Работу, квартиру?
— Не знаю. — Отломив краешек хлеба, она раскрошила его на тарелке. — Я могу отнестись ко всему как к знаку — на это я большая мастерица — и уехать из города.
— Куда?
— Да, это вопрос. В принципе, я могла бы пасть ниц перед Джоани и поклясться самой страшной клятвой, что никогда в жизни не упомяну о свежей зелени.
— А еще ты можешь прийти завтра утром на работу, зажечь плиту и заняться привычными обязанностями.
Она взглянула на него в некотором замешательстве:
— Полагаешь?
— Я думаю, это не первая перебранка на кухне у Джоани. Но чего ты хочешь, Рис?
— Перемотать все назад. Но раз уж это невозможно, то разобраться с последствиями. — На этот раз, отломив кусочек хлеба, она сунула его в рот. — Я поговорю завтра с Джоани, посмотрю, что там можно сделать.
— Но суть-то не в этом. Что ты предпочитаешь — уехать или остаться?
Рис подошла к раковине, чтобы ополоснуть чашку.
— Мне нравится все то, что я вижу, когда гуляю по городу. Мне нравится, что люди машут мне рукой, когда проезжают мимо на машинах или останавливаются поговорить со мной. Нравится слушать смех Линды-Гейл и мурлыканье Пита над тарелками.
Повернувшись, она прислонилась к раковине.
— Воздух здесь такой свежий, да и равнины вот-вот зацветут. Но есть и другие места, где можно увидеть много красивого и где живут веселые, дружелюбные люди. Проблема в том, что они далеко. И проблема в том, что тебя там нет. Поэтому я хочу остаться.
Броуди подошел к Рис и с нежностью, которой она от него не ожидала, провел рукой по волосам.
— И я этого хочу. Хочу, чтобы ты осталась. Почувствовав прикосновение его губ, она обвила его руками за шею.
— Если ты не против, я бы хотела убедиться в этом на деле. Но это если ты не против — тебе ведь и так сегодня досталось.
Не размыкая объятий, они вышли из комнаты.
— Сделай мне приятное, — шепнула она.
— К этому все и идет.
— Я не о том, — она нежно поцеловала его в шею. — Скажи мне это еще раз. Скажи, что тебе хочется, чтобы я осталась.
— Женщины любят, чтобы мужчины пресмыкались перед ними, — вздохнул Броуди и снова коснулся ее губ. — Я хочу, чтобы ты осталась.
Это и в самом деле лучше, чем стихи, решила Рис. Теперь они стояли совсем рядом с кушеткой.
Огонь в очаге почти угас, оставив после себя лишь красные мерцающие угольки. Жара от них не было, только тепло. То же тепло перетекало к Рис от Броуди.
Она купалась в этом ощущении, с нежностью поглаживая руки и волосы возлюбленного. Эти прикосновения несли ей радость и покой, и еще большую радость испытывала она при мысли о том, что нужна ему, что он не хочет, чтобы она уезжала.
Она купалась в этом ощущении, с нежностью поглаживая руки и волосы возлюбленного. Эти прикосновения несли ей радость и покой, и еще большую радость испытывала она при мысли о том, что нужна ему, что он не хочет, чтобы она уезжала.
Любовь накрыла ее с головой.
Броуди тоже хотелось большего, чем банального секса. Он хотел утешить Рис, смягчить ее тревоги. А потом вознести ее над всеми переживаниями. Никому еще не удавалось пробудить в нем такие теплые чувства, выманить их наружу.
Теперь он мог предложить свою нежность Рис. И каждый вздох наслаждения, которым она отзывалась на его ласки, лишь усиливал его собственное удовольствие.
Он начал раздевать Рис, все так же бережно прикасаясь к ее коже. Запах его мыла. Он снова ощутил его, и это пробудило в нем приступ собственничества. Она тоже была его. Пальцы Рис перебирали его волосы, скользили по его лицу.
Она была очарована тем, что его сильное тело может быть таким нежным, а прикосновения его больших рук такими заботливыми и терпеливыми. Ее губы вновь и вновь прикасались к его губам, и эти поцелуи кружили ей голову.
С первым порывом страсти пульс ее участился, кровь побежала быстрее. Словно бы почувствовав это, он приподнял ее и высвободил затаенное желание. Вновь соскользнув в расслабленность, Рис тихонько застонала, как если бы соприкоснулась с чем-то невыразимо сладостным.
Ее темные, мечтательные глаза, не отрываясь, смотрели на него.
И Броуди не устоял перед тайной магией этого взгляда. Нахлынувшие чувства были так сильны, что он уже не в состоянии был контролировать их.
Он скользнул в нее, наблюдая за тем, как в ней вновь пробуждается желание.
— Не закрывай глаза, — шепнул он, продолжая двигаться с ней в одном ритме.
Движения их ускорились, дыхание стало частым и горячим. Броуди схватил ее за руки и все смотрел, смотрел в эти глаза, как в какой-то бездонный омут. На последнем всплеске она прошептала его имя, после чего обессиленно скользнула вниз, потянув его за собой.
Так они и лежали рядом, а ночь отсчитывала минуту за минутой, и угольки в очаге гасли один за другим. Почувствовав, что Рис начинает засыпать, Броуди стащил покрывало со спинки дивана и укрыл ее, как одеялом.
Она что-то пробормотала и тут же уснула.
Он тоже закрыл глаза и легонько улыбнулся. Надо же, она напрочь забыла про замки. Уснула с открытой дверью без всякого страха.
Руки Ло с жадностью скользнули под рубашку Линды-Гейл. В кармане у него лежал предусмотрительно захваченный презерватив. Несмотря на одолевавшее его желание, он невольно подумал о том, что ситуация здорово похожа на ту, которая имела место много лет назад — когда им обоим было по шестнадцать.
Только на этот раз они находились в крохотном домике Линды-Гейл, а не в стареньком «Форде», который помогла ему когда-то купить мать. Спальня была совсем рядом. Впрочем, при желании он мог обойтись и диваном.
Какая же нежная у нее грудь! Прошло столько лет с тех пор, как он прикасался к ней в последний раз. А ее рот — он так и не смог забыть ее рот! — был таким же сладким и пряным, как засахаренный леденец.
И до чего же приятно она пахла!
Руки Ло скользили по изгибам ее тела, такого женственного и такого желанного. Она стала чуточку полнее — но именно там, где и требовалось. Поначалу его озадачил тот факт, что она перекрасила волосы, но теперь ему это даже нравилось — такое чувство, будто ласкал он не Линду-Гейл, а какую-то незнакомку.
Но как только его рука коснулась пуговицы на ее джинсах, Линда-Гейл накрыла ее своей ладонью.
— Ну нет, — сказала она как в тот раз, когда ей было шестнадцать.
— Прошу тебя, — пальцы его скользнули по ее животу, такому мягкому и податливому, — я хочу…
— Не всегда можно получить то, что хочешь, — голос ее звучал слабо, однако она продолжала сжимать его руку. — Во всяком случае, сегодня ты этого не получишь.
— Ты же знаешь, как я хочу тебя. И ты меня хочешь, — Ло жадно ласкал ее губы. — Почему же ты дразнишь меня, любовь моя?
— Не называй меня своей любовью, если ты и в самом деле так не думаешь. И я вовсе не дразню тебя, — собрав в кулак всю свою волю, она решительно отстранилась от него. На лице у Ло отразилось удивление, затем — первые признаки гнева.
— Я не хочу, чтобы между нами все было вот так, — твердо заявила она.
— Так — это как?
— Не хочу, чтобы ты трахнул меня, а затем отправился на поиски новой дурочки.
— Да что с тобой, Линда-Гейл? — Ло был в полной растерянности. — Ты же сама позвала меня.
— Да, позвала. Чтобы поговорить о Рис.
— Но ты же не закричала «караул», когда я поцеловал тебя!
— Мне это было так же приятно, как и тебе. Ты ведь знаешь, мне всегда нравилось целоваться с тобой.
— Так в чем проблема?
— Мы уже не дети, и я не хочу сводить наши отношения к парочке бурных ночей. Если тебе нужно именно это, поищи себе подружку на стороне.
— Какого дьявола ты мне это говоришь? — в голосе Ло начали проскальзывать искорки гнева. — Выходит, ты позвала меня, чтобы поиграться, а затем выставить за дверь? Знаешь, как зовут таких женщин?
Вскинув подбородок, она твердо глянула ему в глаза:
— Если ты так считаешь, тебе лучше уйти. Прямо сейчас.
— Так я и сделаю, — Ло быстро встал. — Какого дьявола тебе нужно?
— Когда поймешь это, можешь вернуться, — она кинула ему его шляпу. — Но если я узнаю, что ты опять отправился на поиски какой-нибудь легкодоступной дамочки, я тебя даже на порог не пущу.
— Выходит, я не могу спать ни с тобой, ни с кем-нибудь еще, пока ты не изменишь своего мнения?
— Нет, Ло. Ты не сможешь спать ни со мной, ни с кем-либо еще, пока не почувствуешь разницу между мной и другими женщинами.
Снедаемая желанием и огорчением, Линда-Гейл устремилась в спальню и захлопнула за собой дверь.
Какое-то мгновение Ло молча смотрел ей вслед. Его рука еще чувствовала тепло ее тела. И вот она ушла, хлопнув на прощание дверью. Как такое могло произойти?
В ярости он выскочил на улицу. Такие, как она, только и умеют, что водить мужчин за нос. Но она еще за это заплатит.
Сев в машину, он мрачно взглянул в сторону домика с желтыми ставнями. Она полагает, что может крутить им как хочет?
Она ошибается. Здорово ошибается.
20
Рис не слишком переживала, отправляясь к Джоани. В конце концов, что она теряла? К тому же сеансы у врача помогли ей понять, как важно брать на себя ответственность и самой решать свои проблемы.
Что такое смущение и замешательство? Это всего лишь малая плата за душевное здоровье. Вдобавок ей не избежать замешательства, если она хочет вернуть работу.
Вопрос лишь в том, придется ли ей при этом унижаться.
Утром Рис прослушала свой гороскоп на день. Сегодня ей следовало принять на себя бремя ответственности и забот, и это бремя обещало быть не таким уж тяжелым.
Хороший знак, решила она.
Тем не менее в ресторанчик она пришла за десять минут до открытия, воспользовавшись при этом задним входом. Даже если ей предстоит унижаться, сделать это лучше без свидетелей.
Джоани была занята тем, что вымешивала огромную чашку теста. На кухне пахло кофе и свежими булочками.
— Ты опоздала, — резко бросила она. — И я не собираюсь платить тебе за прогул, разве что у тебя есть справка от доктора.
— Но…
— Мне не нужны извинения. Все, что от тебя требуется, — хорошая работа. А еще мне нужно, чтобы ты порезала лук, перец и помидоры. Снимай куртку и живо за работу.
— Хорошо, — находясь в еще большем замешательстве, чем в том, в котором бы она находилась, если бы ей указали на дверь, Рис заскочила в кабинет к Джоани и бросила там сумочку и куртку. Затем, уже на кухне, она схватила фартук. — Хочу извиниться за вчерашнее.
— Давай, но только по ходу готовки. Я плачу тебе не за разговоры.
Рис встала к разделочному столу.
— Мне так стыдно за свое вчерашнее поведение. Я не имела никакого права набрасываться на вас, даже если была абсолютно уверена в том, что введение в рацион свежей зелени пошло бы нашим блюдам только на пользу.
Краешком глаза Рйс заметила, как по губам Джоани скользнула улыбка.
— Считай, что твои извинения приняты.
— Хорошо.
— Как я понимаю, вовсе не укроп вывел тебя из равновесия.
— Нет. Просто это было то, чем я решила — образно говоря — швырнуть в вас.
— Мне однажды пришлось иметь дело с трупом.
— Что?
— В то лето я сдала свой домик одному парню из Атланты. Это был уже третий сезон, как он снимал его у меня. Приезжал обычно на две недели с семьей. Было это уже… постой-ка… да, десять лет назад. Но на этот раз он приехал один. Судя по всему, жена развелась с ним. Ну-ка, доставай колбасу. Скоро заявится Линт, а он любит яичницу с колбасой.