Стать таким же? Николай видел в этих людях свое отражение — через десяток-другой лет. Он мечтал о чем угодно, только не о том, чтобы превратится в сгорбленного, униженного человека, считающего гроши. Мечтающего о пирожном, которое никогда в жизни не пробовал.
Поэтому Николай писал детективы. Ему нужно было изготовить еще пять-шесть романов, примерно за три с половиной года. Написать их так, чтобы сотни тысяч читателей покупали книги. Тогда, через несколько лет, он получит оговоренную сумму — всю, до конца. А она гораздо больше той, что прописана в контракте. К этому моменту он должен иметь полную информацию о банках, чтобы выбрать самый надежный. А лучше два. Он заведет личный сейф, куда положит половину. Чтобы лежало. Себе на старость, или детям — там видно будет. А во втором банке откроет счет, на проценты. И вот, когда у него в руках окажется хорошая, увесистая пачка "гринов", они с Машкой смогут жить спокойно… Конечно, надежный банк на примете уже есть, да и сумма в нем лежит немаленькая, но ведь этого не хватит на всю жизнь. Боже, как трудно в этой стране! На какое-то время он отвлекся, в который раз думая о том, почему нормальные люди не могут здесь жить, получая проценты от своих сбережений? Почему все разговоры о среднем классе — не более чем глупое сотрясение воздуха… Почему те, кто у кормушки, раз за разом грабят обычных граждан, и еще считают это нормой? Почему, чтобы не сдохнуть здесь — надо обязательно воровать, "кидать" других или государство? Вот жизнь! Надо больше!
Больше денег. Чтобы потом не было проблем.
"Только Мария этого не понимает!" — в который раз кольнула обидная мысль.
Жене нужно все и сейчас. И мужа, и деньги, и чтоб дома все было. Но ведь так не бывает, если ты не сын Рокфеллера.
Николай горько усмехнулся, вспоминая последнюю ссору. А ведь ему самому не столь уж много надо в жизни. Если подумать… Он не для себя подписался на все это… Николай старательно выбил трубку о полено, аккуратно положил ее на алюминиевую тарелку.
Вернулся к столу, подхватил листы, выползшие из маленького принтера. Черт возьми, как теперь удобно быть писателем! Ноутбук, компактный принтер, стол, ручка. Все! Где хочешь, там и работай. Хоть дома, хоть на даче. Главное — с тобой голова, которая способна заработать десятки тысяч "гринов". "Евров" — писатель недовольно поморщился, вспомнив о том, что пора уже привыкать к новой валюте, в которой скоро будут вестись все расчеты.
Николай пробежал текст глазами. Заложил руки в карманы, задумчиво прошелся до окна. "А может, — мелькнула гаденькая мысль. — Оставить Ингу живой?" Светлов вздрогнул и ужаснулся, невольно посмотрев по сторонам. Конечно, никто не мог подслушать его мысли. "Господи, кем ты стал…"
— А что? — вслух ответил Николай. — Так было бы страшнее. И уж точно читатель не бросил бы книгу…
Он стоял перед окном, глядя на медленно падающие с неба хлопья. На тихий заснеженный поселок опускался вечер. "Оставить или нет?" Темнело. На стекло лег призрачный силуэт — отражение Николая. Он присмотрелся и вдруг увидел, что у человека в окне другие глаза. Это были глаза старого друга — Игоря. Они не виделись тысячу лет… Когда-то давно, еще в институтские годы, были — не разлей вода, а потом жизнь раскидала по разным сторонам. Сначала — редкие встречи, потом — редкие звонки по телефону, затем — лишь память о том, что когда-то давно, в другой жизни, был человек…
И вот — неожиданная встреча, произошедшая знойным июльским днем. Оба обрадовались. Столько лет прошло! Было о чем поговорить, особенно под водку, которую без вопросов наливали в летнем кафе… Они сидели за столиком, прямо на улице, глазея друг на друга, а еще больше — на проходивших мимо девушек в мини.
Пили и вспоминали старых друзей, а также время, которое ушло навсегда. Николай больше спрашивал, Игорь охотно рассказывал, о других и о себе. Оказалось, что старое увлечение айкидо переросло в профессию. Вот тебе и строительный ВУЗ. Один стал писателем, другой — инструктором школы восточной борьбы. Посмеялись, выпили за родной институт, что готовит специалистов широкого профиля. А потом все рухнуло.
"Я читал твои романы", — сказал Игорь.
— Да? — Николай был польщен. Он давно привык к тому, что его книги читают тысячи людей. Но так сложилось, что его родным и друзьям "писульки" Светлова были неинтересны. Поначалу его это бесило, а потом стало безразлично. — Ну и как твое мнение?
Игорь помолчал, задумчиво вращая пальцами стакан. Николай терпеливо ждал.
— Ты никогда не думал о зле? — неожиданно спросил старый друг.
— Не пооонял, — протянул Николай. — Кто же в наше время не думает о зле! Вот оно — посмотри вокруг! Столько дерьма!
— Вот именно, — задумчиво рассматривая узор на скатерти, промолвил Игорь. — Вот именно. Столько дерьма. А ты пишешь жестокие романы, Ник. Ты творишь новое зло. Пусть это придуманное зло, вымышленное, его как бы нет. Но, кто знает, может, когда ты пишешь о пытках или смерти — учишь людей черному? Провоцируешь их? Ты не боишься этого, Ник? Ты учишь людей черному, а не светлому…
В тот день они расстались очень холодно — старые друзья, что не виделись много лет. Они разошлись, чтобы больше никогда уже не встретиться. Настроение Николая было сильно испорчено. Он ушел, не прощаясь. "Идиот! Чисто идиот! Вечные теории, про равновесие добра и зла! Эта популярная ныне идея, что борьба вечна, а ты лишь выбираешь сторону, на которой играть… Дурацкие пересуды о том, что можно спровоцировать человека на убийство, на "черный" путь! Да все задано сразу, еще при рождении! Ваш путь, господа моралисты, расписан от и до".
Уже столько раз ему доводилось слышать дурацкую критику, недоброжелатели на разные голоса (но под одну дудку) пели о том, что "злые и кровожадные романы Николая Светлова учат людей, как быть подонками". "Да ничего подобного! Подонок — он от рождения подонок! Что дано — того не отнимешь! А все жалобные сопли — на руку тем, кто хочет свалить Николая Светлова. Свалить и занять освободившееся место…"
В общем, вольно или невольно, Игорь наступил на больную мозоль…
Солнце медленно опускалось к горизонту. Николай раздраженно щелкнул пальцами по стеклу и увидел в стекле отражение плотного седеющего мужика, с намечающимся брюшком и смешными, торчащими немного в стороны ушами. В общем увидел то, что и положено: самого себя.
Писатель в раздражении вернулся к столу, снова взял листы в руки, принялся перечитывать с самого начала. Потом отбросил распечатку в сторону.
— Черт с тобой! — сквозь зубы процедил он, обращаясь непонятно к кому. — Умерла Инга. В машине! Умерла… Подавитесь вы своим добром…
Надо придумать что-то другое, для усиления эффекта. Сцена, в которой отморозки вытаскивают девушку из разбитой машины, несомненно, усилила бы начало романа, но… Он уже поставил крест на этой идее и больше не хотел к ней возвращаться. "Ладно, решено! Изобретаем что-то другое…"
Николай свернул из чистого листа самолетик, бросил его. Бумажная птица плавно скользнула по комнате, потом завалилась на бок, разворачиваясь в сторону печки, ткнулась носом в чугунную дверцу, упала на пол, на железную пластину, туда где тлели маленькие уголечки, выскочившие из топки. Через миг игрушка съежилась от жара, потом вспыхнула…
— Точно! — Николай даже хлопнул себя по коленям от радости. — Это будет нечто новое, боевик с элементами мистики! Такого читатели от меня не ждут…
Он лихорадочно выстраивал в голове новую конструкцию романа. "Ага, вот тут подпустим мистики. Значит так. Джип уезжает. "Тойота" взрывается. Светящийся коридор… И вдруг — неожиданность. От тела Марата отделяется дух. Он преследует убийц. Таким образом, кроме основной детективной линии, пустим вторую нить — параллельно, мистическую. Марат будет повсюду сопровождать "качков", сводя их с ума!
Стоп! Это уже было. Фильм "Привидение"… Тогда пусть герой провалится в прошлую жизнь, лишь затем вернется. Это собьет читателя с толку, параллель с фильмом будет не так заметна. Куда бы его забросить? Без проблем! Курская дуга!
Экипаж горит в танке. Ретроспекция. И в прошлой жизни, куда попадает герой — он тоже погибает в пламени. Все повторяется…"
Он бросился к столу, на ходу обдумывая мелочи, звания танкистов, имена, лихорадочно прикидывая, где в интернете можно отыскать справочник по Курской дуге, чтобы не ошибиться в названии деревень, составе танковых частей… Это чудо — загородный офис. Мобильный телефон и ноутбук. Можно решить любую задачу, добыть требуемую информацию, не сходя с места, сделать из идеи конфетку.
Пальцы быстро забегали по клавиатуре. Детали второй, параллельной линии, ложились на "бумагу", Николай рассчитывал потом — позднее — аккуратно "вшить" это в основной сюжет…
— Патрррон! — рявкнул над ухом командир танка Александр Осипов. Еще недавно — просто Сашка, весельчак и балагур, обожавший подкалывать экипаж. Как только молодому литехе доверили танк? Сашка, Сашка, когда все закончилось? Пару дней назад, после короткого письма, от которого почернело твое лицо, или за три года до того, когда война пришла к нам? Николай вдруг вспомнил, как Сашка аккуратно сложил маленький тетрадный листочек вчетверо, непослушными руками втолкнул конверт во внутренний карман, зачем-то погладил… И на негнущихся ногах пошел в сторону от позиций.
Пальцы быстро забегали по клавиатуре. Детали второй, параллельной линии, ложились на "бумагу", Николай рассчитывал потом — позднее — аккуратно "вшить" это в основной сюжет…
— Патрррон! — рявкнул над ухом командир танка Александр Осипов. Еще недавно — просто Сашка, весельчак и балагур, обожавший подкалывать экипаж. Как только молодому литехе доверили танк? Сашка, Сашка, когда все закончилось? Пару дней назад, после короткого письма, от которого почернело твое лицо, или за три года до того, когда война пришла к нам? Николай вдруг вспомнил, как Сашка аккуратно сложил маленький тетрадный листочек вчетверо, непослушными руками втолкнул конверт во внутренний карман, зачем-то погладил… И на негнущихся ногах пошел в сторону от позиций.
— Сашка! — крикнул вслед кто-то. Но командир не слышал. Он шел по огромному полю, спотыкаясь, как пьяный, а трава волнами ложилась ему под ноги. Он шел в сторону, подальше от людей. А потом едва различимая маленькая фигурка рухнула на землю.
Сашка так и не сказал никому, что было в письме, на половинке тетрадного листка, сложенного вчетверо. Но сегодня его тридцатьчетверка с бортовым номером "семьдесят семь" неистово, яростно рвалась навстречу немецким "тиграм". И эта слепая, животная ненависть передалась экипажу!
Николай схватился за мышку, чтобы сохранить очередной фрагмент текста. В этот миг раздался скрип шагов. Громыхнуло ведро, стоявшее недалеко от входа в дом.
Чей-то пропитый голос смачно выматерился. У Николая похолодело внутри. Ведро он поставил пару дней назад, когда была оттепель, и с крыши стало капать. Перед крыльцом собиралась лужа, которая, конечно, замерзла бы при следующих холодах, превратившись в каток. Тогда Николай и приладил старую емкость рядом с крыльцом… Но не упавшее ведро заставило сжаться сердце хозяина.
Просто он нутром почувствовал, как в его дом врывается — нагло, цинично, неумолимо — что-то чужеродное и опасное.
Загрохотали шаги в коридоре. Люди топали ногами, стряхивая снег. Николай сидел на стуле, не в силах пошевелиться. Дверь распахнулась.
— Принимай гостей, братуха! — хохотнул первый из "бритых", заваливаясь внутрь.
Вместе с ним в дом шагнул ужас. Следом в комнате появились еще двое "гостей".
Последний из нежданных пришельцев окинул комнату цепким взглядом, на миг его черные зрачки сфокусировались на топоре, стоявшем у печки. Затем глаза встретились с глазами притихшего хозяина.
— Будь здоров, прозаек! — на столе появилась неоткрытая бутылка водки.
Холодное донышко примостилось прямо на листах нового романа.
— Я не пью, — протестующе сказал писатель.
— Научим, — прозвучал резкий ответ, снимавший вопросы о настроении незнакомцев.
"Если им нужен ноутбук, — подумал Николай. — Отдам без вопросов. Надо только роман на дискету спасти…"
— Да ты, братуха, я вижу, не рад гостям?! — кулак первого из пришельцев несильно, но точно ткнул хозяина в спину, и тот мгновенно оказался на полу, скорчившись от боли.
— Слабак, — прокомментировал второй из "гостей", до времени молчавший.
— Дааа, — вздохнув, ответил тот, кто бил. — Это тебе не быканов-бизнесменов валить… Даже поразвлечься не получится.
— Что… вам… нужно? — с трудом разлепляя губы, спросил Николай.
— Вот уже пошла деловая беседа, — снова хохотнул первый из "отморозков", самый разговорчивый. — Сейчас плакать начнет, говорить, что у него и нет ничего.
Коробку свою илляхтрическую предлагать… — Он ткнул толстыми короткими пальцами в ноутбук, и новенькая "Toshiba" полетела со стола, ткнувшись в пол. Что-то хрустнуло, панель монитора заскользила в сторону, отдельно от корпуса.
"Роман!" — вихрем пронеслась страшная мысль в голове Николая. И только через миг другая, еще более страшная, заполнила все его нутро: "Что им нужно?!"
Его рывком подняли на ноги, бросили обратно на стул.
— В общем так, прозаек, — деловито сообщил тот, что ставил бутылку на стол. — У нас не особо много времени. Давай быренько потолкуем и разбегаемся. Короче, номер твоей ячейки в банке и код от нее.
Николай вздрогнул. Горячая волна прокатилась по телу, жарко ударила в голову.
"Они все знают… Но отдавать нельзя…"
— Так ведь…
Из кармана бритоголового появился нож с выкидным лезвием. Рука Николая оказалась прижатой к столу, лезвие ловко и аккуратно скользнуло по пальцам.
— Слышь, прозаек, — деловито сообщил тот, что работал с ножом. — Отрежем пальцы — писать не сможешь…
— Я… отдам… отдам… попозже… — сгорбившись, глупо пробормотал Николай.
— Ааа!
Во второй раз нажим лезвия был гораздо сильнее. Кровь залила стол.
— Это левая рука, братуха, — печально сообщил "отморозок". — И мы только начали. Не зли меня…
— Да погодите вы! — в отчаянии закричал Николай. — Через несколько лет я смогу отдать гораздо больше, чем у меня есть сейчас! Я смогу отдать!!! Это все — мелочь…
Такого смеха он еще никогда не видел. Николай смотрел на открытые рты, морщился от дурной смеси табака и алкоголя. "Гости" кудахтали, глядя на него, как на последнего придурка.
— Про-за-ииик! — почти ласково, картавя, выдавил один из "качков". - нам жрать сисяс хоцца, а не через три года. Давай номер и пароль, притомились мы…
— Ну постойте, давайте же поговорим, как разумные люди!
— Так, Дрон! Этот урод не сечет фишку. Объясним…
Николай попытался вырваться, но силы были неравны. Гудящее нутро открытой печи вдруг оказалось прямо перед его лицом.
Кажется, он кричал. Бился в руках троих амбалов, но ничего не мог сделать.
Через несколько секунд (или целую вечность?) его бросили на пол. Один из мучителей подцепил страницу с распечатанным текстом, на оборотной, чистой стороне, записывая комбинацию цифр.
Николай судорожно хватал губами раскаленный воздух, мечтая о том, чтобы потерять сознание и не чувствовать боли…
— Молоток, прозаек! — его подняли с пола, поддерживая с двух сторон. Ноги не слушались Николая. Неожиданно перед глазами оказалась бутылка водки, та самая.
Руки в перчатках скручивали пробку…
— Слышал грустную сказку, братуха? Один чмошный писатель, такой как ты, поругался с женой, забыл про супружеский долг, даже про раздолбая сына…
Короче, ваще на все забил этот чмырь. Ушел из дома, жил на даче. Жрал, что придется, грустил и надирался чуть ли не каждый день. Случайно купил в ларьке паленую водку. Перепился и сжег свою хату…. Какая мораль, прозаек? Думаешь, в том, что нехорошо уходить из дома? Неееет, братуха. Нехорошо пить водку, паленую. А ты пей! Пей!
За волосы — голову назад. Больно… В лицо ткнулось горлышко. Николай попробовал сжать зубы, но удар в солнечное сплетение заставил открыть рот.
Он пил, давясь и задыхаясь. Кашлял, отплевывался, но его снова заставляли пить. А потом пустая емкость полетела к печке… Николая бросили на пол. Он не мог двигаться. Лишь уголок гаснущего сознания успел отметить, как вновь открылась дверца печки, и огромная кочерга, размером с Млечный Путь, вывернула на пол обжигающие звезды…
Тепло, хорошо. Искрящиеся нити дрогнули, побежали по всему нутру, пронизывая существо. Он уже отвык от этого, давно забыл, а сейчас с наслаждением потянулся, сладко разминая затекшее тело. И лишь тогда понял, что тела нет. Удивленно огляделся: слева и справа росли стены огня. Вокруг бушевало пламя, жаркие, трепещущие языки вздымались до небес. В первый момент он испугался, оттолкнулся от горящего пола, скользнул вверх, сквозь крышу, инстинктивно огибая стонущие балки объятого пламенем дома. "Роман!" — ворвалась в сознание странная мысль.
Какой роман? Он недоуменно смотрел по сторонам, надеясь понять, откуда пришло к нему непонятное слово… Вокруг было почти темно, солнце уже прощально подмигивало из-за горизонта, и покрывало ночи укутало землю. Лишь здесь, прямо под ним, яркое пламя огненным фонтаном вспарывало кусочек черной зимы…
Странно, он совсем не ощущал холода. Или боли…
Что-то дрогнуло внутри, он лишь почувствовал, как свились в тугие спирали прозрачные дрожащие нити. Голос. Внутри звучал голос, ни одного слова понятно не было, но мелодия тянула обратно, вниз. Там полыхал дом. "Тело, там осталось мое тело", — пришла еще одна мысль. И тогда он вспомнил. Тот, кто недавно был Светловым, метнулся обратно, прямо в огненный шквал, но горячая стена отбросила вверх. А голос, незнакомый, чужой голос умолял вернуться… Николай снова рванулся в полыхающий дом, за своим телом, но стена огня не пустила. Он был там чужим, и теперь голос пел на незнакомом языке об этом, хотя Николай пытался не верить. Неведомая сила потянула его вверх, по светящемуся коридору, возникшему из пустоты. Он пытался противиться, но скользил все быстрее и быстрее, потом коридор опрокинулся набок, а незнакомый певучий язык с каждым мигом звучал в сознании все громче и громче…