– Хорошо. Подымись. Надо обсудить наши дальнейшие шаги.
То, что Артур не какой-нибудь сэр, а мелкая птица, играло положительную роль. Все эти князьки, объявившие себя королями, глотку бы друг другу перегрызли, претендуй кто из них на высшую власть. А так у них будет утешение, что если не они стали королями, то и другим конкурентам этот пост не достался. Но опять же с другой стороны появляется обида, что королем становится никому не известный человек, а не тот, который может им стать по праву. Значит, надо придумать убедительную легенду о королевском происхождении Артура. И колдовства нагнать для пущей достоверности. Только кто же все-таки нашел кого – я Артура, Артур меня или все это было предопределено свыше? Со временем шутки шутить опасно – так увязнешь, что и не выберешься.
– Кто был последним королем? – спрашиваю Артура.
– Утер Пендрагон. Отравили его саксы лет пятнадцать назад. С тех пор нет у нас короля. Каждый сам себе король.
– Ага, понятно. Каждый хочет, чтобы королем провозгласили его, и не хочет другого, да?
– Да. У короля не было наследника. Теперь все спорят, ругаются, воюют друг с другом.
– А если объявится законный наследник?
– Его признают.
– Тогда ты и есть законный наследник.
– Но у него не было наследников, – видно, у Артура извилины в голове были несколько спрямлены, и моя мысль не доходила до него.
– Слушай, – говорю, – внимательно слушай меня. Ты – сын короля Утера Пендрагона и этой, как ее. Забыл. С кем он последнее время жил?
– С Ингрейной, женой герцога Горлуа из Корнуэла. Герцога убил, а Ингрейну забрал себе.
– Ну и нравы! – содрогнулся я. – Но продолжаем. Так вот, ты сын короля Утера Пендрагона и Ингрейны. Когда ты родился, я решил спасти тебя от смерти, которую уже подготавливали твоему отцу и тебе саксы, и унес тебя глухой ночью тайной тропой. Родители-то у тебя живы?
– Нет. Саксы разграбили наш замок и всех перебили.
– Ну, вот и прекрасно. Свидетелей, что ты не сын Утера, нет. Значит, ты – его сын. Понятно?
У Артура мозги трещали от натуги, но он лишь отрицательно покачал головой.
– Запомни это, не размышляя, – разъярился я. – А пока никому ни слова. Теперь следующее. Через несколько дней на площади в аббатстве появится камень, в который будет воткнут меч. На камне будет написано, что королём Британии станет тот, кто вытащит меч. Меч сможешь вытащить только ты.
– А если кто другой вытащит? – засомневался Артур. – Там же и поздоровее меня рыцари будут.
– Не перебивай, когда я с тобой разговариваю, – мне уже не хватало выдержки. – Его вообще никто никогда не сможет вытащить. Но там есть секрет, который будешь знать только ты.
– Чудеса! – только и вымолвил Артур.
– Пока все, – закончил я на этом. – Лишний раз не болтай о том, кто ты. Все само придет.
Затем я наделал по стране чудес, чтобы создать себе общественное мнение. После этого нанес визит архиепископу. Разговор получился задушевный и по существу. Помощь в великом деле была обещана.
Сложное, оказывается, это дело – делать историю. Всю неделю я мотался, как угорелый, в прошлое и обратно. Что-то согласовывал, что-то доставал, перевозил. Там фейерверк сделала, тут ребенка спас от смертельной болезни, а здесь порчу на обитателей замка навел своим гипноусилителем. Да еще с этой плитой и мечом пришлось повозиться. Можно было бы что-нибудь попроще, но я прикинул и решил, что для будущего короля надо все поэффектней, поярче. Плиту из черного мрамора достал, наковальню спер у зазевавшегося кузнеца в том времени, когда Артур еще силу набирал. Долго не мог понять, для чего она нужна, но, когда встроил в нее молекулярный размягчитель, все встало на свои места. Без наковальни его девать было некуда. Из плиты он бы выступал, а тут все аккуратно спрятано, не подкопаешься. Но у меня нет-нет, да и мелькнет ощущение, что будто за руку кто меня ведет. С Артуром вот, с наковальней опять же… Я же абсолютно не знал, зачем она нужна. Ан нет, сгодилась. Да и технологию всего фокуса мне тоже навязали. Чудеса, да и только!
Артуру пришлось долго и подробно несколько раз описывать его действия:
– Сбоку на наковальне отверстие. Ты берёшься правой рукой за меч, а левую ложишь на наковальню так, чтобы один палец попал в отверстие. Только меч держи покрепче, не то он упадёт или весь под наковальню уйдёт.
Надеюсь, что он всё-таки понял.
А деньги уплывают, как вода. Все меньше и меньше на счете. Глядишь, и дело довести не успею. За плиту уплатил дай боже. Моим-то поясом ее не перетянуть на полторы тысячи лет. Пришлось прибегнуть к услугам фирмы «Перевозки во времени». Вот они и услужили, да так, что руки сами тянутся почесать затылок. Что же делать? Может, протащить из прошлого какие-нибудь безделушки и толкнуть здесь как антиквариат? Опасно. Срок можно заработать, что мне сейчас совсем не нужно. Опять же другие только контрабандой и живут. Чего только у них нет, – от скелета динозавра до статуэтки эпохи Нондзю, – и, причем, открыто, не таясь. Да и кому это сейчас за деньги нужно? Проще и дешевле слетать в прошлое и приобрести все бесплатно. Но на этом пока внимание заострять не будем.
Ажиотаж вокруг меча поднялся изрядный. Королем каждому хотелось стать. Вот они и тянули меч с пеной у рта. Падали от перенапряжения. Одних увозили, другие, отдышавшись, подходили снова. Но куда им, если меч слился с плитой в единое целое.
Я только хихикал, спрятавшись в укромном уголке, да сдерживал Артура.
За этим рыжим сорванцом приходилось постоянно следить, чтобы чего раньше времени не натворил. Но я все-таки этот момент упустил и появился тогда, когда разъяренные мужики, упакованные в жестянки, столпились вокруг Артура, держащего в руке злополучный меч. Я решил не вмешиваться и только, взяв на изготовку гипноусилитель, стал издали следить за ходом событий.
Толпа долго шумела. Артура уже начали бить, но он сунул меч назад в плиту, – сообразил-таки палец в дырку опять засунуть – зло сплюнул и пошел в сторону, продолжая что-то выкрикивать на ходу. Толпа молча проводила его взглядом, затем все, изрыгая проклятья, накинулись на меч.
Минут через двадцать все было закончено. Артур, гордо подняв голову, прошел через расступившуюся толпу, наклонился, выдернул меч и поднял над головой, громко крича:
– Я – король Британии!
Все медленно опустились на колени и склонили головы.
Свершилось! Артур – король Британии, Великой Британии. Конечно, будут еще противники его правления, оппозиция. Но со временем они исчезнут, а король Артур останется. А с ним останется Великая Британия, сбросив в море ненавистные орды саксов.
А мне здесь делать больше нечего. Быть статистом, оберегать его от ненужных поступков, – нет, увольте! Сам не маленький, справится.
Вышел я на площадь, выдал изумленной толпе вирши о прошлом и будущем Артура и Британии. Все молча внимали моим словам, верили. До чего же наивны и простодушны были наши предки! Откланялся напоследок, обнялся с Артуром. Он даже слезу пустил, но я успокоил его, сказал, что встречусь с ним еще. И нажал кнопку возврата.
Ничего не произошло. Напрасно нажимал я раз за разом себе на живот, где находилась эта злополучная кнопка, но все без толку.
Спустился я тогда скромно с возвышения и бегом в кусты, подальше от глаза людского.
Полдня я пробился с машиной, прыгал вперед – назад по времени. Выяснил неутешительную вещь – назад я летаю спокойно, на любое расстояние. Вперед же, в будущее – до какой-то определенной границы. Дальше, в мое время, машина не идет.
И тогда до меня доходит, что настоящего для меня нет. Оно уже так неузнаваемо изменилось, что места в нем для меня нет. Теперь я навеки остался здесь. Здесь теперь мое настоящее и будущее. Говорил же я, что со временем шутить опасно.
Теперь мне остается одно: творить с королем Артуром историю Британии, раз мне не удастся посмотреть, какой она станет в будущем. Творить до того момента, до той стены мрака во времени, через которую я не в силах переступить.
Жук
Когда под ногой хрустнуло, Адам замер. Холодная волна ужаса волной прошла по телу. Неужели?.. Он медленно поднял ногу и, страшась, опустил глаза вниз.
Это был Жук. Вернее, то, что от него осталось. Скорлупки треснувшего панциря, белесая жидкость, вытекающая из трещин…
Еще не веря в произошедшее, Адам опустился на колени и попытался отковырнуть пальцем вдавленное в почву тельце.
– Ну-ну, малыш! – дрожащим голосом прошептал он. – Давай вставай. Не шути над нами.
Но Жук не отзывался. Жук был мертв. Хрупкий панцирь не выдержал.
– Ну что ты! – плача и ругаясь, завопил Адам. – Вставай, сволочь! Я же тебя сколько раз предупреждал, чтобы не шлялся, где попало. Предупреждал!? Так что же ты?
Но Жук молчал.
Адам осторожно сгреб в ладонь все, что осталось от Жука, и заплакал, завыл, укачивая того в последней колыбели.
Жук был самым безобидным существом на свете. В отличие от Белки и Птицы он никогда не досаждал никому. Жил себе скромно на своей Помойке за Домом, целыми днями роясь в отбросах, что сносил туда Адам. Лишь изредка на него находило что-то. Тогда он покидал Помойку и полз куда-то. В таких случаях Адам находил его и возвращал на место, грозя, что когда-нибудь не заметит и затопчет нечаянно. Жук смирялся, но проходило время, и все повторялось. И вот случилось. Догулялся! А виноваты во всем эти Белка с Птицей!
С ними у Адама была конфронтация. Обе они жили на Дереве и были для него недосягаемы. Эти неугомонные вздорные существа изрядно досаждали Адаму. Весь день они сновали по миру, тарахтя что-то по-своему и норовя украсть все, что плохо лежит. Стоило Адаму расслабиться, как со стола исчезал кусок хлеба или картошина. Мало того, на Дереве тогда начинался шум и гам, да такой, что Дерево раскачивалось от их свары. Но при набегах на огород они объединялись и выступали единой силой. Адама создал Бог как высшее и самое совершенное творение для управления этим миром, и все ему должны подчиняться. А эти твари не желают ему подчиняться. Вечно какую-нибудь пакость подстроят. Глаз да глаз за ними постоянно нужен. Только палка может удержать их в повиновении.
Вот и на этот раз Адам, почуяв подозрительную тишину, выскочил, прихватив палку, и бросился на огород. Пшеница, росшая там на клочке земли, уже созрела и теперь подверглась очередному набегу этих ненасытных тварей. А Жука как раз потянуло в очередное путешествие. И вот…
Жука он схоронил на пустыре за Домом. Вырыл ямку, положил трупик в нее и засыпал. А в холмик воткнул маленький крест, связанный из веток. Почему он так поступил, Адам не знал. Может, потому, что рядом торчали из земли два креста, побольше. Чьи они, Адам не знал, как не знал, что означают выцветшие, едва различимые закорючки, выцарапанные на них. Просто решил интуитивно, что надо так сделать. И сделал.
– Прощай, друг, – сказал он. – Ты был самый тихий и безобидный. Никому не мешал, никому не досаждал. Прости меня. Я ведь нечаянно.
Потом он сидел допоздна за столом во дворе и молча и тупо загружался брагой, подсаливая ее своими слезами.
Белка и Птица молча сидели, нахохлившись, на другом конце стола.
Смерть Жука была первой в их жизни. Какой бы нелепой она не была, но это была первая смерть. Они внезапно ощутили, насколько мал их казавшийся необъятным до этого мир, насколько он хрупок и не вечен.
– А вы ведь вечно доставали его, – заплетающимся языком говорил Адам. – Хотя он вам ничего плохого не делал.
Те соглашались. Они вечно отбирали найденную им какую-нибудь съедобную вещь. Или просто издевались, переворачивая своими лапками и клювом того на спину и потешаясь над его неуклюжими попытками перевернуться.
Птица негромко чирикнула. Виноваты, мол.
Адам накрошил крошек и кинул их россыпью на другой конец стола.
– Нате! Помянем Жука, – он плеснул себе из баклажки. – Славный был. Осиротели мы без него, – он гулко выпил.
Белка и Птица молча согласились.
– Как жить-то теперь будем? – продолжил Адам. – Трое нас осталось. Или все также воевать будем?
Белка засуетилась и что-то прострекотала. Птица тревожно чирикнула.
– Вот и я про то же, – ответил Адам. – Зашибу кого-нибудь из вас. Тогда двое останется. Потом еще. И останусь совсем один. Вам это надо? Мне – нет.
Противная сторона согласилась. Никому, мол, умирать неохота. Жука хватит. Надо, мол, менять отношения.
– Вот и я о том же думаю, – ответил Адам. – А как быть? Вы же вон какие настырные. Вас ничем не проймешь. Все воруете и воруете.
– А если мы перестанем, – предложила противная сторона.
– Тогда и я вас гонять не буду. И еду давать буду. Даже вместе будем обедать. И ужинать.
– И завтракать?
– И завтракать тоже.
– Мы согласны, – Белка глянула на Птицу. – А ты перестанешь разграблять мои потайные запасы?
– Откуда я могу знать, что это твои запасы? На них же не написано.
– А кроме меня здесь некому прятать.
– А ты их не прячь, – недовольно чирикнула Птица, – тогда и грабить нечего будет.
– Это мое дело! – затрещала Белка. – У меня в крови это. Не могу, чтоб не оставить что-то про запас.
– А у меня в крови…, – взъерошилась Птица, но тут Адам грохнул кружкой по столу, изрядно напугав спорщиков.
– Хватить тарахтеть! Если уж мы приходим к соглашению, надо его выполнять. Ты, Птица, – уставил он перст на ту, – не воруй. А ты, Белка, не делай тайников. Тогда у этой не будет соблазна. А еды у вас всегда будет вдоволь на этом столе. Договорились?
– Договорились.
Белка с Птицей удалились на Дерево и еще долго гомонили, выясняя отношения и обговаривая условия. Адам же прилег на скамейку, потягивал брагу и смотрел на ночное звездное небо.
«…И была Тьма. Тьма над Бездной. И дух божий витал над водою…».
Что-то непонятно. Тьма – это понятно. Она ночью наступает. Когда нет света. «И сказал Бог: да будет свет. И свет появился». Это тоже понятно. Свет появляется днем, когда светло становится. А ночью он не появляется. Поэтому ночью темно. Тьма. Бездна тьмы. Тьма над Бездной. Это понятно. Вот дальше непонятно. Галиматья сплошная! Откуда вода, что за дух? Типа Птицы, что ли? Раз витает. Нет, здесь много непонятного. Дальше опять понятно. Насчет света. Вот день. Вот ночь. Все понятно. Насчет тверди. Что создал Бог твердь. Что отделил ее от Бездны. Вон она, Стена, отделяет. Что разделил твердь на сушу внизу и небо вверху. Вот земля, под ногами. Вон небо вверху. С блестками какими-то. Или оно уже настолько прохудилось, что в дырки свет проникает? Как одежда у Адама. Или это миры наподобие мира Адама? Нет, непохоже. Не могут миры быть такими маленькими, крохотными. Да и зачем они? Сказано ведь, что создал Бог Рай и поселил туда Адама. И других. Зачем Богу создавать еще всякие другие Раи? И кого там селить? Их и в одном Раю мало. А без Жука еще меньше стало. Разве что расселить всех. Опять же «каждой твари по паре». Белка и Птица – это еще та пара тварей! А его парой был Жук. Такой же работящий, покладистый. Чем они не пара? Как же его звали-то? – попытался вспомнить Адам. – А, Ева. Так в Книге называли Жука. Жаль только, что нет у него теперь Евы, нет своей пары, – взгрустнул он. – Тоска заест. Хорошо, что есть Птица с Белкой. Те и раньше не давали ему скучать. Нет, Рай один, и он здесь. Бог не зря все создавал. Все упорядочено. Земля, Небо, Стена – это чтобы отгородить мир от Бездны. Дом, огород – это чтобы было где жить и что есть. Попробуй-ка пожить, ничего не жравши. Быстрехонько сдохнешь. А Рай на то и создан, чтобы человек трудился в поте лица, зарабатывая себе хлеб насущный. Чтобы жил…
Разбудил его шум и гам. Адам, заворочавшись, чуть не навернулся со скамейки.
Белка с Птицей дрались на столе из-за горбушки хлеба, оставшейся после вчерашних поминок. Чертыхнувшись, Адам зашарил рукой в поисках палки, но тут вспомнил о вчерашнем соглашении.
– Эй, цыц! – прикрикнул он на разбушевавшуюся парочку. – Забыли, о чем вчера договаривались?
Дерущиеся утихомирились, только Птица недовольно чирикнула. В ее хвосте недоставало нескольких перьев.
– Сейчас разберемся, – умиротворяющее произнес Адам.
Он дотянулся до кружки. На дне еще поблескивала выдохшаяся брага. Он через силу втянул ее сквозь зубы, занюхал злополучной горбушкой. В голове немного прояснилось, боль притупилась. Он молча раскрошил неподатливую, полузасохшую горбушку и ссыпал забиякам. Те тоже молча принялись за еду.
В баклажке еще побулькивало. Адам слил остатки в кружку и выпил.
Надо же, опять уснул за столом! Вечно на него оказывает такое действие небо. Колдовское оно какое-то. Затягивает, уносит… А утром голова раскалывается от боли…
Протестующее пискнула Птица, вернув его к реальности.
– Что такое опять? – недовольно спросил он.
– Б елка. Опять себе про запас набирает. Сожрет все, я поесть не успею!
У Белки действительно щеки уже раздулись так, что морда увеличилась в ширину вдвое.
– Белка, не балуй! Ведь договорились же. Не хватит, я вам еще накрошу.
Белка замерла и смутилась. Отвернувшись, она усиленно заработала челюстями.
– Вот так-то, – подытожил Адам, подымаясь. – Ладно, я пошел работать. А вы тут поменьше бузите. Не то, – он подобрал палку и пригрозил. – Управы на вас нету.
Весь день Адам, как обычно, провозился на огороде. Доставать из колодца бадью с водой, разносить и поливать растительность, – дело утомительное и монотонное. Но это уже вошло в привычку. Так было. Так есть. И так будет. Вечно. К тому же не мешает думать. Адам всегда при работе размышлял обо всем. О Рае. О жизни. О судьбе. Вот и сейчас опять нахлынули мысли. О чем он вчера думал?
Адам не помнил, как оказался здесь. Помнил только, что был весь в грязи и крови. Болело все тело, по лицу струилась кровь из раны на голове. Но с этим-то как раз было все ясно. Ведь он был создан, согласно Книге, из грязи. А боль, кровь – всего лишь побочные эффекты. И необходимые знания для последующей жизни в Раю он получил при создании. Потому его не удивляло, почему Дом называется Домом, Дерево – Деревом, Белка – именно Белкой, а сам он – Адамом, и никак иначе. И даже умение читать, да и сама Книга, – все это имело свой смысл и предназначение.