Осилить Книгу полностью он, как ни старался, не смог. Уйма людей, имен. Тысячелетние старцы, битвы, убийства, подлости… Кто это делал? Зачем? И когда? И где они все, изгнанные из Рая? Здесь они, конечно же, поместиться бы не смогли, даже если поставить всех стоя… Здесь по периметру всего-то шагов пятьсот. Может, потому и турнули из Рая Адама с Евой, предчувствуя, что после запретного плода они начнут усиленно «плодиться и размножаться». Опять же вот он, Адам, собственной персоной. Жук – Ева… Или он вовсе не Адам? И все сказанное в Книге не о нем? Чушь какая-то! Не сходится. Что мы имеем? Вот он, Рай, имеется в наличии. Суша, небо, Стена… О Стене в Книге ничего не говорится, но это и не нужно. Итак понятно. Как отделить мир от Бездны? Сверху – небом, снизу – сушей, а с боков? Стеной, естественно. Иначе все из мира упадет в Бездну. Это последнему глупцу понятно. И упоминать о Стене не было необходимости.
Далее. Запретный плод. Вон оно, Дерево. Плоды висят. И все едят эти плоды. Белка с Птицей, Адам. И Еве они нравились. Он от огрызков, что Адам выбрасывал на Помойку, не отходил до тех пор, пока не объедал их полностью. И ничего не происходило. Ничего запретного. Опять же не плодятся они что-то, – ни Адам, ни Ева, ни Белка с Птицей. Может, это не то Дерево? Но других деревьев в Раю нет! Какая-то в Книге неточность, очевидно. Или в Дереве что-то сломалось, и оно уже не работает как надо. Яблоки уже можно есть без опаски.
Жертвоприношения, агнцы, кровь и плоть… Зачем это? Чтобы Бога умилостивить? Но разве он бывает голодным? Разве ему нечего пожрать там, у себя? Если он создает такой Рай, где всего вдоволь, неужели для себя не смог бы создать нечто подобное? А убивать – это жестоко. Все живое – Адам, Ева, твари – это божьи творения, и они имеет одинаковое право на жизнь. Для этого Бог и создал их. Даже растения – и те живые, тоже божьи творения. Адам не раз наблюдал, как Дерево, раздраженное сварой Белки с Птицей, сгоняло их с себя, недовольно тряся ветками. Неужели растения созданы лишь для того, чтобы удовлетворять наш голод?
Ночь Адам провел беспокойную, хотя к баклажке не прикладывался. Утром беспокойство не исчезло. Твари, едва он приоткрыл дверь, юркнули внутрь и забились под стрехи. Что-то происходило.
Адам вышел наружу. Ничего не изменилось, разве что… Воздух был заполнен какой-то дымкой. Неуловимая, как туман, она скрадывала очертания Дома, Дерева. Исчезли в дымке небо и Стена.
– Это не туман, – пробормотал Адам. – Тогда что это? Вы не знаете? – заглянул он в Дом. Твари молчали.
Постояв немного, Адам направился к Стене.
Ходить к Стене он не любил. Занятие никчемное, бесполезное и ненужное. Стена внушала тревогу и растравляла душу своим загадочным присутствием. И хотя Адам нашел ей разумное объяснение – ограждение от Бездны, – это, почему-то, не успокаивало. Подходить близко к Стене не рекомендовалось, – Стена втягивала в себя все, что могла в силах втянуть. Песок, мелкие камешки, листья, – все незамедлительно уносилось и исчезало в этом бешено мчащемся сером вихре.
Почувствовав усиливающийся напор, Адам остановился. Все как прежде. Разве что чуть ослаб напор. Раньше Адам до этого места не доходил, – опасался, что засосет. Теперь же стоял, – и ничего. Стена будто устала мчаться вкруговую вокруг Рая и собралась передохнуть. Адам прислушался. Низкий гул, который создавала Стена, которым был заполнен Рай, да и вся жизнь Адама, утихал. На плечах Адама оседала труха.
Встревоженный, Адам повернул назад. Как и твари, он забился в Дом, и лишь изредка подходил к окну, чтобы выглянуть и убедиться в очередной раз, что происходит что-то необычное. А что происходит, – этого он не знал. Но пытался, как обычно, найти рациональное объяснение. И возвращался к Книге.
– Адама и Еву изгнали из Рая. За какое-то прегрешение. Насчет тварей в Книге ничего не говорится, но, похоже, это коснулось и их. Может, то, что сейчас происходит, и является преддверием изгнания? Чем же они погрешили? Запретный плод отпадает. Плоды они ели всегда, и ничего не происходило. Помирился с тварями, стали жить единой семьей. Может, из-за этого? – Адам почесал затылок. – Вряд ли. Остается Жук. С гибелью Жука в мире стали происходить изменения. Жук, его гибель виноваты во всем. Точнее, виноват он, Адам. Он наступил на Жука. Он убил. Убийство – это грех. А в Раю нельзя грешить. За это изгоняют.
С неба сыпался песок. Медленно опускались, кружась, листья. Падали мелкие камни и какие-то предметы.
Так продолжалось несколько дней. Стена опадала, рассыпалась. Сквозь дымку проявлялись какие-то дали.
Адам выходил из Дома лишь по необходимости. За водой, плодами. Голод выгонял наружу. Огород, заброшенный, засыхающий, покрытый слоем песка и мусора, медленно умирал. Но у Адама не было никакого желания спасать его. Мир изменился. Что ждало его в будущем, он не знал. И повседневные заботы казались настолько мелкими и никчемными, что не стоили и шевеления пальца. Вся прошлая жизнь, которую он помнил, отошла на второй план. Птица с Белкой днями просиживали рядом у окна, но наружу высовываться тоже не желали.
Наконец воздух очистился. Легкая дымка, плавающая в нем, уже не мешала разглядеть дальние заросли деревьев, которых оказалось удивительно много, строения, смутно виднеющиеся на горизонте, поля, уходящие в небо. Мир стал огромным, не умещающемся в сознании. Необъятный купол голубого неба с ярким золотистым диском днем, мириады звезд ночью. Суша, простирающаяся во все стороны и соединяющаяся на горизонте с небом. Адам не мог этого перенести и в страхе убегал поглубже в Дом, зарывался в кровать, укрываясь с головой под одеяло. Каждый вечер он с надеждой ожидал, что утром проснется и увидит мир таким, каким он должен быть.
Но действительность не менялась. Каждое утро всходило солнце и освещало все те же дали. Из серых туманных образований иногда падала вода. Над строениями вился едва видимый дымок. Только звезды, несмотря на возросшее количество, все также таинственно мерцали в ночном небе.
И однажды Адам решился. Закинув за плечо сумку с провиантом, усадив на плечи подрагивающих Белку и Птицу, он решительно вышел из Дома и направился в сторону построек.
Вокруг царила разруха. Покореженные деревья с поломанными ветвями и вывороченными корнями. Полуразрушенные строения. Похоже, когда-то здесь тайфуном прошла Стена.
– Тайфун? Что это такое?
И тут подсознание услужливо выстроило цепочку:
– Тайфун – око тайфуна – Дом – Рай…
Адам попытался вникнуть в эту головоломку, но не смог. Не до этого было сейчас.
Жизнь оживала. Из обломанных веток пробивались молодые ростки, увешанные изумрудными листочками. Земля от обилия травы казалась зеленым ковром. Даже строения, судя по поднимавшимися над ними дымкам и едва заметному отсюда движению, казались обитаемыми.
Строения приближались медленно. И так же медленно отдалялся Дом. Белка с Птицей, тревожно возившиеся на плечах, забились в его волосы и затихли, высунув головы из прядей и испуганно озираясь. И чем дальше отдалялся Дом, тем медленнее становились шаги Адама. Дорога в неизвестность вызывала страх. Все чаще он оглядывался через плечо назад. Наконец, остановился.
– Ну, что? – хрипло спросил он.
Твари молча согласились.
Адам развернулся, и они зашагали назад. В Рай.
Призрак
От грубого пинка двери распахнулись, выплеснув на тихую улицу грохот музыки, звон посуды, шумный гвалт и пьяные выкрики подвыпивших завсегдатаев. В дверях, пятясь, показались два здоровых мужика. Они, натужено сопя, выволокли наружу третьего, упирающегося, цепляющегося за порог и дверной косяк и при этом вопящего и скверно ругающегося. Не обращая внимания на его крики и попытки пнуть их, они ловко подхватили его за руки и ноги, раскачали и сбросили с крыльца в дорожную пыль.
От боли упавший взревел и судорожно заскреб конечностями землю, кашляя от набившейся в рот пыли. Сделав под рев своих обидчиков несколько неудачных попыток, он неуклюже поднялся и, пошатываясь, мотая головой и продолжая браниться, потянулся трясущимися руками к кобуре на боку.
– Но-но, Том, без шуточек! – крикнул тот, что был постарше, хозяин заведения. – Мы так тоже можем, – в руке у него блеснул ствол. Из-под ног Тома взметнулись фонтанчики пыли.
Том неловко отскочил в сторону, запутался непослушными ногами и опять нырнул в дорожную пыль. Хозяин с помощником снова загоготали.
От падения, а может, от выстрелов скорого на руку хозяина Том быстро пришел в себя. Когда он вновь возник из пыли, то уже не хватался за кобуру, а только стоял, пошире расставив для устойчивости ноги, и, мыча, отплевывался.
– Ну, как, успокоился? – миролюбиво спросил хозяин. – Топай теперь домой да проспись. И приходи с монетами. На дармовщину тебе этот номер с выпивкой больше не пройдет, – и они повернулись к двери.
От падения, а может, от выстрелов скорого на руку хозяина Том быстро пришел в себя. Когда он вновь возник из пыли, то уже не хватался за кобуру, а только стоял, пошире расставив для устойчивости ноги, и, мыча, отплевывался.
– Ну, как, успокоился? – миролюбиво спросил хозяин. – Топай теперь домой да проспись. И приходи с монетами. На дармовщину тебе этот номер с выпивкой больше не пройдет, – и они повернулись к двери.
– Билл, погоди, – остановил хозяина Том.
– Ну, что еще? – Билл подтолкнул помощника внутрь, а сам остался. – Запомни – в кредит я не даю, особенно таким, как ты, прощелыгам.
– Я заработаю и отдам, Билли. Ты меня знаешь.
– Знаю, знаю, прохвост, – отмахнулся Билл. – Да у тебя не было и никогда не будет денег. Даже если на большую дорогу выйдешь.
– Ну, возьми тогда мою шляпу или куртку, – Том хлопнул ладонью по груди, подняв облако пыли. – А хочешь, скакуна моего возьми. Только дай до нормы добрать.
– Нужна мне твоя кляча! – сплюнул хозяин, – а барахло тем более. А норму свою ты, по-моему, уже перебрал, – и он хлопнул дверью.
На опустевшей улице остался один Том, уронив голову на плечо, покачиваясь и заунывно завывая на одной ноте.
Постояв немного, он смачно выругался напоследок, отряхнулся и побрел к своему коню, привязанному к крюку на столбе. Лошак был под стать своему хозяину – старый и облезлый. Ребра так и выпирали в разные стороны. Впалые старческие глаза постоянно слезились, отчего на осунувшейся морде образовались белесые грязевые борозды.
Попытки взобраться на коня оказались тщетными, и Том, отхлестав для острастки неповинное животное, поплелся пешком, тяжело переставляя нетвердые ноги. Животина, понуро опустив голову, тащилась сзади.
Хижина Тома была не очень далеко. Если выйти из селения и идти по Дуге, то вскоре среди серых каменистых склонов появлялись такие же серые полуразрушенные постройки. Это и был его дом. Там Том разводил скот и выращивал для пропитания незатейливые овощи, которые едва урождались на этой голой бесплодной земле. С бизнесом дело было плохо. Когда у Тома от редкой удачной продажи скота появлялись деньги, он норовил тут же спустить их у Билла. Салун был единственным бойким и веселым местом среди унылой, безжизненной пустоши с редкими вкраплениями таких же, как у Тома, ранчо.
Вот и в этот раз, увлекшись, он спустил всю выручку, хотя намеревался приобрести на откорм пару бычков. Как дальше жить, как свести теперь концы с концами, Том не знал. От таких невеселых мыслей становилось тошно, а хмель, быстро улетучиваясь, еще сильнее нагнетал тоску.
Какая-то навязчивая мысль назойливо влезла Тому в голову и затребовала:
– Стой! Остановись!
Мотая тяжелой головой, Том попытался отогнать ее:
– Зачем останавливаться? Почему? Мне это совсем не надо. Не хочу останавливаться. Домой хочу, в постель. И побыстрее.
Но мысль упорно не желала отставать и настырно зудела:
– Стой! Стой!
– Черт с тобой! – мысленно выругался Том, остановился и поднял голову.
Сначала он ничего не заметил. Серые камни, серый песок, серая пыль на серой дороге. И только приглядевшись, увидел прямо перед собой на фоне серого неба и серых холмов зыбкую серо-белую тень. Смутная, меняющая словно дым очертания, она казалась призрачной, нереальной.
– Что это такое? – мозги в голове шевелились лениво и совсем не желали думать.
– Не что, а кто, – появилась откуда-то мысль. – Я такое же разумное существо, как и ты.
Только тогда до Тома стало доходить, что это не он сам думает, а кто-то другой. Думает и отвечает за него.
– Боже! – ужаснулся Том, – допился! Уже в голове двоится, мозги с мозгами говорят. Уже призраки мерещатся. Эх, предостерегала женушка покойная, что плохо кончу. Вот и сбывается ее пророчество. Не-е-т! – твердо решил он. – Все, больше не пью. Хватит. Кошмаров мне только еще не хватало.
Но, несмотря на его благие намерения, призрак не исчез. Он все также парил над дорогой и не давал пройти. Том свернул в сторону, намереваясь обойти его. Тот дрогнул и тоже сместился, опять оказавшись на пути Тома. Не на шутку испугавшись, Том зашептал заклинания, слышанные когда-то в детстве от бабки, но призрак не желал исчезать. Сквозь сумятицу перепуганных мыслей Тома пробивались чужие. Кто-то просил войти в какой-то контакт и объяснял, что он с другой планеты; что космос велик и безграничен, и в нем множество таких же планет и солнц, как и здесь, у Тома; что Дуга – это вовсе не дуга, а солнце; что планета Тома кружит вокруг этого солнца; что день сменяется ночью, а ночью в небе видны звезды; что…
В голове Тома помутилось. Дико закричав, он выхватил свою пушку и давай отстреливаться от страшного назойливого призрака.
Когда мысли немного прояснились, Том осознал себя сидящим на кочке у дороги. Вокруг никого, лишь коняга щиплет на обочине чахлую траву, да валяется рядом его пистолет с опустевшей обоймой.
– Ох, до чего только не доведет пьянка! – угрюмо вздохнул он.
Том еле вскарабкался по скользкой чешуе на коня, закрепился всеми шестью лапами меж гребней и огрел его промеж ряда глаз хвостом. Монотонно покачиваясь на лениво трусившем коне, он пытался привести в порядок свои мысли. Что такое контакт, космос? Что такое планета и солнце, день и ночь, звезды? Ну, планета, – это, как понял Том, земля, на которой он живет. Это ясно. Но при чем здесь солнце, звезды? Та картинка, что появлялась в голове, – муть, бред какой-то. Насколько знал Том, да и не только он, но и все живущие здесь, вокруг планеты висит обруч – яркое белое кольцо, дающее свет и тепло всему живому. Дуга этого обруча проходит узкой полосой по небу, и ее видно всегда. Помнится, ребенком еще Том на спор с соседскими ребятишками всматривался до рези в глазах в Дугу. Им казалось, что Дуга пульсирует, прерывается. За распространение такой ереси родители драли им уши. И правильно делали. Вон она Дуга – ровная, непрерывная. И нет больше ничего – ни звезд, ни солнц, ни дня и ночи. Да и призрак – был ли он или все это только привиделось? Пожалуй, привиделось по пьянке. Ведь такого не бывает, – это даже ребенок знает.
Игорь, сбросив скафандр и амуницию, устало завалился на кровать.
– Слушай, кэп, – зло проговорил он, – давай сворачиваться. Не выйдет у нас с ними ничего. Не идут они на контакт.
– Жаль, – почесал затылок Олег, официально командир разведывательного шлюпа. – В кои-то веки найдешь такую интересную планетку, да еще с разумными обитателями. Лавры другим отдавать не хочется.
– Если не хочется, так иди и постой пару недель перед этими каменными истуканами в неподвижности и попробуй прошибить их каменные головы. Они же меня абсолютно не воспринимали. У них и мысли-то текут в час по чайной ложке.
– Зато пули летают настоящие.
– Ну, не совсем настоящие. Летят со скоростью мухи. Легко увернуться. Но все равно мог под шальную попасть. И это при наилучшем из всех проведенных попыток контакта.
– Но это уже прогресс.
– Ах, оставь, Олег! Какой тут прогресс, если он меня чуть не шлепнул. За привидение принял. И другие так же принимать будут, так как их глаза не в состоянии нас зафиксировать. Насколько верно я уловил мысли того таракана на скачущем крокодиле, при таком жизненном цикле для них дня и ночи не существует. Вечный серый день, а солнце представляется в виде яркой белой полосы, дуги в сером небе. О звездах вообще говорить не приходится, – для жителей этой планеты они попросту не существуют. А значит, и мы не существуем, как посланцы этих несуществующих звезд. Так что о контакте говорить бесполезно. К тому же небезопасно, – их время воздействует как-то на нас. Увязаем мы в нем. Я уже замечаю, как минутная стрелка движется. Да и ты что-то уж слишком быстро мельтешишь в глазах. Наше время замедляется, вживается в их время. Глядишь, через год-другой станем такими же, как они. Тогда контакт будет возможен. А что дальше?
Когда не вышло у человека
Яркая, всепроницающая и всесжигающая вспышка света озарила вечную непроглядную тьму. Невидимые гравитационные волны, кольцами, как круги по воде, расходящиеся в разные стороны, всколыхнули соседние вселенные, срывая с орбит планеты и их спутники, комкая звездные системы, сбивая их в кучу и вызывая взрывы центральных, дающие энергию и жизнь светил, нарушая незыблемую силовую сеть, связывающую все звезды между собой. Жесткое излучение, хлестнув по незащищенным, блаженствующим в неге своих солнц планетам, выжгло на них все живое, зародившееся или только зарождающееся, и, выхолостив их, равнодушно понеслось дальше, неся в своих лучах смерть и ничто всему живому, попадающемуся на его пути.
Корона вспышки разлеталась. В ней, завихряясь протуберанцами, смерчами, спиралями, хаотически зарождалось пространство, сталкивалось с такими же протуберанцами и исчезало во взрыве. Чтобы возродиться вновь.