Мел принесла девушка, скрывшаяся до этого в темноте. Длинный, круглый стержень, каким пишут на досках в школах.
— Пошли, — кивнул Туди вправо.
Пещера оказалась ещё больше, чем представилось вначале. До стены пришлось идти пару минут. Впереди император, за ним несколько внушительного размера воинов, вынырнувших из темноты, стоило повелителю подняться. А затем Никита с Туди. Воины перед тем, как двинуться во тьму, выдернули факелы прямо из импровизированной дорожки и теперь несли их высоко над головой. Но потолка всё равно не было видно. У человека взмокли ладони. Всё казалось настолько иррациональным, что хотелось проснуться. Наконец показалась стена. На ней когда-то был рисунок, бизнесмен увидел не до конца смытые линии.
— Начинай, Шершень, — Туди подтолкнул человека к стене. Сам где стоял, там и сел. Как всегда — по-восточному. Император и воины встали полукругом за спиной хозяина сети супермаркетов. Никита чувствовал их тяжёлые взгляды. Но самое страшное — осознание, что твоя жизнь зависит от решения какого-то подземного человекоподобного жителя.
Никита в нерешительности остановился перед стеной, покрутил мел в руках. Оставалось загадкой что нарисовать. Посмотрел на остатки наскальной живописи. Из уцелевших фрагментов видно, что прежний художник изображал лошадей.
Рука медленно провела округлую линию. Мел оказался слишком твёрдый. След остался малозаметный. И Никита повторил линию. Затем ещё и ещё одну. Пока рука трудилась, в голове родился образ. Зритель должен мысленно сидеть на лошади. Тогда увидит на изображении, как та повернула голову влево и косится на него.
«Только бы не накосячить!» — беспрестанно вертелось в голове.
Никита высунул язык от усердия. Он видел изображение на скале, осталось обвести его линиями. Но в этом и состояла самая большая сложность, если учитывать, что художником себя никогда не считал, в руке лишь кусок мела, а вместо холста твёрдая, словно камень стена.
Пот застилал глаза, рука дрожала, язык, словно распух, и во рту не вмещался. Бизнесмен довёл последнюю линию и сделал шаг назад. Глаз у лошади вышел настолько идеальный, что можно показывать в художественной школе.
Хозяин «Схватишек» отошёл на несколько шагов, критически осмотрел верхнюю часть головы с глазом. Сознание вспорола тишина. Оглянувшись, увидел, что император и охранники оцепенели с открытыми ртами.
— Чего застыл? Статуя, что ли? — буркнул Туди. — Не видели они никогда подобного, вот и уставились, как бараны… — замялся старик. — У тебя есть все шансы сохранить себе жизнь. Да рисуй ты, чего вылупился, как жаба?! — прикрикнул на человека.
Никита стиснул зубы, но промолчать сумел. Дорисовать нижнюю часть морды труда не составило. Лишь ухо не получилось. Никита три раза его стирал и три раза рисовал вновь. Без толку. Ухо вышло какое-то угловатое и слишком длинное. Хозяин «Схватишек» в сердцах сплюнул. Отошёл на несколько шагов и критически оглядел творение.
— Кажется, у тебя получилось то, чего здесь никогда не видели, — прошептал Туди.
* * *Император взвизгнул и подпрыгнул с детским восторгом. Никита всерьёз испугался за его рассудок. Мало ли чего можно ожидать от свихнувшегося монарха?! После он залопотал на своём, птичьем, с такой скоростью, будто решил преодолеть звуковой барьер. Подпрыгивая от перевозбуждения, размахался руками, несколько раз чуть не попал подчинённым по лицам. Словно ребёнок подскочил к бизнесмену. Схватил за руку и затряс с таким усердием, будто собрался оторвать.
— Что он говорит? — Никита с опаской смотрел на императора.
— А я тебе тут, что, переводчик?! — буркнул Туди. — Сам не пойму, чего он лопочет. Но смерти, судя по всему, ты избежал.
Император резко прервал восторг. Внимательно посмотрел в лицо человека. Медленно-медленно произнёс несколько фраз. У охранников округлились глаза.
— Он говорит, — услужливо перевёл дедок. — Что было бы ошибкой тебя убивать. Предлагает хорошо послужить народу сихирти. Ты согласен?
— У меня есть какие-то варианты?! — пожал плечами Никита.
— Есть вариант сдохнуть! — пригладил бороду старик. — Тебя отпустят и какая-нибудь тварь в этих бесконечных подземельях будет безмерно рада такому подарку судьбы. Чего вылупился, Шершень? Я жду ответа!
— Тогда согласен, — вздохнул бизнесмен.
Туди перевёл императору слова хозяина «Схватишек», выслушал ответные приказания.
— Стены разрисовывать будешь, а тебя будут кормить и поить, — Туди помрачнел, будто ему сообщили о смерти родственника. — Меня назначили, видите ли, тебе в помощники, а заодно и работу контролировать, — поморщился он. — Ещё вопросы?
— Что такое «Шершень»? — Никита предпочитал расставить всё по полочкам, хотя сам понимал, что выбора нет. Что бы это слово ни значило, а соглашаться придётся.
— Шершень, это человек. Чего непонятного?! Значит, жить будешь лучше, чем сейчас. Ещё вопросы есть? — угрюмо буркнул дедок. Ему явно не нравилась идея работать надсмотрщиком.
— Вопросов больше не имею! — растянулось в довольной ухмылке лицо Никиты.
Он ещё не представлял, как именно сбежит, но уже знал, что сможет это сделать.
Часть 2
Никита дорисовал гриву лошади. Отошёл назад и критически оглядел творение.
— Чушь, — буркнул Туди.
Он поднёс факел близко к рисунку. Всё идеально: и ноги, и торс, и развивавшийся хвост, и вздёрнутая голова, и в глазу буря лошадиных чувств. А грива даже с седьмого раза не получилась. Вместо красивой лошадиной чёлки вышло нечто среднее между торчавшей во все стороны соломой и старой-престарой, наэлектризованной, шваброй.
— Однозначно чушь, — повторил дедок. — Гоги будет в бешенстве.
— Это точно, — вздохнул Никита.
Императора, как выяснилось, звали Гоги. Бизнесмен долго смеялся, когда узнал его имя. Туди, поначалу, беспрестанно бурчал и казался совершенно невыносим. Постепенно успокоился, и с ним стало возможно нормально разговаривать. Никита так и не понял, что приводило старика в такое негативное расположение духа. То, что назначили следить за каким-то рисовальщиком? Или определили этому рисовальщику в помощники и надзиратели одновременно? Бизнесмен задумывался над этим не много и не долго. Перед ним открыли новый мир, к которому хочешь-не-хочешь, а требовалось подстраиваться.
Подземные жители, как ему разъяснил при случае Туди, не отличались разнообразием имен. Считалось, что имя должно состоять из двух слогов с обязательным чередованием гласных и согласных. При этом у мужчин должно оканчиваться на «и», а у женщин на «а».
Город сихирти состоял из огромной Центральной Пещеры и двадцати Тоннелей, расходившихся от неё лучами. Температура была комфортная, градусов двадцать пять, и никогда не менялась. Все Тоннели выглядели одинаково — ровные, чем-то обработанные до каменного состояния стены, пол и потолок. Нигде ни одной подпорки. Никита понимал, что не нужно быть геологом, строителем или историком, чтобы распознать кое-что кардинально не влезающее в существующие рамки человеческого понимания произошедших на планете событий.
Жилища сихирти в основном были пять на пять метров. У кого-то чуть больше, у кого-то чуть меньше. Множество пещер в Тоннелях вовсе пустовали. Как в том Простоквашино: заходи и живи.
Жизненные условия резко улучшились. Его переселили из Тоннеля Шершня, где жили и спаривались рабы, в Тоннель Выхода. Название последнего говорило само за себя. Как пояснил Туди, в этом Тоннеле единственный выход во Внешний Мир. Остальные Тоннели мира сихирти заканчивались тупиками. Никита ещё не был во Внешнем Мире, но из слов надсмотрщика понял, что подземные жители без надобности туда не ходят. «Надобность» расценил по-своему. Несколько раз порывался спросить у Туди, почему его поселили в Тоннеле Выхода? Проверка на лояльность или разгильдяйство? И каждый раз себя останавливал.
Хозяин сети супермаркетов один раз сходил, посмотрел на таинственный «Внешний мир». Тоннель заканчивался большой пещерой, в центре которой стоял один стационарный факел. Следили за ним отменно — огонь всегда истово полыхал. В пещеру выходило три Тоннеля Внешнего Мира. Они смотрели на человека мраком и опасностью. Выход беспрерывно охранялся воинами-сихирти от угроз Внешнего Мира. От каких именно, Никита старался не задумываться. В тот единственный раз он ясно и отчётливо расслышал нечеловеческий вопль из правого Тоннеля. Желания идти во тьму резко поубавилось. Но от возвращения к нормальной жизни всё равно не отказался. Просто решил, повременить с побегом. Как говорится в пословице: один раз отрезать, но перед тем семь раз примериться. Стоило вначале присмотреться.
Император разрешил носить бизнесмену одежду — пончо. Обуви не полагалось. В свободное от работы время, разрешил бродить где угодно. Но свободное от работы время поручили устанавливать Туди. И поначалу, когда старик был крайне зол на человека, свободного от работы времени хозяину «Схватишек» оставалось лишь на сон. Кстати, понятия времени для подземного народа не существовало. Никита не мог отказаться от таких представлений, как «день» и «ночь». И не из-за того, что они ему дороги. Им попросту не нашлось замены в мире сихирти. Подавляющая доля населения спала по чуть-чуть, но часто. Были и те, кто помногу, но редко. Период бездействия — сон — индивидуальное дело каждого.
Император разрешил носить бизнесмену одежду — пончо. Обуви не полагалось. В свободное от работы время, разрешил бродить где угодно. Но свободное от работы время поручили устанавливать Туди. И поначалу, когда старик был крайне зол на человека, свободного от работы времени хозяину «Схватишек» оставалось лишь на сон. Кстати, понятия времени для подземного народа не существовало. Никита не мог отказаться от таких представлений, как «день» и «ночь». И не из-за того, что они ему дороги. Им попросту не нашлось замены в мире сихирти. Подавляющая доля населения спала по чуть-чуть, но часто. Были и те, кто помногу, но редко. Период бездействия — сон — индивидуальное дело каждого.
День начинался с того, что старик будил бизнесмена пинком ноги. О таком инженерно-техническом сооружении как дверь сихирти не желали догадываться. Им хватало шкуры на входе. Многие и её не задёргивали. Воровство, как факт, было ужасной редкостью в обществе подземного народа. Такой странный для людей феномен объяснялся отсутствием денег. В коммуне, где оказался бизнесмен, все работали для всех. Именно поэтому не было праздношатающегося народа, преступлений, а всем, кто отлынивал от труда, полагалось изгнание. Коммунизм при численности пятьсот-семьсот голов работал, как лучшие швейцарские часы.
После пробуждения следовали водные процедуры. Сихирти — большие чистюли и каждый, в первую очередь, следил за собой. Никита долго привыкал, что весь народ ходил к озеру в конце одноимённого Тоннеля. Вода в нём кристально чистая и тёплая. Подземные жители не страдали комплексами. Женщины, мужчины, старики, дети — все купались вместе. После водных процедур бизнесмен с надсмотрщиком шли в Центральную Пещеру. Там располагалась в том числе и столовая. Вокруг нескольких металлических чанов, стояли небольшие столики, где женщины-сихирти, сменяя друг друга, готовили съестное. Каждый мог подойти и взять, сколько хочет — еды всегда было вдосталь. Меню небогатое, но сытное. В основном питались корешками, различными ягодами, собранными на поверхности, кониной во всевозможном приготовлении и с всякими соусами. Пили воду. Изредка подавали лепёшки и кумыс в малых количествах. Принимали пищу здесь же. Рядом с кухней находились семь огромных столов. Правила, как в советской столовой — наложил, поел, убрал. И лишь после купания и завтрака Туди вёл человека в один из Тоннелей работать.
На первый взгляд всё казалось просто и примитивно. Коммунизм в чистом виде. Именно тот, который обещали советским людям. От каждого по возможностям — каждому по потребностям. Единственное исключение — у подземных жителей была религия и отсутствовали атеисты. Их боги — лошади. Им поклонялись и их ели. Никита догадывался, что не может всё быть так просто, пусть и в маленькой общине. В чём сложности хозяину сети супермаркетов пришлось узнать несколько позже.
Мужчины в подземном мире занимались ремёслами, охраной, товарообменом с соседними племенами, уходом за лошадьми, охотой на людей и наблюдением за ними. Женщины ведали хозяйственными делами, собирали на поверхности ягоды и травы, шили одежду, стирали и готовили. Также на их попечении был детсад из человеческих детей. Их растили приблизительно до двух лет, а потом меняли соседнему племени, которое воспитывало из них рабов. Куда отправляли людей потом, на какие работы, Никита так и не выяснил. Однажды поинтересовался у Туди, где рабы. Надсмотрщик буркнул, что это племя рабов не использует, а только разводит.
Дети подземного народа, как и взрослые, без работы не сидели. В первую очередь помогали и учились всем премудростям взрослой жизни. Но основной их деятельностью была коммуникативная составляющая. Если люди на поверхности использовали sms, месседжеры, и прочие достижения прогресса, для отправления друг другу коротких сообщений, то сихирти для этих целей применяли детей. Причём много веков.
Даже старикам и малочисленным калекам нашлись посильные занятия — следить за совсем маленькими ребятёнками, выполнять какую-нибудь нудную работу, например, перебирать ягоды. Хозяин «Схватишек» быстро выяснил, что никто из сихирти не сидит без дела. Никогда.
— А ты что думал, тут такая же халява, как там, наверху?! — поинтересовался Туди, когда Никита удивился, как такая работоспособность может вообще существовать. — Я сам, когда сюда попал, долго привыкнуть не мог.
Как именно он, сам будучи сихирти, умудрился к ним ещё и попасть, дедок не отвечал, сколько Никита ни приставал.
На поверхности сихирти старались появляться вдали от людей. Исключения составляли специальные вылазки с целью похищения девушек для родов и мужчин для осеменения. Как выяснил Никита, его похищать не собирались. Он попросту упал не в то время и ни в том месте. На вопрос, что стало с пилотом, Туди ответил, что не знает. Скорее всего, тот так и остался в вертолёте.
* * *Каждый день Никита отскабливал со стен старые, корявые и убогие рисунки. Для этого ему выдали шпатель и металлическую щётку. А в качестве художественных инструментов получил полную акриловых красок женскую сумку-рюкзак защитного цвета. Было там и множество других необходимых для рисования вещей. Тот, кто её собирал, знал толк в живописи.
— Предыдущий художник, — вяло бросил Туди, когда Никита спросил, откуда в подземелье такое богатство. — Его специально выкрали для этих работ. Но, как видишь по рисункам… не срослось.
— Не срослось, потому что отправили во Внешний Мир? — полюбопытствовал бизнесмен.
— Не срослось по качану и по капусте. А также по балде и по яжусте! Рисуй, чучело! А то и с тобой не срастётся.
Через минуту добавил:
— Выход он очень усердно искал. В итоге им кто-то пообедал.
Туди за процессом рисования не следил совершенно. Хотя перед Гоги именно он держал ответ за художества человека. Император иногда наведывался, проверял, как идут дела. Поначалу часто, со временем всё реже. Факелов, установленных в держателях хватало для того, чтобы освещать Тоннели. Для рисования требовалось больше света. И старик всегда брал с собой дополнительные. Втыкал их в пустые настенные держатели, либо умело пристраивал на земле. Вытаскивать факелы для собственных целей считалось у сихирти дурным тоном. Мол, есть ноги, сходи и возьми, не заставляй других бродить по темноте.
Никита ещё плохо разбирался во всех местных названиях. Хоть язык и выглядел лёгким, на поверку оказался сложным. Да и учить человека говорить по местному никто не собирался. Поэтому, когда обстоятельства требовали, переводчиком выступал Туди. В остальных случаях бизнесмен пытался догадаться по интонации.
Как-то Никита рисовал в Тоннеле Мудрой Лошади. Туди сидел возле противоположной стены и дремал. Факел горел над головой, в настенном креплении. Хозяин «Схватишек» нарисовал луг. А потом понял, что ему осточертели лошади и хочется разнообразия. Недолго думая, нарисовал пасущегося на лугу старого барана. Туди во сне крякнул, усиленно засопел, а после вновь затих. Мимо сновала ребятня, проходили женщины. Взрослые косились на человека, как на опасную тварь. Детвора норовила украсть какую-нибудь баночку с краской. Но все эти хождения, крики и визги малышни не мешали старику безмятежно спать. Никита сделал пару шагов назад, чтобы видеть картину целиком. Вышло просто восхитительно — лучше любой написанной им лошади. Так всегда — плохие дела почему-то лучше получаются. В этот момент Туди открыл глаза. Несколько секунд вглядывался в рисунок, словно пытался понять спит он или действительно видит барана. Воровато оглянулся. На всём видимом пространстве Тоннеля как раз никого не было.
— Ты что делаешь, Шершень? — В его голосе не было злобы или угрозы. Таким тоном обычно задают самые банальные вопросы. «Который час?» — например. Или: «Как дела?».
— Мне надоели лошади, — Никита не мог налюбоваться на своё творение. Всегда приятно создавать своими руками. В этот момент, в глубине души, бизнесмен пожалел, что стал бизнесменом. Ведь мог сейчас быть художником. Творцом.
— Твои чувства и эмоции здесь никого не волнуют. Тебе сказано чётко и ясно: рисовать лошадей. Они им поклоняются, они их едят, они из их шкур изготавливают одежду… Лошади для сихирти — это всё. Как для чукчей олени. Понимаешь? У них здесь огромные стада. В Тоннеле Лошади. Сходи, посмотри как-нибудь. А это стирай. Живо!
— А что тут такого, — у Никиты руки не поднимались на собственное творение. — Баран, как баран. Луг, правда, напоминает стандартную заставку в винде, но…
— Ты правильно про себя сказал, — Туди с кряхтением встал на ноги. — Баран, как баран. Стирай быстро, Шершень!
Хозяин «Схватишек» вооружился кисточкой и принялся делать из барана лошадь.
— Если бы я был бараном, то не заработал бы миллионы… миллиарды. И не летел бы на чёртовом вертолёте. И не рисовал бы сейчас для кучки подземных жителей лошадей.