— Насколько мне известно, Наталья Лазаревна Кулдошина назначила встречу с вами на девятнадцать часов двадцать седьмого сентября. И в это именно время она была убита неизвестным в подъезде собственного дома. Мне хотелось бы узнать следующее. Каков был характер ваших взаимоотношений вообще, и в частности — встречались ли вы тем вечером? Если да, то когда именно и где. Если нет, то кто из вас отменил встречу и почему.
Лариса куталась в норковую шубку. Её сильно знобило, хотя в глубине комнаты пылал камин. Кроме того, она рассматривала меня в упор, будто прикидывала, стою ли я её откровенности. Но в противном случае я могла заподозрить Ларису в причастности к убийству, а этого ей совершенно не хотелось.
— Лара, при каких обстоятельствах вы познакомились?
Я приготовилась к долгой осаде, потому что должна была чем-то оправдать дальнее и дурацкое путешествие.
— Оксана, в каком возрасте вы потеряли девственность? — вдруг огорошила меня Якшинская.
Наверное, впервые в жизни я пожалела, что не являюсь сотрудником милиции или прокуратуры, а потому должна строить свою работу на доверии и доброй воле сторон. Но, в данном случае, я не представляла, как надо воздействовать на свидетеля. Властных полномочий нет, деньги ей не нужны, шантажировать нечем. Лучше бы мне сейчас пришлось стрелять…
Разврат у Лары стал идеей-фикс, и я мысленно пожелала ей быть изнасилованной «в очередь». Много лет назад в московском микрорайоне Братеево семь озверевших пьяных скотов надолго, если не навсегда, отбили у меня интерес к любому виду секса.
— В восемнадцать лет, — бросила я, стараясь заглушить воспоминания и вернуться к реальности. — Это имеет отношение к делу?
— Ну, вы такая правильная! — разочарованно протянула Лариса. — А мне, представьте, было двенадцать. Круто, да? И я сразу же залетела.
— А сейчас вам сколько? — Мне хотелось встать и уйти, но было нельзя.
— Двадцать один. Не похоже? — прочирикала Лариса, любуясь своей ногой с платиновым браслетом на щиколотке. — Все говорят, что больше семнадцати не дашь.
— Я бы дала двадцать пять.
Мне стоило больших трудов сдержаться. Похоже, я поступила правильно, потому что мои слова вернули наглянку к реальности. Она поджала губы и заговорила живее.
— У Натальи Лазаревны была знакомая знахарка, она жила в глухой деревне. Кроме неё никто не мог меня туда отвезти. Моя мать и Наталья вместе в школе учителями работали. Моя — математичка, а та — по рисованию и черчению. В учительской много откровенничали, и после связи не теряли. У бабки я каких-то травок попила, и началось кровотечение. Отца-то у меня давно нет, а мать просила сделать аборт. Но в то же время не хотела позора, чтобы все знали. Наталья помогла сохранить грех в тайне. Между прочим, она и сама к этой знахарке возила свою крестницу Милу. Ту, на которую вы работаете.
— Я знаю. Получается, что вы знакомы девять лет. Вполне достаточно, чтобы хорошо узнать друг друга. И вы ведь поддерживали, особенно в последнее время, довольно тесные отношения? Часто встречались, вели беседы за жизнь? Плавали в бассейне, потели в сауне?
— Да, я помнила то добро, которое сделала мне Наталья. Тогда я была бедной девочкой, школьницей, у которой ни кола, ни двора. А потом мне в жизни повезло, и уже Наталья обращалась ко мне за помощью. Конкретно в тот день хотела попросить меня переговорить с Максом. Паша Шестаков говорил вам, что мой гражданский муж — очень влиятельный и богатый человек? И он может очень многое. Наталья об этом знала.
— Сама она не могла выйти на Макса? — удивилась я.
— Могла. Но я должна была провести предварительную, типа, беседу. Кулдошины расширяли бизнес, а на это нужны огромные средства. Наталья мечтала об организации при оздоровительном комплексе современного фитнесс-центра. Короче, чтобы русские люди, у которых мало денег, получали буржуйские блага или совсем бесплатно, или за символическую цену. А ведь кто-то должен всё это оплачивать. Короче, мы с Максом даже поговорить не успели. Он из Таиланда вернулся позже, чем обещал. Может, оно и к лучшему, потому что Макс не пришёл бы в восторг. Русская парная, сауна, душ Шарко, «горячая кушетка», солярий… И всё бесплатно! Ещё антицеллюлитные программы. Но ведь Лазаревну трудно было переубедить. Она, наверное, хотела, что с неё икону написали. Мы на повышенных тонах переговорили, и я сказала, чтобы она сама ехала к Максу по поводу спонсорской поддержки. А вот омоложение в Израиле ей устроили бы. Это — не проблема. Макс хотел её к своему дяде в клинику положить…
— Значит, двадцать седьмого встречи не было? И отказались именно вы? — Я, наконец, заставила девчонку говорить по существу.
— Да, решили дождаться Макса. Это было в тот же день. Мы встретились на парковке у бани. Ни охранников, ни Кулдошина не было рядом. Наталья меня только об одном попросила… — Лариса запнулась, махнула худенькой рукой с косточкой у запястья. — Её больше нет, так что обещания утратили силу. У Натальи ведь любовник был, она с ним ещё до Юрия встречалась. И после свадьбы тоже. Поэтому Никифор и не признавался, что вдвоём они в квартире были, когда труп нашли. Юрий про него ничего не знает. Наталья просила меня, в случае чего, подтвердить, будто я к ней приезжала в тот вечер. Юрию сказала, что едет к Ларисе. На самом деле ехала к нему, понимаете? Кулдошин не должен об этом узнать.
— Она встречалась с любовником в присутствии взрослого сына? Пусть даже там и пять комнат…
— Понятия не имею, для чего они решили увидеться. Может быть, и не для траха. Скорее всего, Нечёсов опять «бабки» клянчил.
— Его фамилия Нечёсов? — Я не сдержала улыбки. — А звать как?
— Григорий. Лазаревна его жалела, как своего ребёнка, баловала. А Кулдошин — мужик ревнивый, не одобрил бы. Короче, Никифора она тоже предупредила, чтобы молчал про Гришу. А сыну всё хорошо, что отчиму плохо. Юрий-то с характером дядька, а Нечёсов к детишкам подлизывался. Так что в тот вечер Никифор с Гришей Лазаревну ждали…
— Остальные дети где были — осенью, вечером?
— А кто где. И в деревне, и в гостях у друзей, а старшие дочери своим семьями живут. Наталья сделала так, чтобы Нечёсова один Никифор видел. А другие отчиму проболтаться могли.
— Но ведь следователю Никифор Пермяков официально заявил, что был в квартире один, когда тело обнаружили в лифте. Получается, соврал?
Я уже предполагала, что стану делать, распрощавшись с Ларисой.
— Получается, — кивнула она. — Никифор не хотел, чтобы отчим узнал про Нечёсова. Лазаревна с ним порвала, вроде, но всё-таки встречалась тайком. Никифор звонил мне и просил подтвердить, что он был один. А я, мол, не пришла. Передумала в последний момент. Я подтвердила, что не была там, потому что действительно не была. И кто находился у Никифора в квартире, не знаю.
Я перевела дыхание, достала из кармана жакета платочек и вытерла вспотевший лоб, как после тяжкой работы. Может, повлиял кофеин, и сердце заколотилось в бешеном темпе. Каждый мускул наполнился невиданной силой. Мне казалось, что до города возможно добежать и без «тачки». Но не хватало нескольких мазков, которые должны довести картину до полного совершенства.
Да, я ни на шаг не приблизилась к разгадке убийства Кулдошиной, переговорив уже с несколькими близкими ей людьми. Но почему-то думала, что кошмары сегодня ночью мне сниться не будут, и придёт покой.
Солнце-звезда горело за тонированной стеной и мешало сосредоточиться, но всё же я вспомнила сон. Белая гора, а с неё прямо на меня летит толпа лыжников. Я понимаю, что сейчас погибну под их натиском, и Октябрина останется сиротой. Но я не могу отступить, спастись. Ноги приросли к утоптанному снегу. Я встаю на четвереньки, но и ладони никак не оторвать от ледяной горки. Я беззвучно кричу и просыпаюсь. Интересный сон, ведь до сегодняшнего дня я ни разу не бывала на трассе скоростного спуска; видела её только по телевизору.
— Лара, а кто такой этот Нечёсов? — вяло спросила я.
Якшинская наконец-то перестала вытягивать в мою сторону ноги и поплотнее запахнула шубку. По нехорошему блеску её глаз я поняла, что дело не обходится без кокаина, но в моём присутствии Лара нюхать не может.
— В прошлом — реставратор, но сейчас работает звонарём в храме, где Лазаревна — прихожанка. Тоже к ней париться ходил.
Лариса смотрела на куст комнатного камыша, свисающего из глиняной круглой посудины. Сама посудина была тонкими цепочками прицеплена к зеркальному потолку. Я подумала, что Максу некуда девать деньги, и он мог бы, не заметив того, отстроить для Натальи фитнесс-центр.
— Нечёсов работал в той самой газете, которую выпускал Фонд борьбы с наркотиками. Они и меня перевоспитать пытались… — хихикнула Якшинская.
Я поняла, что не ошиблась, и наркотики здесь употребляют вовсю.
Я поняла, что не ошиблась, и наркотики здесь употребляют вовсю.
— Про Бога, про демонов рассказывали. Что нужно перетерпеть, когда демоны начнут меня во время службы корёжить. Короче, ничего у них не вышло. Сама Лазаревна подарила мне икону Пантелеймона, чтобы я избавилась от тяги к бесовскому зелью. И молилась за меня, кстати. Потом Нечёсов принялся стыдить. Стыдят, а «бабки» просят!
Лариса не выдержала и достала из внутреннего кармана шубы крохотную бутылочку.
— Оксана, не сдадите меня? Я немножечко… — Жадно втянув ноздрями кокаин, Якшинская ожила, блаженно улыбнулась. — Ведь такой Гриша набожный, а тайком пакостит. Живёт с замужней! Сам, небось, Лазаревну не взял, когда она одна с детьми мыкалась. Дождался, когда найдёт нормального мужика, и стал с неё деньги тянуть. Конечно же, не для себя! Для церкви, для бедных, для патриотической газеты. А Наталья с Юрием тоже себе в убыток работать не могут, им нужно прибыль иметь. А откуда взять, ежели половина клиентов к ним бесплатно ходит? Целый штат халявщиков! Нищие, если русские, потом все эти борцы с наркотой, сотрудники газеты. Последние парятся и мышцы качают на тренажёрах. Многодетные семьи, ветераны войны, инвалиды «горячих точек»… И приходится искать спонсоров. Многие, в том числе и Макс, время от времени платят. Среди богатых много мужиков южного происхождения, и им не хочется конфликтовать с бритоголовыми. Лучше заплатить, а то объявят тебя наркобароном, жидомасоном, террористом, и в лучшем случае сожгут твою иномарку. Я благодарна Лазаревне за всё. — Лара ещё раз приложилась к кокаину. — Но, в то же время, рада, что с моей шеи свалился этот камень. Мы с Максом скоро уезжаем в Бразилию на год-полтора. У него там хороший контракт наметился…
— И всё-таки кто, по-вашему, мог убить Кулдошину?
Я уже давно тайком включила диктофон, поэтому особенно не напрягала память.
— Скорее всего, цыгане. Наркотики — дело серьёзное, по себе знаю. — Лара криво усмехнулась. — И деньги стоят того, чтобы «заказать» кого угодно. Макс тоже так думает, потому что азиатам с рынка это не по рылу. Ментам удобнее было бы подвести Наталью под статью, благо любой предпринимать вынужден каждый день нарушать закон.
Лариса прищурилась, но я всё равно видела её широкие зрачки. Казалось, в ознобе дрожали даже её глаза, и тонкие брови судорожно сходились на переносице.
— Одно могу сказать… Бандиты её не трогали — Макс точно знает. Хотя Наталья многим дорогу перешла. Они сейчас все верующими стали, точнее, суеверными. Решили, что Лазаревна заговорена от ножа и пули. Якобы её никому и никогда не убить. И мне тоже почему-то казалось, что она бессмертна…
Лариса не договорила. Заверещал её мобильник, и я поняла, что моё время истекло. Я узнала здесь всё, что могла узнать, и потому нужно было как можно скорее встретиться ещё с одним человеком. Он мог не только рассказать в подробностях, как прошёл тот вечер, но ещё и найти возможных свидетелей, в которых я так нуждалась.
Лариса почти ничего не говорила в трубку, только мычала и ойкала. Потом отключила связь и виновато уставилась на меня.
— Оксана, мне сейчас в город нужно ехать…
— Отлично. Может, вместе поедем? Зачем Павлу лишний раз гонять сюда машину? Дорога не из лёгких, сами знаете.
Я предполагала, что Лариса не придёт в восторг от такой перспективы, но и возражать не станет.
— Я только переоденусь, — промямлила Якшинская.
Правильнее было бы сказать «оденусь», потому что на ней, кроме норковой шубки и трусиков, не было ничего.
— И поправлю макияж. Душ принять уже не успею. Вы можете полчаса подождать?
— Конечно. Значит, договорились. Да, ещё… Лара, вы можете со своего мобильного позвонить в одно место и назначить от своего имени встречу? Только на эту встречу приеду я. И всё, больше от вас ничего не потребуется. По крайней мере, сегодня вы меня порадовали.
— Смотря кому звонить, — поразмыслив, изрекла Лариса.
— Никифору Пермякову. Боюсь, со мной он встречаться не захочет. А обязать я его не могу, я ведь не милиция и не прокуратура. С частными сыщиками можно поступать, как заблагорассудится. А охранников Юрия Ивановича я не хочу подключать к этому делу, потому что тогда Никифор совершенно замкнётся и начнёт всё делать назло. Лара, поймите, мне очень нужно с ним побеседовать. Парень слишком много знает.
— Ладно. — Якшинская снова достала мобильник. — Только не говорите ему, что я сдала Нечёсова. Наверное, даже и не надо было.
— Нет, Лара, было надо. Вы всё сделали правильно, и ссылаться на вас я не стану. Мне только нужно, чтобы своенравный юноша никуда не сбежал и ответил на все вопросы. А ведь я работаю на его отчима. Да, кстати, как Никифор относится к Миле Оленниковой?
— Терпеть не может свою кузину, — немедленно сообщила Якшинская.
— За что?! — удивилась я, потому что не ожидала такого ответа.
Сама Мила ни разу не упоминала при мне имени двоюродного брата, и это должно было меня насторожить.
— Ревнует?
— Не только, хотя и это тоже. Лазаревна крестнице своей собиралась приличную сумму завещать. Ведь у неё ребёнок без отца, и родители ничем помочь не могут. И на дом в деревне Мила претендовала. Дед Лазутка её очень любит, больше всех внуков. Он смешной такой, на Ельцина похож. Наталья завещание не написала — Кулдошин против был, и старшие дети тоже. Так что вряд ли что Мила теперь получит. Лазаревна нескольких женихов ей нашла, надо было подсуетиться. А Миле они не понравились. Видите ли, она хочет замуж выйти только по любви! Вот пусть и вспоминает своего Героя России…
Лариса приготовилась набирать номер. Меня снова, уже в который раз, передёрнуло. Зря всё-таки Наталья откровенничала со шлюхой-наркоманкой. Но, с другой стороны, от неё я узнала даже больше, чем собиралась.
— Правда, дед ещё в силах оставить завещание на избу…
— Я работаю здесь ещё и от имени Милы, и потому Никифор вряд ли захочет видеть меня. Если же вы попросите о немедленной встрече, он заинтересуется и согласится. А дальнейшее предоставьте мне.
— Всё, звоню, — тусклым голосом сказала Якшинская.
Я откинула волосы и ладонью ощутила, какие они мокрые, будто только вышла из ванны. Лариса набрала номер, подождала немного и дежурно улыбнулась.
— Ник? Да, я. Слушай, что ты сегодня вечером делаешь? Одну проблему нужно обсудить. Сможешь? Тогда я подъеду часиков в шесть. И ты свободен? Вот и ладушки! Нет, это не телефонный разговор. Слушай, ты один будешь дома? Нет? А с кем? С Герасимом и Кондратом? Ничего, не страшно. Всё, пока, до вечера! — Лариса выключила связь. — Больше от меня ничего не потребуется? Я могу переодеваться?
— Больше ничего, Благодарю вас.
Я проводила взглядом Якшинскую и подумала, что сейчас нужно срочно позвонить Шестакову и сообщить об изменении своих планов. Он должен был, не возвращаясь в кофейный домик, прямо с заправки ехать к Кулдошину на дачу. Я же на Ларисином джипе еду в город, до шести вечера сижу в каком-нибудь баре, а после отправляюсь на квартиру к Никифору Пермякову.
Но прежде чем побеседовать с Милкиным ревнивым кузеном, я должна успеть сделать два дела. Надо позвонить в Москву, узнать, как там Октябрина, выписали ли её в школу. Время от времени меня прошибал пот — ведь ветрянка даёт жуткие осложнения, вроде сепсиса, гангрены или воспаления лёгких. Но, раз Мила не звонит сюда, значит, с моей дочерью ничего плохо не случилось. И второе — после разговора с Москвой я погуляю по двору Кулдошиных. И, пока меня никто там не знает, осмотрю место преступления.
Чтобы представить, как тогда всё случилось, я должна мысленно заползти в шкуру убийцы и попытаться вообразить, что нужно завалить заказанную бабу. Я — киллер, нанятый цыганскими наркоторговцами. У меня есть задание наконец-то ликвидировать заговорённую, неуязвимую, непреклонную мадам Кулдошину, которая уже много раз самым невероятным образом избегала, казалось бы, неминуемого и предрешённого…
В нашем агентстве больничных не признавали — надо было беспрерывно зарабатывать деньги. Но, несмотря ни на что, я чувствовала вину перед дочерью, которая так грустно смотрела на меня при расставании. И потому, наверное, я плохо спала по ночам.
* * *Наверное, я доставила неизъяснимое удовольствие прилипшим к окнам старухам, потому что развлекала их в течение примерно получаса. О таком зрелище они могли только мечтать — незнакомая девица в роскошной дублёнке и новеньких фетровых бурках бесцельно слонялась по заснеженному двору, между гаражами, скамейками и песочницами. Стояла около автомобилей на парковке, курила, усевшись верхом на детские качели, разглядывала дом.
Кому-то из старух, конечно же, пришла в голову идея вызвать милицию, но желание понаблюдать за таинственной незнакомкой пересилило. Завтра, а то и сегодня вечером моя персона будет обсуждаться на многих кухнях, но этим можно пренебречь. Важно другое — я, кровь из носу, должна договориться с Никифором Пермяковым. А уж тогда с чистой совестью можно будет насладиться настоящими уральскими пельменями с клюквенным морсом. Их прекрасно готовили в коттеджном посёлке, а Юрий Иванович проявлял себя хлебосольным хозяином. Будем надеяться, что Никифор не сможет отказаться от предложения о сотрудничестве, потому что Лариса Якшинская дала мне в руки мощные козыри.