- Уж не влюбилась ли ты, девочка?
- Еще чего! - передернула плечами Солька. - Подумаешь!
Ага. Все именно так и подумали. Но ни ревности, ни зависти, ни злобы. Пойди, пойми от чего так? За иную бабу мужики грудь в грудь бьются, чтобы никому кроме не досталась. А эта - вольная... или по тому за нее не режутся, что она и так никому никогда принадлежать не станет. Вольная пришла - по своей воле уйдет.
Зеленый к ним больше не приходил. Как забрал новорожденный болтун, так и сгинул. Цыпа вначале страдала, дергалась на каждый шорох, а потом начала успокаиваться.
Природа милостива, подумал Саня, роди курица нормального ребенка, да покусись кто на него, не посмотрела бы ни на чины, ни на силу - в клочья порвала.
Собака рассказал, кокой орел явился на ее зов, когда уходили от погони. Саня с уважением покосился на курицу. Но сообразил: не случись ей потерять столько сил, родила бы свой болтун в три минуты, провоняла округу едким птичником, и уже бегала бы вовсю. А так, до сих пор лежала, едва поднимаясь. Вообще в этом походе Цыпе все время не везло.
А кому везло? Разве, Саньке. Он как в той сказке: и от дедушки - законного колдуна - ушел, и от постылой невесты, и от братца - медведя.
Пелинора уже на сто рядов разобрали по косточкам. Попутно Саня утвердился в том, что собака темнит, а Шак - не то чтобы...но тоже всей правды не выкладывает.
Кот озлился, - сколько его за недоумка держать будут! - и взял друзей за грудки. Шак отворотил морду. А собака встал во весь свой невысокий рост, расправил плечи и кинул, сидевшему на пеньке Сане:
- Драться будем?
- За что? - опешил кот.
- За правду. Ты хочешь знать, как все было. А я не хочу говорить. И либо ты примешь все, как есть, либо - твои когти, против моих клыков.
И что-то было в тот момент в собаке... некая другая правда.
Вышел ты, котейка, весь такой чистый и смелый напролом против медведя, одолел - не одолел, так хоть согнул, и весь из себя - герой. А они? Ты был князю хранителю Границы нужен. Он с одной стороны на тебя ставил, а с другой - принуждать тебя опасался. Они - другое дело. Кто такой собака против Влада? Бывший могучий синьор, который по долам в пыльных сапогах скитается. Шак - вообще никто. Вольный конь, разумеется, для любого замка - приобретение, но им в большой игре и пожертвовать можно. О девочках вообще речи нет.
Согнись они под волей Пелинора, согласись на его условия, подыграй против Сани - жили бы в достатке и тепле, и очень быстро умерли... от нехватки воздуха. Значит, пришлось им очень и очень не сладко. На столько, что и правду не расскажешь...
Интересно все таки, что там собака натворил?
Кот прикинул, с какой стороны Дайрен мог его зацепить. Получалось: только с одной.
- Прости... брат, - выговорил кот, усмехаясь в кулак. И в самом деле, прощая в тот момент Эду девушку Эрику, которая, получается, горько плакала не по Саниной любви, а по собственной слабости. Или вообще уже по Эдду? - Я тебе в другой раз рыло начищу.
Пообещал и фыркнул.
- Если догонишь, - не остался в долгу собака.
Исчерпав, таким образом, инцидент, они уселись рядком, потребовали от Фасольки чаю и решили окончательно прояснить диспозицию.
Из, имевшихся у каждого отрывочных сведений, складывалась не самая веселая картина. На западе лежали владения князя Пелинора. А это - медведи, которые раз уже гоняли арлектнов по полям и лесам. Сам владетельный синьор, - напористый, мощный и хитроватый, - в данный момент сильно раздосадован. Дайрен, правда, утверждал, что он отходчивый. Случись удирать в ту сторону, их примут, но уже на условиях Пелинора. На дурнинку как в первый раз не проскочишь. Саньку - медвежушке в мужья, Эда - на вторые роли. Коня - командовать мобильными группами. Девчонок - в обоз. Такой расклад годился только на самый крайний случай.
Из депеши герцога Ария следовало, что за внутренней границей, рассредоточились егерские команды, науськанные ловить именно арлекинов. Там не шибко проскочишь. Если запахнет жареным, придется уходить в дальний прыжок. И куда вынесет, не знает никто.
Полетели, завертели... открываешь глаза, а повозки стоят на главной площади столицы аккурат перед дворцом. Герцог из окошка высунулся, с перепугу щекой дергает. Стража вытаращилась с копьями наперевес. И ни водички попить, ни отлежаться. Тепленьких возьмут и в подвал покидают. Никому пощады не будет: ни Шаку, ни собаке, - Эду вообще могут особый прием организовать, - ни Сане, который, как известно, уже прописан на перекрестках котом-людоедом.
Остается, погонять в сторону соседнего приграничного участка. Кто там правит, неизвестно. Какие порядки - тоже. Велик риск, нарваться на недопонимание тамошнего хранителя. Но не попробовать - полная глупость
Курица устроилась рядом, послушала их разговоры, покивала.
- Одобряешь, Цыпочка?
- Не знаю, Шак. Тут в приграничье так все перемешалось, я ничего толком не чувствую. Разве... постоянную тревогу.
- Ну, и не напрягайся. Отдыхай. День, два и снимаемся. Сидеть тут и ягоды кушать... Солька!! Солечка, да брось ты свою картошку, потом дочистишь. Соленька, маленькая моя, скажи, тебе Зеленый не говорил, как отсюда выбираться.
- Нет. Да я не и спрашивала.
- А можешь?
- Он куда-то пропал. Я его не чувствую. Помнишь, мне казалось, что деревья разговаривают? А сейчас - тишина. Слушаю, слушаю...
- Как объявится, шепнешь?
- Шепну, - безразлично отозвалась Солька и отвернулась к кухонному котелку. Лопатки задвигались. Она что-то мурлыкала себе под нос. Раскрывшиеся в волосах колокольчики старательно кивали в такт.
Саньке стало вдруг необыкновенно хорошо. Так спокойно и ясно бывало только дома. И завтра будет также, пусть даже придется удирать от очередного Пелинора. В Камишере остался дом его детства. Тут, с ними, был дом его жизни. Домик на колесах. Куда покатишься? К соседу грозного медведя? Давай, попытаем счастья.
* * *
Старый седой термит сидел на верхушке своего замка и наблюдал. Захватчики на поляне надоели ему хуже муравьев. Вот поганое племя! Муравьи, то есть. И эти, с телегами не лучше. Понаехали, расшумелись. Жабы попрыгали в овражек. Змеи расползлись. Им лесной хозяин приказал. Ослушаться, не моги. Термитов, правда, трогать не стал, предупредив, однако, что оставляет их на месте до первого замечания. Глава термитного семейства донес волю господина до родичей, присовокупив от себя сварливую ноту. И хоть его дети, внуки, правнуки и прочая мелочь характер имели наследственный, - строптивый в дедушку, - нарушать приказ пока никто не решался. Даже носа из термитника не высовывали. Исключением являлся сам старикан, уяснивший, что особенного вреда, кроме шума, от гостей не происходит. А один, - коренастый и волосатый, - даже как-то принес к его дому крошки и высыпал перед седым корифеем. Термитный пращур посчитал ниже собственного достоинства, удирать от молодца, хоть испугался до мокрых задних ножек; с достоинством досидел на вершине замка до конца, и только, когда доброхот удалился на порядочное расстояние, слез на траву и подобрал подношение.
Теперь дедушка с утра до вечера пребывал на своем посту, объяснив родичам, что бдит. На самом же деле - ожидая, когда лохматый увалень догадается еще раз угостить старожила.
Старика потихоньку разбирала досада. О нем как будто забыли. Шумные гости переделали уже все свои дела, и расселись у огня.
Чего термит не одобрял категорически, так это - костров. Куда только Зеленый царь смотрит? Сам же талдычил: берегите лес от пожара, берегите лес от пожара. Иш, развели тут! Уселись кружком и разговоры разговаривают. И никто не догадается, что за елкой заслуженный ветеран с голоду пухнет.
С поляны ползли приятные волны жара. Костры... если, конечно, с полной осторожностью...
Подобраться бы поближе. Но приказ царя для старика был законом. Седой термит сидел на своей вершине и уже вовсю завидовал... пока на спине ни зашевелились старые, отмершие чешуйки панциря.
Это вам не молодой хитин - ткни, зазвенит. А уж блеску! Глупая молодежь похваляется нарядом друг перед дружкой, глядя на старичка - главу семейства - с превосходством. А того они не знают, и еще долго не узнают, что именно старые мертвые чешуйки позволяют ему чуять, то, что молодым и не снилось. Отслоившаяся прозрачная пластинка начинала трепетать даже при самом легком дуновении. Постороннему не слышно, зато внутри у хозяина поднимался шум.
Вот и сейчас он уловил шевеление и насторожился. Но как оказалось, раньше надо было опаситься. Опоздал, не спрятался, сиди теперь и трясись, что с тобой сделают.
У него за спиной стоял Зеленый царь. Термит свесил усы и виновато закосил в сторону владыки выпуклым фиолетовым глазом, дескать, нарушаю, что уж там.
- Подглядываешь? - тихо спросил повелитель. Термит кивнул. Царь вдруг вздохнул. Старик чуть не сверзился. Во-первых, от мощного потока царского дыхания. Во-вторых, от удивления. Или от удивления - во-первых? Чтобы их владыка печалился...
Все! Жди или потопа, или пожара, или камнепада с чистого неба. Ой, беда! Ой. Смертушка!
Термит попятился задом в норку.
- Куда полез? - спросил царь. - Сиди уже наблюдай. Видишь дриадку с колокольчиками в волосах? Как она тебе?
В пору было падать, чтобы расшибиться насмерть и уже не мучиться в догадках. Сколько тех дриадок термит перевидал на своем веку!? Тыщи... нет, пожалуй, меньше, но с десяток - точно. И что? А - ничего. Покувыркается с ними царь, цветочками разукрасит, набегаются они по зачарованному лесу, смотришь, пропал владыка. День нет, три... дриадка посидит одна, скажет сердитое слово, и - как не бывало. Потом царь на цыпочках вернется, посмотрит - нет подружки, траву распрямит, жаб и змей на место вернет, дождичек отпустит, дабы землю питал, и живет дальше припеваючи.
И никогда. Никогда! Чтобы у старого термита спросить: нравится или не нравится ему очередная пассия. Ой, дела!
Мысли вертелись в крохотной головке старика с молниеносной быстротой, так что с ответом не задержал:
- Особенная.
- Угу, - непонятно согласился царь. - Ладно, сиди, посматривай. Если гости засобираются уезжать, свисни.
-- Свисну, - заверил владыку, обличенный высочайшим доверием, старик.
* * *
Шак задумался над миской с водой. Нес, опустил глаза, да так и остановился.
- Ты с головастиками переглядываешься? - поддел собака. На что Апостол выплеснул воду, только случайно не попав Эду на штаны. Собственно, тот увернулся, а то сидеть бы ему в мокром.
- Что я такого сказал-то? - расхохотался Дайрен.
- Кота задирай, - посоветовал Шак, - если не боишься.
- В том-то и дело. Нет, Апостол, прошли те милые моему сердцу времена, когда можно было невозбранно гонять всяких котов. Состарились мы. Теперь коты нас гоняют.
Саня как раз проходил мимо.
- Тебя погоняешь. Старик, он! На таких стариках воду возят.
- Не путай, пожалуйста. Воду возили на тех стариках, - палец собаки ткнул в сторону Шака. Ответ случился в виде могучего замаха. Дайрен рыбкой метнулся под руку Апостола. Но конь хорошо изучил повадки собаки. Могучая десница немного изменила направление, и Эдди получил скользящего, безболезненного, но звонкого леща.
- Обижают! Девочки! Меня бьют! Спасайте!
Курица трепыхнулась на помощь, но быстро сообразила, что к чему. Солька смотрела, выпятив губу.
- Жаль, на тебя живой воды не попало, - заявила она Эду.
- А мне-то как жаль!
- Апостол у нас теперь как жеребенок трехлетка выглядит. Санька - так молодой. Тебя бы еще подновить, и все - открывай Солька детский приют.
- Что ж, раз мне помолодеть задарма не удалось, останусь у вас за папочку. Пороть буду за малейшую провинность. Почему вещи разбросаны?! - заорал он на всю поляну.
- Так, сборы у нас. Дорога дальняя. Стараемся. Шак, я тебя просила воды принести...
- Извини, девочка, нес, нес, задумался и уронил.
- Задумался, он! Засмотрелся, ехидно уточнил собака. - Солечка, представляешь: Шак на себя засмотрелся!
- Тебе одного леща мало, Эдди? - ласково улыбнулся другу Апостол.
- Не бей меня, Шак. Знаешь... думаю, это в тебе молодая кровь играет. Санька тоже мимо меня спокойно пройти не может, как поравняется, так и норовит когтем зацепить. А я - маленький и безвредный. От меня одна польза. Солька, хочешь, я тебе воды натаскаю?
- О, нет, лучше, я сама. Очень уж ты расшалился. Посиди, охолонь.
- Умничка, моя, ты же знаешь, что со мной такое только с перепугу бывает. Решение принято. Бьют барабаны, ревут трубы. Выступление назначено... на когда назначено?
-- На завтра, Эдди. На завтра. - Шак улыбался, глядя на Дайрена.
С перепугу тот заливается, как же! Засиделись они - вот что. А когда стало понятно, что уже скоро, практически - вот-вот, Эдда повело по поляне юлой. Зацепил, все до чего дотянулся, перекувыркнулся через голову, взмыв с места свечой. Прямые белые волосы трепыхались крыльями.
Степенный Саня шел следом и подбирал, раскиданные Эдом манатки.
- Ходи, за всеми, - ворчал кот, - только начал собирать... о! я догадался: Шаку живая вода на физиономию попала, а Эдду на задницу. Шило у него там помолодело.
К вечеру телеги стояли почти полностью готовыми. Лошади не просто отдохнули - отъелись, и стали похожи на битюгов. Хорошенько погонять их в тесноте лесной полянки не получалось. Апостол ворчал, что скотинки запалятся на первом же перегоне, но любовно оглаживал блестящие бока.
Солька выгребла из мешка остатки сухого винограда. Всего набралась горсточка пыльных сморщенных ягод. Она уже собралась выкинуть их, когда подошел Саня, забрал и понес к термитнику. Дриада поводила его невидящим взглядом.
Собиралась она как никогда лядаще. Увяжет сверток, постоит с ним в руках и начинает развязывать. Уже полностью воспрянувшая, курица старалась вовремя перехватить у нее работу. Санька забеспокоился, но допытываться, постеснялся. Остальные вели себя как обычно. Но кот замечал тревожные взгляды арлекинов.
Костер горел ровно, как лампа. Ни ветерка, ни комаров. Медленно перебирал краешком листа развесистый банан. Солька слазила и отломила несколько созревших плодов. Супчик съели, выпили чаю и теперь чистили и лакомились от щедрот лесного царя.
Разговор плелся ни о том, ни о сем. Все переговорили еще вчера, когда окончательно решали, в какую сторону двигать.
На восток! Неизвестный сосед князя Пелинора - всяко лучше, нежели герцогские егеря. И не только. Веселый поход еще не завершился. Самое время чистюкам ловить арлекинов. Тут они с егерями договорятся: будьте - нате!
Решили и больше эту тему не трогали. Война план покажет. Эд в который раз зацепился за Шакову молодую физиономию. И в который раз чуть не получил по собственной. Но было видно, Апостола подначки собаки не злят, а, скорее, озадачивают. Сане казалось, что Шак и сам еще не знал, как относиться к перемене собственного облика.
- Солечка, - решился выяснить некоторые аспекты деликатный кот, - а что такое... живая вода?
- Ну, вода... живая. Ну, я не знаю... если брызнуть каплю на сухую ветку, она даст корни и может зацвести. Я сама первый раз...
- Субстанция, именуемая в народных массах живой водой, - собака нацепил на переносицу кривой, похожий на очки, сучок, и загнусавил не своим голосом, - является вымышленной. Продукт, так сказать, народного фольклора. Господин Дайрен, сколько можно хихикать? И так: фольклор... да. Дриады, правда, придерживаются иного мнения. У нас в университете длительное время проживала одна представительница этой замечательной расы. К сожалению, вашему покорному слуге так и не удалось выяснить у нее, откуда берут начало истоки верования в силу некоего эликсира, или субстрата, который якобы может не только восстанавливать деятельность растительной клетки, но и животной. Более того, дриада утверждала, что с помощью данного катализатора возможно добиться мгновенных мутаций на уровне базисных цепочек.
"Очки" свалились с Эдова носа. Он пошарил в траве, не нашел и замолк.
А Саня увлекся. Ему стало как-то, не то чтобы завидно, а... завидно. Сидел когда-то собака на лекциях, в окошко таращился, хихикал. Пороли его даже, сам говорил. И столько всего узнал. А Сане всю жизнь запрещенные книжки придется по темным углам шелестить...
- Выдумка, говоришь?
Зеленый появился незаметно. Даже Фасолька не почуяла - дернулась от его голоса, как от удара. Потом тряхнула головой. Только колокольчики не зазвенели.
- Здравствуй, красавица, - отвесил ей шутливый поклон хозяин леса.
- Подкрадываешься, как вор, - буркнула девушка.
- Да я ломился, глянь, банан чуть не повалил.
Надменный широколиственный южанин мелко трепыхался. Саня мог коготь дать на отсечение, что миг назад тот стоял не шелохнувшись. А Зеленый без церемоний протиснулся между курицей и конем, и, повозившись, пристроил тощий зад на бревнышко.
- Уезжаете? - спросил, ни к кому не обращаясь.
- Собрались, - осторожно отозвался Апостол.
- Счастливо. Ты, конь, завтра утром встанешь в центре поляны и скажешь: восток, там... запад... или куда вы собрались. Одна большая просьба: муравейники и термитники по дороге объезжать. А хотите, я вам красную жабу подарю? - вдруг ни к селу, ни к городу свернул Зеленый. - Будете ее за деньги показывать.
- Нет. Спасибо. Нам и без жабы хлебать и хлебать, - ответил за Апостола собака.
- Как знаете, - безразлично согласился хозяин.
- Я насчет живой воды... поинтересоваться, - Сане почему-то было неудобно спрашивать. Он чувствовал себя в обществе этого странного существа стесненно. Зеленый поднял на него глаза, и уставился, кажется в самые зрачки. Продолговатое оливковое лицо на мгновение стало строгим.
- Тебя как звать?
- Александр.
- Угу. Вода, как вода. А которые в нее не верят, пусть катятся. Курица!
- А? - подскочила Цыпа.
- Пророс твой болтун. У трех дорог стоит горочка. На горочке камешек, за камешком ямка, а в ямке сидит расточек. Не дергайся, чернушка, если мимо поедете, сразу узнаешь.