Леди Риордан. Господи, если это правда, ее собственный муж заточил ее там, сказав всем, что она умерла, даже двум ее детям. Кейт встречала лорда Риордана. Он казался приятным человеком. Не очень интересным, но смелым. Неужели он и в самом деле ничтожный предатель?
Может быть, она ошибается. Ее мозг изнурен. Ей стало холодно от одной мысли об этом. Но если она хочет сообщить о своих подозрениях Гарри, то должна чем-то подтвердить их. Ей надо попытаться вспомнить все, что удастся.
Она пыталась, по доброй воле мысленно вернувшись в тот фальшиво приветливый дом. Но ее память скользила по поверхности, как дождь по крыше, не в силах сосредоточиться на чем-либо. Вспоминались расплывчатые фигуры, вспышки отчаяния, жесткая хватка констеблей, когда они вынуждали ее подниматься по ступеням в тот безобидный на вид сельский дом. Нестройные звуки шаркающих шагов, звяканье ключей, шепот, отовсюду шепот. Отвратительное мыло, нетерпеливые руки и грубые голоса, когда ее терли, как уличного оборванца. Удовлетворение от того, что она вонзает зубы в мясистую руку.
Кейт даже улыбнулась, но тут же задрожала при одном воспоминании о той совершенно белой комнате. Глухой стук закрывающейся двери. Она не в силах больше вспоминать, даже чтобы найти ответы.
Надо разбудить Гарри. Она должна рассказать ему все это, пусть и рискуя встретить заботливый, полный сочувствия взгляд. Кейт потерла глаза, пытаясь унять панику. Черт. Почему это должен быть Гарри?
У нее нет выбора. Кейт села, потом выбралась из кровати и надела халат. Ее тело болело в самых странных местах, как если бы ее сбросили с лестницы. Она все еще чувствовала себя опустошенной от усталости, но знала, что больше не сможет заснуть.
Завязав пояс, она отперла дверь и вышла. Она была в коридоре, когда вдруг задумалась, где мог спать Гарри. Надо спросить у одного из мужчин, охраняющих дом, решила она. Она уже повернула к главной лестнице, когда ее остановила тень, мелькнувшая по стене.
Она скосила глаза.
— Мадж?
Мальчик повернул голову. Он сидел на полу напротив второй двери в хозяйские апартаменты, обхватив руками колени.
— Миледи, — приветствовал он ее, пытаясь встать.
— Сидите, — приказала она, подходя. — Разве вам не нашли комнату?
Он все же продолжал вставать, пока не навис высоко над ней. От его улыбки перехватывало дыхание.
— Конечно, нашли, мэм. Я… сторожу.
Она услышал стон. Слабый, жалобный. Потом мужской голос, говоривший быстро, с напором. Голоса доносились из спальни, соседствующей с ее собственной в хозяйских апартаментах.
— Что происходит? — требовательно спросила она, поворачиваясь к двери.
Она уже бралась за ручку двери, когда Мадж поймал ее руку.
— Пожалуйста, мэм. Не надо. Он только что уснул.
Она смотрела на Маджа так, как если бы он был сумасшедшим. Сердце у нее оглушительно стучало.
— Кто? Гарри? Это Гарри в хозяйской спальне? — Она возмутилась. — Я не хочу, чтобы он спал в соседней спальне.
Гарри продолжал говорить, отрывисто, сердито, как если бы отдавал команды.
Мадж встал на ее пути.
— Если вы разбудите его, он уже не сможет заснуть.
Кейт перестала тянуть его к двери.
— Он спит?
— Наверное, в первый раз за последнюю неделю.
— Но с кем он говорит?
— Со своими людьми. Я думаю, ему снится редут под Сьюдад-Родриго.
Эти слова ледяными шипами вонзились в грудь Кейт. Кошмары. Гарри снились кошмары. Он принес свои призраки в ее дом. Ее снова пробрала внутренняя дрожь.
— А если разбудить его? — спросила она.
— Будет только хуже.
— Тогда что вы здесь делаете?
Мадж опустил голову, заложил руки за спину.
— Просто смотрю, чтобы ничего… не случилось.
Кейт поняла, что он и раньше охранял Гарри. Ей стало интересно, знал ли Гарри об этом.
— Я ценю это, Мадж, — сказала она, похлопав его по руке. — Но мне нужно поговорить с ним. Я должна сообщить ему нечто важное.
Или засвидетельствовать, что она теряет рассудок.
Мадж посмотрел на дверь, за которой Гарри кричал кому-то, чтобы те не отставали, не отставали, черт возьми. В его голосе были такие отчаяние и усталость, словно он уже знал, что обращается к мертвым.
— Я вот что подумала, — сказала она, стискивая руки. — Вы не могли бы передать записку лорду Дрейку? Он не хуже разберется с этим.
Мадж явно почувствовал облегчение.
— Я могу передать.
Кейт знала — нужно дождаться утра, когда реальность приобретет четкие формы. Но ее терзало предчувствие, что нельзя терять времени. Поэтому она вернулась в свою маленькую гостиную и быстро написала записку Дрейку.
— Спасибо, Мадж, — сказала она, выходя, чтобы передать ему листок бумаги.
Он все еще смотрел на дверь.
— Я не люблю оставлять его одного.
Кейт помахала ему рукой.
— Я останусь.
Мадж нахмурился.
— Мне надо позвать сюда кого-нибудь.
— Кого-то, кто прошел вместе с ним через его кошмары?
Судя по лицу Маджа, он не собирался сдаваться.
— Поскольку скорее всего я несу ответственность по крайней мере за несколько его кошмаров, — продолжила Кейт, трогая его за рукав, — останусь я. Идите, пока он не проснулся и не нашел меня здесь.
Мадж неохотно положил бумагу в карман и ушел. Кейт села на один из стоявших в холле стульев. Она уже жалела о том, что поторопилась. В холле было сумрачно. Пусть горели все свечи в настенных светильниках, тени, казалось, двигались и вздрагивали в унисон с подъемами и спадами голоса Гарри. Ей не хотелось слушать его. Ей не хотелось думать, что в душе у него сидела боль, которая прорывалась в темноте. Ненавидеть сильного и уверенного в себе Гарри было куда легче.
До нее донесся еще один стон, показавшийся ей особенно жутким в мерцающем свете. В нем было такое отчаяние, что Кейт невольно встала и подошла к двери. Она постояла рядом, нерешительно потянулась к дверной ручке и, казалось, целую вечность боролась с желанием войти. Она знала, что входить нельзя. Разве Мадж не сказал ей об этом?
Побуждение было слишком велико. Ей нужно было соизмерить кошмары Гарри со своими собственными. И одновременно убедиться, что Гарри действительно страдает. Она открыла дверь и вошла.
Едва оказавшись внутри, Кейт поняла, что сделала ошибку. Господи, ноги ее приросли к полу. Он, голый, распластался на кровати, как если бы долго бежал и упал, изнуренный, похожий на статую из слоновой кости.
У Кейт перехватило дыхание. Она не двигалась. Мальчик, которого она любила, был тощим, как гончая. Сейчас она видела тело мужчины. У него были широкие, мощные плечи, твердая грудь, длинные, лишенные жира бедра атлета. И, рассекая грудь надвое, вниз тянулась завораживающая полоска волос, по которой она когда-то провела пальцами. Глаза ее неудержимо тянуло вниз. Прямо к дьявольскому пучку волос там, где соединялись ноги.
Увидев его пенис, Кейт не могла отвести от него взгляд. Даже бездействующий, он впечатлял своими размерами. Когда-нибудь она потрогает его, подразнит, чтобы он отозвался, просто чтобы увидеть, получится ли у нее. Она пыталась представить, что она при этом почувствует. На самом деле она уже чувствовала это когда-то. Это может принести ей огромное наслаждение, невероятную радость. Сейчас же это представлялось змеей, ударяющей без предупреждения. Откуда ей было знать, что нечто столь маленькое может причинять такую боль?
Ну, думала она, неизбежно сравнивая Гарри с бывшим мужем, не такое маленькое. Но способное причинить страдания любой женщине, которая будет так глупа, что подойдет слитком близко. Особенно, думала она, снова вздрагивая, если учесть силу, живущую в этом теле, его мощь.
Ей нужно уйти. Уйти и оставить Гарри его снам. Надо бы укрыть его. В комнате было прохладно, но Кейт видела блестящие капельки пота на его груди. Одеяла сбились ниже бедер, однако ей не хотелось беспокоить его.
Она наконец смогла отвернуться. Но краем глаза заметила что-то еще и остановилась. Да, сомнений не было.
Шрамы. Не один, целая дюжина, они были разбросаны по телу Гарри, как дороги, по которым ему пришлось пройти. Длинный бугристый шрам на правом плече, множество неровных бугорков и впадин, которые, как решила Кейт, могла оставить шрапнель. След на бедре оставила пуля, на предплечье были следы ожога. Господи, думала она, дрожа от ночного холода, как он остался жив? Она помогала ухаживать за ранеными после сражения при Ватерлоо и знала, чего ему стоили такие раны.
Как странно, думала она, подавленная свидетельством его страданий. Она никогда не задумывалась, какой жизнью жил Гарри последние десять лет. Кейт знала, что его больше нет в Мурхейвене; этого было достаточно. Какой бы ни была его жизнь, она была лучше, чем ее. Теперь она уже не была в этом уверена.
Словно напоминая ей, что не все его раны были физическими, Гарри снова заметался, его ладони раскрывались и сжимались, ноги тоже подергивались.
Словно напоминая ей, что не все его раны были физическими, Гарри снова заметался, его ладони раскрывались и сжимались, ноги тоже подергивались.
— Вперед, храбрецы! Ну же!
Стон, рот широко открыт, лицо искажено, рука вытянута. Кейт не выдержала. Она подошла и взяла его за руку.
— Нет, Гарри, все хорошо. Вы справились. Ваш отряд отличился.
Господи, что она делает? Какое ей дело до Гарри и тем более до его кошмаров.
— Нет… нет, они смяты!
— Не останавливайтесь, — говорила она то, что слышала от него раньше. — Не останавливайтесь; вы прорветесь.
По сокращению мышц и отрывистому дыханию она чувствовала, что он снова переживает атаку.
— Все позади, — шептала она, проводя пальцами по его лбу. — Видите, Гарри? Армия подошла. Можно отдохнуть.
Он с такой силой сжал ее руку, что пальцам стало больно, но его тело расслабилось. Кейт вздохнула с облегчением. Может быть, теперь он будет спать.
«О, Гарри, — думала она, чувствуя, как в горле стоит ком, глядя на когда-то любимые черты, — у меня достаточно своих кошмаров. Я не хочу еще и ваших».
Однако судьба сыграла с ними злую шутку, и теперь она связана с этим человеком на всю оставшуюся жизнь. С человеком, который предал ее так подло, что она до сих пор не может смотреть на него без желания сделать ему больно. С человеком, который рискует своей жизнью, чтобы спасти ее, хотя, кажется, тоже не выносит ее.
Ее замужество вынуждало ее полагаться на человека, который собирался как можно скорее покинуть ее. Черт его побери. Черт побери их обоих за то, что произошло с ними. Она была так счастлива… ладно, просто довольна. Да. Довольна. Собой, Би и своими людьми в Исткорт-Холле, где она вводила всякие новшества. Она была свободной в первый раз в своей жизни. Она жила, как хотела, без вмешательства, доминирования или пренебрежения со стороны мужчин. А сейчас, за какие-то дни, даже часы, все это пошло прахом.
Кейт попыталась осторожно отнять свою руку у Гарри, но он, казалось, не хотел отпускать ее. Свободной рукой откинув со лба выбившиеся волосы, Кейт притянула ближе стул и села. Может быть, если она посидит несколько минут, он отпустит ее руку.
Она удивилась тому, что прошедшие годы ничего не изменили. Ощущение было таким же острым, как в дни их юности. Сидя рядом с Гарри, держа его за руку, Кейт чувствовала, как внутри ее образуется мощная спираль, сладкий, горячий поток, который распространяется по ее коже и согревает живот. Она не могла поверить, что ее тело помнило. Что оно тоскует, даже по Гарри. Особенно по Гарри.
И дело не в том, что он был потрясающим мужчиной. Красота давно приняла суровые формы, подбородок, щеки и лоб были высушены ветрами, солнце изрезало их морщинками.
К счастью, его глаза были закрыты, иначе ей не было бы спасения. Кейт так любила эти глаза. Однажды она видела, как в них отражалось небо, невозможная, бесконечная вечность. Она жила, чтобы видеть, как эти глаза бледнеют от голода, как в них искрится смех, когда они перебрасываются туманными изречениями древних авторов. Она любила видеть, как в них отражается его быстрый, пытливый ум.
Может быть, Гарри прав? Может быть, есть способ соединить их жизни? Даже после того, что он сделал? Что она сделала? Хватит ли у нее мужества? Ее сердце уже замирало, но от страха или от предвкушения? Гарри сказал, что поможет ей преодолеть то, что случилось. Он сумеет вернуть ей непередаваемую свободу наслаждения, отделить ее от боли.
С ним Кейт начинала верить, что может стать другой, не только несчастной девочкой, которая убила самую любимую всеми в округе женщину. Она начала верить, что ее отец ошибался и она заслуживает большего, чем уединения и безмолвия.
И неизбежно ей вспомнился ужасный конец. Ее последний день с Гарри в их убежище: безумный, с неловкими прикосновениями, с трудно подбираемыми словами; она умоляла его поверить ей. Спасти ее. И уверилась, что все будет хорошо, потому что Гарри обещал. Даже если он не сделал ее своей, он успокоил ее. Он будет бороться за нее.
Но когда той ночью она выскользнула в наполненный шорохами, залитый лунным светом сад, там ее ждал отец.
— Я знал, что наступит день, когда ты дойдешь до этого, — сказал он, и его унылый взгляд сделался еще более унылым. — Но зачем тебе понадобилось марать еще и честного мальчика?
Кейт потрясла головой. Так не пойдет. Воспоминания ничего не решат. Они только снова загонят ее в тоску, оставят дрожащей и холодной. Надо забыть об этом.
Она попробовала высвободить руку. На этот раз ей это удалось. Вскочив, она побежала к двери.
Слишком поздно. Она еще возилась с ручкой, когда услышала его голос, неуверенный и сонный.
— Кейт?
— Спите, Гарри, — сказала она, не обернувшись. — Все хорошо.
— Что, черт возьми, вы здесь делаете?
— Ухожу.
— Кейт, — сказал он, возясь с простынями, — подождите.
Она не стала ждать.
Гарри ничего не понимал. Его грудь была в огне, голова раскалывалась. Он мог бы поклясться, что слышал пальбу из пушек и голос Кейт, побуждавший его идти на приступ. Пальбу из пушек можно было легко объяснить. После Ватерлоо он слышал ее каждую ночь. Но голос Кейт?
— Стойте! — крикнул он и скатился с кровати.
Он даже не подумал о том, чтобы прикрыться простыней. Он не мог дать Кейт уйти. Она уже открывала дверь, когда он захлопнул ее.
— Кейт, — сказал он, хватая ее за руку.
Он увидел, как она инстинктивно пригнулась, и резко остановился.
— Кейт. — Гарри постарался, чтобы в его голосе не было гневных ноток. Нельзя, чтобы она подумала, будто он сердится. — Мне очень жаль. Я не хотел напугать вас. Просто хочу знать, что вы здесь делали.
Она не желала взглянуть на него.
— Вам что-то снилось. Больше я не сделаю такой ошибки.
Он не мог не улыбнуться. Только Кейт могла сердито говорить о собственной доброте.
— Я тронут вашим вниманием. Эти сны уже стали привычными. Они не терзают меня.
Кейт посмотрела через плечо, и Гарри поразило, какими большими были ее глаза, какой молоденькой она выглядела с этой косой, упавшей на плечо.
— Как это возможно? — спросила она.
Он пожал плечами:
— Они связаны с моей профессией. У вас свои кошмары.
Кейт отвела глаза.
— Разве они бывают не у всех?
— Мне кажется, не такие, как у вас.
Гарри прикинул, который мог быть час. Только начинали петь ранние птицы, значит, перевалило за четыре. Он проспал всего около пяти часов, мысли его путались, а исходившее от Кейт экзотическое благоухание лишало его выдержки, еще немного — и это стало бы очевидным. Ему срочно нужен халат.
— Пустите меня, Гарри, — сказала она, отталкивая его руку.
Отпустить? Сейчас она была немного мягче, нерешительнее. Может быть, это шанс начать разрушать ее защиту? Хочет ли он этого? Хочет ли по-настоящему рисковать тем, что снова станет ее жертвой?
Он не знал. Но у него появилось необъяснимое чувство, что если сейчас упустит шанс смягчить ее, другого никогда не представится.
— Вернитесь и прилягте, — просил он. — Сейчас прохладно.
— Нет! — Она показала на его быстро зябнувшее тело. — И не вот так.
Гарри с ухмылкой оглядел свою наготу.
— Это ведь не может быть помехой? — Он дотянулся до халата и завернулся в него. — Просто полежите там, где тепло. Это все. Честное слово джентльмена.
Ее смех прозвучал очень резко. Гарри рассердился, ее смех пробудил старые обиды. Как она смеет? Она что, не понимает, как по-джентльменски он держит себя с ней?
Он открыл дверь.
— Вы вольны уйти в любое время, — сказал он. — Но до того, как мы предстанем перед остальным миром, нам надо поговорить.
Кейт вперила в него взгляд так, словно никогда раньше не слышала слово «поговорить».
— Зачем?
Гарри пожал плечами:
— Чтобы понять, сможем ли мы когда-нибудь снова ладить друг с другом. Возможно, мы научимся симпатизировать друг другу и найдем другое решение. Как бы там ни было, нам нужно научиться доверять друг другу, или наш брак обернется адом.
На этот раз Кейт засмеялась еще громче.
— Я не очень расположена доверять, Гарри.
Гарри рассердился, потому что ее слова прозвучали как обвинение. Однако набрасываться на нее не было смысла.
— Но мне показалось, что вы начинаете доверять мне.
Она застыла, как оскорбленная девственница.
— Vestigia nulla retrorsum[7].
Он хохотнул.
— Как раз такой случай. Вы думаете, что обратно дороги нет, но если я прав, последние десять лет вам не приходилось пользоваться плодами вашего довольно необычного образования. Однако вы снова цитируете Гомера.
Гарри немедленно раскаялся в своем легкомыслии, потому что краски сошли с ее лица, она отшатнулась. Он попытался притянуть ее ближе, но она оттолкнула его, как если бы он ударил ее.