– Зато красиво как! – мечтательно улыбнулась Лана, глядя на снежную карусель за окном. – Сто лет уже такой зимы не видела, в Москве все сразу в грязь превращается. А тут по-настоящему «вьюга мглою небо кроет, вихри снежные крутя». Представляю, какая сказочная картинка будет, когда метель закончится!
– И чего тут сказочного? – пожала плечами официантка, перекатив свою тележку к следующему столику. – Глушь и тишь, скучища! На танцах глянуть не на кого, ни одного мужичка нормального пока не наблюдается. Я надеялась, к концу декабря подтянутся, а тут такой облом! А на вас, девушка, я вообще удивляюсь!
– Это чему же?
– По вам ведь видно – проблем с деньгами у вас нет. Молодая, красивая, ухоженная – вам в какой-нибудь… этот… как его… название еще смешное такое… Паршивель, что ли?
– Вы имеете в виду Куршевель? – с трудом удержалась от смеха Лана.
– Во-во, он самый. Только не я его в виду имею, а он меня. Так вот там такие красотули, как вы, и кучкуются зимой. А не в нашем захолустье, куда только пенсионеры и едут, потому как путевки дешевые. У нас ведь даже номеров-люксов нет! И публика в основном с пенсионерскими наборами ходит…
– Это с какими же наборами, Дашенька? – вклинился-таки в разговор основательно траченный молью (другого объяснения такому количеству перхоти на его плечах Лана найти не смогла) мужичок, один из местных «юнцов» лет шестидесяти.
Из тех самых санаторных «донжуанов», которые приезжают на отдых самоутвердиться. Ну еще бы, в любом доме отдыха или пансионате женщин всегда больше, и ни один кавалер, даже самый убогий, без внимания не остается.
Самооценка повышается, плечи распрямляются, из пыльного чулана достается взгляд «тигр (самец)». И вот уже обмылок крутит носом, выбирает себе даму помоложе и поинтереснее, искренне недоумевая, когда дама не тащит его, возбужденно трубя, в свой номер, страстно желая познать фееричность двухминутной унылой возни.
Казалось бы, адекватный человек должен хоть иногда заглядывать в зеркало и трезво оценивать свои шансы, но нет! Этот вот заперханный «самец» еще вчера за ужином, когда Лана впервые пришла в столовую, счел девушку достойной его внимания и попытался пересесть к ней за столик.
Но непременным условием выкупившей шестиместный отдельный домик Ланы был и отдельный столик в столовой. Чтобы никаких соседей, никаких натужных бесед, надоедливого любопытства, неопрятного чавканья и прихлебывания.
Максимально возможное уединение, оплаченное по двойному тарифу. Поэтому попытка «самца» нарушить это уединение была пресечена на корню внушительной дамой-администратором столовой.
Но подержанный Казанова воспринял это как вызов, и утром Лана нашла у двери своего домика букет косо наломанных еловых веток.
А еще – снежную бабу с весьма внушительными и о-о-очень тщательно вылепленными сисями. На сисях почти вертикально возлежали бусики из замерзших ягод рябины. Старался небось сердешный, язык от усердия высовывал, рябинки нанизывая!
И вот теперь парнишка решил бесцеремонно вклиниться в разговор своей возлюбленной с официанткой, как-то упустив из виду, что до вчерашнего вечера объектом его страсти была именно эта тугопопая бабенка в лопающейся под напором груди кофточке.
Зачем ему теперь сорокалетняя «старуха», когда такой симпомпончик сюда пожаловал!
– Так что за набор, Дашута? – игриво подмигнул Лане гриб. – Коньячок, лимончик, шоколадка?
– Нет, Алексей Федорович, – мстительно прищурилась официантка, – другой. У вас он точно имеется, мне горничная рассказывала…
– Ох уж эти девчата! – погрозил пальцем ловелас. – Ничего от них не скроешь, если мужчина им интересен! Даже размер презервативов! И да, у меня их набор, с разными вкусами!
И он горделиво выпятил хилую грудь.
– Кто? – насмешливо переспросила официантка. – Мужчина?! С выпрямителем, увеличителем, усилителем и глушителем?
– В смысле? – насторожился мачо, откликавшийся на имя Алексей Федорович. – О чем вы?
– Да все о том, о наборчике, о пенсионерском. На глаза – увеличитель, очки то есть. Имеются?
– Допустим. И что с того?
– Едем дальше. На уши – усилитель, он же слуховой аппарат. Вон, в ухе торчит, хоть вы и попытались волосиками прикрыть.
– Я на вредном производстве работал, вот и оглох! Но при чем тут выпрямитель для волос и глушитель к автомобилю?
– Ни при чем. Потому как в вашем наборе, Алексей Федорович, выпрямитель нужен вам спереди, а глушитель – сзади!
И официантка под взрыв хохота плюхнула перед побагровевшим кавалером тарелку с манной кашей.
Да-да, именно с манной кашей. Настоящей такой, столовской. А еще на завтрак были сваренные вкрутую яйца, довольно толсто нарезанный батон и цилиндрики сливочного масла на тарелке. Ну и, разумеется, чай, разлитый по чайникам из большой кастрюли.
А вчера вместе с ужином всем раздали по двухсотграммовому пакетику с кефиром. Перед сном чтобы засандалить, значит.
Настоящий заповедник советского оздоровительного отдыха, честное слово! Лана в подобном месте была очень давно, в раннем детстве, когда они все вместе – мама, папа, Ярик и маленькая Ланочка – поехали в крымский пансионат.
Лане казалось, что она ничего не помнит из того летнего отдыха. Но стоило ей увидеть деревянные кровати с инвентарными номерами, дешевые обои на стенах, вытертые ковровые дорожки на линолеуме пола, кресла и журнальный столик дизайна тысяча девятьсот семьдесят второго года, шторы из веселенького полиэстера на окнах – и словно кто-то открыл дверцу в памяти.
И она увидела молодых, загорелых, смеющихся маму и папу, тонконогого чернявого мальчика, зловредно таскающего визжащей сестренке медуз в купальной шапочке, – Ярика-пескарика. И себя, важно шагающую с большим плавательным кругом – они идут на пляж! И будут там купаться!
В том пансионате была точно такая же мебель, и ковры, и шторы. И масло такими же цилиндриками нарезали. И батон был, очень вкусный батон, особенно когда после купания в море, и мама его намажет маслом, а потом посыплет сахаром – м-м-м, вкуснотища!
И манная каша, которую Лана дома терпеть не могла, здесь, у моря, съедалась на ура…
В общем, затерянный в лесах дальнего Подмосковья заповедник соцреализма Лане понравился. Изначально, когда она выбирала место для своего релакса, – именно затерянностью и уединенностью. Добраться туда можно было только на автобусе дома отдыха, совершавшем два рейса – утром и вечером. Ну или на машине, у кого есть.
У Ланы авто имелось, и доехала она удачно – буквально через пару часов после ее приезда начало мести.
А еще дом отдыха привлек наличием отдельных домиков. Правда, в каждом из них имелось по два-три номера, но, поскольку свободных мест здесь даже в предновогодье было достаточно, Лана смогла выкупить весь домик целиком. И то, что душ с туалетом здесь был общий на все номера, теперь девушку не смущало.
Ее вообще все радовало здесь – это было именно то, что требовалось. Никаких молодежных компаний, никаких семей с детишками – слишком далеко и слишком скучно для них, из развлечений – лыжные прогулки и танцы в столовой по вечерам. Ну и телевизор, конечно, но и то только три канала.
Рай для пенсионеров!
И для желающих побыть в одиночестве.
Глава 33
Кто-то очень маленький, очень яркий и очень настойчивый щекотал веки, дергал за ресницы, пытался забраться в уголок плотно закрытого глаза. Сначала левого, а когда не получилось, переключился на правый.
Наверное, следовало рассердиться на бесцеремонность неизвестного нахаленыша, но Лана за три дня, проведенных в лесу, почти разучилась сердиться, злиться, психовать.
Почти – потому что все еще оставался обсыпанный перхотью, скрипящий суставами и обладающий рекордным по зловонию амбре изо рта Алексей свет Федорович. Он по-прежнему был абсолютно уверен в собственной неотразимости и продолжал портить Лане отдых своей настойчивостью и вездесущностью.
Но вряд ли можно было предположить, что именно эта особь когда-то мужского пола забралась сейчас в постель девушки и шалит с ее закрытыми глазами, явно намереваясь добиться-таки своей цели – разбудить спящую красавицу.
Потому что Алексей Федорович не имел чести быть ни маленьким, ни ярким. Правда, настойчивым был. А еще – «благоуханным». Его страстное дыхание вполне можно было использовать в качестве оружия ближнего боя.
А в комнате пахло только свежестью зимнего леса. И чуть-чуть – духами Ланы.
Больше всего действия нахаленыша походили на шалости солнечных зайчиков, но откуда бы им взяться, когда метет вот уже три дня? И не то что солнца – неба толком не видно!
Или… уже не метет?
Лана распахнула глаза и тут же снова зажмурилась, почти услышав победный вопль именно солнечного и именно зайчика: «Получилось!»
Зажмурилась от яркого солнечного света, ворвавшегося в комнату сквозь щель в неплотно задернутых шторах. Кстати, досадный недосмотр, вполне способный обеспечить досмотр и подгляд за ней через эту самую щель одним похотливым типом.
Или… уже не метет?
Лана распахнула глаза и тут же снова зажмурилась, почти услышав победный вопль именно солнечного и именно зайчика: «Получилось!»
Зажмурилась от яркого солнечного света, ворвавшегося в комнату сквозь щель в неплотно задернутых шторах. Кстати, досадный недосмотр, вполне способный обеспечить досмотр и подгляд за ней через эту самую щель одним похотливым типом.
Ну да ладно, много он все равно не увидел бы, спать Лана ложилась в теплой фланелевой пижамке – отопление в отдельно стоящих домиках работало в более чем щадящем режиме.
Так что даже возможность подобного развития событий не могла испортить настроения девушки, пузырившегося сейчас в крови радостью и восторгом.
И пузырьков было так много, что Лана, легко впрыгнув в теплые меховые тапочки-зайчики, закружилась по комнате, звонко декламируя: «Мороз и солнце, день чудесный!..»
Банально? Ведь каждый второй, если не просто каждый первым делом вспоминает именно это стихотворение Пушкина, увидев перед собой такую красоту.
Но зачем пыжиться и вымучивать что-то еще, когда Александр Сергеевич очень точно, гениально точно описал зимнюю сказку.
И вьюга злилась три дня, и мгла по мутному небу носилась, и снег теперь, блестя на солнце, лежит.
И красота за окном такая, что сердце сжимается, и хочется плакать. Плакать и смеяться. И прыгать вот так по комнате, заставляя заячьи ушки на тапках хлопать на лету, и кружиться, а потом, замерев у окна, почувствовать острую, пронзительную тоску по утраченному…
И вспомнить, как прошлой зимой они с Кириллом вот так же проснулись от яркого солнечного света, сменившего вчерашнюю метель. Они накануне с трудом добрались до загородного дома Кирилла, решив провести уик-энд на природе. А утром – вот такое же благолепие. Заметенный снегом двор, ослепительно сверкающий белизной, яркое голубое небо, радостно подмигивающее солнце…
Они выпустили тогда первым Тимку, и пес, дурея от восторга, в пять минут утрамбовал снег, приглашая хозяев присоединиться.
И они присоединились. И гонялись за повизгивающим от счастья алабаем, и падали в снег, и целовались до одури, пока на них не нападал заскучавший Тимыч…
В запястье болезненно кольнуло, потом иголки переместились в виски и запульсировали там.
Но теперь это были просто неприятные ощущения, никаких обмороков от боли, никакой тошноты – отдых явно шел Лане на пользу.
И пусть из-за метели не получалось пока встать на лыжи и пробежать пару километров по лесу, но и в домике она не сидела. Гуляла по обширной территории дома отдыха – заблудиться здесь было невозможно, в худшем случае упрешься в ограду и вдоль нее точно доберешься до ворот.
В первый день Лана пару раз и брела вдоль ограды, проиграв метели. Но очень быстро освоилась на местности, изучив все ориентиры, и больше уже не измеряла шагами периметр, предпочитая прогулки по территории. И даже подружилась с отважной белочкой, рискнувшей выбраться из дупла в метель.
Не зря рискнула – эта человечиха после первой встречи всегда приносила потом с собой разные вкусняшки. Хотя сначала белка опасалась к ней приближаться – на верхней лапе у человечихи было надето что-то очень злое. Злое и опасное. Но саму человечиху окружало очень теплое и доброе облако, гораздо большее, чем кусочек зла.
И белочка доверилась. И подружилась. И даже как-то принесла подруге гостинчик – во всяком случае, вряд ли тот сморщенный сухой гриб, который Лана нашла у себя на подоконнике, принес прямоходящий гриб-вонючка.
Гриб-вонючка тоже периодически возникал у нее на пути во время прогулок, разумеется, совершенно «случайно».
Алексей Федорович намеревался показать этой не понимающей своего счастья глупышке свой богатейший внутренний мир, мир интеллектуала, искусствоведа, полный знаний, духовности и пыли мир старшего научного сотрудника краеведческого музея. Перед таким сокровищем не устоит ни одна женщина! Наверное…
И эта не устояла бы! Но бездушная красотка совершенно не считалась с возрастом… хотя нет, какой там возраст, слегка за шестьдесят всего! Но он же не какой-то там перекачанный анаболиками тупой самец-качок, он хомо интеллектус, тренированные мышцы ему ни к чему! И эта девица должна была бы считаться с физическими возможностями спутника, хотя бы из вежливости!
Но нет, она, абсолютно не слушая очередной экскурс в мир возвышенного, молодой лосихой ломилась прямо по сугробам!
Он пытался, конечно, угнаться за дамой своего сердца, прикипев возвышенным и очень духовным взглядом к длинным ногам лосихи, обутым в очаровательные угги, но застревал обычно в первом же сугробе. В лучшем случае – во втором.
Но ничего, метель все равно когда-нибудь да прекратится, потом будет празднование Нового года, и там уж Алексей Федорович своего не упустит! Он ведь так импозантно смотрится в своем костюме! Так ему коллеги в музее говорили, а мнению этих дам можно доверять, они ведь тоже искусствоведы!
Так что готовься, моя юная сексапильная лосиха! Никуда ты не денешься от матерого самца!
Лана помассировала запястье, слегка отодвинув браслет. И в очередной раз попыталась его стянуть, раздраженно шипя сквозь зубы все, что она думает о целительных способностях дражайшего Петра Никодимовича.
Профессор ведь уверял, что браслет как раз предназначен для синхронизации биоритмов человеческого организма, что он должен снимать боль, а не вызывать ее!
В принципе, вначале так и было, голова не болела, да и душевная боль не особо напрягала, став привычной и ноющей. Ни особой тоски по Кириллу, ни особой радости от встреч с Сергеем.
Если честно, вспоминая себя и свое поведение после смерти Кирилла, Лана все больше ощущала неправильность происходящего. И это ощущение нарастало с каждым днем, проведенным здесь, вдали от Москвы, от привычного мира, от каждодневной суеты, от…
Шустова?
Лана уже не просыпалась в слезах по утрам. Хотя сон возвращался снова и снова, и казалось, что она вот-вот вспомнит, увидит, поймет…
Но пока не получалось. Но именно пока.
Потому что девушка чувствовала – с каждым днем вялость, апатия, безволие тают, словно лед под весенним солнцем.
И точно так же тает лед внутри. Правда, как при любом обморожении, вместе с чувствительностью возвращается и боль…
Но это была очищающая боль, всем своим существом, сердцем, душой Лана осознавала – так надо. Зачем – девушка пока не понимала. Но даже не пыталась выстраивать какие-то логически цепочки-объяснения.
Она просто доверилась интуиции. А еще – приходящей откуда-то извне уверенности в сегодняшней правильности происходящего. Только теперь все шло так, как надо.
И солнечное утро этому подтверждение!
Ой, а который час? Если уже солнце встало?
Лана взяла с прикроватной тумбочки часы и ахнула – проспала! Она проспала завтрак! Вот ведь соня-засоня! Но ничего, Даша, официантка, явно симпатизировавшая непокобелимости Ланы, что-нибудь должна оставить.
Сейчас в темпе собраться и в столовую. На сегодня у нее большие планы. И самый главный – встать на лыжи и выбраться, наконец, на прогулку в лес!
Глава 34
– О, привет, спящая красавица! – улыбнулась убиравшая посуду официантка вбежавшей в столовую Лане. – И что это ты так долго сегодня, а? Неужто ночка бурная была?
– Если ты имеешь в виду бурю за окном, то да, – кивнула девушка, усаживаясь за свой столик – завтрак действительно ждал ее нетронутым. – Когда я засыпала, там еще вьюжило.
– Вообще-то я имела в виду бурю по имени Алексей Федорович, – хихикнула пампушка, забирая со стола девушки чайник. – Пойду, хоть чайку тебе горячего налью, чтобы легче было остывший завтрак лопать.
– Нет, наш супермачо по-прежнему не востребован, – Лана подхватила ножом оплывшее масло и начала намазывать его на кусок батона. – Удивительно, правда? Такой самец – и не в деле! Может, себе все-таки возьмешь?
– Нетушки! – насупилась Даша, возвращая на стол чайник. – Хотя поначалу он мне даже понравился. Ну да, внешне не очень, и запах этот изо рта, но ведь запах – от болезни, это подлечить можно! Зато такой умный, обходительный, так интересно рассказывает, столько всего знает! И не пьет, как наши местные мужики. И матом не ругается…
– Ну так что же ты теряешься? – подмигнула присевшей на соседний стул женщине Лана. – Думаю, Алексей Федорович скоро поймет, что со мной – без вариантов, а ты ему ведь тоже нравилась, верно? Вот и хомутай коняшку, как говорится, старый конь борозды не испортит.
– Да ну его! – отмахнулась Даша, собирая со скатерти одной ей видимые крошки. – Разонравился он мне.
– Из-за меня, что ли?
– Нет. Просто… ну не знаю, как тебе объяснить!
– Словами, если можно. В крайнем случае – жестами, – улыбнулась Лана.
– Шутишь все, да?
– Пытаюсь, во всяком случае. А то что-то ты совсем скисла. Этот сушеный гриб тебя обидел чем-то, да?