– Костенька, родной, да как же так?! Что они с тобой сотворили, ироды?! Ты ж на человека не похож! Костя-а-а-а!!!!
Мужчина безуспешно пытался оторвать от себя практически слившуюся с ним в одно целое незнакомку, ему на помощь поспешили остальные двое и не успевший отойти далеко Сергей.
Что он там делал, Лане рассмотреть не удалось. Но точно не бил – ни звука ударов, ни вскрика не было. Возмутительница спокойствия просто вдруг повисла тряпичной куклой на руках «членов благотворительного фонда», и те потащили ее в сторону столовой.
Тарский повернулся к оставшемуся стоять мужчине:
– Константин, ты как?
– В норме, – равнодушно обронил тот. – Это уже второй раз за сегодня – в этой дыре, похоже, жил когда-то мой двойник, да к тому же и тезка.
– Бывает, – похлопал рыжего мужика по плечу Сергей. – Ладно, займи свое место в охранном Круге.
– Спасибо за помощь, Проводник, – кивнул Константин.
Шаловливый лучик солнца, которому вся эта человеческая суета была по солнечному барабану, игриво запрыгал по неподвижному лицу марионетки, привлеченный, вероятно, обильно рассыпанными там конопушками. Мазнул по глазам, высветив их ярко-голубой оттенок. И, обиженный недовольной гримасой человека, побежал дальше.
Подбросив Лане навязчивое ощущение дежавю. Она где-то видела этого типа. Причем совсем недавно!
Да, голос его тоже показался смутно знакомым, насколько вообще может быть знакомым это монотонное, лишенное эмоций, гудение.
Девушка страдальчески поморщилась и помассировала переносицу. Прикрыла глаза.
И вдруг… Четко увидела лицо этого мужчины! Только сейчас это было детское лицо, мальчишеское. Те же рыжие, прилипшие к вспотевшему лбу, волосы. Те же ярко-голубые глаза. Задорный курносый нос. Развеселые конопушки на смеющейся физиономии. И звонкий голос: «Теть Лана, смотрите, как я умею!».
– Вовка… – еле слышно прошептала она.
И едва не подпрыгнула от неожиданности, почувствовав, как чьи-то холодные пальцы сжали ее запястья.
Лана открыла глаза и тут же испуганно снова захлопнула ставни ресниц, спасаясь от чужого, ледяного, нечеловеческого взгляда, смотревшего из самой глубины глаз Петра Никодимовича Шустова.
Захотелось вырваться, оттолкнуть душку-профессора и бежать, бежать, бежать…
Неважно куда, главное – подальше от этих страшных глаз!
Но она не могла даже пошевелиться, тело абсолютно не слушалось. И только крупная дрожь сотрясала ее все сильнее и сильнее.
А Шустов заговорил, мягко и ласково:
– Все хорошо, все очень хорошо. От удара головой возможны галлюцинации, тошнота, головокружение, но это скоро пройдет. Тебе всего лишь надо отдохнуть. Сергей отведет тебя в дом и уложит в постель. Ты ведь хочешь в постель, правда? Лечь на чистую, хрустящую от крахмала, простыню, положить голову на мягкую подушку, устало закрыть глаза и спать… спать… спать…
Журчание его речи успокаивало, дрожь постепенно стихала, сознание словно паутиной затягивал большой невидимый паук. Вот в липком белом коконе скрылось лицо мальчишки, следом исчезло воспоминание о чужом взгляде…
А растекающееся по телу тепло от браслетов, которые Шустов медленно вращал в определенном ритме, снова разбудило уснувшую стаю бабочек в животе.
Лана почувствовала, что больше всего на свете сейчас хочет остаться наедине с Сережей. Снова ощутить жар его губ, тепло рук, познать его тело…
Девушка тихо застонала и открыла помутневшие от страсти глаза:
– Сережа! – томно позвала она, оглядываясь по сторонам. – Иди ко мне, скорее! Я хочу тебя!
– Любимая! – в тон ей курлыкнул Тарский, одобрительно подмигнув профессору. – Как я ждал этого! Ты даже не представляешь, как ждал!
Вот сейчас Сергей Тарский был абсолютно искренен.
Он подхватил раскрасневшуюся девушку на руки и, возбужденно трубя… (мысленно, конечно), почти бегом направился к указанному Ланой коттеджу.
Шустов утомленно и в то же время облегченно вздохнул, затем повернулся к неподвижно застывшим марионеткам:
– Так, есть тут кто из одного звена?
– Да, Учитель, – кивнул приземистый мужчина лет сорока, – мое звено в сборе.
– Отлично, – улыбнулся профессор. – Ты один из самых перспективных Старших, Самойлов. Если сейчас твои люди справятся с самым ответственным за всю историю существования нашего культа заданием, я назначу тебя своим вторым помощником.
– Мои люди справятся. Говори, Учитель.
– Собери свое звено и идите к дому, в который войдет Проводник. Окружите его и замкните малый Круг. И чтобы никто, слышишь меня – никто! – не смог бы пробиться сквозь него. Сразу хочу предупредить – пробиваться будут. И сила тех, кто попытается пробиться к Проводнику, очень серьезная. Я сейчас организую большой Круг, но на это уйдет время, а враги, возможно, уже поблизости. Постарайся продержаться до подключения основной мощи, слышишь? Сделай это! И тогда тебя ждет прекрасное будущее одного из Наместников Великой Гипербореи!
– Я понял, Учитель, – в глубине вроде бы безжизненных глаз вспыхнул огонь. Темный, холодный, жестокий. Предвкушающий неограниченную власть над жалкими людишками. – Я справлюсь.
– Иди.
Старший развернулся и, выкрикивая имена членов своего звена, бегом направился вслед за уже почти добравшимся до коттеджа Ланы Тарским.
Пять зомбиков, в том числе и Константин Лопаткин, молча затопали следом, не задавая лишних вопросов.
А Петр Никодимович Шустов еще какое-то время постоял на месте, напряженно вслушиваясь в ментальное пространство.
Там было на удивление спокойно, профессор не чувствовал постороннего присутствия, вокруг мерно пульсировали только гиперборейские артефакты, обозначающие его людей.
Странно, очень странно. Он ведь ощущал, находясь рядом с Ланой, что кто-то все время пытается устранить контроль над девушкой, освободить ее волю и разум. Но кто, как, откуда – разобраться не удавалось.
А теперь еще и это странное затишье. Затишье перед бурей?
Что бы ты ни задумал, старый волхв, у тебя ничего не получится! Вполне возможно, что я недооценил твою силу, как недооценил силу твоего выродка, Андрея. И каждый из вас способен на противостояние с Верховным жрецом Гипербореи (как бы бредово это ни звучало). Хотя, если вам все же удалось инициировать Осеневу, противостояние более чем реально и даже опасно.
Если бы не одно «но».
Вернее, несколько десятков таких «но». Обработанные ментально до состояния послушных марионеток члены его культа, каждый из которых носит на шее порабощающий, но одновременно и защищающий от ментального воздействия извне медальон. И под руководством Старших – людей, обладающих пусть и незначительными, но все же экстрасенсорными способностями, – его зомби в состоянии образовывать магические защитные Круги.
Внутрь которых проникнуть практически невозможно. Особенно когда действие Кругов усилено жрецами.
Так что ничего вам не светит, волхвы! В течение ближайшего часа произойдет то, что поможет открыть все Врата, и помешать этому вы уже не успеете!
Шустов открыл глаза, несколько раз с усилием сжал и разжал кулаки, словно готовясь к драке, и, повернувшись к безучастно стоявшему рядом Сидоренко – главному из Старших, – приказал:
– Собираем большой Круг.
– Да, Учитель.
В глазах Шустова разгоралось пламя уверенности в победе. Он столько лет шел к этому, и ничто не могло уже помешать!
Но если бы Петр Никодимович удосужился пересчитать огоньки медальонов, он бы с удивлением обнаружил, что их снова столько же, сколько было до пропажи шести в Москве…
Глава 43
Адепт культа Великой Гипербореи Константин Лопаткин никак не мог сосредоточиться на ставшем уже привычным ритуале Малого Защитного Круга. Сегодня вообще все шло не так, неправильно. Что-то все сильнее царапало изнутри, болезненно и настойчиво.
Это мешало, отвлекало, раздражало, в конце концов! Ведь так спокойно, предсказуемо, размеренно шла его жизнь прежде!
Прежде – последний год, проведенный в окружении братьев по вере. Вере в Великую Гиперборею, в новый порядок, в собственное будущее одного из Наместников, помогающего Великим управлять жалким сбродом, именуемым людьми.
Да какие они люди – людишки! Люди – те несколько десятков человек, которых отобрал Учитель из серого стада, достойнейшие. И он, Константин Лопаткин, был беззаветно, безоговорочно предан Учителю, благодарен ему.
Насколько это было возможно в его новом душевном состоянии, гораздо более комфортном, кстати, чем у остальных людишек. Они все чего-то хотели, страдали, переживали, любили и ненавидели, предавали и изменяли.
Наверное, до встречи с Учителем и он таким был. Наверное.
Потому что ничего из своей прошлой жизни Константин не помнил. Он просто открыл однажды глаза и увидел перед собой сосредоточенное лицо Учителя. Лопаткин не удивился и не испугался, когда сообразил, что понятия не имеет, как он сюда попал и кем был раньше. Он знал свое имя, знал свою цель – служить Великой Гиперборее, знал своего гуру и наставника – Учителя, по приказу которого, не задумываясь, убил бы любого, на кого покажет Учитель. В том числе и себя.
А больше его ничего не интересовало. Нет, не совсем так. Оставалась вкусная еда, хорошая выпивка, умелые профессионалки постельного дела, а главное – деньги, за которые все это можно было купить. А в будущем – власть, заменяющая деньги.
Хотя… Было еще одно удовольствие – Константину очень нравилось участвовать в ритуале построения Защитного Круга.
Малый Круг – это когда их звено, состоявшее из пяти обычных адептов и их Старшего, становилось по кругу, вытянув в стороны руки. Затем следовало закрыть глаза и полностью сосредоточиться на висящем на груди медальоне – подарке Учителя. Старший медленно начинал читать слова заклинания, медальон постепенно нагревался, пока не начинал жечь почти нестерпимо. В момент самой сильной боли огонь вырывался из медальона и устремлялся через руки вверх. И Константин даже с закрытыми глазами видел, как потоки странного мерцающего пламени от каждого из образующих Круг пересекались над головами и образовывали непроницаемый купол, накрывающий то место, вокруг которого стояли адепты культа. А самих адептов, и Константина тоже, переполняло ни с чем не сравнимое ощущение собственного могущества, своей недоступной пониманию обычных людишек власти.
Испытав подобное один раз, хотелось возвращаться к этому снова и снова. Но Учитель почему-то задействовал этот ритуал в исключительных случаях. Вроде чтобы лишнего внимания не привлекать.
Чьего внимания?! Людишек, что ли? Но – Учителю виднее.
На один дом типа этого, вокруг которого сейчас расставлял их Старший, обычно было достаточно Малого Круга. Однако Константин слышал слова Учителя насчет Большого Круга, а значит, происходит что-то очень серьезное.
Требующее максимальной сосредоточенности.
А ее, сосредоточенности, как раз и не было.
Скорее всего, из-за этих троих, что кидались к нему сегодня. Мальчик, старуха и женщина. Лопаткин не знал их, не помнил, он был абсолютно убежден – никогда раньше он не бывал в этой деревне! Совершенно чужие места, он не отсюда, это точно!
Но почему снова и снова в ледяном зеркале его души отражаются переполненные слезами голубые глаза мальчика? И дрожащие губы старухи? И перекошенное ужасом лицо женщины?
А их голоса все звучат и звучат в голове, переплетаясь и снова распадаясь на отдельные крики: «Папка! Сыночек мой! Костенька!».
И все сильнее болит внутри, словно что-то прорывается из самой глубины…
Мешая полностью сконцентрироваться на медальоне.
– Лопаткин! – Константин вздрогнул и открыл глаза. Оказалось, что Старший уже не стоит возле входа в дом, откуда они начали построение Круга, а находится совсем рядом, в шаге от него, тряся за плечо. – В чем дело?! Почему ты не работаешь? Почему отвлекаешься? Я не чувствую твоей энергии! Это что, из-за сегодняшних инцидентов? Может, тебя заменить?
А что, правильное решение! Сегодня Константину не хотелось ни ощущения власти, ни эйфории от собственной мощи, ничего вообще. Он хотел только одного – чтобы его оставили в покое. Уйти куда-нибудь в лес, подальше, и переждать, пока остальные адепты управятся тут с делами.
Чтобы больше не встречаться с той незнакомкой, от прикосновения которой в груди, там, где сердце, так странно запекло…
Мужчина уже открыл было рот, чтобы согласиться с предложением Старшего, но звука на-гора выдать не получилось.
Время словно застыло, все вокруг замерли, в том числе и Старший.
И он, Константин Лопаткин, тоже превратился в ледяную статую, ошарашенно наблюдая, как в воздухе из ничего медленно проявляется полупрозрачный силуэт девушки. Очень красивой девушки, брюнетки с огромными зелеными глазами, внутри которых пылал огонь.
Светлый огонь, мужчина почувствовал это всем своим существом, привыкшим за последний год к темному пламени, он только сейчас это понял.
Боль, появившаяся сегодня в его душе, усилилась. То, что прорывалось на волю, удвоило напор.
Похоже, это было связано как раз с появлением зеленоглазой незнакомки. Она что-то беззвучно прошептала, ее полупрозрачная рука прикоснулась к медальону Константина.
И пришла боль… Дикая, нечеловеческая боль, от которой мужчина на долю секунды – он даже не успел упасть – потерял сознание. А когда пришел в себя, оказалось, что он все вспомнил.
Эта была ЕГО семья! ЕГО деревня! ЕГО родина!
Он уехал отсюда полтора года назад на заработки в Москву. Удалось устроиться на одну из строек, платили там хорошо, не обманывали. Константин высылал деньги своим, подарок Вовке купил, модный рюкзак. Эта стройка заканчивалась, и он собирался приехать на пару дней к своим – соскучился очень. А потом искать новую работу.
Но на автовокзале, когда он ждал отправления своего автобуса, к нему подсел какой-то мужик. Странный мужик, на манекен похожий. Голос словно механический, неживой. Лопаткину даже захотелось пересесть на другое место, но неудобно как-то было. Мало ли что с человеком, может, после инсульта какого или еще чего? А он будет шарахаться, как от зачумленного.
А надо было шарахнуться, как теперь понял Константин.
Разговорились, мужик расспросил про семью, про работу. Узнав, что собеседник – мастер на все руки, незнакомец, представившийся Егором, тут же предложил денежную работу, коттедж какому-то бобру отделывать. И вроде бобер охренительные деньжищи платит за качество в короткий срок.
Услышав сумму, Константин дрогнул. Это если он пару месяцев еще на этого бобра поработает, можно будет год дома пожить, не мотаясь по стройкам. А там, глядишь, и работа в деревне появится, вроде собираются у них новый санаторий строить.
В общем, Лопаткин поехал с Егором смотреть коттедж. Бобром оказался невысокий подтянутый человек с пронзительным взглядом глубоко посаженных глаз, представившийся Петром Никодимовичем Шустовым. Странный такой работодатель, совершенно не интересующийся навыками и умениями потенциального работника. Он несколько раз обошел вокруг Константина, прикрыв глаза и положив руки себе на грудь, словно бы придерживал там что-то. Потом удовлетворенно кивнул, взял со стола медальон на темном кожаном шнурке и резким движением набросил его на шею Лопаткина.
В голове словно бомба взорвалась, и прежнего Константина не стало…
А теперь он вернулся. И буквально задохнулся от жгучей ненависти к ублюдку, исковеркавшему жизнь ему и его семье. Он должен, он просто обязан раздавить эту тварь!
«Не спеши».
Голос зазвучал прямо в голове, женский голос. Константин почему-то сразу понял, кому он принадлежит – этой вот девушке, что освободила его, хоть губы ее и не шевелились.
А голос продолжал звучать:
«Костя, ты сейчас опять встанешь в Круг и сосредоточишься на медальоне. Ты не должен допустить, чтобы тебя заменили! Через тебя мы сможем проникнуть под защитный купол и помешать планам этих нелюдей! Ты очень нужен нам! Своей жене, сыну, матери! Слышишь?»
Константин кивнул.
«Тогда действуй. В реальности прошло полсекунды, никто ничего не заметил».
– Нет, Старший, – покачал головой Лопаткин, стараясь говорить так же, как прежде, – монотонным механическим голосом, – не надо меня заменять. Я справлюсь. Я не хочу оказаться Наместником в каком-нибудь Заполярье. Это была минутная слабость.
– Ну смотри, – процедил Старший, внимательно вглядываясь в глаза подчиненного, – если снова поставишь под угрозу…
– Я справлюсь.
Уверенность в голосе мужчины была более чем твердой. Старший, обладающий небольшими экстрасенсорными способностями, почувствовал – адепт говорит искренне.
– Тогда начнем.
Глава 44
Впервые в жизни Лана ощущала такое неудержимое, какое-то животное желание. Она не могла думать больше ни о чем, кроме секса с этим роскошным самцом. А что самец роскошен не только внешне, но и в постели – девушка не сомневалась.
Сергей Тарский, Сережа! Высокий, гибкий, сильный! Как легко он несет ее сейчас на руках! Он почти бежит, торопясь уединиться в доме, а его светло-голубые глаза стали почти фиолетовыми от возбуждения!
Кажется, за ними следом направились несколько человек из этого их фонда, но Лане было все равно. Что, зачем, почему – какая разница? И все эти странности, ее головные боли, душевный дискомфорт – они исчезли. Растаяли, растворились, покрылись пеплом забытья.
Желание познать этого мужчину становилось все нестерпимее, Лана не выдержала и, неудобно изогнувшись на руках Сергея, жадно впилась в его губы, шепча между короткими поцелуями-укусами:
– Скорее! Ну скорее же! Я не выдержу! Я хочу тебя!
Тарский ускорил шаг, но, поскользнувшись, едва не упал вместе со своей распаленной ношей в отрезвляюще холодный снег. Пришлось снова вернуться к быстрому, но все же шагу, и через три минуты он уже стоял перед дверью коттеджа.
Легкая возня, сопровождаемая горловым смехом, и вот уже ключ, пригревшийся в нагрудном кармане девичьего комбинезона, вставлен в замочную скважину. А еще через десять секунд дверь за Сергеем и Ланой захлопнулась.