На тот момент, когда я прибыл в расположение батальона, мы получили все положенные по штату "Берсерки". Часть вернулась из ремонта, часть выделили из резерва Генштаба. А помимо того были укомплектованы остальные сегменты батальона: десантный, артиллерийский, зенитный, разведывательный, тыловой, медицинский и охранный. Так что мы опять стали мощным боевым соединением, которое могло решать задачи на уровне полка или бригады.
Снова я стал командиром роты. Сигватссона определил в свой экипаж механиком — водителем, о чем позже никогда не жалел, а попутно через штаб батальона начал пробивать ему восстановление документов. Кстати, это оказалось не сложно. Сигватссона записали добровольцем, а потом отослали временные документы в военкомат по месту последней прописки, и уже через несколько дней пришла временная копия военного билета. Оперативно все сделали.
А что касательно меня, то я погрузился в дела роты и едва в них не захлебнулся. Техника в роте новая или после ремонта, а экипажи танков более чем на пятьдесят процентов состояли из новичков. Вот и заботы. Каждый танк необходимо проверить на полигоне. Каждого командира танка необходимо проверить на профессиональную пригодность. Каждый экипаж необходимо обкатать и узнать его слабые и сильные стороны. Каждый взвод необходимо вывезти на стрелковый полигон, дабы солдаты и офицеры хотя бы немного постреляли из "тимуров", а потом поползали на брюхе по земле и метнули пару гранат. И все это под моим контролем, не учитывая многочисленных канцелярских забот. Одному выписку из боевого приказа подпиши. Другому наградной лист. Третий в краткосрочный отпуск просится, потому что жена рожает. Четвертый вообще характеристику положительную выпрашивает, чтобы оформить перевод в гвардию, хотя мы служим вместе пару дней. А еще приходили письма от родных и близких наших погибших товарищей. Они хотели знать, как и при каких обстоятельствах погиб или без вести пропал сын, брат, друг, племянник, любовник. И не отвечать было нельзя. Поэтому каждый вечер я писал три или четыре ответных послания. О чем знал точно, подробно. А если воин пропадал без вести, то делал упор на то, что, скорее всего, он среди партизан.
Короче, я зашивался. Но, благодаря большой загруженности, время летело стремительно, и я не оглядывался в поисках возможного республиканского киллера и не думал о плохом. А еще через пару недель моя рота была признана лучшей в корпусе.
В таких заботах пролетела половина месяца, а потом наступила зима. Мы ждали приказа на выступление, но его не было. Линия фронта стабилизировалась на всем протяжении от Верейского океана до Северного, и наступило временное затишье. Однако я был уверен, что это ненадолго. Затишье перед бурей — вот, как это выглядело. Республиканцы готовили новое мощное наступление, подтянули резервы и сформировали несколько корпусов из местных жителей. Как правило, коренные обитатели материка Окс отвечали за охрану вражеских тылов и боролись с нашими диверсантами и партизанами. Но в последнее время корпуса Добровольных Друзей Республиканской Армии, сокращенно ДДРА, резко усилили за счет трофейной техники и оружия. Это говорило о том, что они будут применяться в боях на линии фронта и, скорее всего, станут расходным материалом, который измотает нас и примет на себя огонь нашей артиллерии.
В общем, я ждал активных боевых действий, о чем открыто говорил на каждом совещании в штабе батальона, и вскоре они начались. Некоторые потом говорили, будто я наступление противника накаркал. Но это чушь. Затишье не могло продолжаться вечно, а превосходство в силах и огневой мощи на стороне республиканцев. Вот если бы наоборот, тогда бы царские дивизии наступали, а пока мы вынуждены обороняться.
37
Наступление противника началось на рассвете. Тысячи вражеских орудий, реактивных систем залпового огня и минометов накрыли позиции 78–го пехотного корпуса. В течение одного часа они уничтожили практически все проволочные заграждения, окопы и блиндажи на участке в двадцать километров. После чего дальнобойная артиллерия перенесли огонь дальше, на тылы фронтового корпуса и 62–ю мотострелковую дивизию, которая находилась в резерве. А в небо поднялись пятьсот республиканских бомбардировщиков и четыреста истребителей. Огненно — свинцовый смерч убивал и калечил пехотинцев, поджигал бронетехнику и испепелял запасы. И одновременно с этим вражеские бомберы обрушили на Беренгар тонны бомб. А мы отвечали очень слабо. Поэтому к полудню от 78–го корпуса и 62–й дивизии остались только ошметки.
Далее, после того как саперы проделали проходы в минных полях, республиканцы бросили в наступление два сводных корпуса ДДРА, танковый корпус и четыре мотострелковые дивизии. Превосходство огромное и результаты оказались предсказуемыми. Наш фронт был прорван и клин вражеской бронетехники устремился к Беренгару. Нужно было что‑то делать, и маршал Игнатов бросил в бой все, что у него имелось.
В воздух поднимались резервные истребительные полки, в которых девяносто процентов пилотов только — только сели на боевые самолеты. Навстречу противнику бросались слабо обученные полки и батальоны, сгорающие в битве за пару часов. Беженцев, этнических вальхов, срочно вооружали старыми винтовками и гранатами, а затем они занимали оборону в наспех открытых окопах на северо — восточной окраине Беренгара. Ну и про нас, конечно, не забыли. Четырнадцатый ударный корпус получил приказ принять встречный бой с противником и если бы Тейт Эрлинг выполнил его, то до наступления темноты все мы уже были бы мертвы. Однако командир нашего корпуса мог позволить себе некоторые вольности и принял решение нанести по республиканцам фланговый удар.
Против наступающих республиканцев выдвинулась лишь сорок пятая дивизия, которая еще не успела получить в полном объеме автомашины и тягачи, и сотый ракетный дивизион под прикрытием инженерного полка "Сталь". На какое‑то время эти силы могли задержать республиканские танки — это все, на что они были способны. А основной ударный кулак корпуса в это время по лесным дорогам направился к горловине вражеского прорыва. Мы шли туда, где остатки 62–й мотострелковой дивизии еще оказывали сопротивление и старались двигаться скрытно. Вот только сделать это оказалось сложно. Нас обнаружили республиканские авиаразведчики "Фок — форс" и мы попали под артиллерийский обстрел.
Артналет начался как обычно, то есть неожиданно. Сквозь рев танковых моторов пробились близкие разрывы, и я ожидал, что комбат отдаст приказ рассредоточиться. Однако вместо этого полковник Рекио подгонял нас:
— Увеличить скорость! Выйти из‑под обстрела! Марш — марш, мальчики! Не останавливаться!
Мы прибавили скорость, насколько это возможно, и выскочили из огненного мешка. Потеряли два танка и пару автомашин. Но на общем фоне эти потери незначительны. А затем практически сразу появились вражеские бомбардировщики. Они осыпали дорогу, по которой мы двигались, бомбами, и снова потери. Еще один танк, бронемашина и две РСЗО остались гореть на обочинах. Но наши "Тучи" были начеку. ЗСУ ответили и смогли свалить пару вражеских бомберов. И мне казалось, что огненный хаос не закончится никогда, и что вот — вот начиненная смертью тяжелая бомба упадет на башню моего "Берсерка". Такие мысли посещают всех. Однако я командир роты и не должен был показывать слабость. Поэтому лицо сохраняло спокойное выражение, а мой голос, когда я подбадривал экипажи, не дрожал.
Наконец, появились наши истребители. Они отогнали бомбардировщики республиканцев, а потом наступил вечер, и в радиоэфире прошла команда остановиться.
Сотый батальон прибыл в точку сосредоточения, в поля за небольшим городком Крузо и я покинул танк.
Быстро темнело. Холодно. Температура воздуха примерно минус три градуса по Цельсию и с неба падал снег. Кругом танки, бронемашины и люди. Причем не только из нашего подразделения. Судя по нашивкам, которые удалось разглядеть, помимо нас здесь 22–я бригада на тяжелых "Гранитах", средних "Варриорах" и легких "Вирсавах", а так же гвардейцы из бригады "Эрмин". Если все добрались без больших потерь, то сила у нас серьезная.
В наушниках голос комбата:
— Командирам рот, срочно в штаб!
Я бегом направился в мобильный штаб батальона. Нашел его, вошел внутрь и обнаружил здесь не только наших офицеров, но и чужих, в смысле из других подразделений корпуса, танкистов 22–й бригады и гвардейцев.
С трудом протиснувшись поближе к комбату, я обменялся с ним кивками. После чего появились остальные ротные командиры, и полковник Рекио поставил боевую задачу:
— Внимание, господа офицеры!
Все затихли и комбат продолжил:
— Передовые бронегруппы противника проломились к Беренгару. Оборона сорок пятой дивизии прорвана. Мы рядом с окруженными мотострелками из 62–й дивизии. До КП 62–й не более десяти километров и республиканцы знают, что мы нависли над их флангом. Поэтому выставили на нашем направлении мощный артиллерийский заслон. Но противник считает, что мы будем наращивать ударный кулак и ждать утра. Это ошибка. Мы переходим в атаку прямо сейчас, без промедления. На острие атаки пойдут "Берсерки", а за ними танки 22–й бригады. Здесь остается артиллерия, которая накроет позиции республиканцев, а танки и десант с гвардейцами должны до рассвета перерезать шоссе Алагир — Беренгар. Таким образом, противник окажется в окружении и будет уничтожен. Команда к началу операции три пятерки.
Все затихли и комбат продолжил:
— Передовые бронегруппы противника проломились к Беренгару. Оборона сорок пятой дивизии прорвана. Мы рядом с окруженными мотострелками из 62–й дивизии. До КП 62–й не более десяти километров и республиканцы знают, что мы нависли над их флангом. Поэтому выставили на нашем направлении мощный артиллерийский заслон. Но противник считает, что мы будем наращивать ударный кулак и ждать утра. Это ошибка. Мы переходим в атаку прямо сейчас, без промедления. На острие атаки пойдут "Берсерки", а за ними танки 22–й бригады. Здесь остается артиллерия, которая накроет позиции республиканцев, а танки и десант с гвардейцами должны до рассвета перерезать шоссе Алагир — Беренгар. Таким образом, противник окажется в окружении и будет уничтожен. Команда к началу операции три пятерки.
Комбат замолчал. Ему задали несколько уточняющих вопросов и офицеры разошлись. Я вернулся в свой танк, на ротной частоте повторил слова полковника Рекио и стал ждать сигнала к выдвижению.
В танке было тепло, и я задремал. Хорошо. Уютно. Спокойно. Но через десять минут я проснулся от неимоверного грохота. Наши РСЗО и самоходные орудия открыли огонь. Куда они били, разумеется, мы не видели. Оставалось надеяться, что координаты целей разведка и артиллерийские наводчики окруженной 62–й дивизии указали верно, и снаряды с ракетами падают не в лесах и болотах, а на позициях нордов.
— Внимание! — голос комбата. — Пять — пять — пять! Разведрота в авангарде! Первая рота за ней! Остальные следом! Направление на поселок Хорваш! Марш — марш!
"Берсерк" зарычал мотором, на броню запрыгнуло несколько десантников из роты капитана Скегги, и танк двинулся за бронемашинами разведки. Тяжелый бронированный монстр, покачивая орудием, вышел на покрытую грязным снегом дорогу, а машины первой роты выстроились за мной.
Единственное, чего я всерьез опасался, противотанковых мин и засад. Но противник не успел подготовиться. Слишком поздно республиканские генералы спохватились, и они никак не ожидали, что мы пойдем в атаку ночью. А нам чего? Приборы ночного видения на каждом "Берсерке". И когда разведка вступила в боевое соприкосновение с противником, мы были готовы.
Республиканцы находились в Хорваше и ударили навстречу батальонной разведке из тяжелых пулеметов, а затем выстрелило орудие. Бронемашины сразу отошли в сторону, освободили нам дорогу, и мой "Берсерк" на несколько секунд замер. Десантники спрыгнули наземь, и я продолжил движение. Впереди поселок. Засек орудие. Прицелился. Команда Косте Самохину:
— Осколочно — фугасным!
— Есть.
Выстрел! Глухо рявкнуло орудие и снаряд, взметнув огромный фонтан из грязи, снега и воды, обрушился на вражескую пушку.
Дальше. В направлении "Берсерка" длинная очередь. Трассера летели красиво. Прямо в нас. И на мгновение я сжался в комок и постарался уменьшить силуэт. Но тут же заставил себя выпрямиться. Броню тяжелые пули не пробьют.
Щелк — дзинь! Щелк — дзинь! Свинец колотился в башню, но толку с этого нет. После чего в сторону пулеметной точки начинает бить наш "Хеймдаль". Пулемет против пулемета. А я заметил бронетранспортер, который выбирался из‑за домов на дорогу. Судя по силуэту, это машина артподдержки, на борту то ли безоткатное орудие, то ли миномет калибром сто двадцать миллиметров.
Снова бьем осколочно — фугасным и мажем. В последний момент бронетранспортер совершает маневр, резко поворачивает, и уходит от снаряда. Но сразу же замирает на месте. Осколки ударили по нему и, наверное, прошили хлипкую броню. Отлично! И мы добавляем еще один снаряд, чтобы наверняка добить сволочь.
Выстрел! На этот раз в яблочко. Бронетранспортер превращается в огненный цветок, детонирует боеукладка, и одновременно с этим замолкает вражеский пулемет, то ли его "Хеймдаль" заткнул, то ли расчет решил бросить огневую точку и драпать.
Спустя полминуты, когда мы ворвались в Хоршав, все вокруг горело и взрывалось. Моя первая рота поддержала своего командира, и сопротивление противника было подавлено сразу. Один хороший удар и республиканцы не выдержали. Но это только начало ночного боя и снова в наушниках голос комбата:
— Это "Сотка"! Не стоять! Вперед! "Один — один", веди колонну!
— Слушаюсь, "Сотка"! — отвечаю я и, пройдя поселок насквозь, вновь выбираюсь на дорогу.
Перед нами десяток грузовиков, пара бронетранспортеров и легковой автомобиль. Республиканцы удирали, но оторваться не успели.
— Пулемет, не спать! — кричу я связисту, и он опять начинает бить из "Хеймдаля", а я ловлю в прицел ближайший грузовик с солдатами и приказываю зарядить пушку очередным осколочно — фугасным.
38
Противник отступал, а мы преследовали его по пятам и в пять часов утра вышли на трассу Алагир — Беренгар. После чего подтянулись наши тылы, танкисты пополнили боезапас и дозаправились, а гвардейцы бригады "Эрмин" начали укрепляться. Позиция неплохая, высоты между поселком Арпой и Димера. В обоих населенных пунктах находились республиканцы, а мы между ними и передовые части врага оказались в оперативном окружении. Что дальше, понятно. Необходимо расширить контролируемую нами территорию, ввести в бой свежие резервы и постараться уничтожить вражеский авангард, который вышел к Беренгару. Ничего нового выдумывать не надо и генерал — лейтенант Тейт Эрлинг поступил именно так.
На высотах, продолжая окапываться, остались гвардейцы. На помощь сорок пятой дивизии, которая минувшим днем понесла серьезные потери, подошла двадцать первая штурмовая дивизия, которая обрушилась на левый фланг вражеского авангарда. А нашу группировку усилили спецназовцами и вертолетным полком. После чего поступил приказ продолжить наступление. Направление — поселок Арпай.
Снова наш батальон и 22–я бригада оказались на острие удара. Несколько километров по шоссе проскочили быстро. Мы оказались возле Арпая и вид танков, которые приближались к поселку, вызвал у противника панику. Видимо, мы напоролись на тыловиков, "коричневых" или новобранцев. Поэтому вместо того, чтобы встретить нас огнем, республиканцы попытались сбежать. Вот только танк быстрее бегущего человека. И, стреляя из орудий и пулеметов, сотый батальон и танковый десант ворвались в Арпай.
На улицах хаос. Горели дома и автомашины, бегали вражеские солдаты с рюкзаками и какими‑то узлами. Кто‑то падал на колени и молил о пощаде. Кто‑то поднимал руки. Кто‑то прятался в подвалы или в дома на окраине поселка. Несмотря на весь свой фанатизм и психологическую накачку, которую норды получали от командиров, они хотели жить. Пусть даже в плену, но дышать воздухом, встречать рассветы и надеяться на возвращение домой. Вот только мы никого не щадили. Танки давили людей. Пулеметы кромсали тела. Орудия били вслед грузовикам, и снаряды разносили их в клочья, вместе с солдатами, боеприпасами и снаряжением.
— Смерть захватчикам! — в запале закричал командир какого‑то танка.
— Никакой пощады! — поддержал его другой.
Пришлось вмешаться:
— Это "Один — один"! Отставить разговорчики! Делайте свою работу! Не забивать эфир!
Снова в наушниках тишина, только треск помех, а на улицах Арпая, по которым двигались "Берсерки", огненные смерчи, умирающие люди и разбитые автомобили с опознавательными знаками Республики Норд.
Вперед! Мой танк врезался в грузовик с пехотой и отшвырнул его с дороги. Сразу же начал бить "Хеймдаль", а я давил вражеских солдат, словно они вредоносные жуки. Кровь. Кишки. Руки. Ноги. Раздавленные траками черепа и грудные клетки. И все это мы делали спокойно, без ненависти, как необходимую работу.
Арпай прошли за двадцать минут. Выскочили на северную окраину и обнаружили колонну танков, которая двигалась навстречу. Конечно, это были враги. Я узнал республиканские "Саблезубы" и мой "Берсерк" открыл огонь.
Бронебойный снаряд отправился в короткий полет и к темным небесам, рассеивая предрассветный сумрак, взметнулся огненный столб. Попадание. Во вражеской колонне минус один танк. Однако практически сразу "Саблезубы" рассредоточились и разошлись вдоль шоссе, а затем, не сбавляя скорости, попыталась меня достать.
Яркие вспышки! Это республиканские танки открыли огонь. Рядом разрывы. Снаряды падали слева и справа, но нам пока везло. "Саблезубы" стреляли на ходу и у них не такие хорошие прицелы, как у "Берсерка". И хотя вражеский снаряд не мог пробить лобовую броню моего танка, получать контузию не хотелось, и я сдал назад. При этом мы развалили один из домов и въехали в некогда жилую комнату.
Новый выстрел! Прямо из помещения. И снова бронебойным.
Мимо! Не попали!
Покинув развалины, развернулись и оттянулись на ближайший перекресток. После чего я вызвал на связь танки своей роты и приказал взять наступающего противника в клещи. Меня услышали. Командиры подтвердили получение приказа и сделали все четко.