Отряд - Посняков Андрей 71 стр.

- Ртищев умер, - негромко отозвался Прохор. - Я приехал, а там уж все собрались - домочадцы, слуги, доктора иноземцы.

- И что? - набросился на парня Иван. - Что доктора говорят?

- Легкие… - Прохор развел руками. - Какой-то там «необратимый процесс»… Да сами знаете, кашлял Андрей Петрович в последнее время сильно.

- Эх, Андрей Петрович, не вовремя как…

Все трое, не сговариваясь, обернулись к висевшей в углу иконе и перекрестились:

- Царствие тебе небесное! Хороший был человек…

- Да уж… И нам помог много. Без него бы… А, что говорить, - Митрий махнул рукой и угрюмо уселся за стол. - Надо бы подсобить домочадцам-то его с похоронами.

- Поможем… Брат у него остался, Гермоген. Говорят, художник… Как думаешь, отпустит Семен Никитич?

- Не отпустит, так сами уйдем.

- Тоже верно…

И все трое разом вздрогнули от чьих-то тяжелых шагов. Резко распахнулась дверь… Да-а, верно говорится - помяни черта, он объявится! На пороге стоял Семен Никитич Годунов. Любил вот так вот появляться, внезапно - не корми хлебом. В этот раз, правда, смущением захваченных врасплох подчиненных наслаждаться не стал. Сняв высокую горлатную шапку, перекрестился и тяжело уселся на лавку:

- Скорблю! Скорблю вместе с вами… земля пухом Ондрею Петровичу, знающий был человек… Ох-хо-хо… Токмо вот о здоровьишке своем не заботился. Сколь раз говорил ему - сходи к бабкам, полечи кашель свой… Куда там! Вот и докашлялся.

- Семен Никитич! Мы б хотели с похоронами помочь…

- Без вас помогут, - отмахнулся боярин. - Для вас иное задание есть, важнейшее.

- Ошкуя ловить?

- Да пес с ним пока, с ошкуем. Поймаем, никуда не денется. - Годунов ухмыльнулся и сузил глаза. - Покойничек Ртищев сказывал - вы важные бумаги прошлолетось добыли… Вот со списками с них и поедете в самозванский лагерь!

- Куда?!

Парни изумленно вытаращили глаза на боярина. Вот уж ошарашил так ошарашил!

- Поедете, - невозмутимо продолжал Годунов. - Скажетесь, будто беглые… Найдете сомневающихся, им бумаги те покажете, чтоб знали, каков самозванец «царь»! Но - то не главное…

- А что главное? - пришел в себя Иван. - Самозванца убить?

- Зачем убить? - Боярин захохотал, затряс окладистой бородою. - Убить кому, чай, и без вас найдутся. Вы же список с самозванных грамот ему, Димитрию лживому, и покажете. Пущай на свои же словеса посмотрит! Пущай знает, что подлинники - у нас! Понимаю, что опасное дело и трудное… Потому вас и посылаю - Ртищев уж больно вас нахваливал, да и сам вижу - работники вы умелые. К тому же больше уж и верить некому.

Вздохнув, Семен Никитич осенил ребят крестным знамением:

- Идите, готовьтесь. Завтра поутру и выедете под видом монахов-паломников. А начет похорон не сомневайтесь, поможем!

Кивнув на прощанье, боярин вышел, оставив парней наедине с их мыслями, потом вдруг вернулся, заглянул в дверь:

- Да, я там сказал, чтоб все ваши распоряжения севечер все приказные сполняли. Ну, мало ли там, лошади понадобятся или деньги, да еще что-нибудь. Ежели людищи какие надобны - до Серпухова хотя б проводят. Только стрельцов не дам, обходитеся уж приставами.

Высказавшись, Годунов ушел, на этот раз окончательно.

Парни переглянулись.

- Ну что? - тихо промолвил Митрий. - Получили заданьице? Не думаю, что мы после него обратно вернемся.

- Типун тебе на язык! - выругался Иван. - Хотя, наверное, ты и прав. Ничего, за Родину умереть не страшно - на то мы и служилые люди. Василиску только жалко… - Юноша тяжко вздохнул.

Митька угрюмо кивнул:

- Вот именно.

- Да что вы себя раньше времени хороните! - вдруг возмутился Прохор. - Один вздыхает, другой… Совсем очумели?!

Иван расхохотался:

- А ведь ты, Проша, верно сказал! Чего уж раньше времени-то… На чужбине-то и труднее бывало, а тут все же своя сторона. Выберемся, не впервой, верно, Митька?

- Твои бы слова да Богу в уши. Давайте-ка лучше прикинем, что нам в пути понадобится.

Прикидывали не долго, составив список, оставили дежурному дьяку, а сами поехали домой - выспаться, попрощаться.

- Может, сначала к Ртищеву заедем? - вдруг предложил Митька. - Посмотрим хоть на него в последний раз.

- Заедем… - Погруженный в какие-то свои мысли Иван кивнул и попросил: - Вот что, парни, вы меня у Китай-города подождите, а я сейчас… забыл кое-что…

- Ладно, подождем. Смотри только, недолго.

- Не, долго не буду.

Завернув за угол, Иван спешился и, привязав лошадь, зашагал к приказному узилищу. Дежуривший в небольшой каморке пристав, узнав дворянина московского, вытянулся:

- Что угодно, милостивый государь?

- Михайло, Пахомова сына, выдай-ко на допрос.

- Ну, это мы запросто. - Пристав взял в руку перо. - Сейчас вот, запишу в книгу… С сопровождением выдавать?

- Нет, - хохотнул Иван. - Уж как-нибудь сам справлюсь.

Пристав загремел ключами и громко позвал стражей. Через некоторое время из узилища привели закованного в цепи узника.

Увидев Ивана, Михайло посмотрел на него и презрительно сплюнул на пол.

- Поплюйся еще тут, поплюйся! - возмутился пристав. - По возвращении, ужо, будешь все полы мыть.

Иван вывел Михайлу на улицу.

- Небось, в пыточную ведешь? - осклабясь, осведомился тот.

- Нет, - юноша покачал головой. - Просто исправляю ошибку.

- Какую еще ошибку? - удивился узник.

Иван улыбнулся:

- Свою. Здесь вон сворачивай, к кузне…

Приказной кузнец ловко освободил Михайлу от оков.

- Ну… - Выйдя наружу, узник растер запястья. - И что теперь? Не боишься, что убегу?

- Беги, - ухмыльнулся Иван. - Для того и вызвал. Выберешься - Бог даст, ну а не выберешься - твоя вина.

Отвернувшись, он быстро зашагал к лошади. Вскочив в седло, обернулся - Михайлы нигде не было. Ну и слава Богу…

Позвал знакомого писца, наклонился:

- Беги в узилище, скажешь приставу - сбег узник Михайло Пахомов Ивана Леонтьева сына виною.

Нагнав у Китай-города друзей, Иван вместе с ними поехал на Скородом, в усадьбу Андрей Петровича Ртищева…

Ранним утром друзей провожал сам Семен Никитич Годунов. Боярин лично вручил списки с грамот, из коих ясно следовало, что Самозванец никакой не Дмитрий, и благословил принесенным с собой образом:

- Помоги вам Господь, парни.

Потом погрозил пальцем Ивану:

- За твое ротозейство ответишь, не думай… если, конечно, вернешься, - последнюю часть фразы Годунов произнес шепотом. Потом еще раз перекрестил переодетых монахами ребят и махнул рукой: - Езжайте с Богом!

Загремели медные колокольцы на запряженной в розвальни лошаденке. Миновав Москву-реку, сани выбрались на Ордынку, проехали ворота, свернули и ходко понеслись по Серпуховской дорожке в Путивль - в стан Самозванца, вора, называющего себя чудесно спасшимся царевичем Дмитрием.

Глава 5 Монахи

До Серпухова добрались быстро - на ямских лошадях по государевой надобности, - а уж дальше пошло потруднее: ямские на юг не ехали, опасались, и, как вдруг подумал Иван, опасались не только самозванца, но и царевых войск, ибо еще неизвестно было, кто там больше разбойничал. О том, что творили царевы воеводы в Комаричской волости, слухи ходили самые жуткие, временами напоминавшие правление Грозного царя Иоанна. За помощь самозванцу там побили всех, не щадя ни баб, ни стариков, ни младенцев, тем самым резко укрепив решимость путивлян до конца поддерживать лживого Дмитрия, вполне обоснованно опасаясь за свою участь. А вообще-то, похоже, что не так уж и долго оставалось мятежничать самозванцу - войска царя Бориса и вооружены лучше, и численностью поболе.

Друзьям не повезло с погодой: небо плотно затянули низкие сизые тучи, нудно истекавшие то ли дождем, то ли мокрым снегом, так что полозья саней с трудом пробивали себе дорогу. С горем пополам добравшись до Тулы, переодетые монахами парни заночевали на небольшом постоялом дворе, располагавшемся на самой окраине, близ крепостных стен. Гарнизон нес службу расхлябисто: на постоялый двор то и дело захаживали сторожевые стрельцы, долго сидели, судачили промеж собой, пили пиво и квас. Речи в большинстве своем вели злые - жаловались на недоплату жалованья да на то, что в связи с тревожным положением начальство запретило заниматься мелкой торговлишкой и промыслами.

«Этак скоро все к Самозванцу подадутся!» - послушав разговоры стражников, подивился Иван и осторожно поинтересовался, каким образом лучше добраться… гм… хотя бы до Кром бедным монасям.

- До Кром? - ухмыльнулся один из стрельцов - длинный мосластый мужичага. - К самозванному царю собрались, иноки?

- Что ты, что ты, окстись! - перекрестясь, замахал руками Иван. - Паломники мы во Святую землю.

- Паломники… - угрюмо протянул стрелец. - Ну, за нас хоть во Святой земле помолитесь, паломники… А под Кромы третьего дня отряд царев вышел - на помощь воеводам Голицыным. Ежели поспешите - догоните.

- Благодарствую, - выйдя из-за стола, Иван смиренно поклонился стрельцам и, еще раз осенив себя крестным знамением, пошел в людскую - будить своих.

Митрий уже поднялся и задумчиво смотрел в затянутое бычьим пузырем окно (что уж он там видел - Бог весть), а Прохор еще вовсю храпел, развалившись на широкой лавке и подложив под голову ветошь.

- Ну? - услыхав шаги, обернулся Митька.

Иван еле сдержал смех - парень и вправду сильно походил на монаха: смуглое худое лицо, длинные темно-русые пряди, только вот глаза смотрели вовсе не благостно.

- Стрельцы сказали - третьего дня отряд государев под Кромы отправился. Нам бы к ним пристать - все от разбойных людишек спасение.

- Третьего дня, говоришь? - Митрий почесал голову. - А догоним?

- Догоним, - засмеялся Иван. - Сам знаешь, как войска ходят - нога за ногу цепляется. Там постоят, тут пограбят, а где и девкам подолы задерут.

Разбудив Прохора, так порешили: идти за войском немедля. Расплатились за ночлег, попили поданного хозяином постоялого двора молока да, помолясь, вышли.

Серая, хорошо утоптанная дорога вилась меж заснеженных холмов, покрытых смешанным лесом, кое-где виднелись соломенные крыши деревенских изб. Кому принадлежали деревни, парни не знали, вовсе и не интересно это им было, гораздо больше интересовало другое - где бы переночевать, перекусить, обогреться?

В полдень остановились у леса, на опушке с черными следами кострищ. Развели костерок, натаяли в котелке снегу, разболтали муку с вяленым мясом. Не сказать, чтоб шибко наваристая получилась «болтушка», но ничего, есть можно. Приятели перекрестились и, присев на обрубки деревьев, достали ложки.

Оглушительный звук выстрела вдруг разорвал тишину. Насквозь прошибив котелок, пуля ударилась в старую, росшую рядом осину, в ней и застряла. Парни, не сговариваясь, кинулись в снег и поползли в разные стороны.

- Куда?! - ехидно осведомились из лесу… Нет, голоса уже звучали не в лесу, а здесь, рядом. Звучали с угрозой, неласково:

- А ну, подымайтеся, голуби! Монаси, мать ити.

Приказание тут же подкрепили делами - черная злая стрела, дрожа, вперилась в снег перед самым носом Ивана. Да уж, с такими аргументами не поспоришь. Что ж, поглядим, что за тати…

«Паломники» молча поднялись на ноги. Из леса на опушку уже вышли человек десять, а то и поболе, одетых довольно бедно - поношенные армячки, полушубки, овчины; на головах - треухи, а у кого и просто войлочные татарские шапки; только один - в сапогах, остальные - в лаптях с онучами либо в кожаных постолах-поршнях. Тот, что в сапогах, - дюжий мужичага с растрепанной пегой бородищей и недобрым взглядом - держал в руках дешевую фитильную пищаль, фитиль, кстати, тлел, а курок был на взводе. Остальные никаких самопалов при себе не имели, зато почти у каждого торчал из-за спины лук. Ни саблей, ни палашей Иван тоже не заметил, одни ножи, правда - увесистые, длинные… Ну, попали… Впрочем, не так уж и много этих разбойничков. И луки они зря убрали, зря. Самый опасный, конечно, тот, что с пищалью… Вот к нему и подойти, подобраться.

- Что ж вы творите, люди добрые? - раскинув в стороны руки, Иван шагнул к пищальнику. - Бедных монасей изобидели! Не по-христиански то, не по-христиански.

- Стоять! - качнув ружьем, жестко приказал главарь и, бросив взгляд на своих татей, жутко оскалился. - Я же сказал - луки не убирать!

- Так ить их всего трое, Крыжал!

Крыжал… Интересное имечко. Наверное, от польского слова «крыж» - крест. Они что, поляки? Нет, не похоже, да и откуда здесь взяться полякам? Хотя… Путивль и Кромы на так далеко, а самозванцу сильно помогают поляки. Целые отряды у него. Правда, говорят, то не короля Жигимонта рати, а бояр его. Чудно - бояре польские (магнаты называются) сами по себе войска держат и куда хошь отправляют. Чудно.

Разбойники между тем взяли всех троих в круг. Один - седобородый востроглазый дедок - подошел к атаману:

- И что с имя делать будем? Посейчас казним аль поведем в деревню?

Митька не выдержал:

- Да за что же вы нас казнить-то собрались, ироды?

И, тут же получив прикладом пищали в бок, согнулся, замолк. Лишь тихонько прошептал:

- Сволочи.

- Молчать, псы! - Зыркнув глазами, главарь повернулся к деду. - Конечно, в деревню поведем, нешто мы тати какие? Там и судить будем.

- А судить дьяки должны! - негромко заметил Иван. - И вообще - долгое это дело.

- Ничо, - Крыжал ухмыльнулся и угрожающе повел пищалью. - Мы и сами сладим, не хуже дьяков.

Связав пленникам руки, разбойники повели их в лес. Шли недолго, может, версты две, много - три, пока за черными ветвями деревьев не показалась деревня, вернее, большое - в десяток дворов - село. Идущих уже заметили - к татям со всех ног бежали мальчишки.

- Пымали, дяденька Крыжал?! Пымали?! - радостно кричали они.

Некоторые остались идти с татями, а иные с криками унеслись в деревню:

- Радостно! Радостно! Наши разбойных монасей ведут!

На крик сбежался весь сельский люд - старики, женщины, дети. Все громко орали, дети кидали в пленников снег и палки.

- Вот аспиды! - Прохор погрозил ребятишкам. - Ужо, прокляну!

- Этих пока в пелевню, - оглянувшись, распорядился Крыжал и направился в богатую избу с четырехскатной - вальмовой - крышей, крытой серебристо блестевшей дранкой. Собственно, эта изба, пожалуй, единственная во всем селении, заслуживала названия дома, все прочие избенки казались просто полуземлянками - маленькие, черные, курные, не избы - берлоги медвежьи, лишь сквозь узкие волоковые оконца вьется синий угарный дымок. И как в такой избе вообще жить-то можно? Жуткая нищета, одно слово.

Пелевня - сколоченный из толстых досок сарай для мякины и соломы - оказалась довольно просторной, правда, чуть покосившейся от времени и налипшего на крышу снега. На земляном замерзшем полу там и сям виднелись остатки соломы, а в общем-то сарай был пуст.

- Ну, - едва затворилась дверь, вскинул глаза Митрий. - Что делать будем?

Прохор усмехнулся:

- Ну, ясно что - выбираться надо. Мужики-то про какой-то суд говорили. Интересно.

- Интересно ему, - Митька хмыкнул. - Как бы нам весь этот интерес боком не вышел. Ты-то что молчишь, Иване?

- Думаю, - усмехнулся в ответ московский дворянин. - Прохор, ты, чай, не разучился кулаками махать?

- Не разучился. А что?

- Да есть одна задумка.

Много времени не прошло, когда пленников вывели из пелевни. Тот самый седобородый дедок в окружении четырех парней с рогатинами ухмыльнулся и показал на избу с вальмовой крышей:

- Шлепайте!

Опустив головы, лжемонахи молча подчинились, не выказывая никаких попыток к сопротивлению. Поднявшись на высокое крыльцо, вошли в просторные сени, затем в горницу, где за длинным столом уже сидело человек пять во главе с буйнобородым Крыжалом. Обернувшись, Иван быстро повел глазами - окромя этих пятерых, из которых трое были явными стариками, в горнице наблюдались лишь две молодицы, скромно сидевшие в уголке у двери. Славно, ай, славно! Дверь толстая, сходу не вышибешь, и, главное, запор имеется - мощный такой крюк…

Иван насмешливо поклонился и, повернув голову, кивнул:

- Давай, Проша.

Р-раз! - рванулись заранее ослабленные веревки, те, что стягивали руки.

Два! - Митька бросился к двери, захлопнул, заложил крюком.

Три! - Прохор прыгнул на стол, ударил - оп, оп! Крайние, сидевшие на лавке парни влипли в стенки, деды, тряся бородами, полезли под стол. А главный… Главный потянулся к висевшей на стене пищали… Но не успел - Иван уже приставил к его шее выхваченный у кого-то из парней нож:

- Вот теперь поговорим.

- Ах вы ж, упыри…

- Ты не дергайся, - ласково предупредил Иван. - Не то, не ровен час, соскользнет ножичек…

Снаружи попытались отворить дверь - пока безрезультатно. Дверь-то была внутренней и, по новой, принятой в богатых домах моде, открывалась наружу - не вышибешь!

- А ну, вылезайте! - заглянув под стол, приказал дедам Митрий. - Садитесь вон, в уголок, поговорим. Пошто это вы тут казенных людей забижаете? Али же предались самозванцу?!

- Окстись, милостивец! - задребезжал один из дедов. - Мы завсегда царю-батюшке преданы.

- Вижу я, как вы преданы…

В этот момент главарь все ж таки дернулся - Иван не стал его резать, хоть, наверное, и надо было бы. Дернулся, нырнул под стол, выскочил и, оттолкнув Митьку, бросился к двери…

И получил хороший удар в скулу - Прохор-то не дремал!

Главарь оказался дюжим, с ног не упал, лишь замотал головой, словно оглушенный бык. А Прохор вновь замахнулся… Иван сдернул со стены пищаль…