Переглянувшись, парни согласно кивнули:
- Пойдем… Эвон, уже народишко собирается.
Ратники и впрямь собирались в центре разбитого лагеря, где уже реяли стяги с изображением Георгия Победоносца. Парни вместе с остальными торговцами и вооруженными людьми, ускоряя шаг, отправились туда же.
- Басманов, Басманов! - кричали воины, указывая на воеводу на белом коне.
Ратники споро выстраивались по отрядам. Побежали с докладами сотники. Воевода Басманов поднял затянутую в латную перчатку руку. Все затихли.
- Вои росские! - Военачальник, герой битвы под Новгородом-Северским, где был разбит самозванец, приподнялся в седле. - Горе, горе великое постигло землю нашу - умер государь и защитник Борис Федорович!
Басманов помолчал, слегка наклонив голову. Он был бледен, видать, еще не совсем отошел от ран; все в войске хорошо знали о личной храбрости воеводы: в боях он не щадил себя.
- Новый государь, сын покойного царя Бориса Федор вступил на российский престол, - помолчав, продолжал Басманов. - Москва присягнула государю. Так присягнем и мы, и с новыми силами, воодушевлясь, разгромим самозванца и его приспешников, как сделали это не так давно под Новгородом-Северским!
Ивану хорошо было видно, что находившиеся по обеим сторонам от Басманова конь в конь богато одетые всадники - князья Голицыны - вовсе не разделяли воодушевления воеводы. Можно даже сказать - кривились. Выходит, что ж, прав был Макарий? Но тогда… тогда страшно подумать: в войске - заговор! И во главе его не кто-нибудь - воеводы, князья! Кстати - ближайшие родственники Петра Басманова. Даже лучше сказать - старшие родственники. К тому же, как вскоре выяснилось, Басманов вовсе не считался в войске главным - был еще князь Андрей Телятевский, может, не такой знающий воевода, зато куда как более родовитый, а это очень много значило. Конечно, можно себе представить, как было обидно Басманову!
- Пойдем к воеводе, - после присяги решительно объявил Иван. - Он нас должен помнить, не раз видел у Семена Никитича.
- Интересно, - Митрий задумчиво почесал за ухом. - Могли б Семена Никитича царем выбрать?
- Не могли, - отрицательно мотнул головой Иван. - Жесток больно и мало кому люб.
Прохор кивнул:
- Это уж точно. А к Басманову пойдем, объявимся - это ты, Иван, верно придумал. А то, не дай Бог, примут еще за лазутчиков… Да, вот еще что… Макарий.
Вместо ответа Иван подошел к дереву и оторвал ветку. Разломил на три части, протянул друзьям:
- Кто за то, чтоб выдать - кидай в шапку. Кто не хочет - ничего не кидай. Шапку за кустом положу - и все по очереди пройдемся, лады?
Парни кивнули, прошлись один за другим. Иван поднял шапку, показал - пусто!
- Ну, значит, будем считать - не было никакого Макария!
Митрий посмотрел в небо:
- Однако, вот… ежели Басманов помощи против изменщиков попросит, что делать будем?
- Там посмотрим, - уклончиво отозвался Иван и махнул рукой. - Пошли, что ли?
Воевода принял их с ласкою - узнал доверенных людей Семена Годунова, вспомнил и покойного Ртищева, с которым был когда-то дружен, покивал.
- Жаль, жаль Андрея Петровича, дельный был человече. В Москву, говорите, собрались? - Басманов прищурился. - А ежели не отпущу?
- Тогда здесь послужим.
- Вот! - обрадовался воевода. - Золотые слова - узнаю людей Ртищева! Что ж, за работу, за работу… Коль вы уж из сыскного, так живо сыщете мне заговорщиков. Ну, идите покуда, велю вас накормить да переодеть, а то срам в этаких-то армячишках шастать. Будто шпыни какие ненадобные, а не государевы люди.
Из запасов воеводы каждому выдали по кафтану и паре сапог, сабли.
- Лепо, лепо, - оглядывая парней, шутил Басманов, - ужо Семен Никитич потом вычтет из вашего жалованья.
Впрочем, князю быстро стало не до шуток. Прискакавший вестник вручил ему грамоту от царя Федора и боярина Семена Годунова. В грамоте сией, как краем уха услышал нарочно задержавшийся Иван, Петр Басманов во всех делах своих прямо и неоднозначно подчинялся думному боярину Андрею Телятевскому. По требованию воеводы, бывший при нем дьяк громко прочел грамоту прибывшим военачальникам.
- Слыхали? - с досадой переспросил Басманов. - Семен Годунов грамотицей сиею срамной выдает меня зятю своему в холопи - Андрею Телятевскому - да я и жить не хочу, лучше смерть, чем позор этакий!
Воевода еще долго разорялся, плакал да жаловался, что в те времена было в порядке вещей даже у вполне мужественных и бесстрашных людей. Иван же, немного послушав, в задумчивости пошел к своим. Одна мысль терзала его сейчас: будет ли воевода Басманов теперь так же милостив к людям Семена Никитича Годунова? И будет ли он с прежней прытью сыскивать заговорщиков?
Впрочем, оба вопроса вроде бы разрешились сами собою - ближе к вечеру посыльный от воеводы зашел в палатку к парням:
- Князь-воевода батюшка сей же час вас видеть желает!
Иван пожал плечами:
- Желает так желает - идем.
А сердце все же нехорошо заныло… И, как оказалось, зря. Никаких необоснованных репрессивных мер Петр Басманов в отношении людишек разобидевшего его боярина не начал, хотя и мог бы, а, наоборот, представил им кряжистого и, как видно, чрезвычайно сильного человека с несколько угрюмым волевым лицом, черной окладистой бородою и пронзительным взглядом.
- Вот ваш начальник и верный мне человек Артемий Овдеев сын, стряпчий.
Стряпчий… Иван чуть скривил губы, но быстро прогнал улыбку. Стряпчий - не великий чин. Ну, постарше, конечно, чем дворянин московский, но куда ниже стольника, не говоря уже о чинах думных. Вообще же, Овдеев фигурой напоминал самозванца, только более, так сказать, матерого, много чего повидавшего. На вид стряпчему лет сорок - сорок пять, одет без особых изысков, типа там канители иль бити, но - прилично, в дорогого сукна кафтан, подстрижен коротко, аккуратно, лоб высокий, с большими залысинами. Вообще, запоминающееся лицо.
- Что ж, - Овдеев осмотрел ребят и кивнул. - Прошу в мой шатер, молодые люди.
- Вот-вот, - засмеялся воевода. - Идите-ка, займитеся делом.
Шатер стряпчего располагался довольно далеко, у заросшего березняком лога, и не особо выделялся среди прочих походных кибиток. Подойдя к шатру, Овдеев самолично откинул полог и гостеприимно пригласил внутрь:
- Присаживайтесь, в ногах правды нет. Так вот, значит, какие вы есть…
Парни удивленно переглянулись.
- Андрей Петрович когда-то рассказывал мне о вас, - с улыбкой пояснил стряпчий.
- Ртищев? - обрадованно переспросил Иван. - Так вы его знали?
- Знавал когда-то… - Махнув рукой, новый начальник сразу же перешел к делу. - Итак, парни, перво-наперво нам здесь нужно что?
- Выискать изменщиков, - пожал плечами Митрий. - А что же еще-то?
- Э, нет… - Овдеев вздохнул. - Этого мало. Скажу даже больше - это совсем сейчас не главное. А главное - как поведет себя воевода Басманов? Ну, как думаете? - Он хитро прищурился.
- Да как поведет… - Иван счел за лучшее прикинуться простачком. - Ясно как, раз уж дал приказ измены выискивать.
- А вот тут ты не прав, любезнейший вьюнош! - Овдеев рубанул воздух ребром ладони и понизил голос. - Что главные изменщики - князья Голицыны, об этом все знают, в том числе и сам воевода. Другой вопрос - что ему с этим знаньем делать? Не понятно?
- Пока не очень, - честно признался Иван.
- Поясню. - Стряпчий задумчиво сгреб в кулак бороду. - Голицыны батюшке воеводе сродственники, причем - старшие, и он с ними не в ссоре, а, наоборот, в уважении. А кто Басмановых казнил в опричнине? Кто много зла им сделал? Малюта Скуратов, отец нынешней царицы Марьи и дед царя Федора Годунова. Есть за что нашему воеводе семейство Годуновых любить? Нет! А вот ненавидеть - есть за что. Спору нет, покойный царь Борис Федорович много почета Петру Басманову оказал, но вот Семен Годунов его оскорбил прежестоко, Андрею Телятевскому подчинив. Так что смекайте, куда ветер подуть может.
- Так что же нам делать-то? - негромко спросил Иван. - Измену искать или не надо? Или лучше вообще на Москву податься?
- То-то было бы хорошо бы! - поддакнул Митрий.
А Прохор ничего не говорил, только внимательно слушал.
- Эк, - Овдеев хохотнул. - Гляди, какие прыткие - на Москву им! На Москву многие хотят - почти все войско. Ла-адно, ла-дно, шучу. А делать вам вот чего, - стряпчий внезапно стал очень серьезен. - Никого не ловить, не высматривать, в пыточную не приводить. Просто пошатайтесь по лагерю, послушайте, кто что говорит, и составьте список: в случае чего, какой полк за кого будет стоять - за Федора или за самозванца? С тем списком жду вас у себя завтра к вечеру. Быстро? Так, чай, не на отдыхе у себя в вотчинах.
- Да нет у нас вотчин, - развел руками Иван.
Стряпчий неожиданно громко расхохотался:
- И у меня нет, парни, у меня нет… Только вот у кого-то их слишком много! - голос Овдеева на миг стал злым, впрочем, новый начальник тут же взял себя в руки. - Значит, завтра жду. Да, чуть не забыл! - Он нагнулся к небольшому, стоящему в ногах сундучку и достал оттуда узкий бумажный свиток. - Вот список полков. К завтрашнему вечеру около каждого из них должно стоять имя. Одно из двух. Ясно?
- И у меня нет, парни, у меня нет… Только вот у кого-то их слишком много! - голос Овдеева на миг стал злым, впрочем, новый начальник тут же взял себя в руки. - Значит, завтра жду. Да, чуть не забыл! - Он нагнулся к небольшому, стоящему в ногах сундучку и достал оттуда узкий бумажный свиток. - Вот список полков. К завтрашнему вечеру около каждого из них должно стоять имя. Одно из двух. Ясно?
- Вполне.
- Ну, тогда вперед, соколики. Удачи!
Отойдя на значительное расстояние от палатки, парни переглянулись.
- Ну, как вам стряпчий? - поинтересовался Иван.
- По-моему, ничего себе, ушлый, - негромко хихикнул Митрий. - С таким не пропадешь. И заданье поставил дельно - все понятно и четко.
А Прохор ничего не сказал, промолчал. Да и что говорить-то? Дела делать надобно.
Разделившись - а куда деваться? - парни разбрелись по всему лагерю, послушать, о чем говорят-судачат. Можно, конечно, было и спросить кой о чем Макария… но ведь договорились уже, что его вроде бы как не было. Так что разошлись, уговорившись встретиться вечером.
Прохор с Митькою отправились в расположение большого полка, полка правой руки и так называемых «посошников», Иван же взял на себя полк левой руки, сторожевой полк Андрея Телятевского и немцев-наемников под командованием Вальтера фон Розена.
В сторожевом полку, насколько мог судить Иван, почти безоговорочно поддерживали Федора, полк левой руки, дислоцировавшийся за балкой, юноша решил оставить на завтра, сам же направился к немцам… куда его вообще не пустили - похоже, у наемников, в отличие от всего лагеря, царил твердый порядок. Между тем уже начинало темнеть, а оставлять немцев на следующий день не хотелось.
Походив между постами, Иван вдруг услыхал за кустами явственный женский смех. Насторожился, а затем и зашагал в ту сторону, увидав целый обоз из нескольких крытых сукном и рогожей телег-кибиток. Маркитанты! Торговцы, скупщики добычи, развлекатели… ну и, само собой, гулящие девки - как же без них-то? А ведь немцы-то наверняка сюда ходят… и не только немцы. Вот и узнать у девок, про что тут они судачат. Кого хвалят, кого ругают? Лишь бы не схватили, за шпиона приняв, да не вздернули тут же - у немцев это быстро. Ну, помоги, Пресвятая Богородица Тихвинская!
Перекрестившись, Иван решительно шагнул к костру, вокруг которого сидели разбитные девицы:
- Вечер добрый, девы!
- Ой, какой красавчик! Гарпя, никак к тебе! Это и есть тот самый русский, которым ты так хвастала? Ничего не скажешь, хорош. Может, поделишься?
Все это было сказано по-немецки и частью по-польски с изрядной примесью мадьярской речи, так что Иван ни черта не понял, но тем не менее не перестал улыбаться:
- По-русски тут кто-нибудь говорит?
- О, да, да, розумем трошки. Гарпя, эй, Гарпя!
- Кой черт вы орете, дуры? Мой русский только что ушел.
- О, так этот парень не твой?
- Какой еще парень? Ах, этот… Конечно же, мой. Не вздумайте к нему лезть, пожалеете!
- Да мы ж ведь помним уговор!
- Вот и я его всегда соблюдаю… Прошу пана! - выскочившая откуда-то из кибитки девчонка лет шестнадцати ухватила Ивана за руку. - Зараз идем, пан. Скорее, скорее…
Ошеломленный неожиданным натиском, юноша не упирался, живо оказавшись внутри просторной кибитки, тускло освещенной зеленоватым пламенем масляной лампы.
- Как звать тебя?
- Иван.
- Я - Гарпя. - Девчонка откинула назад длинные темные волосы и, притянув парня за шею, с жаром впилась в губы. Потом откинулась, улыбнулась. - Ты ничего, красивый. Раздевайся!
Сама же быстро стянула юбку, оставшись в белой короткой рубашке с большим разрезом.
- Может, для начала поговорим? - усмехнулся Иван.
Гарпя сверкнула очами:
- Разговоры потом. Сначала - деньги. Десять копеек.
- У меня только пять.
- Хорошо. Давай пять.
Проворно убрав деньги, Гарпя скинула рубашку и уперлась Ивану в грудь твердыми коричневатыми сосками:
- Возьми же меня, воин… Возьми!
Почувствовав губами соленый вкус поцелуя, Иван привлек к себе трепетное тело девчонки, надо сказать, довольно стройное и упругое. Цепкие девичьи пальцы уже расстегивали кафтан…
- Ох… - выгнувшись, застонала Гарпя. - Ты такой славный… такой…
Потом она откинулась, засмеялась, показав белые зубы. Кивнула назад:
- А полог-то мы не закрыли, да! Сейчас…
Она бросилась к выходу из кибитки, запахнула полог, и в этот момент Иван явственно разглядел на ее спине кровавые, чуть подсохшие полосы, видать, не так давно жрицу продажной любви от души чехвостили плеткой. Юноше внезапно стало жаль девушку, он привлек ее к себе, обнял и, погладив по плечу, спросил:
- Тебя били? Кто?
Гарпя дернулась, красивое бледное лицо ее на миг исказилось:
- Не спрашивай. За все уже заплатили.
- Но ведь, наверное, больно же!
- Зато - хорошие деньги. Очень хорошие, поверь мне. Еще немного потерплю - куплю дом и лавку.
- Ну, если так… А ты откуда сама?
- Слуцкая.
- Никогда не был. Бедно живете?
- Кто как… Католики - побогаче, православные - разно. Дмитрий-царевич обещал помочь.
- Дмитрий? А немцы за него?
- Немцам платил царь Борис. Они все будут верны Федору. Жаль.
- Ты хорошая девушка, Гарпя.
- Спасибо, молодой господин.
- Нет, правда… Интересный у тебя гребешок, - Иван поднял с пола резной гребень с изображением белого медведя - ошкуя. - Давно он у тебя?
- Это не мой, - Гарпя пожала плечами. - Потерял кто-то. Хочешь, возьми себе. Подаришь жене. Ты ведь женат?
Иван не стал врать:
- Помолвлен.
- Вот видишь… Здесь почти все женаты. А мы - походные жены.
- Красивый гребешок… благодарствую.
- Теперь уходи… Нет, постой - еще один поцелуй.
Гарпя вновь поцеловала Ивана, но тут же отпрянула:
- Прощай… У меня еще много… много работы.
Юноша улыбнулся:
- Прощай.
Ночь опускалась на лагерь, темная и непроглядная, в затянутом облаками небе сверкали редкие звезды и, словно их отражения, там и сям горели костры.
«Славный гребешок, - еще раз почему-то подумалось Ивану. - И девушка славная».
Поутру приятели уже составили большую часть списка, получалось, что царя Федора поддерживали полки правой руки и большой полк, главнокомандующий князь Катырев-Ростовский, немцы фон Розена и новгородцы со псковичами. Все или почти все остальные: казаки, мелкопоместное, точнее даже будет сказать, мельчайшепоместное дворянство, дети боярские, вновь прибывшие в подкрепление «даточные и посошные люди», полки южных городов, а также служилые люди из Тотьмы, Устюга, Вычегды - больше склонялись к Дмитрию. Вообще же, заговорщиков было гораздо меньше.
Что ж, нужно было выяснить - сколько. Руководствуясь подобными соображениями, парни и покинули свой небольшой шатер. Настроение было прекрасное, - судя по светлому утру, день обещал быть солнечным, славным, до вечера было еще далеко, а задание стряпчего приятели уже почти выполнили. Улыбаясь в душе, Иван, махнув рукою друзьям, неспешно свернул к рязанцам, с удивлением оглядев выстроившиеся в полной боевой готовности ряды. В свете восходящего солнца блестели доспехи и шлемы дворян, угрожающе дымились фитиля «посохи» пищальников, - впрочем, не только «посошники», но многие дворяне и дети боярские, особенно из южных земель, так и не оправились от разорения и голода и вынуждены были сменить коней на дешевые фитильные ружья. И в своем разорении они, естественно, винили Годуновых. Ну, а кого же еще-то?
Иван вздрогнул: где-то совсем рядом неожиданно ударила пушка. Взвились вверх рязанские стяги.
- Да здравствует истинный царь Дмитрий! - зычным голосом выкрикнул кто-то. - Долой Федора! Долой Годуновых!
И тут началось!
Брошенный рязанцами клич тут же подхватили остальные. Кто-то уже валил шатры, поджигал возы и временные амбары, к мосту через реку Крому проскакал большой отряд, где-то уже стреляли, где-то слышались крики.
Иван похолодел - вот он, мятеж! Не успели! Не успели передать Овдееву списки… Но тот ведь сам велел составить их лишь к вечеру… Бежать к нему! Срочно бежать… А потом найти своих.
Иван со всех ног бросился к шатру стряпчего. В лагере уже поднялась суматоха. Началось самое настоящее столпотворение. Кто-то кричал за Дмитрия, кто-то за Годунова, блестели панцири и сабли… Но, странное дело, никакого столкновения в войске не происходило. Кричали, но не сходились друг с другом в неистовой сече, не стреляли - Иван услыхал лишь несколько разрозненных выстрелов, да и те быстро затихли. И это означало одно - еще большую измену! Выходит, обе стороны - верные царю Федору и мятежники - ухитрились как-то договориться между собой.
Подбежав к знакомому шатру, Иван заглянул внутрь - пусто.
- Слава царю Федору! - вдруг произнесли сзади.