Хомутов по-прежнему лежал неподвижно.
Ксения прижалась к нему, чтобы через секунду вдруг испуганно отшатнуться, словно увидела призрака.
Врачи «скорой» констатировали смерть от сердечного приступа.
Ксения билась в истерике, пришлось дать ей успокоительного. Евгений трясущимися руками закинул две таблетки валидола. Старик никак не мог прийти в себя, растерянно повторяя:
– Как же так? Как же так?
Наташа, шатаясь, рухнула в кресло и заплакала.
Глава шестая Москва. Офис Хомутова. Тридцать дней до его смерти
– Кто это, и кто его сюда пустил?
– Людмила Николаевна. – Люба уже поняла, что сделала что-то очень неправильное, но еще не поняла, что именно. Без причины Хомутов так жестко не разговаривал.
– Людмила Николаевна? Точно?
– Он зашел в приемную и сказал, что его прислала Людмила Николаевна…
Если бы Любочка была хамелеоном, она бы срочно слилась с поверхностью своего стола. Шеф редко выходил из себя, но уж если такое случалось – лучше было находиться подальше от него, желательно, где-то на границе с Японией…
Пустить человека, встреча с которым не была назначена, в кабинет шефа… Самостоятельно на такое Любочка не отважилась бы.
– Вызови Кондрашенко!
– Она уехала. Она, наверное, поэтому товарища к вам и отправила, у нее там встреча какая-то… Важная.
Во вспыльчивости Хомутова хорошо было одно – скорость затухания. Вот и на этот раз, понимая, что ничего сверхъестественного не случилось, он быстро остыл. Ну ждет его кто-то незапланированный. Нелучшее начало дня, но явно не повод, чтобы испортить настроение себе и другим.
В кабинете скромно сидел человек в костюме советского инженера. Серый пиджак с потертыми локтями, рубашка с несвежим воротничком, галстук мышиной расцветки, купленный лет десять назад, да так и оставшийся единственным.
– Простите за вторжение, я договаривался с вашим заместителем, а у нее встреча…
– Я все понял. – Хомутов стремительно пересек кабинет, сел в свое кресло и принялся просматривать почту, не поднимая глаз на собеседника. – Рассказывайте, чем мы можем быть полезны.
– Вы знаете, у меня, быть может, не совсем обычное предложение. Вы не хотели бы продать вашу компанию?
Несколько секунд Хомутов по инерции силился прочесть одно из писем, прежде чем до него дошел смысл сказанного.
– Какую компанию? И кто вы такой?
– Кто я – не важно. Важно правильно ответить на мой вопрос.
Человек в скромном костюме, присевший на крайнем стуле у огромного хомутовского стола, чувствовал себя уверенно, словно был хозяином кабинета. Он не сделал ни одного движения – все та же согнутая спина и руки на прижатом к груди портфеле, но Хомутов поверил, что этот человек не сумасшедший и говорит совершенно серьезно.
– Давайте поступим таким образом… – Хомутов проговаривал каждое слово медленно и крайне разборчиво, словно разговаривал с человеком, плохо понимающим русский язык. – Я не пытаюсь узнать, кто вы такой и с кем связаны, а вы забываете обо мне и уходите. Своему начальству доложите: я сам готов купить их бизнес. «Хом-инвест» не продается. Ни на каких условиях.
– Так и передам.
Незваный гость встал, по-прежнему прижимая портфель к груди, сделал несколько шагов к двери и буднично, словно извиняясь, добавил:
– У вас будут неприятности. Большие. Очень скоро. Вы подумайте все-таки, оно того не стоит…
– Вон отсюда. – Рука Хомутова уже нащупала кнопку тревожки.
– Как скажете.
Дверь за странным посетителем закрылась. Михаил не мог поверить в происходящее. Последний раз нечто подобное происходило с ним в ревущие девяностые. Правда, в то время у незваного гостя в невинном с виду портфеле мог оказаться пистолет с глушителем, а на улице – дожидаться подмога в виде десятка отморозков.
То что странный визитер не шутил и угроза была совершенно реальна, Хомутов нисколько не сомневался.
Вопрос состоял в том, от кого эта угроза исходила.
– Михал Михалыч, тот мужик милицию вызывает… – Любу вызов милиции не расстроил. Ей казалось, что происходящее – какая-то нелепая шутка.
Хомутову так не казалось. Выйдя в приемную, он услышал только конец разговора:
– Я не знаю… Заставляют подписать какие-то бумаги, держат уже двое суток, приезжайте скорее!
Если бы эту сцену увидел незабвенный Константин Сергеевич Станиславский, то он, поправив свое пенсне, сказал бы: «Верю!». Или гостя частенько брали в заложники, или он закончил ГИТИС – получалось у него убедительно. То что на его спасение вот-вот явится ОМОН, сомневаться не приходилось.
Посетитель не стал дожидаться спасителей.
Через пятнадцать минут, стоя лицом к стене, Любочка сообразила, что все происходящее совершенно ее не смешит.
Еще через час, когда порядок в офисе начал понемногу налаживаться, приехала госпожа Кондрашенко. Почему-то Хомутов не удивился, узнав, что посетителя она в глаза не видела и никаких распоряжений, разумеется, не отдавала.
Глава седьмая Москва. Новорижское шоссе. Дом Хомутова
Наташа стояла возле приоткрытого окна, обхватив себя руками. На вечернем, промытом дождем и снегом небе высыпали непривычно яркие звезды. Она вдруг вспомнила свой восемнадцатый день рождения.
Был декабрь. В тот день она была самой красивой – в атласном фиолетовом платье, отделанном кружевом от Chanel, в фиолетовых туфельках из кожи, атласа и кружев от La Perla. Папа подарил ей тогда серьги и колье из аметистов и бриллиантов, которые так шли к платью. Ее подружки – хорошенькие, юные, длинноногие – были такие неловкие в своих первых вечерних платьях. Огромный торт. И ее горькие – сейчас такие смешные – слезы.
Ей нравился Генри, студент Кембриджа и по совместительству второй сын лорда Пембрука, и она сказала подружкам, что он придет ее поздравить. Но Генри не пришел. Как потом выяснилось, в тот вечер он впервые в жизни напился до беспамятства в стриптиз-клубе. По иронии судьбы, у Генри тоже был день рождения. Ему исполнился двадцать один год.
Наташа ждала его весь вечер, вздрагивая от каждого звука, постоянно оглядываясь на дверь. Вот сейчас он войдет, вот сейчас, сейчас… Но как назло, Генри не шел, и праздник казался безнадежно испорченным. Не порадовали даже торт и первый бокал шампанского, который ей разрешил выпить отец. Над ней все смеялись и подшучивали, особенно Ксюшка: «Ну и где твой прекрасный принц на белом коне? Неужели заблудился?»
В какой-то момент нервы Наташи не выдержали, и она, отвернувшись к окну, тихонько заплакала… Слезы, будто жемчужины, катились по красивым скулам девушки и попадали на нежные губы. Чувствуя их соленый вкус, юная именинница даже не представляла, что через пару месяцев Генри влюбится в нее без памяти, но она потеряет к нему всякий интерес…
– Вы позволите вас пригласить, юная леди? – Облаченный в смокинг Михаил Хомутов был умопомрачительно красив. На зависть всем, он закружил смущенную Наташу в вальсе. Она до сих пор помнила звуки музыки и терпкий аромат его парфюма. Заметив ее слезы, он бережно вытер их платком.
– Только в юности плачется сладко-сладко. Ты принадлежишь к редкому типу женщин, которых слезы только украшают. Но мне бы хотелось видеть на твоем лице улыбку. Это тебе на счастье, Татка! – Хомутов протянул Наташе бриллиантовую звездочку на тонкой платиновой цепочке.
И вот дяди Миши больше нет. И никогда не будет. Его остывающее тело заперто в обеденном зале.
Внезапно вдалеке зародился звук милицейской сирены и с каждой секундой становился все громче.
Ситуацию под свой контроль взяла Наталья, распорядившись ничего не трогать в обеденном зале и не мыть посуду. Евгения она попросила собрать всех в одной комнате и никого не выпускать до приезда милиции, которую, вероятно, вызвал кто-то из охраны…
– Это почему?! – возмутилась Даша. – Я, может быть, хочу уехать! Меня, может быть, ждут! Меня вообще уволили!
– Никто не уедет, – ровно ответила Наталья. – У милиции могут возникнуть вопросы. Поэтому все остаются на своих местах.
– Какие вопросы? – не унималась горничная. – Он же взял и просто умер! Ведь так?
Даша вдруг осеклась и испуганно посмотрела на остальных:
– Его что… убили?
– Милиция во всем разберется, – тихо ответила Наташа.
Остальные недовольно зароптали, но ослушаться никто не посмел. Наташа ощущала всеобщий страх, уныние и печаль. Горе медленно вползало в этот дом, окутывая стены, мебель и людей искренней скорбью. Наташа чувствовала, как ее опутывают апатия и ощущение бессмысленности жизни.
Она прижалась горячим лбом к холодному оконному стеклу и заплакала.
– Простите, Наталья Николаевна. – Евгений легонько прикоснулся к подрагивающему Наташиному плечу. – Там милиция приехала, а Ксения Аркадьевна… Она в спальне заперлась и отказывается выходить.
– С милицией я поговорю. – Наташа вытерла слезы. – Не стоит беспокоить хозяйку. Она сейчас не в том состоянии, чтобы разговаривать. Куда ты их проводил?
– В кабинет хозяина. И вот еще что… – Евгений помялся, словно раздумывая, стоит говорить или нет, но потом все же решился: – Ксения Аркадьевна позвонила Людмиле Николаевне, она уже едет сюда.
– Люде? Кондрашенко? Зачем? – удивленно спросила Наташа. Что понадобилось заместителю генерального директора «Хом-инвест» в доме умершего босса?
Евгений пожал плечами и, сгорбившись, побрел на кухню. За эти полчаса он постарел сразу на несколько лет.
Наташа решительно вошла в кабинет Хомутова, где ее ожидали двое мужчин в форме. Оба, как на подбор, будто из сериала про милиционеров-героев. Одному, блондину, было слегка за тридцать, второму, брюнету, чуть больше сорока.
При виде Натальи они торопливо поднялись.
– Здравствуйте, примите наши соболезнования, – сказал блондин и представился: – Следователь, капитан Максимов.
– Майор Пономоренко, – кивнул брюнет. – Вы жена?
– Подруга, – сказала Наташа, но сразу поправилась: – Подруга жены. Наталья Николаевна Ипатова. Ксения сейчас не может к вам выйти, сами понимаете, такое горе…
– Почему не могу? – с некоторым вызовом спросила Ксюша.
Наташа даже не слышала, как она вошла. Похоже, подруга уже отрепетировала свой торжественный выход. Она успела переодеться в элегантное черное платье, которое почему-то выглядело на ней до неприличия сексуальным. Волосы уложила в строгий пучок. На заплаканном бледном лице – ни грамма косметики. В руках она теребила батистовый платочек, отороченный дорогим кружевом.
– Он просто упал, и все… Врачи сказали, что он сразу умер.
Она промокнула платочком глаза.
Следователь подхватил Ксению под локоток и подвел к дивану. Вдова грациозно села. Платье выгодно подчеркивало её формы.
– Вы тоже это видели? – спросил опер у Наташи, щелкая кнопкой ручки.
– Что я видела? – не поняла та.
– Ну, как Хомутов упал? – уточнил тот, записывая что-то в блокноте.
– Видела. Он сказал, что ему плохо и что он хочет отдохнуть. Пожаловался, что ему стало душно. Потом встал из-за стола и почти сразу упал. Я пощупала пульс, а он… – Голос ее прервался.
– По-моему, все ясно. – Лейтенант посмотрел на следователя. – Зачем нас сюда вызвали, не понимаю. Кстати, о вызове… – Он подозрительно взглянул на Наташу.
– Не сейчас, – остановил его следователь. – Не торопи события.
Ксения снова зарыдала.
– Примите наши соболезнования. Мы позаботимся, чтобы в течение часа тело увезли, а завтра вам обеим нужно будет подъехать на Петровку. Для официальной дачи показаний. Думаю, что процедура будет недолгой.
– Хорошо, – кивнула Наташа.
Ксения в ответ лишь всхлипнула.
– Роскошный кабинет! – заметил опер, озираясь. – Стол огромный – в половину комнаты. И кресла мягкие. В них, наверное, спать удобно… Такой бы компьютер к нам в отдел.
– Ну и что ты с ним будешь делать? – парировал следователь. – В игрушки играть? Давай, заканчивай, нам еще до Москвы добираться.
«Это кошмар, – подумала вдруг Наташа. – Я сейчас проснусь и увижу дядю Мишу – живого и веселого. Он подмигнет мне и предложит сыграть партию в шахматы. А Ксюшка, как ни в чем не бывало, раскроет очередной модный журнал».
Она зажмурилась и медленно сосчитала до пяти. Потом открыла глаза.
Кошмар никуда не исчез: нежданные гости топтались у двери, Ксения полулежала на диване.
Словно из ниоткуда материализовался дворецкий, чтобы проводить визитеров к выходу.
Подруги остались одни.
– У меня от слез лицо в пятнах, – буднично пожаловалась Ксения. – Завтра опухнет, под глазами круги появятся. Придется консилером мазать.
– Ксюш, ты зачем Кондрашенко вызвала? – спросила Наташа.
– Как это зачем? – Ксюша нервно теребила платочек. – Во-первых, она его заместитель. Можно сказать, правая рука. А во-вторых, кто будет заниматься похоронами? Я?! Я вообще не знаю, с чего начать и что делать. И, в-третьих, будто ты сама не знаешь… Попробуй ей не позвони – скандала потом не оберешься. Сейчас она приедет, и все образуется.
У тебя черное платье есть? – с трудом ворочая языком, продолжала Ксения. Наташа вдруг поняла, что подруга так сильно пьяна, что едва держится на ногах. – Надо заказать. Позвони Алисе Дергачевой. Ты все-таки подруга вдовы, так что на похоронах должна выглядеть на все сто…
Глаза Ксюши закрылись, и она ничком упала на кожаный диван. Наташа сняла с подруги туфли на высоком каблуке, поудобней уложила, подсунув под голову подушку. Затем принесла уютный плед. Ксюша что-то пробормотала во сне. Выглядела она маленькой, хрупкой и очень несчастной.
– Спи, Ксюшка… – прошептала Наташа.
Милиция уже уехала, но, несмотря на усталость, спать не хотелось. Наташе казалось, что она просто обязана заплакать, но слезы, как назло, не шли.
Наташа вышла в холл, сзади раздался шорох. Она не успела повернуться, но уже знала, кто стоит за спиной. Только у одного человека были такие духи, сделанные на заказ: запах чуть пряный, но очень волнующий.
– Здравствуй, Люда.
* * *Есть женщины, чей возраст практически невозможно определить. Словно они знают рецепт вечной молодости, но не всегда им пользуются, вводя окружающих в смущение, искушение и соблазн. Сегодня она юна и прекрасна, а завтра поражает зрелой чувственностью. Лицо меняется под настроение, всего лишь за несколько минут проживая несколько сложных и непростых жизней. Такие женщины всегда опасны, потому что непредсказуемы. «Да, я особенная, я знаю себе цену и поэтому спуску вам не дам!» – говорит ее слегка надменная, но обворожительная улыбка. И вы понимаете – спуску она действительно не даст.
Людмила Кондрашенко была как раз из таких женщин. Будучи значительно старше Наташи, она, в отличие от многих своих сверстниц, не испытывала никаких комплексов – ни по поводу своего возраста, ни по поводу своего одиночества.
– Люда особенная, – сказал как-то Хомутов Наташе. – В ней есть надежность и сила, нехарактерные для женщин. Особенно для красивых женщин… Еще не было случая, чтобы она меня подвела. Помню ситуацию, когда я уже и не надеялся ни на что, а она… Представь: лакомый кусок на Лазурном побережье. Гигантские инвестиции, строительство грандиозного отеля. И – владелец участка, который еще ничего не решил. Эдакий миллиардер-плейбой, которому деньги не нужны, подавай острые эмоции. Решил шоу устроить – пригласил всех участников тендера на светский раут: дескать, сегодня отдыхаем, а завтра примем окончательное решение. Миллиардер ходит от одной группки людей к другой, шампанское попивает, наблюдает за тем, что происходит.
В общем, все на нервах, а хозяин развлекается. Признаюсь, я тогда разозлился – уж больно неприятно чувствовать себя паяцем, комедию ломать. Хотел уехать, пусть другие этого француза развлекают. В конце концов, будут еще проекты, что я так вцепился в этот кусок земли? Лежать мне в нем, что ли?! Говорю это себе, и сам же понимаю: «Хочется!» Хочется мне этот отель построить, чтоб потом туда Ксюшку привезти. И чтоб Ксюшка с этой ее кошачьей улыбкой всем говорила: «Это мой муж построил!»
И вдруг Люда… Эффектная, ослепительная, прекрасная… Подходит к французику этому, что-то говорит ему на ушко и куда-то уводит… Час их не было, сначала Люда появилась, а хозяин еще минут через пятнадцать. Люда мне тогда ничего не сказала, но именно мой отель на побережье стоит. Вот только не знаю – восхищаться или пугаться. Не дай бог, если такая женщина будет работать не на меня, а против…
Наташа так и не смогла определить свое отношение к Людмиле. В Лондоне они виделись всего пару раз, но в Москве пересекались часто. То у Хомутовых, то на светских вечеринках, до которых Кондрашенко была весьма охоча, то в «Хом-инвесте». Люда, завидев Наташу, излучала неизменную приветливость и радушие. Наташа в ответ выдавала холодную улыбку Снежной королевы. Но Люда не обижалась и в подруги не набивалась…
Всегда элегантная и безупречная, сейчас она выглядела плохо: на лице видны следы слез, волосы растрепались, юбка измята.
Неожиданно для себя Наташа спросила:
– У него были проблемы с бизнесом?
– Наташ, а у кого их нет? Только у молодоженов и полных идиотов. Конечно, были проблемы… Будничная рутина. Он переживал, ругался с заказчиками, работал допоздна. Но чтобы из-за этих мелочей сердце отказало?! Не верю!
– Сегодняшний митинг – не мелочь, – осторожно заметила Наташа.
Кондрашенко махнула рукой:
– Банальная «заказуха». Знаешь, сколько раз уже такое было? Если заплатить хорошие деньги, журналисты и не такое выдумают! Наши юристы уже подали на канал в суд. Не думаю, чтобы Хомутов сильно переживал по этому поводу.
– А из-за чего тогда?…
Кондрашенко инстинктивно оглянулась на дверь:
– Точно спит? Тогда ладно. Не хочу сплетничать, но у них с Ксенией в последнее время что-то не ладилось. Не знаю, в чем тут дело. Пару раз, когда Ксюша ему звонила, он даже трубку бросал. Сказал, что молодая жена – хуже маленького ребенка. Младенцы хотя бы иногда спят и улыбаются. А молодые жены капризничают, транжирят деньги и посматривают куда не надо.