– Да не самого меня, господин Сорингер, вот эту штуку, – погладил он висевшую на груди подвеску в форме акулы.
– Амулет, что ли? – поинтересовался я.
Видел я их всякие: и на удачу заговоренные, и на счастье, и на богатство. А некоторые и на все сразу. Именно с таким и зарезали на моих глазах в таверне Джессора одного моего знакомого. А как он им хвастался, как он его нахваливал!
– Не амулет – от отца досталась, не знаю уж, где он ее добыл. Знаю только, сработано Древними и акулы от этой штуки шарахаются так, как будто каждой из них раскаленный вертел в задницу вставили. Сейчас покажу. Вот посмотрите на ту.
Действительно, за лодкой виднелся плавник привязавшейся к ней какой-то особенно любопытной акулы. Хотя возможно, ее привлекал запах крови, оставшийся на борту лодки от Лиорана.
– И всего-то необходимо сжать фигурку ладонью, – пояснил Свэл. – На воздухе не действует, но стоит только опустить ее в воду…
Он снял фигурку с груди, тщательно обмотал шнурок вокруг запястья, после чего сунул руку за борт. Мощный удар хвостом, окативший нас брызгами, и акула стремительно ушла на глубину.
– Вот так мой амулет и работает, – улыбнулся Свэл. – Сколько раз за него мне золото горстями предлагали, отказывался. Придет время, сыну передам.
Я мотнул головой, внезапно увидев, что у него глаза, под цвет волос, рыжие. Мне и раньше такие приходилось видеть, например, у капитана Кторна Миккейна, так что ничего удивительного. Но, клянусь всеми клятвами, страшными, не очень и совсем пустяшными, не так давно у Свэла они были самыми обычными – карими. Или я плохо запомнил? Я снова закрыл глаза, снова помотал головой – точно рыжие. От Свэла мое поведение не ускользнуло.
– От воды они такими становятся ненадолго, сам не знаю почему. Кстати, у этого безголового, – указал он подбородком на брата, – так не бывает.
И действительно, когда я в следующий раз взглянул на Свэла, глаза его приняли свой обычный цвет.
* * *На берегу меня ждали полные слез глаза Николь и ее дрожащие губы.
– Люк… – начала она, но я, не дожидаясь ее слов, крепко прижал девушку к себе, и сказал, гладя по голове:
– Все уже хорошо, милая, все уже хорошо.
Через ее плечо я взглянул на безмятежное море, с множеством солнечных бликов на нем. Теперь в него пару дней точно никто не полезет. Амулет у Свэла только один, и действие его не безгранично. Ну а мне придется окунуться еще разок, причем не откладывая надолго, завтра с рассветом нам отсюда улетать.
* * *– Энди! Ну что ты так шумишь? Всех на свете разбудишь, – обычно такой шепот, какой сейчас слетал с моих губ, и называется злым.
Мне едва удалось дождаться той минуты, когда Николь крепко уснет, а он шумит так, что даже мертвые поднимутся.
Разбудит Николь – она возьмет трубу навигатора Брендоса и сразу же увидит меня в лодке, стыдливо лупающего глазами. Обещал же ей: к морю близко не подойду. А Энди гребет так, как будто впервые за весла взялся. И еще убеждал, что в тех местах, откуда он родом, лучшего гребца днем с огнем не сыщешь. В этом он весь и есть, Энди Ансельм: соврет и не поморщится, хотя никто его за язык не тянул.
– Ну-ка подвинься!
Аделард легким движением плеча освободил себе место за веслами. И лодка сразу пошла значительно быстрее, причем не стуча уключинами, не хлопая лопастями весел по воде, и не окатывая нас время от времени множеством брызг.
– Табань, Лард, кажется это здесь.
Вон одинокая пальма на берегу, вон там торчит из воды камень и совсем уж далеко, на севере, на фоне неба выделяется горный пик. Любой навигатор скажет, что точнее, чем по трем пеленгам, место не определишь.
– Энди, бросай якорь.
– Ты что, тише не можешь? – теперь злым шепотом на него накинулись сразу трое: я, Аделард, и присутствующий в лодке четвертым Гвенаэль.
Ансельм плюхнул в воду якорь – плоский овальный камень с отверстием посередине – так, что даже на корме брызгами окатило.
– Лард, дай свой фонарь.
У меня и свой есть, тоже работы Древних, и тоже не боящийся воды. Но фонарь Аделарда отличается тем, что свет у него можно регулировать. А под водой, если придется им воспользоваться, лишний свет ни к чему – рыбы создания любопытные, со всей округи на него соберутся. И среди них попадаются совсем не безобидные экземпляры, не говоря уже об акулах. Что еще важно, фонарь Ларда тоже умеет вспыхивать как тысяча солнц. Помехой не будет: такой необыкновенно яркой вспышки любая тварь испугается. Главное, потом самому не спутать, где верх, где низ.
– Капитан, может быть, с вами?
– Нет, Аделард, наверху ты нужнее. Почувствуешь, что веревка дергается часто-часто, вытаскивай меня как можно быстрее.
«По крайней мере, хотя бы часть успеете вытащить, чтобы могилка на берегу осталась. Будет куда одной синеокой красавице прийти всплакнуть».
– Удачи, капитан!
«И какой он все же негодяй, этот Ансельм! – поражался я, чувствуя, как тянет меня за собой на глубину камень. – Понятно, что без удачи нигде не обойтись, но зачем же орать так громко? Ночь, тишина, полное безветрие – шороха не услышишь и вдруг этот вопль. Он как будто специально все делает, чтобы Николь проснулась».
В воде оказалось темнее, чем я рассчитывал, но дно, покрытое светлым песком, с темными пятнами камней, все же просматривалось. «На кораллы бы лицом не напороться», – на всякий случай я вытравил еще веревки. Когда камень ткнется в дно, это сразу почувствуется, и у меня будет достаточно времени, чтобы повернуться ногами вниз.
Ну вот, наконец, и дно. Ступни коснулись песка, под одной из них почувствовалось что-то упругое, и будь я наверху, непременно бы выругался от неожиданности, а то и вскрикнул. Оглядевшись по сторонам, я так и не понял: то ли это место или не то, и те ли это камни, под одним из которых и заприметил раковину. Подгреб к ним, цепляясь за дно, стараясь, чтобы веревка не дергалась. Иначе примут за призыв о помощи и выволокут меня, полного возмущения, наверх. А на второй заплыв решимости у меня может уже и не хватить. В сотый раз пожалел о том, что не попросил у Свэла чудесный амулет, ради своего брата он вряд ли смог бы мне отказать.
Не удержался, засветил на миг фонарь, испуганно дернулся, когда увидел на расстоянии протянутой руки рыбью морду с огромными глазами, глядевшими на меня откровенно нагло – как я ее раньше-то не замечал? Тут же погасил фонарь и сунул руку под камень. Снова дернулся, почувствовав что-то твердое и скользкое: вдруг мурена? Они любят такие укрытия. Нащупал раковину, прижал ее к себе и двинулся наверх, стараясь не поддаваться панике: почему-то казалось, что снизу меня кто-то преследует. Вынырнул у самого борта, запоздало подумав, что Энди может заорать от моего неожиданного появления, но обошлось.
– Возьми ее, Аделард, – протянул я раковину, держась за борт другой рукой.
Раковина выскользнула, но Энди успел поймать ее у самой воды.
– Хоть какая-то от тебя польза, – прошипел Гвенаэль.
Взобравшись в лодку, я долго тряс головой, прижимая ладонь к уху, пытаясь избавиться от попавшей в него воды: когда погружался, забыл от волнения надувать щеки. Парни склонились над раковиной.
– Ну что там, есть хоть что-нибудь?
Раковина определенно не та, что я видел при свете дня: и больше в размере, и расцветка светлее. Но размеры как раз ни о чем не говорят, жемчужина либо будет, либо ее там не окажется. И то, что раковина светлая, не очень хороший знак: надежды, что в ней окажется нужная мне жемчужина, мало.
– Есть, капитан. – На этот раз Энди говорил едва слышно. – Целых три. И все они многоцветы.
– Ну-ка, ну-ка! – раздвинул я их.
Многоцветы бывают разными. Некоторые из них как будто бы и имеют разные оттенки цветов, но мутные, неправильной формы, и стоят они не дороже обычных, а то и дешевле – впрочем, как и выглядят.
На створке раковины действительно лежали три жемчужины, две поменьше, одинакового размера, и третья. Крупная, даже при слабом свете фонаря переливающаяся всеми оттенками цветов.
– Какие красивые, – протянул Ансельм, тыча в одну из них пальцем. – Повезло вам, капитан!
«Да уж, действительно повезло! – ликуя, думал я. – Вот эти две пойдут на сережки. У Николь есть серьги с обычным жемчугом, и стоит лишь на его место вправить разноцветы… Ну а эта, самая крупная, на бусы. Вместе с теми, что мне удалось найти раньше, и если добавить все их в бусы, что я купил для Николь в Монтоселе… Замечательно красивая вещь получается».
Оставалось только маленькое, но очень важное дело: уговорить Аделарда сделать ожерелье до рассвета, до того момента, когда проснется Николь. Руки у него золотые, хотя по их виду и не скажешь: каждая ладонь размером с лопату. Но на фигурках, которые он вырезает из всего, что только под руку попадет, всегда можно увидеть на лицах и веселье, и уныние, и печаль, и плач, хотя сами они размером с ладонь. Причем не с его, обычную.
– Лард, – поинтересовался я, когда вкратце объяснил, чего именно от него хочу. – Сможешь сделать до рассвета? Я заплачу, сколько скажешь, и даже больше того.
– Сделаю, капитан, – твердо пообещал он. – И денег никаких не надо, ведь это же для Николь.
Казалось бы, какая разница? Ну увидит Николь мой подарок не когда проснется, а завтра, послезавтра, или даже через неделю. Но почему-то очень хотелось, чтобы первым, что она увидела, когда проснется, были украшения из жемчуга-многоцвета.
* * *Возвращаясь в Банглу, мы прошли точно над тем местом, где на краю лесной поляны рос одинокий сикомор. Единственный на Островах, по уверению навигатора Брендоса. На этот раз никто к нему привязан не был, и ничто не напоминало о том, что не так давно здесь чуть не произошла трагедия.
«Тот ли это сикомор, о котором Брендосу предрекли, что с ним связана его судьба? В пророчествах никогда не бывает ни точного места, ни времени, туманные они и толковать их можно, как только пожелаешь. Но, возможно, такими они и должны быть, чтобы человек, к которому обращено пророчество, решал сам».
* * *За полдня до прибытия в Банглу мы попали под дождь. Он лил сплошной стеной, настоящий ливень. Однажды, в Великом каньоне Гурандских гор, мне, чтобы спасти «Небесный странник», пришлось пройти чуть ли не под самым водопадом. Теперь ситуация очень напоминала тот случай, пусть сейчас мы попали в нее и не вынужденно. Такие дожди на Островах – явление чрезвычайно редкое и считается плохим предзнаменованием.
«Ну да, – хмыкнул я, кутаясь в безнадежно промокший плащ. – Судя по всему, дождь идет над всеми островами архипелага. И что, сразу всем на них проживающим грозят неприятности?»
– Вы только посмотрите, Люкануэль: на посадочном поле шесть кораблей, – на миг оторвал трубу от глаз только что поднявшийся на мостик навигатор Брендос. – Насколько мне известно, такое здесь бывает достаточно редко, но нам везет уже второй раз подряд. Интересно, что же могло заставить их всех собраться в Банглу?
– Вижу, Рианель, вижу. Единственное, что приходит в голову: они всерьез поставили перед собой задачу оставить нас без работы. При такой конкуренции «Небесному страннику» мало что светит.
– Кстати, Рианель, тот двухмачтовик, что стоит в отдалении от всех, никого вам не напоминает?
– Отчего же нет, – легко согласился Брендос. – Очень даже напоминает. Уж не «Лорд Беккенхил» ли это, корабль губернатора острова Энстад?
«Надо же, – изумился я, – у него даже голос не дрогнул! А как же леди Гармелинта? Отлично помню выражение лица Рианеля в тот момент, когда я нашел его за заставленным бутылками столом.
И вот это его:
Неужели все? Ведь он страдал, страдал по-настоящему, как ни пытался свое состояние скрыть. Уж не Ниала ли тому виной?»
Я украдкой взглянул на навигатора «Небесного странника». Тот, вероятно, почувствовав мой взгляд, позволил себе некое подобие улыбки, уж не знаю, чему она была посвящена.
– Меня больше интересует вид во-он тех двух кораблей, – продолжил Брендос. – Это те самые, что пустились на охоту за Ночным убийцей, но выглядят так, как будто им самим кто-то устроил хорошую трепку. И еще интересный вопрос: где же третий из них?
– Скоро все узнаем.
Кроме всех прочих, я видел на поле и «Альбатрос» капитана Солетта, чему был искренне рад.
* * *Дождь закончился сразу, его как отрезало, как только под железным днищем «Небесного странника» скрипнул мокрый песок посадочного поля.
– Давно бы так, – пробурчал под нос Пустынный лев, отходя от штурвала с видом полностью выполненного долга.
Чем хорош привод Аднера, так это тем, что даже такой бездарный рулевой, как Амбруаз Эмметт, легко справляется с управлением кораблем. Да чего там – поставь за штурвал ребенка, и результат будет таким же прекрасным, как если бы за ним стоял Гвенаэль Джори, наш лучший штурвальный.
– Не составите компанию? – обратился я к Брендосу. – Прогуляемся до таверны, узнаем последние новости и вообще.
– Отчего нет? – пожал плечами Рианель, с какой-то понятной одному ему целью приподняв правую бровь. – С удовольствием. Думаю, мы услышим немало интересного. Кстати, и наши дамы изъявляют желание пройтись по земле.
Проследив за его взглядом, я обнаружил: моя надежда на то, что Николь подарила все свои платья с коротким подолом Ниале, рухнула. И мне только и оставалось, что тяжело вздохнуть. Уже по пути к нам присоединились Мирра с Энди. Так, парами, мы и шествовали по направлению к таверне.
«Если дело так пойдет дальше, – невесело размышлял я, – то вскоре мой корабль будет напоминать жилой дом. Сначала Родриг приведет на него свою семью. Затем Гвен найдет себе подругу, и она тоже окажется на борту. А вслед за ними подтянутся и остальные. В трюме поставят перегородки, чтобы у всех появились отдельные каюты. На палубе начнут резвиться дети под строгими окриками мамаш, следящих за тем, чтобы их чада не приближались к борту. И резвиться их чада будут между корытами со стиркой. Ну а над всем этим начнут трепыхаться на ветру женские нижние сорочки вперемежку с мужскими подштанниками. И как тогда на хлеб насущный зарабатывать?»
Ближе к таверне наши дамы отстали, что-то оживленно обсуждая между собой. Тут-то и произошла встреча, которую не ожидал никто, а сам навигатор Брендос, вероятно, меньше всех остальных. Когда мы приблизились к таверне, из нее вышла… Гармелинта.
Да, да, та самая Гармелинта, леди и просто обворожительная женщина. Судя по ее виду, приближение Рианеля Брендоса не стало для нее неожиданностью.
– Рианель, – еще издали окликнула она его, – здравствуйте! Вы даже представить себе не можете, как я рада вас видеть!
Она приблизилась к нему, взяла за руку и сказала со значением, заглядывая в глаза:
– Как хорошо, что мы встретились! Ведь нам так много нужно друг другу сказать…
Брендос мягко, но решительно освободил руку.
– Извините, леди Рубис, но с некоторых пор многое изменилось. Ниала, подойди сюда, – позвал он девушку-паури. И когда та подошла, сказал: – Леди, Рубис, позвольте мне представить вам мою жену.
Надо было видеть, как изменилось лицо Гармелинты. Хорошо было видно, как глубоко она оскорблена: как же, ей, благородной леди, предпочли какую-то потаскушку-островитянку!
Гармелинта вздернула нос и пошла к «Лорду Беккенхилу», даже спиной выражая презрение – умеют же некоторые! Из таверны выбежал какой-то хлыщ с напомаженными волосами, догнал ее, что-то спросил, после чего подхватил под руку.
Все мы провожали эту парочку взглядом, пока они не скрылись за бортом какого-то торговца, размерами ненамного превышающего мой «Небесный странник». И только Ниала смотрела на Брендоса испуганно. Вряд ли она поняла хоть что-то из их разговора, но нужно ли тут понимание, когда и без слов все ясно. Рианель Брендос погладил девушку по волосам, взял ее под руку, после чего обратился ко мне:
– Господин капитан, у меня к вам есть просьба и очень надеюсь, вы мне в ней не откажете.
– Всем чем смогу, помогу, господин Брендос, всем чем смогу, – ответил я, все еще под впечатлением от увиденного.
– Мне бы хотелось узаконить отношения с Ниалой, и потому прошу вас стать свидетелем нашей клятвы в храме Богини-Матери.
* * *– Ну рассказывай Ник Солетт, что тут новенького без нас произошло? И прежде всего: почему эти охотнички за Ночным убийцей имеют такой потрепанный вид? Кстати, где третий корабль? И наконец: надеюсь, с Ночным убийцей покончено раз и навсегда? – засыпал я вопросами капитана «Альбатроса», когда все мы устроились за его столом.
– Если бы, Сорингер, – поморщившись, капитан Солетт стукнул кулаком по столу. От души так стукнул – чудо, что столешница не треснула и со стола не посыпалась посуда от сотрясения. Кулак у него с голову, но и стол сработан на века, всех нас легко переживет.
– Ник, дайте я вам помогу, – неожиданно вмешалась в разговор Николь.
Она поднялась со своего места, встала позади него и, положив обе руки ему на голову, провела по ней, как будто гладя. Лицо у Солетта приобрело нарочито блаженное выражение, он даже глаза якобы от удовольствия зажмурил. Затем посмотрел на меня с улыбкой и неожиданно подмигнул.
«Уведу у тебя твою красотку, Сорингер, ох, уведу!» – говорил он всем своим видом. Затем разом вдруг посерьезнел:
– Спасибо, милая, – сказал он, – не думал, что такое возможно.
– Вам бы пить поменьше, – ответила Николь. – И стараться не нервничать. На высоте, бывает, чувствуете себя так, как будто жаром все внутри горит, – полуспрашивая, полуутверждая добавила она, на что Солетт молча кивнул.
– Я сделала все, что могла, вам теперь будет намного легче, только вы уж не пейте.
– Да где же такое возможно – меньше пить и совсем не нервничать, – со вздохом вымолвил капитан «Альбатроса», поднял стакан, где почти доверху плескался ром, подумал миг, и с новым вздохом поставил его обратно на стол.