Господи, ей нужно было понять раньше, что его самонадеянность подведет их обоих! Он был так уверен в том, что его укрытие невозможно обнаружить, – в точности как мальчишки с острова Нетинебудет! И даже не подумал о том, что его до сих пор не нашли, потому что никто и не думал искать. Парень с придурковатой сестрой – кому они нужны!
Но когда он привел сюда ее, все изменилось.
– Тот щелчок! – вспомнила Вика. – Если кто-то был снаружи, наблюдал за нами, а спрятался от тебя…
Она попыталась сообразить, сколько времени прошло с ухода Бенито. Забыв о том, где они находятся, обшарила взглядом стены палаццо, ища часы. Фрески, везде одни фрески!
Бенито вскочил.
– Ты права. Нам нужно уходить. Я был идиот! Жди здесь, я разбужу Алес.
Но сделать этого он не успел. Снаружи раздался плеск, а затем приглушенный стук: один раз, второй, третий.
Три лодки, поняла Вика.
Вот, кажется, и все.
Несколько мгновений они с Бенито смотрели друг на друга, а потом словно проснулись.
– За мной! Живо! – одними губами приказал юноша.
Вика схватила сумку, на ходу запихивая в нее вываливающиеся вещи, и бросилась к лестнице. Бенито огромными беззвучными прыжками мчался вверх, перемахивая через четыре ступеньки зараз. Она едва не упала, зацепилась за перила и поймала удивленную мысль где-то на краю сознания: почему они мокрые?
«Это ладони у тебя вспотели», – шепнул внутренний голос.
Снаружи послышались голоса.
«Нельзя, чтобы они увидели меня!» Вика рванулась изо всех сил, спиной ощущая, что ее вот-вот заметят через окно. Спасительная темнота успела поглотить ее за секунду до того, как сквозь прутья решетки посветили фонариком. Вика побежала за Бенито, ничего не видя вокруг, споткнулась и чуть не упала. Сильные руки поймали ее в последний момент.
– Нельзя шуметь, – шепнул Бенито ей на ухо.
Вряд ли в эту минуту во всей Венеции нашелся бы человек, понимающий это лучше Вики. В спине кольнуло холодом, и ледяные мурашки разбежались по коже от того места, куда приставляли заточку.
Жесткая ладонь Бенито нащупала в темноте ее пальцы. Вика почувствовала, как ее тянут за собой. Вокруг плыла тьма, такая густая, что казалось, они плывут вместе с ней. Парень шел уверенно: то ли видел в этом кромешном мраке, то ли хорошо знал дорогу.
В носу щекотала пыль, пахло прогнившим деревом и старой бумагой. Под ногами что-то мягко проседало, как те ветхие мостки у причала. «Не хватает еще рухнуть через перекрытия на головы бандитам».
Ей показалось, что снизу донесся шум. Вика застыла.
– Они внутри, – шепотом подтвердил Бенито. – Сюда!
Он дернул ее куда-то влево, дверь беззвучно распахнулась, и они ввалились в совершенно пустую комнату с криво заколоченным окном. Сквозь щели между досками падал слабый вечерний свет, и Вика увидела на матрасе у стены силуэт спящей девушки, завернувшейся в кофту.
Бенито присел, зажал ей рот ладонью:
– Алес! Проснись!
Вика затаила дыхание, когда девушка открыла глаза. Господи, только бы не закричала, только бы не закричала… Но Алессия встала, облизывая губы, и послушно двинулась за братом.
Когда они вернулись в коридор, внизу уже ходили люди. Темноту за спинами беглецов рассекали мелькающие желтые лучи. «Увидели лестницу и пытаются сообразить, куда она ведет, – поняла Вика. – Может, опасаются засады. Сейчас убедятся, что их оттуда не обстреляют, и пойдут наверх».
Бенито все шел вперед. «Что он задумал?»
Вика не могла понять, как он собирается спастись. Забаррикадироваться в одной из верхних комнат? Вызвать полицию? Что ж, это выход. Главное – успеть завалить дверь до того, как их догонят.
«Мы сможем, если будем двигаться бесшумно».
Стоило ей подумать так, Алес подвернула ногу и негромко вскрикнула.
Все трое застыли в нелепых позах. Несколько томительных секунд Вика вслушивалась, не донесется ли снизу дружный топот. Бенито прижал к себе сестру, успокаивающе нашептывая что-то ей на ухо.
Внизу помолчали, а затем снова заговорили с прежними интонациями. Похоже, крик Алессии не выдал беглецов.
– Еще немного! – шепнул Бенито.
Очередная дверь! И очередная комната, только с выбитым окном, за которым синело вечернее небо, прошитое алыми нитями заката. С первого взгляда Вика поняла, что ее предположение о баррикадах рассыпалось в прах. Внутри валялись лишь несколько сломанных стульев и пустое ведро.
Мозг Вики незамедлительно создал две картинки: она отбивается от бандитов ведром; она выходит с ведром на голове и беспрепятственно удаляется, не узнанная никем. «Вот так сходят с ума», – мелькнуло у нее.
Бенито не заинтересовался ни ведром, ни стульями. Он подбежал к окну, перегнулся и жестом подозвал к себе обеих женщин.
– Святая Мария, – ахнула Вика, увидев, что он задумал.
Из наружной стены сбоку от подоконника торчал устрашающего вида ржавый крюк. На нем, свернутая небрежными кольцами, болталась веревка с узлами по всей длине и утяжелителем в виде кривой сучковатой палки на конце. Похоже, Бенито имел основания опасаться кого-то не меньше, чем Вика, и предусмотрительно подготовил пути отхода.
Эта стена выходила на задний двор, огороженный высоким забором. В углу белела скромная маленькая калитка. Вика дорого бы отдала за то, чтобы сейчас оказаться возле нее. «Всего лишь второй этаж!» – с тоской думала она, оценивая расстояние до земли. Но по метрам выходило, что лететь, вздумай веревка оборваться, как с четвертого.
Страшно ей не было. Когда-то Вика боялась высоты, но в старших классах вместо физкультуры школьникам разрешили выбрать секцию скалолазания. Два года занятий излечили ее от начинающейся фобии.
Бенито размотал кольца и сел на подоконнике, свесив ноги наружу.
– Ты! – он ткнул пальцем в сестру. – Живо!
И тут Вика, почти уверившаяся в том, что спасение близко, поняла, где главное препятствие плану Бенито. Девушка попятилась, расширенными от ужаса глазами глядя на брата.
– Алес! – яростным шепотом заорал Бенито. – Сейчас не время!
Она замотала головой. Сальные волосы упали на искаженное страхом лицо. «Еще немного – и закричит», – поняла Вика.
Осознал это и Бенито. Он подбежал к Алес, обнял ее, забормотал что-то утешительное, но во взгляде его была злость.
– Говорил же, у нее птичий помет в голове! Она боится смотреть вниз. Спускайся сама!
– А как же ты?
Он выразительно показал на сестру и скривился. Мол, делать нечего, из-за чертовой дуры весь план чертям под хвост.
– Калитка открыта, – шепотом инструктировал он. – Дальше проход между домами. Выберешься – увидишь лодку…
– Все, хватит! – оборвала его Вика. – Я никуда не пойду.
С бешено колотящимся сердцем она отодвинулась от подоконника и скрестила руки на груди.
Бенито обрушился на нее с ругательствами, которые возымели бы больший эффект, если бы были произнесены в полный голос. К тому же Вика не настолько хорошо знала эту область итальянского, чтобы понимать все, что он говорит.
Дождавшись небольшой паузы, она перебила:
– Эти люди ищут меня! Не найдут и будут очень сердиты на вас. Ты это понимаешь?
Судя по лицу Бенито, он отлично все понимал.
– Или уходим все, или не уходит никто, – твердо сказала Вика. Внутри тоненький голосок пищал, что она дура, что она обязана позаботиться о себе ради детей и бросить этих двоих, как балласт, но Вика сейчас прислушивалась к совсем другим звукам.
Кажется, обыск внизу закончился. Кто-то поднимался на второй этаж.
– Бенито, веревка может выдержать двоих?
Он покачал головой.
Вика стиснула кулаки. Думай, думай! Вот девочка, которая боится высоты, вот один шаг до спасения… Что можно сделать?
– Бенито! Она боится смотреть вниз. А вверх?!
Как ни поразительно, он понял ее сразу же. Оттолкнув сестру, кинулся к подоконнику, подцепил веревку, раскрутил, как лассо, и забросил наверх. Перед оконным проемом закачалась веревочная петля.
– Алес, пошла! – шепотом заорал Бенито. – Давай же, тупая ты корова!
Тощие ноги в пижамных штанинах скрылись наверху. Бенито подсадил Вику, и она принялась карабкаться, обдирая руки об узлы и проклиная дуреху, которая согласна была лезть вверх, но боялась спуститься вниз.
К счастью, до крыши было близко. Перевалившись через край, мокрая как мышь Вика увидела, за что зацепилась спасительная веревка, и похолодела.
Палка, привязанная к ее концу, сейчас торчала между двумя столбиками балюстрады, подергиваясь от рывков. В любой момент она могла выскочить. Вика схватилась за нее и держала, пока над крышей не показалось красное от натуги лицо Бенито.
Они в четыре руки выбрали веревку наверх. Если бы кто-то высунулся из окна, их раскрыли бы тотчас: веревка поднималась от крюка по стене, похожая на экзотическое растение с толстым стеблем. Затаив дыхание, Вика и Бенито ждали, не появится ли под ними чья-то макушка. Алес бесстрастно, как божок, уселась посреди ровного прямоугольника крыши и, кажется, задремала.
Две минуты.
Пять.
Десять.
А потом до них донесся самый прекрасный звук, который только могла представить Вика в эту минуту: шум заведенного мотора.
Лодки уходили.
– Я гляну, сколько их, – шепотом сказал Бенито и, пригнувшись, побежал к противоположному краю.
Когда он вернулся, на лице его играла довольная ухмылка.
– Лодки забиты под завязку. Значит, уехали все. Боялся, они оставят тут кого-нибудь.
Вика закрыла глаза. «Уехали все. Слава богу!»
Она опустилась на нагревшуюся за день крышу. Вернее, ноги сами подогнулись, и волей-неволей пришлось сесть.
– Нам все равно придется уйти, – с сожалением признал Бенито. – У меня есть одно местечко на примете… Недалеко.
– И мы им воспользуемся, как только сможем уговорить твою сестру спуститься отсюда, – закончила Вика.
Глава 10
1Уже в венецианском аэропорту выяснилось, что Илюшин несколько переоценил свои способности к языкам. Возле стойки такси Сергей с легкой оторопью наблюдал, как его друг отчаянно жестикулирует (Бабкину пришлось отойти подальше, иначе в Венецию он приехал бы с фингалом под глазом), сыплет фразами вроде «леминато-крещендо-примо-аллоре-кварта» – и не имеет ни малейшего успеха. Судя по скептическому выражению лица дамы за стойкой, все, что говорил Илюшин, представлялось ей полнейшей абракадаброй.
Бабкину впервые довелось увидеть, как его друг терпит столь полное и сокрушительное поражение. В конце концов Илюшин сдался и перешел на английский.
– Макар, а Макар, – осторожно спросил Сергей, пока они тащились с чемоданами в порт. – Все-таки скажи, где ты учил язык?
– Со мной занимался один человек, когда мы из-за неудачного стечения обстоятельств оказались заперты вместе на некоторое время, – туманно ответил Илюшин.
Бабкин обдумал его слова со всех сторон. Стечение обстоятельств? Заперты вместе?
– Ты что, сидел? – недоверчиво спросил он.
Еще сутки назад Бабкин прозакладывал бы голову, что Макар никогда не был в тюрьме. Но после хора в Доме культуры железнодорожников Сергей готов был пересмотреть многие свои убеждения насчет друга.
– Боже упаси.
– Тогда что это за обстоятельства?
– Серега, это не очень интересная история.
«Да неужели?» – сказал про себя Бабкин. Когда кто-то говорит «не очень интересная история», это означает, что история по увлекательности может соперничать с «Тремя мушкетерами».
Колесики чемоданов стучали по плитке, и казалось, будто рядом едут два маленьких поезда.
– А ты уверен, что этот человек над тобой не пошутил? – попробовал Бабкин зайти с другой стороны.
– Не уверен, – сказал Илюшин. – В этом-то все и дело.
Пристань встретила их пронзительным гудком вапоретто. С моря дул сильный ветер. Макар вытащил из сумки длинный вязаный шарф и обмотал вокруг шеи. Шарф был болотного цвета и, по мнению Бабкина, выглядел на редкость по-дурацки. Однако удивительным образом он придавал Макару… итальянистость. Сергей в очередной раз позавидовал способности Илюшина мимикрировать под окружающую среду.
– Вон наше плавучее средство, – показал тот на остроносую, как туфля, лодку. – Идем.
Двадцать минут спустя моторка причалила возле ничем не примечательного серого здания. Внутри дом оказался удручающе похож на общежитие. Даже краснолицый старикашка на входе напоминал вахтера советского разлива.
– Мы точно по адресу? – озадачился Сергей.
Они шли по бесконечному коричневому коридору с унылыми пальмами в кадках.
– Ты был подозрительно мрачен всю дорогу, – заметил Макар, игнорируя его вопрос. – Меж тем вокруг прекрасный город, а ты не сказал о нем ни слова. В чем дело?
Тут Бабкин рассердился всерьез.
– Еще спрашиваешь! Нам здесь работать. А ты, как выяснилось, не сможешь объясниться даже с продавцом мороженого.
– Ты хочешь мороженого? – озадачился Илюшин.
Он толкнул стеклянную дверь в конце коридора. Перед ними открылся внутренний дворик, выложенный плиткой. На другой стороне дворика виднелась вторая дверь, металлическая, вокруг которой по стене расползался виноград.
– Какое, к псам, мороженое! Нам общаться нужно, разговоры разговаривать! Ферштейн? Сейчас встретит тебя пузатый итальянец, и что ты ему скажешь? Чао, бамбино, сори?
Илюшин, остановившись перед железной дверью, склонил голову набок. Ни замочной скважины, ни звонка…
Он задрал лицо вверх и дружелюбно помахал рукой.
В листве щелкнул скрытый динамик, и оттуда раздался хриплый голос. Голос спрашивал что-то – вполне предсказуемо, по-итальянски.
– Макар меня зовут, – по-русски сообщил Илюшин. – Макар Андреевич. А этого товарища – Серега. Мы в гости… – он сверился с бумажкой, – ага, к Рафаэлю.
Бабкин закатил глаза. «В гости!» И тут, к его изумлению, дверь мягко отворилась.
Перешагнув через порог, Сергей огляделся и присвистнул.
Их окружал второй двор, раз в пять больше первого, весь засаженный мандариновыми деревьями. Нежно журчали струйки, вытекающие из мраморной чаши. В воде лениво плавали раскормленные золотые рыбки.
А за деревьями белел небольшой, но впечатляющий особняк: весь в колоннах, завитушках и прочих архитектурных излишествах, названия которым Бабкин не знал.
– Милое местечко! – заметил Илюшин, оглядываясь.
– Ты еще с хозяином не познакомился, – буркнул в ответ Сергей.
Хлопнула дверь, послышались быстрые шаги, и им навстречу выбежал низенький, как и предсказывал Бабкин, пузатый человечек с блестящими глазками. Человечек был чрезвычайно носат, курчав, пухл и сиял таким счастьем, будто собирался продать Бабкину и Макару два пылесоса по цене одного.
– А вот и наш итальянец, – вздохнул Бабкин. – Даже по-английски не спикает, как пить дать.
– Ай, хорошие мои, что ж не позвонили заранее! – воскликнул человечек еще издалека, вздымая короткие ручки к небесам. – Встретил бы как дорогих гостей, да? Зачем такси брали, деньги тратили? Ай-яй-яй!
Бабкин открыл рот и закрыл. Макар засмеялся.
Человечек налетел на них, долго тряс им руки, хлопал по плечам и укорял за то, что его не предупредили. Он до смешного походил на ангелочка, переметнувшегося на темную сторону силы: загоревшего и обрюнетившегося.
– Не хотели беспокоить вас, уважаемый Рафаэль, – с улыбкой сказал Илюшин.
– Я вообще-то Рвтисавари, – понизив голос, сообщил хозяин. – Но как эти обезьяны мое имя коверкают – это стыд и позор, слушай! Рад тебя видеть, дорогой! И тебя, Сергей!
Не переставая болтать с сыщиками как со старыми знакомыми, Рафаэль повел обоих в дом.
Особняк внутри оказался роскошным. До того роскошным, что Бабкин воскликнул про себя: «Лопни мои глаза!» Ему захотелось сбежать обратно в сад. Однако хозяин так явно гордился всем этим коврово-золотым великолепием, что Сергей понимал: своим уходом он нанесет толстяку моральную травму.
Они и глазом моргнуть не успели, как их усадили за стол. Запахло жареным мясом.
– Ребятки мои сей момент все подготовят, – извиняющимся тоном сказал Рафаэль и приложил ручки к груди. – Пять минут, мамой клянусь!
Между колоннами перемещались какие-то тени. За стеной раздавались телефонные звонки, двое темноволосых мужчин словно невзначай проследовали через комнату, кивнув Илюшину и Бабкину.
Сергей проводил их внимательным взглядом.
– Ага. Охрана есть.
– Да здесь вообще полно народу, если ты не заметил.
Макар утянул с тарелки лист какой-то травы и с аппетитом сжевал.
– А ты хоть знаешь, где мы оказались? – понизив голос, поинтересовался Бабкин.
– Откуда? Я просил помощи, мне ее предоставили. Выведать подробности, извини, не успел. Зная Перигорского, могу только догадываться, что это чья-то «крыша».
– Это я и сам понял, – раздраженно отмахнулся Бабкин. – А почему у этой крыши хозяин грузин?
– А ты хотел бы, уважаемый Сергей, чтобы это был итальянец?
Бабкин обернулся. Толстяк, услышавший его последнюю реплику, ввалился в комнату, собственноручно таща огромный серебряный поднос. На подносе лежало мясо. Груды мяса – поджаристого, ароматнейшего! Пучки пахучих зеленых трав обрамляли кроваво-красную помидорную мякоть, призывно темнел баклажан, белоснежная луковица исходила на разрезе прозрачной слезой.
– Зачем обижаешь, дорогой! – сказал Бабкин и сглотнул.
2– Наших тут хватает, – говорил Рафаэль, отпивая из бокала вино и закатывая глаза с видом величайшего наслаждения жизнью. – Жаловаться грех, живем неплохо.
Сказав это, он немедленно принялся жаловаться на ленивое местное население, паршивый венецианский климат и ежегодную аква альта, от которой у него прострелы и радикулит.
По словам Рафаэля, город контролировал кто угодно, кроме самих итальянцев.
– Расслабленные они, слушай! Скажешь идти и сделать – пойдет и сделает. Послезавтра! А надо было сегодня!