— Что я должен тут увидеть? — Не понимая, глянул он на меня круглыми глазами
— Как? Разве ты не видишь сочные оранжевые плоды на холодном снегу? — Удивился я, указывая ногтем на цифру. — Не видишь, как преданы они забвению, забыты и портятся, заметаемые снегом?
— Макс, у тебя с головой все нормально?
— Два килограмма мандаринов, — сменил я голос на будничный и указал взглядом на пакет. — Были выброшены согласно этой записи.
— Но они же не выброшены?
— В этом и прелесть настоящего изобразительного искусства. — Перенес я книгу на его колени. — Оно показывает мир, как видит его художник. В этом его сила.
— Но это ведь совсем не то!
— Неужели? Вот оно — изображение реальности. Вот подпись творца в самом углу. Вот дата создания картины.
— Но это ведь цифры!
— Абстракция — не искусство?
— Но за это ведь могут судить…
— Разве истинные художники боялись гонений? — Подмигнул я. — А вообще я верю в тебя. Я верю, что на страницах твоих произведений будут терпеть крушения корабли и возникать из неоткуда заводы, им будут аплодировать инспектора и проверяющие, веря в созданные тобой шедевры. А еще — за них станут платить миллионы. Разве не к этому ты стремишься?
Как вы поняли, я не собирался ограничиваться мороженым. Но главное в той истории — Олег согласился стать моим бухгалтером и с энтузиазмом зарылся в цифры, забросив гуашь и альбом.
Все вместе мы продолжили работу, продолжая создавать новые дни — хорошие для себя и по — прежнему платные для остальных. Мороженое теперь, с новым оборудованием, было не отличить от магазинного, так что несколько коробов теперь продавались через сельский магазин. Одна проблема окончательно решилась.
Зато я придумал себе новую — я решил создать для своих друзей новое будущее, в хороших школах, как у Семена. И я знал, как и через кого это организовать — дядя Коля обещал появляться раз в год. Осталось просто подождать.
Однако же, вместо дяди Коли, через некоторое время интернат навестил сам Семен, обрадовав уже подзабывших его учителей вестью о элитном лицее и пакетом, наполненным звоном бутылок. К его просьбе навестить старых товарищей из класса, разумеется, отнеслись с умилением. Классу досталась упаковка лимонада, килограмм конфет и неловкий разговор. Зато чуть позже мы смогли остаться наедине, в моей комнате.
— Это невозможно, — виновато ответил Семен, выслушав мою просьбу. — Поверь, я хочу тебе помочь, но для усыновления требуется достаток в семье и работа. А папа сидит на пособии, в городе мало работы для инвалида. Меня‑то кое‑как оформили.
— Значит, ему нужны деньги? — Уточнил я.
— Работа с гарантированным доходом. — Поправился он.
— Что я могу вам сказать. — Поправил я бессменную бабочку. — Он принят.
— А? — Не понимая, распахнул он глаза.
И открыл еще больше, когда из‑под дивана показалась накопленная выручка. В двух сумках. Да, я знаю, что там была одна только мелочь и монеты, но впечатление это производило положительное — еще на Толике проверил.
— О — откуда? — Выдохнул он.
— Работаем потихоньку, — скромно отозвался я. — В общем, обеспеченный доход у вас есть.
— Эм, здорово, но нужна официальная работа…
— Ну так пусть оформит себе фирму, я знаю, у взрослых так можно. — Пожал я плечами. — Завтра пришлю к вам машину, чтобы быстро все сделать.
— У тебя и машина есть?!
Вскоре в городе появилась компания «Макс — Им», с очень уважаемым учредителем — ветераном, не смотря на увечность, взявшим на себя груз по воспитанию сироты и претендующим на усыновление еще трех — их он заберет через две недели, после завершения учебного года. Все документы уже на руках у нового папы, решение, как я и думал, положительное.
Что любопытно, Дядя Коля в те дни даже удивляться не стал — разве что глянул на подпольный цех, приказал всем носить чистые халаты и несколько раз мыть руки — и тут же принялся звонить друзьям и организовывать сбыт. Молоко мы продолжили брать в деревнях, но платили уже родителям детей — совсем чуточку дороже, зато теперь его было куда больше и всегда вовремя. Так что теперь мы почти не продаем мороженое в интернате — все идет на внешний рынок.
Для местных у меня остались показы кинофильмов и мультиков — создание развлечений оказалось почти бесплатным, но продавались они очень хорошо и дорого. За фильмы и мультики я тоже должен благодарить Семена — когда мы договаривались о связи, я вытряхнул на покрывало запылившийся и не включающийся телефон, с давным — давно (когда я еще болел) закончившейся зарядкой. Семен вернул его заряженным, с новым номером и зарядником, заодно открыв мне чудо Интернета. Там было все! Рецепты новых мороженых, погода и даже 'Ну — погоди'. Так что скоро у меня появился ноутбук, а у ребят в интернате — тайные и очень дорогие сеансы, на которых можно было посмотреть очень и очень интересные вещи. А если заплатить и вовсе дикую сумму — то даже поиграть.
Были и проблемы, как без них. Вроде того случая, когда Петька обожрался мороженым и загремел в больницу с воспалением легких. Весь бизнес тогда стал под угрозой — развлечение малышей, как считали взрослые, оказалось вовсе не развлечением, а предприятием с солидным оборотом. Пока взрослые не придумали неверное решение и все не испортили, я сам сделал первый шаг — пришел к директрисе и подарил ей то, что она любит больше всего на свете. Старательно выглаженная пачка денег, обернутая розовым бантиком, заняла свое место на самом краешке стола. А я просто тихо вышел, прикрыв за собой дверь, напоследок пообещав такую же каждый месяц. Больше нас никто и никогда не беспокоил….когда Петька, дурак, полез жаловаться на выставленный мною счет за воровство, с лестницы его спустил совсем не я.
Но все должно иметь свое начало и свой конец. Я прекрасно это помнил, зная, какую судьбу мне уготовила директриса. Так что всегда держал в уме, что придет день… И этот день я потихоньку для себя создавал.
Глава 17. Искатели и сокровище
Был поздний вечер, когда на крышу почти неслышно царапнули коготки моего самого верного друга. За эти годы Машк уже свыкся с моей привычкой забираться на высоту, и даже одобрял ее, каждый раз усаживаясь рядом, подолгу рассматривая мир вместе со мной — от внутреннего двора, с его суетой, до самого горизонта.
Кот изменился за последние три года — стал роскошней, грациозней и где‑то даже неторопливей. Даже на крышу он забирался изящно и без суеты, подобрав себе удобную тропку меж креплений водосточных труб и декоративных бортиков. Его шерстка лоснилась от сытости и ухоженности, пушистым хвостом можно было обернуться не хуже шарфа, но внутри все еще жил вечно голодный котяра. И раз он появился вечером, то наверняка часы уже отметили девятый час — то самое время, когда любой приличный кот должен быть накормлен и уложен спать.
Машк потерся о ногу, провел кончиком хвоста по подбородку и удобно разместился на коленках, разглядывая зубастый силуэт далеких деревенских строений в заходящем солнце. Сразу же потеплело, и все громадье планов вновь выстроилось в понятную, очень даже несложную цепочку.
— Спасибо, мохнатый, — погладил я его между ушами.
Под руками тут же благодарно замурчало, наполняя уютом прохладную ночь. Последнюю ночь в этом месте.
— Можно идти, — Вадик появился с привычной за три года бесшумностью. — Всех разогнали по кроватям.
— Много было?
— С десяток. По пять от Сиплого и Моряка.
— Пф, — пренебрежительно фыркнул, осторожно перемещая разомлевшего кота с коленей на руки.
Я не настолько хорош в драке, чтобы честно драться одному против десятерых. Но и честной такую драку никак не назовешь, потому я немного хитрю, кутаясь силой от чужих ударов, изредка обжигая запыхавшегося соперника ударами. Обычно хватает пары минут, чтобы самые умные разбежались, а глупые решили, что их предали. Так что десять — пустяк.
— Я видел шило и половинки ножниц у них руках, — сухо добавил Вадик.
— Отлично, значит пойдут до конца. — Кивнул в ответ, протискиваясь в чердачный лаз. — Подопри им дверь, чтобы не мешались ночью.
— Возле двери всю ночь будет дежурить нянечка. За сотню обещала не сомкнуть глаз, — скромно, но явно ожидая одобрения, произнес он.
За что и получил похлопывания по плечу вместе с уверениями в его сообразительности. Хотя цена, конечно, великовата, но и ночь должна пройти без лишних глаз и ушей.
За пару шагов до своей комнаты я пересадил Машка на руки другу, поправил одежду, настраиваясь на деловой лад, и с сияющей улыбкой и огромным оптимизмом в глазах шагнул внутрь. С некоторых пор я вновь жил не один — интернату, все‑таки, нужен был сторож. Ну а мне — еще один источник дохода.
— Как наши дела? — Обратился я к мужчине, торопливо присевшему на кровать.
— Как наши дела? — Обратился я к мужчине, торопливо присевшему на кровать.
— Отлично, — преувеличенно бодро ответили мне. — Я чувствую прогресс!
— Мистер Заяц может быть вами доволен? — Указал я глазами на игрушку, бдительно рассматривающую комнату из‑за угла всегда открытыми, черными глазами.
— Абсолютно! — Истово закивал он. — Мистер Заяц может мной гордиться! Я готов вступить в общество новым, полноценным, здоровым человеком!
— Давайте посмотрим на браслет, — предложил я вместе с вежливым жестом и с довольством отметил полную полоску заряда на военном образце браслета — маяка.
Хорошая штука — бьет током, когда цель удаляется от места привязки или пытается его снять. На меня, понятное дело, не действует, но уже помогла вылечить четырех сложных пациентов.
— Вы молодец, мистер Сидоров! — Вдохновляюще похлопал я его по ладони. — Я и мистер Заяц гордимся вами!
— Вы хотите сказать… Я… вылечился? — Не веря, но с искренней надеждой произнес он, даже всплакнув от радости.
— Смею полагать — да, мистер Сидоров. Сегодня вы сможете вернуться домой, в семью.
— Спасибо, господин! Спасибо, господин заяц! — Сполз он с кровати, пытаясь поймать мою руку, чтобы поцеловать.
— Не стоит, это ведь наша работа. Будьте мужчиной, мистер Сидоров, возьмите себя в руки.
Все‑таки, вид рыдающего здоровенного мужика — совсем дикое зрелище. Особенно если вспомнить, как он хорохорился, когда его силой устроили сюда уставшие от запоев родственники.
— Но не забывайте, мистер Сидоров, — строгим голосом одернул я его. — Хоть одна капля — и мистер Заяц придет за вами.
— Никогда! Ни за что!! — Помещение сотряс искренний крик.
— Тише — тише, не надо беспокоится. Вставайте и собирайтесь, я вызову вам такси.
Когда за оградой предупредительно бибикнули, а мужчина уже стоял готовый сорваться в город, пришла пора прощального жеста.
— Разрешите вашу руку, мистер Сидоров.
Находясь в некой рассеянности, он бездумно дал мне ладонь, позабыв, что обычно происходит в таких случаях.
— Небольшое напоминание, — сухо улыбнулся я и потянул браслет с тела.
— Нет, не надо! — Успел он произнести за секунду до того, как тело свело судорогой от удара браслета, а из уголка рта запенилась слюна.
— Все — все, — успокаивающе потрепал я его за плечо, помог приподняться и довел, подпирая, до двери такси.
— Скоро очнется, скажет адрес. Довезешь в целости, твой номер я запомнил, — сунул я водителю половину сотни в окошко.
— Сделаем, шеф, — дежурно отозвался таксист, равнодушно глядя, как я усаживаю пассажира на заднее сидение и цепляю ремнем безопасности.
— Удачи, — хлопнул я по крыше машины, тут же отъехавшей в сторону города.
Еще одно дело завершено.
Стоило исчезнуть из виду машине, а вместе с ней и звуку мотора, как сразу стал слышен неприятный звук браслета, недовольного отсутствию жертвы и удалением от территории. Пришлось цеплять его на руку и быстрым шагом возвращаться в комнату — чтобы без лишних взглядов намотать на мизинчик пару десятков витков медной проволоки, коснуться подушечкой пальца нестандартного разъем под батареей и подать к коже немного своей силы. Половина часа — и индикатор вновь засветился зеленым. Утром нянечка вновь убедится, что никто не предпринимал попыток к снятию браслета и уж тем более не думал сбегать.
Первого клиента на 'излечение' привел ко мне дядя Сергей — что‑то у него не сложилось со страхованием, вот он и решил заработать на 'комнате с домовым', устроив сторожем слегка помятого мужчину. Дядя Андрей выглядел совсем не злым, где‑то даже похожим на учителя сединой волос и сеткой морщинок возле умных глаз. Неплохой, в общем‑то, человек — строил дома, но по работе был вынужден частенько напиваться. А там и сам стал закладывать, да так, что это стало серьезной проблемой для семьи и дела. Я к нему с расспросами не лез — он сам все рассказал, смущенно выкладывая два кусочка сахара на блюдце и укладывая его в угол комнаты. Потом разговорились, конечно, а там и до цены дошло.
Узнав, сколько стоит 'визит к домовому', я прозрачно намекнул дяде Сергею при следующем визите, что домовой теперь принимает только сотенные купюры, а сахар он может оставить себе. Дядя Сергей изобразил непонимание. Домовой за неделю не пришел ни разу.
Кажется, дядю Сергея сильно побили и заставили вернуть все средства, да еще накинув за мошенничество — во всяком случае, именно это дядя Андрей кричал в трубку своим помощникам. Чувствовал он себя очень неважно. В общем, его я больше не видел.
Второго клиента 'к домовому' устроил уже самостоятельно, через интернет. Вышло не сильно хорошо, мне даже пару раз попало 'за домового', да еще пациент умудрился уворовать духи у нянечки и все их выпить. Бесплотный дух оказался не великим препятствием для этого — меня ведь рядом не было. Да еще 'больной' не собирался выполнять обязанности сторожа — во всяком случае, первую неделю. Потом вера в домового окрепла достаточно. Но я все равно был недоволен. Тогда вместо домового и появился Мистер Заяц.
Отнятую игрушку я нашел на заднем дворе здания, разорванной и смятой. Я не знаю, зачем так надо было поступать с моим другом, которой никому никогда не сделал ничего плохого. Я забрал все кусочки и аккуратно все сшил обратно — как умел. А умел я плохо, поэтому вместо некогда красивого и умного зайца теперь было чудовище с грубыми швами и истершейся краской на глазе. Вместо изящного пиджачка — нескладный кусок ткани, оплывший после стирки и глажки, с небольшими пятнышками там, где попали мои слезы. Выстирывать их я не стал, испугавшись, что испорчу все еще сильнее.
Первый клиент страшно испугался зайца, посчитав его домовым. Второго клиента я разубеждать уже не стал. Так и появился в углу комнаты никогда не спящий монстр, которого все боялись за внешний вид, не зная, что на самом деле нет существа добрее его. Он ведь продолжал петь ту песенку даже после всего, что с ним сделали.
Третий пациент попытался сбежать, но застрял в щели под забором — я нашел его по истошному крику о помощи. Так‑то он мог бы и пролезть, но нарушителем заинтересовалась Лайка, воспринявшая рывки и дрыганье ногами за приглашение поиграть.
Зато с четвертым клиентом уже все было доведено до идеала. Мне платили деньги, отдавали зарплату сторожа, сразу же писали заявление на увольнение с открытой датой (клиент номер два очень хотел остаться, еле выставил), а руку пациента сразу же украшал мой браслет. Еще раз вытаскивать чье‑то тело из‑под забора не было никакого желания. Собственный сторож оказался невероятно удобен, когда потребовалось переправлять во внешний мир целые коробки и ящики с продукцией. Вся ночь, до самого утра, была полностью под моим контролем.
И сегодняшняя ночь так же пройдет без тревожного окрика. Мы не собирались ничего воровать — во всяком случае, не брали больше того, что я или Олег уже вычеркнули из одного гроссбуха и переписали в наш личный. Просто производство переезжало — не целиком, но самые дорогие его части, самые ценные механизмы и станки, без которых на новом месте не обойтись. Персонал доберем позже — список хороших и трудолюбивых ребят подготовлен. Так что после интерната они получат предложение гораздо лучше, чем картонная фабрика.
Ближе к трем часом ночи, уставшие, но довольные, мы загрузили Толика последним узлом комбайна, отправив его новую 'Газельку' в завершающий рейс. Там, на другом конце маршрута, тоже не спят. Но им легче, надо только руководить — наемной бригаде грузчиков, в общем‑то, все равно, что за детали, если не тянется за ними криминала. А наши железки точно искать не будут.
Остался самый последний шаг — тяжелый, сложный, но необходимый. Мне было сложно на него идти, я каждый раз вычеркивал и пытался его смягчить, но три месяца назад уверился, что иначе нельзя. И сейчас, глядя на шрам через все лицо Олега, к счастью, еле — еле не задевшего глаз, глядя на его перебитый нос и хромоту, не собираюсь ничего менять.
Мы завершили в половину пятого утра, С усталым хеканьем устроились за оградой интерната, взяв в свою компанию ящик собственного пломбира. Самое вкусное мороженое в городе — делали для себя. Только на наклейке отчего‑то написано 'Произведено 'ООО 'Холод — К', г. Петербург', а вовсе не наши имена. Зато надпись 'Покупая мороженое — вы помогаете детям!' — абсолютная правда. Так и сидели, встречая рассвет — для разговоров слишком устали.
Вскоре позади вежливо остановилась машина, не мешая нашему отдыху звуком клаксона или мерцанием фар. Я полуобернулся, махнул рукой Семену за рулем старенькой, но очень просторной Волги, ценной тем, что задняя дверь откатывалась в сторону, а кресло пассажира поворачивалось, позволяя дяде Коле не мучится, выбираясь наружу. Хитрая там конструкция, но довольно компактная — даже Толику нашлось место, чтобы подремать.