Хавьер не обладал и малой долей наблюдательности Луизы, но и он заметил, что никогда прежде леди Одрин не выказывала Луизе столь дружеского расположения. Ни одна из дам в семействе Аллингем не расточала улыбки даром, приберегая их лишь для тех, в чьих жилах текла голубая кровь.
– А что я хочу в подарок?! – выкрикнула мисс Тиндалл.
Луиза окинула Джейн пристальным взглядом, в котором читался самый живой интерес.
– Скандал.
Мисс Тиндалл недовольно присвистнула.
– Об этом и так все тут знают. Что еще?
Луиза усмехнулась.
– Грандиозный скандал.
Хавьер приподнял брови.
– Она тебя раскусила, Джейн.
Все рассмеялись, и Хавьер украдкой улыбнулся Луизе. «Молодчина, – говорила эта улыбка. – Так держать. Все будет хорошо, только не пытайся разведать мои заветные желания».
– А я? – на этот раз Локвуд решил испытать дар Луизы. – Чего я хочу на Рождество, мисс Оливер?
Локвуд двигал бровями, что придавало ему сходство с комическим персонажем – престарелым дамским угодником. Едва ли маркиз догадывался о том, к какому печальному результату сводятся все его старания произвести на дам впечатление.
Луиза со спокойной сосредоточенностью смерила его взглядом.
– Вы тоже хотите скандал. Но только, в отличие от Джейн, вы предпочли бы, чтобы он не коснулся вас.
– Да ладно! – выкрикнул Фредди Пеллингтон. – Не может быть, чтобы все мечтали о скандале. – Пеллингтон гордо носил прическу из идеально уложенных мелких завитков, покрывающих абсолютно лысую голову.
– По правде говоря, Пеллингтон, мы все хотели бы увидеть что-нибудь скандальное, – выступила в поддержку Луизы леди Ирвинг. – По этой причине мы и приехали в гости к Хавьеру на Рождество, дуралей.
Милашка Пеллингтон скуксился, и Луиза поспешила его утешить.
– Вы правы, мистер Пеллингтон. Очевидно, мне недостает воображения. Хотя относительно лорда Локвуда у меня имеется еще кое-какая догадка.
Хавьер почувствовал, как напрягся Локвуд.
Ха! Графу было известно о многих желаниях Локвуда, и ни одно из них маркиз не пожелал бы сделать достоянием общественности. К примеру, чтобы мисс Оливер уехала раньше окончания праздника, тем самым обеспечив маркизу выигрыш в десять фунтов. Или чтобы очередная любовница не сбежала от него к более обеспеченному патрону. Или чтобы приятели и знакомые относились к нему с уважением.
– Бледно-лиловый шейный платок, – сказала Луиза.
– Чепуха, – тут же произнес Локвуд с видимым облегчением. – У меня никогда и мысли не возникало о таком приобретении.
Хавьер не стал закатывать глаза, он лишь спросил:
– Почему вы так решили?
Свободной рукой Луиза указала на шляпу Локвуда с высокой тульей.
– Лорду Локвуду нравится идти в ногу с модой, и, я бы сказала, подавать в этом пример своим друзьям.
Маркиз в недоумении замигал.
– И потому, даже если вы пока еще не рассматривали возможность изменить традиционный цвет шейного платка на бледно-лиловый, мне кажется, что вам бы понравился результат и вы бы носили платок с удовольствием.
Речь Луизы была подобна испанской монете – красивая, блестящая и при этом не имеющая ровным счетом никакой цены. Локвуд стремился выглядеть франтом, и этого не могли не замечать все присутствующие. Впрочем, Хавьер подозревал, что именно этого маркиз и добивался.
Да, так и есть, Локвуд горделиво приосанился.
– Превосходная работа, мисс Оливер. Я всегда подозревал, что в вас кроются необычные таланты, – сказал маркиз.
И тут Хавьер не выдержал и привычно закатил глаза.
Если кто-нибудь еще и заметил пошлый намек в словах Локвуда, то предпочел его проигнорировать. Из чего следовало, что Луизе все же удалось впечатлить эту избранную публику.
Хавьер поймал себя на том, что сжимает кулаки так, что пальцы потеряли чувствительность. Расслабься, приказал себе граф. Стоит ли так переживать из-за посторонней девицы? Луиза не была ни его женщиной, ни даже близкой знакомой. Из того, что они провели вместе какое-то время и обменялись откровенными признаниями, еще ничего не следовало. Как и из того, что они договорились звать друг друга по имени.
Ни с того, ни с сего, Хавьеру вдруг стало холодно. По телу пробежал озноб. Единственное признание, которое ему удалось вытянуть из Луизы, это то, что она не испытывает к нему ненависти. Если это – лучшее, что мисс Оливер может о нем сказать, то пусть уезжает. А что до него, так он…
Признает поражение. И еще ему придется отдать десять фунтов Локвуду.
А этого нельзя допустить. Хавьер никогда не проигрывал. И, черт побери, он был Хавьером, а не Алексом, как она его называла. Граф не был тем сентиментальным слабаком, каким видела его Луиза, и ему не было дела до того, что она о нем думает, останется у него в гостях или нет. Ошибкой было признаваться ей в том, что ему нужны очки для чтения. Не надо было искать ее общества в библиотеке, даже если ему этого очень хотелось.
Лорд Хавьер никогда не позволил бы себе такой слабости.
Он скользнул взглядом по синьоре Фриттарелли. Певица выбрала наряд в красно-белой гамме. Цвета праздника, цвета Рождества. Она должна была стать его подарком на Рождество, подарком, который он сам для себя выбрал: роскошная женщина, чей бюст так аппетитно потрясывался, когда она смеялась.
Но Хавьеру даже поцеловать ее не хотелось, не говоря уже о чем-то большем.
– Хавьер, – донесся до него звонкий голос Джейн.
Вначале он решил, что кузина обращается к нему, но когда его имя стали повторять все присутствующие, до него дошло, что несносная Джейн предложила Луизе удостоить своим вниманием его, Хавьера.
Граф отреагировал единственно возможным способом, приняв выражение номер четыре: сдерживаемое страдание.
– Сделайте одолжение! Пусть мисс Оливер попробует угадать мои самые заветные желания, если ей так этого хочется.
Предполагалось, что Луиза смутится и растеряется, но этого не произошло. Она лишь с улыбкой покачала головой. И улыбнулась она не Хавьеру, а Джейн.
– Нет, это было бы ошибкой. Я не хочу компрометировать нашего дорогого хозяина.
– Как трогательно ваше стремление пощадить мои чувства, – криво усмехаясь, процедил Хавьер. – Впрочем, вы пробудили во мне любопытство.
Под безупречным костюмом денди часто и беспокойно билось сердце, но никому не дано догадаться, что твориться у него внутри.
– Не хотелось бы лишать вас какого бы то ни было удовольствия, – с едва уловимым сарказмом ответила Луиза. Скорее всего, она решила, что никто не узнает цитату из «Гордости и предубеждения».
Хавьер прищурился. Пустое. Не стоит устраивать сеанс саморазоблачения. О его начитанности никто не догадывается, и так тому и быть.
– Тогда что вы можете мне сообщить? – Он слегка склонил голову на бок, приподняв подбородок. Выражение номер один: завуалированное пренебрежение.
Луиза широко улыбнулась.
– Прошу вас поверить мне, милорд. Вам не понравится то, что я могу сказать.
Итак, они оказались там, где были в самом начале, с одним лишь исключением: в ее глазах вместо холодного презрения горело озорство.
– Возможно, мне удастся уговорить вас как-нибудь потом, – скучающим тоном произнес Хавьер. – А сейчас нам надо вернуться в дом, пока никто себе ничего не отморозил.
– Да тут есть, чем согреться! – жизнерадостно воскликнул лорд Везервакс, сделав очередной добрый глоток горячего пряного пунша.
– Но ведь мы должны выбрать победителя, не правда ли?! – воскликнула Джейн. – Я думаю, что выступление Луизы было лучшим.
– Я тоже за мисс Оливер. Было довольно интересно, – сказала леди Аллингем, одарив Луизу скупой улыбкой.
– Неплохо, но маловато драматизма, – высказалась леди Ирвинг. – Если бы не превосходный пунш, не знаю, смогла бы я вынести всю эту пустую болтовню или нет.
– Тетя, будьте милостивы. Я и о скандалах тоже говорила. – Луиза покинула импровизированную сцену и подошла к графине.
– Если никто не возражает и не желает представить на суд публики очередное выступление, то, похоже, победитель определен. – Хавьер говорил быстро. Ему не хотелось, чтобы кто-то влез со своими предложениями. Графу надоел весь этот фарс. И надоело менять маски тоже. Хотелось побыть собой, хотя бы недолго.
– Как приятно. – Луиза была сама любезность. Наблюдая за ней, Хавьер невольно задался вопросом, заметил ли еще кто-нибудь, как она перебирает пальцами, раздраженно пощипывая меховую оторочку пелерины. – Тогда я должна назначить всем наказание по своему выбору?
– Награду, – поправил ее Хавьер, и одновременно с ним Джейн сказала: – Ставку, а Локвуд добавил: – По моему выбору.
Хавьер на этот раз не стал закатывать глаза. Подобрав приличествующее случаю выражение бесконечного терпения, он сказал:
– Как вам будет угодно.
Луиза метнула на него колючий взгляд.
– Хорошо, – сказала она. – Тогда я желаю, чтобы мы все занялись чем-то праздничным, если никто не возражает. Предлагаю сегодня вечером разбиться на пары и отправиться на поиски зеленых веток. Победит та пара, у которой добычи окажется больше.
– Как вам будет угодно.
Луиза метнула на него колючий взгляд.
– Хорошо, – сказала она. – Тогда я желаю, чтобы мы все занялись чем-то праздничным, если никто не возражает. Предлагаю сегодня вечером разбиться на пары и отправиться на поиски зеленых веток. Победит та пара, у которой добычи окажется больше.
– Разбиться на пары? – Хавьер покачал головой, и леди Ирвинг одновременно с ним закивала.
– Превосходное предложение, – сказала графиня. – Простые радости под Рождество – что может быть лучше, а когда занимаешься этим в паре с кем-то…
– Но вечером уже стемнеет, – сказала Джейн. – Что мы сможем разглядеть в темноте… Хотя… Мне нравится эта мысль! – Джейн бросила оценивающий взгляд на Киркпатрика. Если ей удастся заполучить его в пару, бедняге не позавидуешь.
– Мы отправимся «на охоту», – решил Хавьер, – до того, как окончательно стемнеет. Если перенести ужин на более позднее время, то у нас останется на поиски час. А за ужином мы можем решить, какой приз достанется победителям.
– Я уже придумала, – сказала Луиза. – Победители получат право целоваться с тем, с кем пожелают, и поцелуев будет столько же, сколько окажется ягод на ветках остролиста или омелы.
У Хавьера пересохло в горле. Увы, промочить горло не удастся: остатки пунша допил лорд Везервакс.
– На каких именно ветках?
– На тех, что удастся собрать победителям. – Ему кажется, или ее улыбка действительно выглядит несколько развязной?
Сколько пунша она выпила? На этот вопрос Хавьер ответить не мог. Но, если его предположения верны и Луиза несколько перебрала с пуншем, то стоило бы обсудить с ней целесообразность ее предложения. И сделать это надо до того, как вся компания, разбившись на пары, разбредется в сумерках по всей усадьбе, в легком подпитии и с мечтой о поцелуях.
Хавьер был готов рвать и метать.
И, если отменить уже ничего не удастся, надо, по крайней мере, сделать так, чтобы он оказался в паре с Луизой. Или нет? За Джейн тоже следовало бы присмотреть. Хотя Джейн никогда не согласится отправиться «на охоту» со своим родственником. И кто знает, что может стрястись с Луизой под влиянием омелы и сумерек, если кто-то вроде Локвуда застанет ее в одиночестве?
Проклятое чувство ответственности. Хавьер сам был бы не прочь улизнуть в лес и затеряться там с мисс Оливер.
Хотя, возможно, он уже потерял себя в этом мире.
Граф закатил глаза от досады на самого себя, но, быстро оправившись, нацепил на лицо одно из пронумерованных выражений и повел всю компанию в обратный путь.
Глава девятая, включающая весьма своевременную булочку
Как только улеглась неизбежная суета по возвращению в родные пенаты, как только женщины сменили сапожки на туфельки, а мужчины освободились от теплых плащей и накидок, как только гости разошлись по своим комнатам, чтобы полежать в покое или не в покое, Хавьер отправился на поиски Луизы.
Долго искать ее не пришлось. Он знал, где найти мисс Оливер.
Хавьер увидел ее, как только открыл дверь в библиотеку. Луиза стояла перед жарко пылавшим камином с маленьким раскрытым томиком в руке и читала. Шторы были отдернуты, и в комнату из окон лился холодный серый свет. На этом безликом фоне Луиза, чей стройный силуэт проступал четкими контурами, с огненными сполохами на бледном шелковом платье, казалась существом из иного мира или галлюцинацией, рожденной разыгравшимся воображением, подстегнутым изрядным количеством пунша.
«Это всего лишь игра света», – опустил себя с поэтических высот Хавьер.
Тяжелая дверь затворилась с тихим хлопком, и Луиза подняла глаза от книги.
– Милорд, – сказала она и тут же поправилась: – Алекс. С наступающим вас Рождеством.
– И вас. – Он остановился на расстоянии вытянутой руки. – Итак, что, как вам кажется, я хочу получить на Рождество?
Луиза захлопнула томик и спрятала его подмышкой, после чего повернулась к нему лицом.
– Я вас раздосадовала, верно?
– Тем, что вы притворились скромницей и не придумали для меня что-то вроде шейного платка лилового цвета? Да. После наших… – Он сжал и разжал руку, будто попытался, но не смог ухватить нужное слово.
– Бесед о Катберте и шифрах? – Она чуть игриво улыбнулась. – Вы считаете, что заслуживаете большего.
– Ерунда. Забудем об этом. – Странный получался разговор: глупый, несолидный. Не достойный взрослого, зрелого мужчины.
– Прошу вас… – Мисс Оливер коснулась его запястья за мгновение до того, как он собрался уйти. – Я хотела как лучше. Я не могла ответить на ваш вопрос при всех. Лорд Хавьер любит маленькие тайны, не так ли?
– Незачем делать вид, что меня тут нет. – Ее рука несильно сжимала его запястье, а граф чувствовал себя так, словно на него надели оковы. Живот свело спазмом. «Беги отсюда, пока не поздно».
Но было поздно. Слишком поздно.
– Но вас тут нет. – Луиза отпустила его руку и прижала книгу к груди. – По крайней мере того человека, который известен миру как лорд Хавьер, здесь нет.
Она отвернулась. Стоя к нему в профиль, безупречно прочерченный, подсвеченный бледным зимним светом, мисс Оливер вонзала в него слова, без жалости, без сочувствия.
– Я вижу вас иным, Алекс. И я вижу, что вы сами не знаете, чего хотите. Ни на Рождество, ни на любой другой день.
– Вы ошибаетесь, – с деланым спокойствием сказал он. – Мои желания просты и понятны. И известны всем. Вино и женщины для тела и немного песен для души. Как видите, я весьма скромен в своих желаниях.
Она всегда улыбалась в самое неподходящее время.
– Вам ни к чему изображать передо мной скромность, Алекс. И прятаться за своей репутацией тоже. Если я что-то и поняла насчет лорда Хавьера, так это то, что он полон неожиданностей. И противоречий.
Граф стиснул зубы.
– Вы не стремитесь соблазнять, вы не хотите дебоширить, иначе вы бы все это делали, – говорила Луиза. – Вас не влечет ни к одному из грехов, которые вам так часто приписывают. Но вам нечем их заменить, и в этом суть.
К концу речи голос ее звучал тихо и печально – явная примета жалости. Нет, только не это. Не может быть, чтобы она испытывала к нему жалость.
– Я знаю, чего хочу, – сказал Хавьер. Он слышал себя и не узнавал собственный голос. Он оправдывался перед ней, словно нашкодивший школьник.
Луиза повернулась к нему лицом, и под ее взглядом граф ощутил себя жалким обманщиком.
– Тогда прошу меня простить, – произнесла она убитым тоном, – за то, что ошиблась. – И отвернулась, уставившись в огонь.
Неприкасаемая. Недоступная. Непостижимая. И ему нечего было сказать ей в ответ. Он все еще был полон сомнений, а определенности не было никакой.
– Почему вы здесь?
– Потому что я не знаю, чего хочу, – как-то сразу сникнув, сказала мисс Оливер.
Хавьер поднял руку. Зачем? Прикоснуться к ней? Утешить, привлечь к себе?
Оттолкнуть, как это уже было?
Он смотрел на свои растопыренные пальцы и не знал, как поступить. Никогда прежде граф не замечал за собой такой нерешительности в общении с противоположным полом. Но Луиза была не такой, как все. Она была окутана тайной. Загадок в ней было не меньше, чем в том зашифрованном фолианте, повествующем об истории его семьи.
Наконец, Хавьер решился, и его рука легла на нежный изгиб, где шея переходит в плечо. Кожа мисс Оливер была прохладной на ощупь, прохладнее, чем он ожидал, словно огонь добавлял ей цвета, но не давал тепла. Граф чувствовал трепет Луизы.
Мисс Оливер глубоко вздохнула и вся натянулась, как струна.
– Я не этого хочу, – на одном дыхании проговорила она.
Медленно и нежно он провел рукой вверх по шее, повторил линию скулы и развернул Луизу лицом к себе.
Ему самому стало трудно дышать. Воздух в комнате вдруг сделался разреженным и слишком жарким, и рука графа дрожала, грозя выйти из-под контроля.
– Идите со мной, – сказал он. – Сегодня вечером, за омелой. Будьте со мной.
Ее глаза казались бездонными.
– Разумно ли это?
Хавьер опустил руку.
– Не слишком. – Он засмеялся хриплым, лающим смехом. – Но разумнее, чем позволить Локвуду распускать руки.
– О, да. – И вновь эта таинственная улыбка. – Вы и Локвуд. Вечное соперничество.
– Да не соперничество это, – с досадой произнес Хавьер и добавил: – Кроме того, я нахожу ваше общество вполне сносным.
– Сносным, говорите. Как я могу устоять перед столь лестно оформленным предложением. – Луиза снова смотрела в огонь, всем видом давая понять, что тема закрыта. У Хавьера было ощущение, что он запорол все дело, и при этом не мог понять, где именно напортачил.
Слова вертелись у него на языке: сахарные, льстивые, угодливые, которые граф так часто использовал, и с неизменным успехом.
«Вы украсите вечер своей улыбкой».
«Одно ваше присутствие делает меня счастливым».
«Вы так славно играете, моя дорогая, что любой счел бы за счастье стать вашим партнером».