Все ее подруги тратят много времени на «чистку перышек» и старания расширить рамки женского дресс-кода, в котором они должны выглядеть как женщины, но в то же время не до такой степени женственно, чтобы показалось, что они привечают внимание мужчин.
Скрытое тело есть воплощение секса – который официально не существует иначе как в браке с целью воспроизведения рода. Вот почему соскальзывание ткани даже на сантиметр может транслировать провокационный сигнал. Когда почти всё тело скрыто, сексуализируется гораздо большее.
В среде, где секс никогда не обсуждается, где между мужчинами и женщинами существует строгое разделение, все постоянно думают о сексе – как это ни иронично и, пожалуй, как ни грустно. Части тела, ткани, жесты, которые в любом другом месте мира ни за что не показались бы сексуальными, получают определенную смысловую нагрузку. Это прискорбное противоречие означает, что каждый здесь постоянно должен быть гипербдителен.
Будучи женщиной, ты должна утаивать и свое тело, и любую энергию, которая его окружает – в речи, движении и взгляде. Прикосновений к человеку противоположного пола на публике, по случайности или в знак дружеского жеста, следует избегать. Один шведский дипломат на той неделе категорически отверг мою попытку взять его под руку: такая фривольная привязанность между иностранцами противоположного пола была бы неверно интерпретирована и создала бы ложное впечатление. Однако афганцы-друзья мужского пола в Кабуле часто держатся за руки, нередко придерживая другой рукой автоматный ремень.
Ответственность за поведение мужчин, да и вообще за всю цивилизацию, возложена здесь целиком и полностью на женщин, на то, как они одеваются и ведут себя. Считается, что мужские животные импульсы всеподавляющи и неконтролируемы. И поскольку мужчины – это жестокие, безмозглые дикари, женщины должны прятать свои тела, чтобы избежать нападения. В большинстве обществ от уважаемой женщины ждут, что она, в той или иной степени, будет прикрываться. Если она этого не делает, то напрашивается на нападение. Любой женщине, которая попадет в «беду», излишне привлекая мужское внимание, придется винить только саму себя.
По сути, это все та же затасканная старая попытка отмахнуться от жертвы изнасилования: на ней было надето что-нибудь провокационное? Если да, то она отчасти несет ответственность за то, что на нее напали. Представление о мужчинах как о дикарях, которые не могут себя контролировать, всегда было великим оскорблением для мужчин, поскольку оно подразумевает, что мужчины не обладают полноценным сознанием, которое способно взять под контроль даже крайне агрессивные импульсы.
В Коране, так же как и в Ветхом Завете{65}, есть пассажи, в которых скромность в одежде рекомендуется и мужчинам, и женщинам. Но что́ в действительности составляет образ скромной, благочестивой и чистой женщины, в Коране нигде не предписано и варьирует в зависимости от представлений его многочисленных интерпретаторов. Закрывание лица вуалью исторически предшествовало исламу{66} и изначально было привилегией только высокородных женщин, символизируя их исключительную сексуальную принадлежность одному-единственному мужчине. Сетарех, как и большинство здешних женщин, покрывает голову, и когда она пересекает границу, чтобы навестить родственников в Пакистане, требуется, чтобы головной платок покрывал и ее грудь.
На севере женщины набрасывают на себя большие полотнища ткани, чадори, как еще один дополнительный слой покровов под бурку. В Кабуле молодые женщины позволяют платкам соскальзывать, и всякий раз, как мы остаемся наедине, Сетарех жестом облегчения и удовольствия встряхивает своими длинными блестящими волосами и проводит по ним пальцами, пробуждая их к жизни. А вот Захра с удовольствием брила бы голову, если бы мать ей не запрещала.
Когда мы во время прогулки по району, где живет Захра, проходим мимо небольшой овощной лавки, где выставлены на продажу пыльные апельсины, морковь и яблоки, она с гордостью упоминает, что в прошлом году здесь состоялась драка, в которой она играла центральную роль. Она шла по улице вместе с одной из своих младших сестер, и они услышали за спиной свистящий звук: кто-то пытался привлечь внимание младшей сестры: «Ссст, ссст, ссст…» Девочка наклонила голову и попыталась ускорить шаг, но Захра не собиралась молча спускать оскорбление. Она обернулась и заорала на юного обидчика:
– Позор тебе – позор, говорю я! У тебя уж почти борода выросла, а ты с ребенком заигрываешь!
Поначалу казалось, что подросток оторопел. Он даже сделал пару шагов назад. Но потом подобрал с земли камень и швырнул в Захру. Она пригнулась, и камень попал в машину позади нее. В ярости Захра перешла к решительным действиям. Она лягнула подростка в живот и попыталась нанести ему удар кулаком в лицо. Парень упал на землю, но ухитрился бросить в нее второй камень. Этот угодил в боковое зеркало припаркованной машины. Когда на шум прибежали два полицейских из парка, Захра объяснила, что произошло. В глазах ее был гнев, в сердце пылало пламя, когда она произносила эти слова: юноша старшего возраста неподобающе повел себя по отношению к ее сестре, которой было всего 12 лет.
Полицейские согласились с возмущением Захры и полностью разделили его, мельком взглянув на младшую сестру: та была подобающим образом одета в черное, аккуратно приколотый заколками платок покрывал всю голову. Ее нельзя было заподозрить в том, что она спровоцировала молодого человека на подобный поступок. Придя к такому выводу, полицейские принялись избивать подростка. К ним подключился и местный лавочник. После нескольких пинков и ударов кулаками они потащили оскорбителя прочь, в направлении полицейского участка. Ночь ему предстояло провести в камере.
Когда Захра досказывает свою историю, я в поисках подсказки поворачиваюсь к Сетарех, которая заполняет смысловые пробелы:
– Такова роль старшего брата – защищать честь младших сестер. Брату следует бросать вызов тем, кто грубит им.
В данном случае в роли старшего брата выступает Захра. Юные девушки, по мнению Захры, не должны иметь никаких контактов с юношами, пока не будут помолвлены или замужем. Больше всего брату стоит опасаться того, что его сестра влюбится в какого-нибудь парня по собственному выбору. Такое увлечение может окончиться для семьи катастрофой. После этого девушка будет запятнана и непригодна для брака.
Молодым людям нельзя верить, говорит Захра. Они могут давать девушкам обещания, а потом брать свои слова обратно, когда девушка уже опозорена и запятнана тем, что разговаривала с парнем, и таким образом даст повод для подозрений в том, что мысли ее уже нечисты.
Я задаю Захре вопрос, чтобы убедиться, что поняла все правильно:
– Значит, девушки не должны водить дружбу с парнями, пока не выйдут замуж?
Она отрицательно качает головой. Ни в коем случае.
– Но ты-то с парнями тусуешься?
– Только со своими соседями.
Несмотря на то, что Захра играет сверхзаботливую мужскую роль по отношению к сестрам, никакой лояльности к другим парням в ней нет и в помине. Она – не одна из них; она презирает их отношение к девушкам.
Есть очевидная двойственность в том, как она себя воспринимает, и в том, как распределяет свои разные личины по задачам и чертам:
– Когда я поднимаю тяжелый ковер, соседи говорят, что я сильная. Тогда я чувствую себя парнем. Когда я убираю дом, я чувствую себя девушкой. Потому что знаю, что это – женское дело.
Именно Захра является самым мобильным членом семьи. Она бегает по всем поручениям, к портному и на базар. Она заполняет тяжелые газовые баллоны и приносит их домой. Ее мужская сторона – физическая.
– Парни сильнее девушек. Они могут делать что угодно, и они свободны. Когда я была маленькой, меня все били, и я плакала. Но теперь, если кто-то пытается меня ударить, я отвечаю ударом. Когда я играю в футбол и в чем-то ошибаюсь, на меня орут. А я ору в ответ.
– Как ты думаешь, почему ты ощущаешь себя и парнем, и девушкой?
– Мать всегда говорит мне, что я девушка. Но соседи называют меня парнем. Я чувствую себя и тем, и другим. Люди видят во мне и то, и другое. Я рада, что я и то, и другое. Если бы моя мать никому обо мне не рассказывала, никто бы и не знал. Тем, кто меня не знает, я представляюсь как Навид.
Это имя, которое означает «хорошая новость».
– Как ты хочешь, чтобы мы тебя называли?
Она пожимает плечами. Было бы невежливо требовать чего-то от гостей.
У Захры есть очень четкое представление о том, что разделяет парней и девушек. Самое главное, объясняет она, это то, как они живут своей жизнью.
Она пожимает плечами. Было бы невежливо требовать чего-то от гостей.
У Захры есть очень четкое представление о том, что разделяет парней и девушек. Самое главное, объясняет она, это то, как они живут своей жизнью.
– Девушки наряжаются. Они пользуются косметикой. Парни – они попроще. И я такая. Я терпеть не могу длинные волосы, как носят девушки. Мне пришлось бы запасаться терпением, чтобы расчесывать их, мыть… И девушки слишком много болтают. Они сплетничают, понимаете? Мужчины тоже много говорят, но не так много, как женщины. Женщины вечно сидят в четырех стенах и говорят, говорят, говорят… Это их основное занятие. Потому что у них нет никакой свободы. Они не могут выходить из дома и заниматься разными делами, поэтому они только и делают, что болтают.
Ненадолго умолкнув, она продолжает:
– Ненавижу головные платки. Ненавижу их надевать. И длинные юбки. И лифчики. Я отказываюсь их носить.
Ее щеки снова вспыхивают румянцем, и челка падает на глаза, когда она отворачивается в сторону.
– Девушкам нравится иметь красивые дома, украшать их изнутри и снаружи, – продолжает она. – Парням наплевать на дома и на разговоры о том, как бы их украсить. Мужчины все равно уходят из дома и идут на работу. Есть занятия, которыми любят заниматься женщины: готовить, убирать, наводить красоту. Ходить на свадьбы. Мода, опять же. Мужчин все это не интересует.
Мужчины, напротив, любят быстро ездить на машинах, тусоваться с друзьями и драться. Захра описывает эталон мужчины как нынешнего кабульского любимого телегероя: это Джек Бауэр из сериала «24». Для нее и других парней района этот американский экшен-герой символизирует настоящего афганца. Истинного воина. Мотив воздаяния присутствует в каждой серии: когда героя избивают до полусмерти, он снова поднимается на ноги и защищает свою честь. Как и любой афганец, в представлении Захры, он никогда не боится смерти. И никогда не перестает сражаться.
Я прибегаю к дешевой уловке:
– Значит, парни лучше девушек?
Захра мотает головой. Ничего подобного!
– Девушки умнее парней, потому что больше работают по дому и больше умеют. Мужчины подходят для других занятий. Они тоже умны, но умений у них меньше. Женщины способны выполнять любую работу, которую могут делать мужчины. Я это знаю, потому что сама это делаю. А вот мужчины не могут выполнять женскую работу.
В превращении консервативного старшего брата в довольно прогрессивную девушку-подростка есть своя логика:
– Знаете, все женщины могут быть мужчинами. Как я.
С этим трудно спорить.
Мы приближаемся к песчаному карьеру, где несколько молодых парней собрались вокруг трехколесного мотоцикла, который сдается напрокат. Захра хочет прокатиться. Она широким шагом подходит к главному в этой компании и сует ему в ладонь пару монет. Оседлав мотоцикл, она начинает на высокой скорости описывать вокруг нас петли. Ветер бьет ей в лицо, и на нем появляется широкая улыбка. Когда она проносится мимо нас, волосы ее взметаются во все стороны, и она для пущего эффекта привстает над седлом. Когда я ее фотографирую, соседский мальчишка кричит, обращаясь к Сетарех:
– Скажи ей, чтобы не считала себя парнем! Она девушка.
Слезая с мотоцикла, Захра говорит, что этот парнишка – ее друг и что беспокоиться не о чем. Он знает ее тайну, но обращается с ней как с приятелем.
– Если кто-то меня ударит, он меня защищает.
– А на тебя нападают?
– Случается.
В действительности свобода передвижения Захры в последнюю пару лет стала более ограниченной. Она ощущает растущую изоляцию. Девушки начали ее стесняться, а молодым парням нравится ее задирать. Она больше не чувствует себя в полной безопасности в своем районе, где все больше людей начинают видеть проблему в том, как она выглядит. То, что некогда было свободой под прикрытием, теперь становится тонкой провокацией для тех, кому известен секрет. А в последнее время, похоже, таких прибавилось. Захра подозревает, что некоторую роль в этом играет ее мать: раньше семья хранила ее тайну, но в последние годы мать неоднократно пускала в ход просьбы, мольбы и требования, чтобы Захра выглядела более женственно. Пора ей, говорит мать, становиться девушкой и воспитывать в себе женское начало.
Но Захра по-прежнему сопротивляется. Ее не такие уж великие свободы урезают, но в ее представлении это все равно лучше, чем быть женщиной. Мысль о том, что ей придется повторить жизнь своей матери, обзаведясь мужем и длинной вереницей детей, кажется ей абсурдной и пугающей.
Когда мы усаживаемся под деревом в парке, Захра внезапно умолкает, когда мимо проходит ее учитель пуштунского и одаривает ее долгим взглядом. Женщины-учителя в школе, где учится Захра, никогда не комментировали ее внешность. Они видели, как она надевает головной платок – обязательную часть школьной формы, – поднимаясь по ступеням в класс, и срывает его, едва ступив за порог школы. Но недавно учитель пуштунского сказал Захре, что то, что она делает, неправильно, и что для нее позорно не выглядеть как девушка и не ходить постоянно с покрытой головой.
Как и в отношении многих общественных вопросов и правил, диктующих людям, как им жить, муллы в Афганистане придерживаются разного мнения о том, говорил ли Аллах что-нибудь относительно бача пош. Одеваться в одежду другого пола – не преступление, но такой поступок может рассматриваться как грех. Согласно одному исламскому хадису{67}, пророк Мухаммед «проклял мужчин, уподобляющихся женщинам, и женщин, уподобляющихся мужчинам», и постановил «изгонять их из домов».
Моисей говорил нечто похожее во Второзаконии, 22:5: «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие». И все же интерпретация обоих этих пассажей, которые могут быть расценены как осуждение переодевания в одежду противоположного пола, в среде религиозных ученых неоднозначна. На самом деле, возможно, у Бога и пророков не было никаких реальных возражений против кросс-дрессеров любого пола. Заметим, что эти писания говорят о «мужчинах» и «женщинах» – а не о мальчиках и девочках.
Однако в Афганистане ссылаться на ислам может кто угодно, в любое время, с любой целью. Каков бы ни был вопрос, человек может процитировать подходящие туманные хадисы, которые, как говорят, представляют тысячи высказываний (нередко противоречивых) и жизненных событий пророка Мухаммеда, или привести свое воспоминание о том, что когда-то сказал какой-то мулла. Такие определения (что считать исламским, а что нет), причем с абсолютной уверенностью, вольно дают и молодые, и пожилые афганцы, и обладатели университетских дипломов, и те, кто подписывает документы лишь отпечатком большого пальца. Непрестанные ссылки на догмат заставляют многих афганцев уверовать, что любое навязываемое им новое правило надо обязательно исполнять, чтобы быть «добрым мусульманином».
Губительная «уловка-22»[6] в Афганистане заключается в том, что сто́ит кому-то сослаться на Аллаха, пророка Мухаммеда, Коран или вообще что бы то ни было, имеющее отношение к исламу, как любой, кто подвергает сомнению это заявление, получается, потенциально сомневается и в Аллахе. А раз так, его (или ее) можно заподозрить или обвинить в богохульстве. Чтобы избежать этой потенциальной опасности, большинство противоречивых и временами путаных толкований ислама остаются в Афганистане неприкосновенными. Коран можно прочесть многими способами{68}, и это могут сделать даже те, кто просто умеет читать, а ведь существуют еще тысячи хадисов, используемых для выражения различных правил. Так что объем материала для интерпретации исламских законов в том или ином контексте огромен, по словам ученых.
Поскольку у мусульман нет организованного духовенства, само звание муллы доступно для любого{69}, кого считают обладателем каких-либо религиозных полномочий. Муллой может стать и неграмотный крестьянин, выступающий как религиозный лидер деревни. Учитывая, что муллой может быть человек, объявляющий новорожденную девочку сыном с целью помочь семье, в которой нет сыновей, некоторые религиозные лидеры не только одобряют бача пош, но и поощряют и принимают их, когда это считается необходимым.
Захра не знает никаких конкретных исламских правил, касающихся вопроса, кому какую одежду носить; не знает она и тех или иных интерпретаций таких правил. Но она верующая мусульманка, она молится, и она ответила своему учителю то, что имело для нее смысл: «Это мое тело, и вам следует оставить меня в покое».