«Хотя, возможно, этот профессор чуточку хитрее, чем кажется. Отпустить и проследить – неплохая схема, если есть возможности, терпение и время. Впрочем, сейчас мне это на руку, а кто кого перехитрит, увидим позже».
Машина остановилась, и профессор жестом указал на боковую дверь. Егор тоже не расщедрился на комментарии. Он молча выпрыгнул из фургона, резко задвинул дверцу и проводил упылившую машину взглядом…
…«Полдня не прошло, как я здесь, а уже понимаю, что всё непросто, – Грачев двинулся в сторону города, стараясь держаться на виду, но военные у ворот упорно не желали его замечать. – Интересно, что за «Зверобой» нужен Профессору. Не трава же! Вряд ли он хочет засеять здесь всё этим сорняком. Опять же – паяльник! Будь всё так безобидно, с чего бы он угрожал? Надо первым делом спросить у наших…»
Егор поднял взгляд и невольно выругался. Военные у городских ворот больше не мелькали. Не маячили там и бойцы Профессора, но это больше не казалось удачным раскладом. Грачеву предстояло добрести до города, а затем ещё и отыскать комендатуру. Или что там имелось в Энфилде, временная администрация?
Учитывая компактность городка, задача представлялась не самой сложной, но Грачев всё равно предвидел проблемы. Даже с его вполне приличным английским, спросить дорогу он не мог. На улицах городка царила подозрительная пустота.
В чем дело, выяснилось очень скоро. На дверях домов, на стенах и столбах желтели наклейки с простым понятным текстом. Власти объявили эвакуацию в связи с высокой угрозой атаки с моря. Гражданам предлагалось покинуть город самостоятельно либо на транспорте военных и спасателей. И сделать это следовало в течение трех часов.
5 Атлантогенез
Резко наступившая темнота, жуткая тряска, оглушительный вой и грохот, а затем краткий миг падения и удар, от которого онемели внутренности. Это всё, что запомнил Семен. И не возникло никаких воспоминаний о прошедшей жизни или жутких фантазий о ближайшем будущем. Охвативший его страх почти вырубил способность соображать.
Включился Пасюк, когда откуда-то сверху на него рухнула холоднющая соленая волна. Сначала она едва не добила Семена, настолько тяжелым оказался её удар, но затем Пасюк взбодрился и начал отчаянно барахтаться. Пару секунд ему не удавалось двинуться с места, но затем он то ли случайно, то ли рефлекторно цапнул замок привязного ремня и наконец куда-то поплыл.
В темной, насыщенной пузырьками воде Семен не видел ориентиров, поэтому полагался на ощущения. Опять же, не осознанно, а повинуясь инстинкту самосохранения. На долю секунды он замер, почувствовал, что всплывает, и снова начал барахтаться, но теперь не как тряпичная кукла в водовороте. Можно даже сказать – начал выгребать. Правда, грести получалось только руками.
Семен на миг замер, анализируя ощущения, и вдруг понял, что ноги не слушаются! И сразу за этим пониманием пришла острая боль в спине. Сначала Пасюка охватила полнейшая паника, но затем вдруг обрушилась какая-то странная отрешенность.
Семен продолжил грести, содрогаясь от каждого движения. Страшная боль разливалась по верхней части тела волнами в такт гребкам, но Пасюк не останавливался, надеясь, что боль пронзит и ноги. Удивительное вроде бы желание, но не в такой ситуации. Только ощутив боль ниже пояса, Семен мог обрести уверенность, что не случилось самого страшного. Что онемение в ногах – это результат ушиба, а не перелома позвоночника.
Вода кругом бурлила, закручивалась воронками, Семена бросало из стороны в сторону, но Пасюк упрямо выдерживал направление и вскоре очутился на поверхности.
Над водой царил серый сумрак и повсюду сталкивались высоченные волны, по которым гуляла обильная пена. Семен судорожно вдохнул, повертел головой и заорал, как новорожденный – не для того, чтобы позвать на помощь, а просто потому, что так затребовал организм. Пасюк по-прежнему ничего не соображал и полностью подчинялся инстинктам.
Тело вдруг затряслось, то ли от жуткого холода, то ли от стресса и боли – а скорее от всего сразу. Сёма на миг забыл, как держаться на воде, и вновь ушел с головой под ближайшую волну. Инстинкты опять взвыли, в сознании будто бы что-то вспыхнуло, и Пасюк снова отчаянно заработал руками. Да так заработал, что через минуту очутился метрах в пятидесяти от места катастрофы. Сознание вновь помутилось от боли, но когда наступило минимальное просветление, Семён выяснил, что и на этот раз выбрал верное направление. Из серого полумрака показались скалы.
От холода тело почти не слушалось, теперь уже целиком, но одновременно холод служил обезболивающим. Поэтому Пасюк упрямо плыл к скалам. Другой бы, наверное, давно плюнул на всё и мирно ушёл на дно. Но только не Сёма! Не остановил Семёна и даже не заставил снизить скорость и тот факт, что на ближайших к воде камнях копошились какие-то крупные твари.
Боль чуточку утихла, и Пасюк вновь начал соображать, а глаза попривыкли к утреннему полумраку, так что сомнений у Семена не возникло. На камнях сидели не какие-то выжившие после катастрофы люди. Это были огромные, размером с теленка, твари, очертаниями напоминающие лобстеров. Разглядеть детали Пасюк не сумел.
У Семена мелькнула мысль сменить направление, но лишь мелькнула, не более того. Пасюк отлично понимал, что каждый лишний гребок может стоить ему жизни. Встреча с «лобстерами», а это наверняка была какая-то разновидность атлантов, тоже не сулила ничего хорошего, но выбора, по сути, не оставалось. Сначала Семену требовалось ощутить опору, отдышаться, а уж после искать решение новой проблемы.
Когда Пасюку оставалось проплыть метров пять, атланты перестали копошиться и развернулись к воде. Семен вдруг разглядел обглоданную человеческую руку в клешне у одной из тварей и понял, что оторвал атлантов от раннего завтрака. Впрочем, они явно не расстроились. Завидев свежее мясо, твари тут же засеменили к урезу воды.
Похоже, найти точку опоры и отдышаться Семену всё же не светило. Ситуация упрямо подталкивала его к бесславной капитуляции. Ведь на лишние гребки сил не осталось. Или силы остались? Всё-таки жизнь на кону, не сто рублей!
Что вдруг нашло на Пасюка, откуда он добыл внутренние резервы, Семен не сумел объяснить даже самому себе. И почему решил нырнуть, почему доверился интуиции, на которую прежде не сильно рассчитывал, Сёма тоже не знал.
Как только атланты сорвались с места, Семен собрал остатки сил, нырнул и принялся энергично грести, уходя на глубину и одновременно двигаясь вперед.
И что удивительно, он не уперся в скалы, а проплыл гораздо дальше. Что за расщелина приютила Семена, он не понял, но мысленно сказал ей спасибо. Огромные «лобстеры» за ним не полезли.
Пасюк пошарил руками, нащупал стенки и условный потолок расщелины и двинулся дальше, постоянно проверяя, есть ли возможность всплыть и глотнуть воздуха.
Такая возможность представилась, когда Сёму начало распирать от желания вдохнуть и на смену отчаянно-боевому настрою опять пришла паника. Пасюк рывком всплыл, резко поднял голову над водой и больно треснулся макушкой о каменный свод. Но эта боль казалась даже сладкой. Такой же сладкой, как воздух, хоть он на самом деле оказался затхлым, словно в сыром склепе.
А ещё в этом тесном убежище Семен чувствовал себя гораздо комфортнее, чем в открытом море. В первую очередь потому, что вода казалась теплее. И не беда, что здесь подозрительно попахивало, зато свод мягко и красиво светился.
Семен провел пальцем по камню. На своде остался темный след. Похоже, светилась какая-то местная плесень. Разглядеть что-либо при такой весьма условной подсветке получалось с трудом, но лучше уж так, чем в полной темноте. Чисто психологически лучше.
Впрочем, расслабился Семен рановато. Не успел он осмотреться, как в спину, чуть выше правой лопатки, ему впилось что-то острое. Будто бы ткнули толстой иглой. Переохлаждение притупило боль, да и какая это боль после кошмара, испытанного в море? Но Пасюк всё равно невольно дернулся и взвыл. Дотянувшись, он ухватил какое-то упругое, скользкое существо, размером с крупного угря, отодрал его от спины и швырнул в темноту.
Боль поутихла, и Семен, не задумываясь, поплыл дальше по расщелине. Светящийся свод впереди вроде бы становился чуть выше, и этот факт внушал надежду, что где-то там найдется сухое местечко, на котором можно будет спастись от новой напасти – гигантских пиявок. Похоже, они тоже имели «атлантическое происхождение», как и те «лобстеры».
Ещё трижды Семену приходилось выгибаться от боли и отдирать от себя скользких тварей, прежде чем слабое течение вдруг вынесло его на порог полуметрового «водопада». Пасюк плюхнулся в очередной водоем, всплыл и осмотрелся, насколько смог.
Потолок окончательно сделался высоким, а вокруг заметалось эхо. Расщелина вывела в какой-то грот. Сухого пространства Семен по-прежнему не видел, но это больше не имело принципиального значения. «Атлантическим пиявкам» в гроте определенно не понравилось. Они отстали, как только Семен пересек условную границу водоема.
И неудивительно. Воняло в гроте, как в городском отстойнике. Да и плавало здесь, помимо Семена, много чего не тонущего и крайне отвратного. Дерьмо, какая-то пена, жир, плесень и так далее. Если бы не постоянный приток морской воды из расщелины, этот отстойник давно стал бы вязким болотом, в котором Сёма или утонул бы, или задохнулся.
Семен присмотрелся и нашел подтверждение версии насчет отстойника. Ровные стенки и бортики прямо по курсу покрывал толстый слой отвратной слизи, но под ней всё равно угадывался бетон, а не скальная порода. Да и ржавая техническая лесенка нашлась. Как по ней подняться без помощи ног, Пасюк слабо себе представлял, но все равно поплыл к лестнице.
Семен сделал энергичный гребок, чтобы лечь на курс, но тут же умерил свою прыть. От его рывка поднялась волна, которая едва не захлестнула пловца с головой. Вонь тут же усилилась настолько, что желудок судорожно сжался, а затем попробовал вывернуться наизнанку. Пасюк сумел сдержаться и поплыл медленно.
Испытание вышло ещё то, для нервов, может быть, покруче заплыва наперегонки с гигантскими пиявками, но Семен выдержал и его. А уже почти у самой лесенки Пасюка осенило. Он плыл, работая и руками, и ногами! Онемение ниже пояса прошло не полностью, но Семен снова чувствовал всё тело до самых пяток! Просто чудо!
Кое-как вскарабкавшись по лесенке, он растянулся ничком на скользком полу в узком пространстве между бортиком отстойника и стеной. Отдышаться здесь не получалось, вонь стояла неимоверная, но чтобы уползти куда подальше просто не осталось сил. Только минут через пять Семен сумел подняться на четвереньки и попытался сесть. Онемение окончательно прошло, боль почти утихла, и Пасюк теперь мог нормально сесть и даже встать.
Первое получилось, а вот второму кто-то помешал. Из полумрака вдруг появилась какая-то фигура, и в следующий миг Пасюк снова почувствовал боль в спине. На этот раз тупую, зато проникающую, казалось, в каждую клетку организма. Как Семен и мечтал, когда наполовину парализованный барахтался в океане. Незнакомец из полумрака крепко врезал Семену по спине то ли каблуком, то ли прикладом.
«Что ж мне сегодня всё по хребту-то прилетает?! Сговорились все, что ли? Раз пронесет, другой, но потом ведь и впрямь переломиться может!»
Незадачливый покоритель дерьмовой акватории снова растянулся на полу, борясь с болью. Пока он пытался справиться с неприятными ощущениями, из полумрака вынырнули ещё двое. В следующий миг руки у Пасюка оказались скованными за спиной, а с шеи исчез жетон.
– Спасатель, – сказал один из незнакомцев по-русски.
– Четыре раны, – сказал другой, видимо, осмотрев спину и затылок Семена. – Все от укусов, но круглые.
– «Фреза»? – предположил первый. – Или «морской клещ»?
– «Пиявки», – уверенно возразил второй. – Жора, это мы удачно зашли.
– Что ты имеешь в виду? – третий, видимо Жора, задал вопрос на английском и добавил на ломаном русском: – Я не понимать ваш юмор.
– Ты и свой не понимаешь, – второй незнакомец вздохнул. – Этого парня покусали «пиявки». Четыре раны. Но парень до сих пор жив.
– Редкий экземпляр.
– Именно. Парень только что с Большой земли, организм здоровый. Отличный донор, если что.
– Мы будем отдать его Профессор, – заявил Жора.
– Может, лучше этим… «врачам без принципов» из Сент-Джона? Они больше заплатят. И новыми рублями заплатят или юанями, а не вашими мокрыми фантиками.
– Я не работать с мафиа.
– А Профессор кого тут представляет? Общество белых и пушистых или Союз гуманистов «За права гуманоидов»? Появился в городе непонятно откуда с целой кодлой «лаборантов» – по виду чистых головорезов и занимается непонятно чем. Сколько тварей мы ему притащили? Он ни одну не выпотрошил. Всех какой-то дрянью накачивает и в море выпускает. Это что значит? Что он ученый из Академии наук? Да хрен вы угадали! На мафию он работает! Может, не на эту… местную, а на другую, из Сухих штатов или с Большой земли, но хрен редьки не слаще!
– Отстань от Джорджа, заполошный, – спокойно прервал товарища первый. – Сказал – к Профессору, значит, к Профессору. Поднимай этого… донора.
– Нет, если вам сто рублей лишние… – второй опять вздохнул. – Это, на минуточку, почти как допотопные сто баксов – вполне приличная сумма. А-а, ладно. Эй, спасатель, вставай. Ещё понимаешь меня? Яд в башку пока не ударил?
– Ты помоги ему…
– Чтобы замараться и вонять потом на всю округу? Сам встанет. Ну!
Второй несильно пнул Семена в бедро.
– Арт, не бить товар, – строго сказал Джордж. – Поднять его. Макс, вперед. Ходить… как там у вас… грядки, картошка, забор…
– Огородами, – Макс кивнул. – Сделаем.
* * *Никаких огородов по пути к городку, который, судя по надписи на свежем указателе, назывался Энфилд, Семен не увидел. Из катакомб под морским берегом Макс вывел своих приятелей и пойманного «донора» прямиком к бетонной дороге, соединявшей аэропорт и городок. Это Пасюк понял, когда осмотрелся.
Позади остались скалы и серая гладь океана, а слева вдалеке краснели фонари над ограждениями из колючей проволоки. По берегу сразу за ограждениями шарили лучи прожекторов, установленных на нескольких вышках. Ещё дальше торчала диспетчерская башня. Всё это выглядело явным новоделом, но смотрелось солидно. И ограждения в три ряда, и вышки металлические, и башню сделали на совесть. Всем своим видом сооружения вокруг аэропорта показывали, что пришедшие на выручку канадцам братья из-за океана обосновались здесь всерьёз и «выручать» остатки местного населения будут долго.
Если смотреть прямо, через «бетонку», вид открывался не такой интересный. Всё видимое пространство занимали груды хлама и бурелом, а на всех мало-мальски свободных участках темнели пятна вязкой грязи. Складывалось впечатление, что разгребавшие аэропорт и строившие дорогу к поселку люди намеренно свалили хлам вдоль дороги. Отвалы создавали стену в два десятка метров высотой.
Если так, оставалось непонятным назначение заполненных грязью просветов. По пути до Энфилда Семен насчитал семь брешей в стене из хлама и бурелома. Если строители возвели стену, опасаясь атаки тварей из соленых болот, лежащих по ту сторону заграждения, почему не сделали её сплошной? Или эта стена – вторая линия укреплений на случай нападения со стороны моря и просветы могут потребоваться самим людям, чтобы своевременно укрыться за стеной, а затем перегородить просветы какой-нибудь техникой? Эта версия казалась более логичной. Но ответов на простые вопросы: почему тогда завалы сразу не сделали с другой стороны дороги или почему не сделали заграждения с двух сторон, ни одна из версий не давала.
Зато вскоре до Семена дошло, что значит в местном понимании «пройти огородами». Когда до Энфилда оставалось всего ничего, метров триста, Макс увел группу в один из проходов и непостижимым образом нащупал под слоем вязкой грязи некую тропу. Шлепать по грязи оказалось труднее, но Пасюк нашел в манёвре свои плюсы. В первую очередь – познавательные. Над окрестностями Энфилда как раз забрезжил рассвет, поэтому Семен увидел местные болота во всей красе.
Нет, никакой реальной красоты в болотах не наблюдалось. Зато Семен увидел сразу всё самое важное, и ему с первого взгляда удалось понять, какая это коварная местность и почему о ней с таким придыханием рассказывают все, кто возвращается на Большую землю.
В местных болотах имелось всё, что присуще нормальным топям: кочки, трясины, гнилые стволы давно погибших деревьев. Местами стелился клочковатый туман, то и дело булькали, пробиваясь сквозь грязь, болотные газы, и потому здесь изрядно пованивало. Но из этого состояла понятная, а потому почти нестрашная часть общей картины. И острова – нагромождения гнилого бурелома или остатки каких-то смытых гигантской волной рукотворных конструкций не сильно нагнетали обстановку. Подумаешь – свалка!
Не особо напрягал и тот факт, что под всеми этими завалами, возможно, похоронено немало народу. Ведь в прежние времена тут располагались относительно густонаселенные районы. Ну и что с того? Это ведь только в фильмах мертвецы выбираются из-под земли и бродят повсюду, как заводные куклы. В реальности-то чего тут бояться? Что провалишься в трясину и сам отправишься в гости к покойникам? Иди осторожно, и все дела.
А вот когда из глубин вязкой черной жижи вдруг поднимались вовсе не пузыри, соленые болота действительно становились жутким местом. Семен своими глазами видел, как пару раз над поверхностью болота появились несколько уродливых и потому зловещих фигур.