С одного края обломок тлел, и едкий дым почти не давал дышать, но Сталин всё-таки воспользовался импровизированным плотом. Обломок медленно, но верно тонул, но одновременно всё-таки плыл куда-то по течению. То, что здесь имеется какое-то подводное течение, Веретенников понял ещё до того, как вскарабкался на плот.
Что наступит раньше – обломок фюзеляжа утонет или течение вынесет его на мель, – могло стать темой увлекательного спора, да только вот спорить к тому времени стало не с кем. Сталин больше не слышал криков и не видел ни одного выжившего. И не видел он никого ровно до того момента, когда в сумерках вдруг замелькали вспышки выстрелов и зажглись огни, подсветившие береговую линию. В отсветах мелькали какие-то люди. Местные это или бывшие пассажиры, не имело значения. Главное, что Сталин зафиксировал цель.
Иосифу стоило немалых усилий остаться на обломке и выждать, когда течение подтащит его плот как можно ближе к берегу. Когда плот пошел ко дну в полусотне метров от берега, Сталин бросился в воду и быстро поплыл. И, что удивительно, доплыл без приключений.
А вот нормально выбраться на берег не сумел. Едва нога ступила на относительно сухую гальку, откуда-то вылетел крепкий боец с палкой в руке и с ходу, без всякого «здрастье» засветил Сталину в лоб.
Веретенников успел отреагировать, и удар пришелся вскользь, но звон в голове раздался оглушительный. Сталин рухнул, откатился, вскочил на ноги и попытался объяснить бойцу, что тот не прав. Но оказалось, что объяснять, по сути, некому. Воин с дрыном выглядел абсолютно невменяемым. Всё, что оставалось Веретенникову, – вырубить источник опасности. Так Сталин и поступил.
Позволив бойцу нанести ещё один удар, Иосиф в последний миг ушел в сторону, рубанул сверху по рукам, а затем локтем в висок выключил безумца. Тот рухнул как подкошенный.
«А потом я зачем-то поменялся с ним одеждой, – сделал вывод Сталин. – О чем я тогда думал? Зачем решил запутать следы? Видимо, по привычке. Сам тоже плохо соображал, вот и положился на заученный набор стандартных шпионских процедур – менять маскировку при первой же возможности. Что ж, это оказалось правильным решением. Но куда делся настоящий сержант Прохоров? Водяные утащили? Вроде бы не выползал никто из моря. Очнулся и ушел? Это хуже. Если только он не свихнулся всерьез и навсегда. В этом случае он хотя бы меня не сдаст».
– Это тебе повезло, – вдруг заявил фельдшер. – В очередной раз.
– А? – Сталин встрепенулся и вдруг понял, что Кардан давно о чем-то говорит. – Выпал на секунду.
– Говорю, с местом швартовки тебе тоже повезло. Причаль ты на полсотни метров левее-правее, и всё, кранты. Тут подземная река в море впадает, вода разбавленная, почти несоленая. А твари пресную воду не любят, как известно. Вот и не схомячили тебя.
– Понятно, – Веретенников кивнул. – Действительно повезло.
– «Действительно» ему, – фельдшер хмыкнул. – По виду ты вроде бы свой, а выражаешься, как Чеснок – мобилизованный пиджак с высшим образованием.
– Глаз-алмаз, – Сталин усмехнулся. – Дипломатом был. Со шпионским уклоном. В Венесуэле при посольстве ошивался.
– Да ладно! И чего?
– Ничего. Я там за одной секретной стройкой приглядывал. Полсотни агентов при мне тёрлись. А тут Потоп. Считается, что по моей вине всё подразделение утонуло.
– А на самом деле…
– Так и было, – Сталин вздохнул. – Никаких подстав или стечений обстоятельств. Виноват от и до.
– И чего? Мог бы просто уволиться, да и жить при какой-нибудь внешнеторговой конторе консультантом. Вашего брата дипломата, как понимаю, бизнесмены ценят. Зачем в армию подался? Да ещё рядовым!
– Нет, не по мне это, с бизнесменами вискарь глушить. Я сюда хотел вернуться, искупить, совесть успокоить. Но в разведке меня видеть больше не хотели. Вот и решил пойти самым трудным путем. Завербовался в армию, но до Америки, как видишь, только через три года добрался.
– И что? Получается с совестью-то договориться? – Кардан скептически ухмыльнулся.
– Пока не знаю. Вроде бы получается, – Сталин усмехнулся. – Ещё лет десять – и очищу карму. А заодно, глядишь, и новую карьеру сделаю.
– Ну, карьерой это не назвать, но… – фельдшер вздохнул. – Вот ведь мир наизнанку! Чего только не случилось за эти годы. Прежде не поверил бы в твою историю, но теперь… и не такое, если честно, слышать приходилось.
Сталин отлично понимал, в чем суть сомнений Кардана. Правдиво звучала только половина легенды. Иосиф рассказал лишь часть своей настоящей истории. Кстати, поступил он не очень правильно. Но с другой стороны, лучшая легенда – замешанная на полуправде. К тому же Веретенников ни при каких обстоятельствах не собирался задерживаться здесь настолько, чтобы его история пошла гулять по гарнизону. Нет, гулять она всё равно пойдет, но прибегать поглазеть на «саморазжалованного» сотрудника внешней разведки никто не станет. Поскольку бывший шпион к тому моменту убудет в Москву.
– Уважаю, – Кардан кивнул. – Правильно всё делаешь, Штирлиц.
– Только ты…
– Никому! – Фельдшер вытаращился. – Само собой!
Сталин отвернулся и на минуту умолк. Будь всё так, как он рассказал фельдшеру, Веретенников и впрямь заслуживал бы уважения. На самом деле история закончилась именно так, как предположил Кардан. Веретенников позорно сбежал из внешней разведки и спрятался в Москве среди сомнительных дельцов. Один из лучших резидентов превратился в наемника.
Нет, не в машину для убийства, как считал Барон и его подельники. «Заказанные» Бароном люди умирали только в одном случае – если того заслуживали. Остальным Сталин предлагал простейший выбор – умереть или стать другим человеком. Маскировать следы людей он умел. И никто не отказался. Получалось, греха на душу Иосиф взял не так уж много. Но легче от этого не становилось. Веретенников жил не так, как хотел жить, и это его угнетало.
«Может быть, вот он шанс всё действительно исправить? – Иосиф покосился на фельдшера. – Начать всё заново, как и наплел этому медику? Пройти путь от сержанта до… кого получится. Может быть, в миротворческой администрации пристроиться, действительно карьеру сделать. Всё лучше, чем на Барона работать. Решение на эмоциях, плохо продуманное, это понятно. И всё-таки что-то в нем есть. Надо обмозговать. Когда в мозгах прояснится».
Гарнитура фельдшера вдруг ожила, и Короданов тоже на время забыл о пациенте. Выслушав вводную, фельдшер ответил «есть» и поднял взгляд на своего помощника-санитара рядового Самсонова.
– Поспать накрылось, Самоса.
– Чего так? – Рядовой, похоже, не особенно огорчился.
– Эвакуацию объявили. Едем обеспечивать.
– Прямо так? – Самсонов взглядом указал на Сталина.
– Здесь полежит, ничего страшного, – фельдшер похлопал Веретенникова по плечу. – Полежишь?
– Дай бушлат, ещё и помогу.
– Орёл, – Кардан хмыкнул. – Где я тебе бушлат возьму? Вшивник только.
Он развернулся, вытащил откуда-то рюкзак и достал армейский свитер.
– Годится, – Сталин сел. – А куда эвакуируют и зачем?
– В Труро, куда ж ещё, – фельдшер пожал плечами. – А зачем – нам какая разница? Задача поставлена – выполняем.
– В Труро? – Сталин поморщился. – Погоди, это где?
– Вёрст полста на север.
– Разве на севере не Онтарио?
– Чего?
– Озеро.
– Я в курсе, что такое Онтарио, – фельдшер усмехнулся. – Только до него отсюда сто пятнадцать марш-бросков на хромых мустангах. Ты чего, в пространстве потерялся? А-а, ну да, ты ж перенес коммоцию эт контузию.
– Хватит прикалываться. Мы где?
– В Новой Шотландии. В Канаде, проще говоря. На самой кромке. Когда-то здесь неподалеку Галифакс стоял. Слыхал о таком? А ты думал, мы где? На Третьей улице Строителей?
– Я… – Сталин поморщился. – Нет, так и думал, что в Канаде. Или не так. Не помню. Не прояснилось ещё.
– Оно и видно, – Короданов снисходительно хмыкнул. – Теперь тут кроме аэродрома и пары поселков поблизости только Труро и остался. Главная база там. Поэтому туда и эвакуируем народ, если что.
– Вот почему офицеров на берегу не оказалось, – проронил Самсонов. – Шмотки собирали. Нажитое непосильным трудом в машины грузили. Уже, поди, на старте все.
– Ты это… – Кардан погрозил бойцу пальцем. – Давай… языком не хулигань. Население эвакуируем. Понял?
– Ещё не лучше, – солдат поморщился. – Они нас ненавидят, как моя тёща футбол, оккупантами называют, а мы их разве что в задницы не целуем. Где справедливость?
– Там, где не целуем. В самой дырке. Но это ничего не меняет, Самоса. Людей приказано эвакуировать. Точка.
– Фиговерть какая-то, – всё-таки добавил Самсонов. – Сначала половину гарнизона убрали, оборону ослабили, а теперь ягодки собираем – приходится всем сматываться. «Зверобой», «Зверобой»… новинка… полевые испытания. Доигрались, испытатели! На хрена, спрашивается, было вообще всё это затевать?
– Ты у меня научился ворчать?
– У кого ж ещё?
– Разучись. Плохая привычка. И стратегию обсуждать – тоже забудь. Штирлиц, я прав?
– Зови уже, как Чеснок окрестил, Сталиным, – Веретенников многозначительно взглянул на фельдшера. – А что до тактики и стратегии – ты прав. Не нашего это ума дело.
– Не нашего, – Кардан, казалось, посмаковал. Ему явно понравилось, что бывший дипломат-разведчик ставит себя вровень с бойцами и младшим комсоставом. Он достал из кармана шоколадный батончик и протянул Иосифу. – Правильно, Сталин. Держи шоколадку. Бери, бери, я не прикалываюсь, при сотрясении положено.
– Спасибо, – Веретенников взял «сникерс» и задумчиво взглянул на фельдшера. – Полевые испытания? А что за «Зверобой»?
– А я знаю? – Кардан пожал плечами. – Вы его везли, вот и расскажи нам, если в курсе. Не в курсе?
– Нет, – Сталин качнул головой. – Даже не знал, что мы его везем.
– Вон там начальство мелькает, – фельдшер кивком указал за окно. – Спроси, если хочешь. – Кардан развернулся и гаркнул прямо в ухо водителю: – Фёдор! Тормози у машины Чеснока!
– Не ори, – спокойно ответил шофер, – слышу, не слепой. Нет Чеснока в машине. На плотине он. Остальные тоже там. Похоже, полезли гады.
– Это из чего такой вывод? – Фельдшер поднялся и высунулся в люк.
– А вон, все «зушки» наклонились, – по-прежнему спокойно ответил водитель. – И гранатометы с пулеметами туда потащили. А вон там минометчики разворачиваются. Будет дело…
* * *Даже на самого авторитетного фельдшера всегда найдётся врачебное начальство. Стоило Короданову выглянуть из машины, как его тут же срисовал и призвал к себе капитан Коваленко, начальник медслужбы местного гарнизона. Причем затребовал вместе с транспортным средством, в которое предполагалось загрузить нескольких больных из гражданского госпиталя поселка Энфилд. Понятно, что для пострадавшего в авиакатастрофе сержанта это прозвучало, как «тонкий намек на толстые обстоятельства». Впрочем, капитан Коваленко и не стал миндальничать. Окинув взглядом Сталина, он кивнул и указал направление.
– Вон там за блокпостом землянка. Идите и ложитесь. И не вставать! Строгий постельный режим вплоть до моего особого распоряжения. Всё ясно?
– Так точно, – Сталин спрятал усмешку.
Коваленко тут же забыл о Веретенникове, и это его вполне устроило. Сталин двинулся в сторону блокпоста, но, как только капитан исчез из вида, Иосиф резко сменил направление и побрел к плотине. От блокпоста до неё оказалось с полкилометра под горку.
По мере того, как плотина становилась ближе, Сталин начинал всё лучше понимать, куда попал и что на самом деле происходит. А когда он выбрался на плотину и отыскал сержанта Чесноченко, всё прояснилось окончательно.
Судьба забросила Веретенникова в городок Энфилд, который оказался по-военному четко спланированным поселением, где проживали «работники аэропорта и люди необходимых смежных специальностей и видов занятий». Так выразился Чеснок. Располагался городишко к северу от терминала, примерно в километре, и был фактически нанизан на Мемориал-хайвей, главную дорогу полуострова, ведущую в Труро. Местечко для городка выбрали неплохое, имелся только один изъян. Как раз там, где шампур хайвея выходил из тела Энфилда, береговая линия подбиралась почти к дорожной насыпи. Мало того, что прибой подмывал основу шоссе, так ещё и твари периодически выползали прямо на асфальт.
Поначалу эту проблему пытались решать с помощью заграждений у кромки прибоя и блокпоста. Две старые, но надежные спаренные зенитные установки ЗУ-23, несколько пулеметов, огнеметов и автоматические гранатометы АГС-30 довольно долгое время справлялись с охранной функцией, но на смену ползающим и бегающим на четырех костях земноводным тварям пришли прямоходящие, и ситуация осложнилась.
С новым видом атлантов не получалось справиться одним только заградительным огнем и напалмом. Мало того, что эти гады успешно находили обходные пути, они ещё и учились пользоваться трофейным оружием. И не только стрелковым.
После того, как блокпост был атакован гранатами прямо из воды, штаб местного гарнизона решил, что рубеж следующей возможной атаки тварей следует отодвинуть мористее. Сказано – сделано. С континента, из Сент-Джона, перебросили десяток бульдозеров, и через месяц перед самым слабым местом в линии обороны Энфилда возникла серьёзная дамба. Теперь, чтобы перекрыть или повредить дорогу на Труро, атлантам, как минимум, требовались минометы и средства их морской доставки.
Теоретически атланты могли установить минометы на горбы каким-нибудь огромным чудовищам, но это звучало, как чистой воды фантазия.
Во-первых, созданные атлантами из местного генетического материала левиафаны плохо поддавались дрессировке.
Во-вторых, все крупные цели отслеживались береговой охраной и уничтожались ещё в открытом море. Для этого в Труро базировалась морская авиация, а в Гранд-Лейке стояли ракетные дивизионы. Сколько и чего – сведения плавали, но факт оставался фактом. При необходимости береговые площади или акватория обрабатывались «смерчами» и «ураганами», а если требовалось забраться подальше в море, на цели заходили штурмовые вертушки или даже бомбардировщики.
Короче говоря, каким бы ущербным ни казался пятак аэропорта Галифакс-РЛС, оборонялся он качественно.
Почему же падали самолеты?
Тоже по нескольким причинам. Во-первых, не все цели удавалось отследить. Атланты иногда подводили к самому берегу своих особо грозных монстров, способных генерировать низкочастотные импульсы или раскачивать атмосферу так, что с чистого неба сыпался град. Что уж говорить о самолетах. Обычно от этих диверсионных просачиваний спасали минные заграждения, но проколы всё равно случались.
И глубинные бомбы или напалм не всегда помогали. И ракеты, снаряды и отравляющие вещества зачастую оказывались напрасной тратой денег. Это тебе сразу и во‑вторых, и в-третьих.
Потому и падали самолеты при заходе на посадку. Но ведь падали не все подряд, а только один из десятка или даже из двух десятков.
– Так себе утешение, – выслушав вводную лекцию от Чеснока, заметил Сталин. – Тщательнее надо за поляной следить.
– Это что за посторонние на объекте учат нас жить? – пробасил некто над ухом у Сталина.
– Не обращайте внимания, товарищ майор! – Заметив начальство, Чеснок подобрался. – В шоке человек. С неба упал, да сразу в бульон с креветками. Хорошо, что напротив Черных камней, в пресную воду плюхнулся.
– А-а, понятно, – майор смерил Сталина внимательным взглядом.
Веретенников сделал то же и внутренне похолодел. Он знал этого майора! Три года назад тот был ещё старлеем, да и знакомы были шапочно, но при желании майор… Баев, кажется, запросто мог опознать в потрепанном сержанте бывшего «дипломата» Веретенникова.
– Где-то я тебя видел, – проронил Баев. – До Потопа где служил?
– До Потопа я отдыхал, – нейтральным тоном ответил Сталин.
– Я зачекинил его код, – Чеснок с готовностью выдернул из кармана заветный приборчик и протянул начальству. – Там у него нехилый список кампаний, товарищ майор. Перед Инцидентом и Потопом вправду пауза, зато после… операция по обеспечению мира в Европе – на Альпийском направлении, высадка в Каире, Шотландское спасение. Операции, понятно, не настолько крутые, как защита Америки, но тварей сержант повидал, похоже, немало.
– А сам-то что, язык проглотил? – Майор Баев заметно подобрел.
– Каша в голове, – Сталин тоже решил не ершиться, чтобы не провоцировать майора на лишние копания в памяти. – Тряхнуло не по-детски. Да и по нервам ударило, до сих пор гудят.
– Это да, – Баев хмыкнул. – У меня, помню, парашют не раскрылся. Думал, всё, хана. Хорошо, что рядом внешняя разведка тренировалась. Один из этих Джеймсов Бондов мимо пролетал, подхватил. Ничего, обошлось, но глаз дергался потом неделю.
Майор вдруг хитро подмигнул Сталину, будто бы демонстрируя, как у него дергался глаз.
«Узнал всё-таки? Ох, как это нехорошо, ох, как некстати. Ладно бы история с «пролетавшим Бондом» была не шуткой. Я мог бы намекнуть Баеву на «должок». Но ведь ничего такого не было. Майор просто сообразил, что я шифруюсь, и показал это. Знает ли он, что я вне игры? Теперь это ключевой момент. Если не знает, можно намекнуть ему, что маскировка под сержанта это такая легенда, что я на секретном задании. Впрочем, даже если он слышал, что я теперь вольный стрелок, – ничего не меняется, надо гнуть свою линию. Секретная операция. Аминь».
– Водитель Кардана сказал, что твари на берег полезли, – как бы «заминая для ясности» тему, сказал Сталин и окинул взглядом береговую линию у плотины. – И где они?