А. Проханов: — К волонтёрам?
Н. Болтянская: — И попадёте за клевету.
А. Проханов: — Вообще, когда либералы господствовали везде в судах, то газету «День» и газету «Завтра» привлекали за клевету. Нам удалось отбиться, там всё-таки суды были несколько другими, но я был главным клеветником. Ведь что только мы ни делали с Борисом Николаевичем Ельциным? Мы даже однажды его фотографию приклеивали вниз головой.
Н. Болтянская: — Вам не стыдно?
А. Проханов: — Сейчас нет. Тогда было стыдно.
Н. Болтянская: — А зря, а зря. «А коммунистов, которые борются с властями, Проханов тоже записал в либералы?», — спрашивает Ярослав из Таганрога.
А. Проханов: — Если бы коммунисты действительно боролись с властями, то я думаю, что среди коммунистов сейчас было бы огромное количество героев и мучеников. Они, к сожалению, слабо борются с властями.
Н. Болтянская: — Угу. Вот, нынешние?
А. Проханов: — Нынешние, да.
Н. Болтянская: — «Александр Андреевич, поздравьте Евтушенко с юбилеем», — требует Тамерлан.
А. Проханов — С удовольствием. Евгений Александрович Евтушенко, когда-то мы с ним были противниками, я даже сжёг его чучело во дворе Союза писателей зимой, мы сделали его чучело длинноносое, облили бензином и сожгли.
Н. Болтянская: — Экий вы забавник!
А. Проханов: — Ну, это была пора… Кстати, это же креативный класс, вы этим сейчас занимаетесь на Болотной площади, понимаете, а начали-то мы, патриоты. И вот, спустя много лет, представляете себе, во Франкфурте на ярмарке книжной мы встретились с Евгением Александровичем Евтушенко.
Н. Болтянская: — И чего вы пошли сжигать вдвоём?
А. Проханов: — Он был такой же великолепный, похудевший, с длинным носом и адреналиновыми глазами, в какой-то хламидии восхитительной, похожий на бонзу, и когда мы увидели друг друга, мы вдруг кинулись в объятия. Это был рефлекс соотечественников, которые встречаются на чужбине. Потом мы летели назад в самолёте, пили с ним вино сухое, очень дружески говорили о литературе. Вдруг он остановился и сказал: «Подожди, а ведь ты сжёг моё чучело!»
Н. Болтянская: — Вот именно.
А. Проханов: — Он в ужасе сказал. Я посмотрел и сказал: «Женя, но ведь на тебе нет ни одного ожога, посмотри, ты жив и здоров». Он посмотрел — да, действительно, это так. И мы продолжали пить вино. Поздравляю Евгения Александровича с Рождением.
Н. Болтянская: — С одной стороны, эта история могла быть только что выдумана.
А. Проханов: — С другой стороны, она уже внесена в анналы.
Н. Болтянская: — Уж больно много деталей. Сразу бы не успели. «Что вы думаете по поводу вступления России в ВТО?», — спрашивает Ирина.
А. Проханов: — Я плохой экономист, но все мои друзья, патриотического склада экономисты, считают, что это беда. Потому что действительно…
Н. Болтянская: — Подождите, Александр Андреевич, извините, пожалуйста, давайте делить горе наше общее по пунктам. Первое. Экономисты патриотического склада — вот математик может быть патриотического склада?
А. Проханов: — Математика — нет. Но она может служить либо патриотическим идеям, либо, там, не знаю…
Н. Болтянская: — Дважды два — четыре.
А. Проханов: — Дважды два — четыре. Если это мир Лобачевского или мир Виньковского — это может быть сколько угодно.
Н. Болтянская: — А патриотические экономисты — это как?
А. Проханов: — Патриотические экономисты — это те, кто создают патриотические модели экономического развития, в отличие от либеральных моделей. Что такое либеральная экономическая модель? Та модель, которая сейчас трещит в мире, проваливается.
Н. Болтянская: — У меня такое ощущение, что существует эффективные и неэффективные экономические модели. Разве это не так?
А. Проханов: — Я тоже так считаю, что существуют добрые люди и злые люди. И среди фашистов могут быть добрые люди. Вы знаете, нет, это всё неверно. Эффективные модели могут быть и либеральные, и централистские, и марксистские. Так вот, либеральная господствующая у нас западная модель проваливается, и патриотические экономисты — такие, как Делягин, например, или как Глазьев — протестуют против этого чудовищного уклада, который сложился в России. И они считают, что ВТО, закон о ВТО — это система, в которой выигрывают российские олигархи в основном, сырьевые, а…
Н. Болтянская: — Вы опять подпадаете под будущий закон о клевете. Александр Андреевич, вы же государственник. Как вам не стыдно?
А. Проханов: — Я же ничего не боюсь. Я не воинственный человек, как Лимонов. Я мечтаю…
Н. Болтянская: — Вы круче.
А. Проханов: — Нет, я не круче. Он всё-таки пострадал, он настоящий писатель. А вот Лев Толстой и я — мы не сумели пострадать.
Н. Болтянская: — То есть вы нарываетесь, я правильно понимаю?
А. Проханов: — Ну, я не нарываюсь. Я веду себя так, как считаю нужным, для того чтобы попасть в тюрьму.
Н. Болтянская: — Угу. И это действительно ваша цель?
А. Проханов: — Нет. Это косвенная цель. Так вот, о ВТО. Я считаю что… Не я считаю, а мои друзья, патриотические экономисты, такие, как Глазьев, Делягин, отчасти Хазин Михаил — они говорят, что это трагедия для множества отраслей российской экономики, российской промышленности.
Н. Болтянская: — Угу.
А. Проханов: — Я склонен им верить.
Н. Болтянская: — «Александр Андреевич, почему злобные евреи стремятся уничтожить Россию, и не мешают развитию Китая, Индии и так далее?».
А. Проханов: — Вообще, я не специалист по еврейскому вопросу. Я не знаю, почему они так хотят поступить. Если они так хотят поступить, то это, конечно…
Н. Болтянская: — Александр Андреевич, очень много говорят о тревожном августе, который уже не за горами и о жаркой осени. Ваши ощущения?
А. Проханов: — Мои ощущения, что август пройдёт нормально, а осень будет горячая. Осень будет горячая, потому что за эту летнюю передышку оранжисты наши передохнули, они съездили, отдохнули, они вернутся с островов действительно оранжевые, загоревшие за это время. У власти накопилось очень много проблем, включая Крымск, например. Тарифы растут, и как бы действительно в ряды оранжистов не влились новые контингенты. Я вообще этого боюсь. А развитие, о котором мы говорим, так и не начато.
Н. Болтянская: — Ну, смотрите. Ведь когда речь идёт об увеличении количества оранжистов, как вы их называете, ситуация может развиваться мирно, когда противники так называемых оранжистов увидят, что происходит и скажут: «Ага, пардон, мы отступили назад».
А может развиваться совсем не мирно.
А. Проханов: — Классическая оранжевая революция предполагает кровь. Классическая. Если согласиться…
Н. Болтянская: — Подождите.
А. Проханов: — Если согласиться с тем, что оранжевая революция управляема, что это технология, то там возникает момент, когда может пролиться кровь. Если проливается кровь, то вся вина за эту кровь возлагается на власть. И власть демонизируется.
Слава богу, что в России есть серьёзный зенитноракетный комплекс и ядерное оружие. Её нельзя забомбить, как забомбили Каддафи или Сирию, например, бомбить. Но это очень всё тревожно.
Н. Болтянская: — Александр Андреевич, вот вы упомянули как-то о своей поездке, вы говорили о встрече с людьми, которые разрабатывают новое ядерное оружие. В своё время Советский Союз, во всяком случае, на словах, страшно протестовал против гонки вооружений, и более того, есть такая теория, что якобы его в какой-то степени понуждали к этой гонке вооружений, чтобы все нефтяные, так сказать, излишки в эту дыру упихивать. Но была другая теория — что только серьёзно вооружённые, в том числе ядерным оружием, страны могут обеспечить взаимный нейтралитет, вооружённые до зубов в прямом смысле слова. Как вы считаете, мы сейчас действительно на пути серьёзного поступательного движения, или это так, игра мускулов?
А. Проханов: — Мои поездки в Саров, беседы с атомщиками в той степени, в какой я был вправе их расспрашивать об их секретной работе, показали мне, что сегодня существует по-прежнему паритет, что российский ядерный потенциал за эти чудовищные годы, за 1990-е годы, не был до конца разрушен, он сейчас восстанавливается, появились исследования, появились программы, которые позволяют сохранить остатки нашего ядерного арсенала на том уровне, чтобы американцы не совершили нападение или, по крайней мере, не сумели шантажировать нас этим нападением. Потому что если нападение — это чудовищная проблема для мира в целом.
Н. Болтянская: — Без образа врага нет суверенитета?
А. Проханов: — Без образа врага нет истории.
Н. Болтянская: — Как это грустно, Александр Андреевич.
А. Проханов: — Грустно, грустно, Нателла.
Н. Болтянская: — «Проханов, оранжисты победили. Ваши действия?».
А. Проханов: — Подполье, партизанская война, покушения…
Н. Болтянская: — На кого? На меня?
А. Проханов: — На Виктора Шендеровича. Срочно изготовляю его чучело, обливаю его уксусом или спиртом и поджигаю.
Н. Болтянская: — Где?
А. Проханов: — В лесу, в землянке своей, конечно.
Н. Болтянская: — Бедный Александр Андреевич. Грустно. Вообще, неужели вы не можете ничего нового, креативного изобрести?
А. Проханов: — Ничего, ничего.
Н. Болтянская: — Кстати, Лев Толстой был подвергнут анафеме. А вы со Львом Толстым…
А. Проханов: — А я — осанне. Есть анафема и осанна.
Н. Болтянская: — А, понятно. А вы — осанне. Понятно. «Четвёртому сроку Путина не бывать?» Да, нет?
А. Проханов: — Это по модели третьего Рима, что ли? Два Рима пали, третий Рим и четвёртому не бывать?
Н. Болтянская: — Я вас спрашиваю. Это не я даже, а Дмитрий вас спрашивает.
А. Проханов: — Всё зависит от того, будет ли в течение этого третьего срока развитие.
Н. Болтянская: — Развитие кого?
А. Проханов: — Развитие страны. Будет ли этот долгожданный рывок.
Н. Болтянская: — А будет или нет?
А. Проханов: — Ну, я жду, я его вымаливаю, я его двигаю в той степени, в какой я, слабый, бессильный, одинокий человек в состоянии его стимулировать. Я жду, что русское развитие, несмотря на надвигающийся кризис, состоится. Если оно состоится, то будет четвёртый срок.
Н. Болтянская: — Но однозначно ответить…
А. Проханов: — Я не звездочёт.
18.07.12.
О либеральной «перхоти», красных и белых, и «коллективном Кудрине», который сидит внутри Кремля
О. Журавлёва — Добрый вечер. Здравствуйте, Александр Андреевич. Ну, во-первых, вопрос такой от Несогласного: «Александр Андреевич, согласны ли вы с очевидной истиной, что Путин — это очень сильно разбогатевший Сталин?»
А. Проханов: — Ну, быть может, конечно. Иосиф Виссарионович оставил после себя стоптанные валенки и великую страну. А Путин получил в наследство, действительно, разоренное и уничтоженное государство, практически государство, не имеющее власти. И все оставшееся ему политическое время он использовал для того, чтобы создать это государство. Одновременно с этим он, по-моему, хорошо научился жить.
О. Журавлёва — Ну, то есть вы согласны с тем, что он достаточно состоятельный все-таки человек?
А. Проханов: Я думаю, что да, конечно. Об этом все говорят. И я думаю, что сам он тоже не является пуританином. Он об этом тоже, может быть, впрямую не заявлял, но все, что он нам демонстрирует, стиль жизни, говорит о том, что он любитель хорошо пожить.
О. Журавлёва — Гедонист, так сказать.
А. Проханов: — Ну, может быть, не гедонист. Он плейбой. Вот кто он. Он плейбой.
О. Журавлёва — Хорошо. Вот, кстати, можно сказать, в продолжение темы личности Путина. Илья нас спрашивает: «Как вы относитесь к люстрации?» А вот что-нибудь изменилось бы у нас, если бы в 90-е годы прошла люстрация сотрудников спецслужб, всяких одиозных судей, кого-то еще?
А. Проханов: — В общем, я за это.
О. Журавлёва: — Да?
А. Проханов: — Да. Во-первых, мы бы не получили это чудовище — Ельцина.
Первый, кого бы, видимо, выдавили бы из власти, из политики, стал бы Ельцин, и не было этого косматого, страшного зверя, который правил в российской политике на протяжении вот этих первых чудовищных 90-х годов. Я думаю, что уже одно это, по существу, оправдало бы эти меры.
Я думаю, что комитетчики получили бы по заслугам.
О. Журавлёва — Так? Но ведь тогда бы и Путина прекрасного бы не было.
А. Проханов: — Комитетчики. И Путина не было бы тогда, и его, наверное, супруги не было, и дворцов бы не было, и нас с вами бы не было. Там огромная система последствий, если бы это произошло. Не было бы комитетчиков, которые, конечно, продали свою Родину — Советский Союз, которые в момент, когда глумились над их кумиром, над Дзержинским на площади, ни один из них не выставил СВД из окон Лубянки (все окна горели) и не выстрелил в глумителей над этим кумиром, над божеством комитетчиков. Все они — трусы.
О. Журавлёва — Вы кровожадный.
А. Проханов: — Все они — трусы и предатели. Они созданы были для того, чтобы защищать государство.
О. Журавлёва — Да ладно. Александр Андреевич, вы тоже не ходили с плакатами в защиту, я не знаю, православных христиан и духа русского.
А. Проханов: — Когда?
О. Журавлёва — Вы тоже работали себе спокойно в журналах, писали про социалистическое строительство.
А. Проханов: — Когда, когда? Вы просто ничего обо мне не знаете.
О. Журавлёва — Мне о вас очень много рассказывали.
А. Проханов: — Да? Тогда милости прошу в мое прошлое, и мы с вами раз 15 или 17 съездили бы на афганскую войну, а три раза съездили бы…
О. Журавлёва — Одно другому не мешает. На афганскую войну кто попало не ездил из журналистов, правда же?
А. Проханов: — Нет, я думаю, что на афганскую войну ездили те, кому это было интересно. Большинство журналистов ездили в Париж в это время, во Францию.
О. Журавлёва — Те, кому было интересно, те ехали в Париж?
А. Проханов — Конечно. Те, кому было интересно, все наши писатели — и Вознесенский, и Евтушенко — отправлялись в Европу. Я слонялся по окраинам мира, где постреливали. Так что спокойно я не прожил эти годы, слава тебе, господи.
О. Журавлёва — Так, хорошо. Вам люстрация не грозит.
А. Проханов: — Но вы — молодец. Я люблю с вами говорить вот почему. Вы задаете вопрос, я начинаю отвечать, вы не дожидаясь финала, лепите второй дурацкий вопрос. Только я начну, принимаюсь за него отвечать, вы третий лепите. Ну так чего там еще?
О. Журавлёва — Вы говорите просто удивительные всякие слова, и каждый раз открываетесь для меня по-новому.
А. Проханов: — Ну, давайте.
О. Журавлёва — Вы говорите, что всех чекистов можно было бы люстрировать, и жизнь была бы прекрасней…
А. Проханов: — Конечно. Потому что они все — предатели. Посмотрите, что они сделали, когда вышли как бы на свободу из Комитета. Они наполнили банки, они наполнили все эти корпорации олигархические.
У Путина есть одно оправдание, но я не знаю, полное ли оно. Он, придя в Кремль, сумел остановить распад страны. Он сумел создать зачатки государства, те зачатки, которыми, может быть, мы живем и по сей день. Но эти зачатки уже износились, эти зачатки уже дряблые. Нужно снова заниматься государством.