Наконец, он в глубокомысленном молчании переварил информацию, и так же молча, медленно, словно нехотя вытащив карту, протянул в мою сторону.
Ага, вот она наша сопочка-хренопочка, а вот и место эвакуации. Чует моё сердце, что попрёмся мы опять по дороге, ибо, если идти по лесу, чапать мы туда будем до китайской загвини. А по дороге идти чревато... Да фик с ним, чему быть- того не миновать. Надеюсь, что "везунчик" от нас не убежит, как убежал месяцем ранее от одной из групп соседней роты. И было это всего в одном километре отседова. Два двухсотых.* Никак не могу вспомнить лицо погибшего контрактника, а ведь он мне земляк...
-Колян, - лейтенант наконец-то вышел из оцепенения, - давай поднимай всех, пусть собираются, - он посмотрел на часы, - в восемь выходим.
-Добро, - я кивнул и, поднявшись, неторопливо направился к ближайшей тройке разведчиков, но не отошел еще и на пару шагов, когда до меня донесся приглушенный голос лейтенанта.
-Мины пусть не забудут снять.
Не оборачиваясь, я снова кивнул и, завернув за куст, ушел из поля зрения командира группы...
Всё оставшееся до рассвета время Хайлула метал молнии, наполняя лес звуками шипящего пламени и запахом обгоревшей плоти, а ещё он чувствовал как небывалая мощь наполняет его тело, как обостряются чувства. Он слышал как шуршат, разрывая дерн и пробиваясь вверх, проростки будущих деревьев, как где-то глубоко под корой вгрызается в плоть дерева червь древоточец. И пьянея от своего всё возрастающего могущества ,он внезапно ощутил тысячи новых запахов, забивающих его ноздри. А еще в голове у Хайлулы не- иссякающим потоком мудрости звучал бесконечно далекий, но такой завораживающий, сладкой полудрёмой обволакивающий его сознание голос. Голос, облекавший обрывки его слов в законченные мысли. Голос, понуждающий действовать. Словно далекий учитель, напутствующий своего ученика, уходящего в жизнь, этот голос направлял его к источникам силы, что -бы найдя их, нести смерть и разрушения...
Уже совсем рассвело, когда на поляну выползли обессиленные от долгой погони волкодлаки. Их бока ввалились, шерсть на загривках спуталась в безобразные лохмы, избитые об острые сучья лапы кровоточили. Скуля, словно побитые собаки, они доползли до середины поляны и, не в силах двинуться дальше, застыли в покорном ожидании. Вслед за ними туда же вышли менее измученные, но не менее удрученные разбойники. Рухнув на землю, лесные люди склонили головы.
-Мы не смогли выполнить твоего приказа, Повелитель, - голос говорившего дрожал от страха. - Его спасла проклятая ведьма. Она его укрыла, она сбила со следа волкодлаков, она привела его к своей избушке. Она защитила его. Мы едва спаслись. Но, Повелитель, мы его ранили, ранили отравленной стрелой, он должен умереть.
Повелитель тьмы криво усмехнулся, и бросив презрительный взгляд на говорившего, отмахнулся от его слов, словно от назойливой мухи.
-Твоей ведьмой и русским мы займемся чуть позже. Сейчас нам потребуются лопаты, кирки и ваши крепкие руки... И лапы тоже, - Хайлула кивнул волкодлакам, - мы будем рыть землю.
-Могилы?! - потерянно произнес кто-то из разбойников. А волкодлаки при звуке этого слова вздрогнули. - Вы нас убьете?
-Не сейчас. - К Хайлуле вернулось благостное расположение духа. - Мне нужно раскопать два-три древних могильника . И вы мне в этом поможете.
При этих словах разбойники, с явно написанным на лицах облегчением, упали ниц, а волкодлаки покорно завиляли хвостами.
Моё пребывание в гостях у этой странной старушки подзатянулось. В беспамятство я больше не впадал, а раны мои стремительно заживали. Травы, чей острый запах так резко шибал в нос, оказались воистину чудодейственными. Разорванное, истерзанное плечо и простреленная грудь зарубцевались, а сами рубцы постепенно светлели и исчезали. И хотя пробитое отравленной стрелой бедро по-прежнему ныло по утрам, но уже не было тех ночных болей, от которых хотелось выть и рвать на себе вены. Избушка Тихоновны стала привычной и почти родной. К тому же она оказалась совсем не такой убогой и ветхой, какой сперва почудилась. А может ,она преобразилась за время моего пребывания у Яги?! Не знаю. Но во всяком случае, бревенчатые стены, померещившиеся мне вначале едва ли не черными от столетней копоти, теперь белели свежим деревом. Столы и полы были тщательно выскоблены и вымыты. Огромная русская печь побелена и разукрашена затейливым рисунком. На полу расстелены вязаные из лоскутков коврики. На широких подоконниках- цветы. На стене у моей - гобелен. Одним словом, всё по высшему классу. А забота и внимание, коим я был окружен все эти дни? Не успевал я проснуться, а на столе уже стоял дымящийся самовар, лежали свежие ватрушки и красиво сплетенные плюшечки. Сразу же по моему подъему мы принимались за завтрак. Обычно ни я, ни Яга никуда не спешили. Она со своими делами управлялась еще на зорьке, а мне- то куда было спешить? И мы, по полдня сидя за самоваром и неторопливо поедая бабушкины крендельки да прянички, беседовали. До сих пор я вспоминаю эти дни как одни из самых замечательных дней в моей жизни. Постепенно я смирился со своим положением, и всё произошедшее уже не казалось мне такой уж невероятной сказкой. Баба-яга - мудрая собеседница и необыкновенная рассказчица, знающая тысячи историй и сказаний, любую даже самую незамысловатую байку превращала в увлекательный загадочный рассказ...
-Мне всю ночь снились черные кошки. К чему бы это? - как-то раз, сидя за утренним самоваром, спросил я у Яги, прихлебывавшей чай из блюдечка. Ласковое солнечное утро, неторопливо поднимаясь над лесом, поглаживало своими лучами чирикающих на крыше воробьев. Легкий ветерок приносил запах распустившихся цветов и меда. Жизнь казалась тихой и умиротворенной. Яга сделала неторопливый глоток и блаженно прищурившись, улыбнулась.
-Черные кошки - это замечательно. Люблю черных кошек!Чёрные кошки - это хорошо, - ответила она и, протянув руку, взяла со стола узорчатый, пахнущий непередаваемым ароматом русской печи, золотисто-коричневый пряник.
-Говорят, черные кошки приносят удачу, - меланхолично заметил я, глядя в широко распахнутое окно, за которым расстилался зеленый луг с шелковистой травой, по которой пушистым комочком носился маленький черный котенок.
- Смотря для кого, - улыбка Тихоновны стала заметнее, а её глаза озорно заблестели.
- Как это? - уточнил я, отправляя в рот очередной изыск кулинарного творчества моей доброй феи.
-А вот так. Удачу- то они приносят, но кому? Своему хозяину. А другим людям, глядишь, и беду накликать могут. Чтобы в одном месте прибыло, нужно чтобы в другом убыло. Закон сохранения энергии в школе-то, поди, учил?
Я задумчиво почесал затылок. Какая все-таки образованная ведьма ,и как, оказывается, всё просто.
-Так что же это получается, хозяин черной кошки заключает сделку со злом?
-Ну, это, милый, когда как. Ежели человек завел котеночка по доброте душевной аль по глупости глубокой, так, почитай, и греха-то на нем никакого нет. А ежели сознательно, с умыслом, тогда значит, бес в его чувствах воду мутит. А на меня ты не смотри, добрые люди здесь редко ходят, а от злых не убудет. Мне от хорошего человека ничего и не надобно, а от злых, тьфу, одно непотребство. А котенок... Так ведь живая душа рядом, да и престижу ради. Какая ж я ведьма без черной кошки? - она улыбнулась ещё шире и, совершенно довольная собой, подлила себе в чашку с чаем несколько капель сливовой настойки.
Дни шли своей чередой. В маленьком озерце квакали лягушки. Сороки трещали, разнося по лесу свои птичьи новости. Пауки продолжали вить паутину. Утки, проносясь в небе, счастливо крякали. Совы, вечерами вылетая на охоту, тихо кружили над крышей, выискивая притаившихся мышей. Идиллия. Но ничто не может длиться вечно. Тучи сгущались. По настороженным взглядам, которые Яга иногда бросала в сторону лесной чащи, по ненароком оброненным словам, по лишней морщинке нет-нет да набегавшей на и без того морщинистое чело, было заметно, как растет в её душе непонятная тревога.
-Сердце беду чует, - Тихоновна тяжело вздохнула, - гадала я на тине болотной да на нити веретенной. К соседке Кикимре Еремеевне хаживала за клюквой и гадала. Ждет тебя дорога дальняя. (Ну, об этом я и без гадания знал. Сколько уж разговоров переговорено, и в груди жмёт что-то, в путь зовет. В душе будто компас, нет-нет да глаза к горизонту и обратятся, словно выпытывая: - Что там за кромкой леса? Давно я уйти собирался да всё откладывал. Хоть и самому себе не признаюсь, но страшно вновь в незнакомый мир окунуться. А у Яги оставаться нельзя, и на себя, и на неё беду накликаю).
-Не можно тебе на одном месте засиживаться. Черная темь со всех сторон сползается, будто тебя выискивает. Идти надо, след запутывать, - моя спасительница кивнула головой в сторону пробегающего по полянке зайца. - Придется тебе, вот как ему - малость побегать, покудова все не вызнаешь и не спознаешь: кто ты и для чего здесь надобен. А ужо потом посидим, поболаекаем, по полочкам разложим. Может ,чего и скумекаем. А мож оно всё и само собой образуется. Так что, дитятко, завтречко на рассвете я тебя и спроважу. Дорогу укажу, но ты уж извини, провожать не стану, дела у меня будут. Дух твой по всему лесу разнесу, на ветвях понавешаю, следы заговоренные по всем тропочкам пущу. Иди ,не бойся, никто в след не кинется. Как дойдешь до избушки дядьки Лешего- привет от меня передай. Он тебя и приютит, дорогу к городу покажет. Только короткой дорогой не ходи, иди окольною. К вечеру, не спеша, доберешься. Доспех свой и оружие чудное захватишь али как? - словно спохватившись, спросила Баба-Яга, кивая в уголок, где лежало моё армейское снаряжение: разгрузка, автомат с пристёгнутым магазином и так, кое-что ещё по мелочи ,типа ножа и прочее.
Я отрицательно покачал головой. Как не велик был соблазн, но от чего-то думалось, что оружие, пришедшее со мной из иного мира, в ином мире и больше понадобится.
-Вот и чудненько. Я его в ветошки сухонькие заверну да за печку запрятаю, если что, искать знаешь где. Седмицу в городе поживи, никуда далече не хаживай. Осмотрись, обвыкнись, а я покудова татей твоих неведомых и дальше по обманным следам направлю да ещё охранных заклятий по всему лесу понаставлю. Глядишь, кого и отпугнет. На осьмой день можешь в путь собираться, на свои тайны разгадки искать. Ах да, совсем старая осклерозилась, забыла про гадание-то. Тина болотная да пряжа длинная вот что сказывают: не один ты в наш мир с другой стороны явился. Из зерцала сопредельного, уж не скажу какого именно, твоего ли аль другого какого ли, пришло Зло, коему "Ужасы" наши древние и в подметки не годятся. Оно пока токмо силу набирает, оглядывается, а как наберет мощи, так никто с ним не совладает. По всему выходит: раз уж оно за тобой на охоту выбралось, то лишь тебя и опасается. Знать в тебе надежда нашенская. Нечисть местная его сразу прочувствовала, властелином признала. Ить как волкодлаки за тобой приударили. Так что ты, милок, в путь иди да не оглядывайся. А ежели нужда будет, мои двери завсегда распахнуты, хошь один захаживай, хошь с товарищами. Другой раз придешь, приму тебя родного по-царски, по-королевчески. Сейчас-то не досуг было.
Я благодарно закивал головой, хотя так и не понял, что означают её слова про приём по- королевски.
-Бабуль, не получится ли так, что я уйду, а недруги на Вас злобу выместят? - спросил я ,ибо в душе моей росло беспокойство.
-За меня не переживай. Только ты за порог, от меня и отвяжутся. На мне перед властелином дивидендов не заработаешь. В мире ж нашем всё по простому делается: есть злодей главный и есть богатырь наипервейший. Меж ними в битвах и решается ,каким миру быть. В последней битве не победил никто. Вот непонятно что и творится. И злодеи не злодеи , и люди не люди. То одни, то другие волнами накатывают и все разбой да разор творят. Но не об том речь. Тебе же пока надо спасаться, уходить отселева, свет истины искать. А как найдешь, возвратишься, так в битву и ввяжемся. Чует моё сердце (вот это я понимаю прибор: и то чует ,и это понимает. Не бабка, а РЛС* с аналитическим отделом в придачу) здесь всё началось, здесь всё и закончится, а сейчас ни-ни. Знание да понимание на стороне врага твоего. Он со своей целью уже определился, всю нечисть собрать торопится, тайными тайнами овладеть, - она ненадолго задумалась, затем поправила платочек и тихо, как бы про себя ,добавила: - Курган намедни ночью светился. Я утречком слетала. Все разрыто там, разворочено. Искали что-то да не нашли.
-А это-то вы откуда знаете?
-Поживешь с моё, многое понимать начнешь. Вокруг во злобе неудержной все идолы древние побиты, поколоты, кости древние разбросаны. Дух разочарования над местом витает. Я ж говорю тебе, ищет он что-то, ищет. Магические вещи и знания в руки просто так не даются. Пусть ищет. А ты побегай пока, побегай. Одежку свою поколь у меня оставишь. Я тебе смену с кожи змеюк подколодных приготовила. С виду она, одежка-то, правда, неказиста, сразу и не спознаешь- пахарь ты, аль кузнец, но пошита добротно. А уж о прочности я и говорить не буду, сам знаешь. Ой, что это я? Отколь тебе знать - то?! Одним словом, ножа и стрелы не боись, меча остерегайся, но случись что - выдержит. По утру в путь -дорожку и отправишься.
На том и порешили.
Убытие моё не заладилось с самого начала. То котенок, прибежавший из леса, щетинился на меня и фыркал, а затем и вовсе тропиночку мою вдоль и поперек избегал; то внезапно с запада наползла туча, и дождь хлынул; то волкодлаки завыли тоскливо так, настойчиво. Яга лишь сокрушенно головой качала, да помалкивала. Про котенка-то я и так понял: не хочет он меня пускать, недаром тропку исследил, а затем прибежал ,на руки просится, виновато так об ногу трется.
А волкодлаки и впрямь не на шутку расшалились: воют и воют, отродясь здесь такого не слыхивал, и не в два голоса, как прошлый раз, а стаей, в дюжину рыл.
-Спозднились мы малость, - Матрена Тихоновна повертела в руках ухват, словно собираясь вытащить из печи фыркающие духовитым паром чугунки и чугуночки, коими был заставлен весь печной под, но, видимо, затем передумала и, аккуратно поставив его рядом с кочергой, продолжила. - Вишь, только вечереет - солнце из-за горизонта еще лик кажет, а тьма наползает серая, туманистая, злая, лес укрывает фатою черною. Не к добру это. И я, как на грех, охранные зелья лишь с утра варить сподобилась. Но ничего, ничего, - (это она, глядя на мою кислую рожу), - образуется. Утро вечера мудренее, нам бы только до утра продержаться. Тайком в дверь не войдут, мной заклятие на непрошеного гостя наложено, а напасть, чай, не осмелятся. Вечер в полночь перевалится, а там и рассвет, утро солнечное. Охранные и обманные зелья сготовлю, все сделаю, как уговаривались. Токмо тропка прямая теперь тебе заказана. Котик-то мой, почитай, недаром тебя на неё пускать не отважился. Видит, значит, беду неминучую. Пойдешь тропкой окольною. А к дядьке лешему уж в другой раз зайдешь. Из ларца злат монет в карман понасыпь. Много не бери, но не думай, что это я из жадности. Мне-то злато в лесу не требуется, держу для заезжих путников. Но и тебе много не надобно. Золото- оно зло притягивает. Спознает кто, что у тебя золотишко водится, и жди беды. Так ты уж возьми на пропитание и на крышу над головой, не более, да прежде чем расплачиваться - присмотрись, за что сколь платить следует. Меру во всём знай.
Я благодарно покивал головой и сделал все как велено. Из большого кованого сундука (тоже мне ларец, уж скорее ларь зерновая), насыпал себе в карман полную пригоршню полновесного золота, серебра тусклого жменю и дюжину медяков с королевским вензелем. Разгрузку* с дюжиной магазинов, с пятью гранатами и автомат Калашникова аккуратно в тряпицы уложил и замотал. Яга все это добро за печь запрятала и только тогда накрыла на стол. Ужинали молча. Все было рассказано, выговорено. На душе гадко - муторно. И ведь вроде не навек уезжаю, да и гостил от силы дюжину дней, а на душе грусть непонятная. Спать легли едва стемнело. Уснул сразу, как только голова коснулась подушки. Толи подушка такая заговоренная, толи замаялся за последние дни.
Ночью снился все тот же сон: окровавленное плечо, сбившаяся на бок, простреленная в двух местах разгрузка, стонущий неподалеку пулеметчик и непрекращающийся грохот боя.
- Засада! Ложись! - мой крик потонул в грохоте выстрелов. Радист Серега перекатом скатывается за куст и замирает в неподвижности. По его окровавленному лицу бежит пульсирующая ярко-алая струйка. Пули, словно крупный дождь, шлепают по камням совсем рядом. В груди горячо, каждый вздох отдаётся болью. Кругом царит смерть. Хочется вжаться в холодную землю и не подниматься, но за мной пацаны... Я должен прикрыть их огнем и дать отойти, вырваться из-под свинцового шквала. Но не могу. Руки налились неимоверной тяжестью. Пальцы, державшие автомат, разжались. Ну же! Но рот наполняется утренней росой напополам с кровью. Сволочи... Боль пронзает всё моё существо. Я поднимаюсь и из последних сил жму на курок. Длинная, бесконечно-длинная очередь. Каждый удар вздрагивающего автомата бьёт по сердцу. Вместе с последней выброшенной гильзой проваливаюсь в кровавую пустоту беспамятства. В багровой пелене растворяются разбросанные по полю трупы...
Грохот разрыва прервал опостылевший сон. Еще один взрыв вывел меня из сонного оцепенения. Третий, самый мощный взрыв-грохот, заставил меня вздрогнуть и едва не раскатал избушку по брёвнышку.
-Беги, Колюшка! - пронзительно прокричала Баба-Яга, в одном исподнем бросаясь к жалобно застонавшей двери, и оба-на, ударом ноги выбивая её из петель. - Беги, - повторила она, и с её ладоней в кромешную темноту ночи посыпались желто-серебристые искры. За стенами взвыло и какая-то большая, черная тень метнулась в сторону чащи. Еще один удар потряс стены, и с потолка посыпалась штукатурка, запахло озоном и плесенью. Я привычно провел рукой по кровати, но верного АКСа* рядом не было. Я метнулся к печи, но был остановлен грозным окриком.
-И думать не думай, уходи, пока поздно не стало, - новый сноп искр ударил в ночь, на мгновение высветив размытые очертания черной фигуры, сгорбившейся за смородиновыми кустами, - котик дорогу покажет!
Сгусток бардового пламени рванулся навстречу искрам, сливаясь с ними в ослепительную вспышку. Мне показалось или на самом деле высветившаяся в глубине леса черная фигура была смутно знакомой?
-Ф-фы, - зашипел котенок, шерсть на котором вздыбилась и искрила зеленовато-сиреневыми всполохами и, шмыгнув промеж моих ног, уверенно юркнул под печку. Я замешкался и он, высунув мордочку, снова раздраженно зашипел в мою сторону.
-Со мной ничё не сдеется. Царапки коротки, - донеслось до меня бабкино, и я, уже не медля, опустившись на четвереньки, юркнул в узкое отверстие лаза. К моему удивлению вместо тесной "дыры" я ввалился в довольно просторный подземный ход, освещенный тускло мерцавшими во тьме гнилушками. За спиной снова громыхнуло, и до моих ушей донеслось трёхэтажное ругательство разгневанной Тихоновны. Ай да бабка! В звуках голоса лишь молодецкая удаль и ни тени страха или паники. Похоже, схватка её только раззадорила. Такая, несмотря на свои годы, не только коня на скаку, но и дракона на лету остановит. Уверовав, что Яга справится, я поднялся на ноги и, уже не раздумывая, кинулся вслед за котиком.