– Где он? – повторила она.
– Уже зашел, – ответил Эйб, и Сантэн увидела, что в ее отсутствие служители открыли двойную дверь главного зала суда.
– Чарли держит для нас места. Сидеть среди зевак не придется.
Эйб взял ее за руку и провел сквозь движущуюся толпу. Служители узнали Сантэн и помогли расчистить проход к местам в третьем ряду, где помощник Эйба занял для них места.
Сантэн незаметно искала в толчее высокую фигуру Блэйна и вздрогнула, когда толпа на мгновение расступилась и она увидела его по другую сторону прохода. Он тоже искал ее и увидел мгновением позже; реакция его была такой же острой, как и у нее. Они смотрели друг на друга через зазор в несколько ярдов, и Сантэн это расстояние казалось пропастью шириной в океан; оба без улыбки смотрели в глаза друг другу. Затем толпа, хлынувшая в проход, снова разделила их, и Сантэн потеряла Блэйна из виду. Она села рядом с Эйбом и, чтобы дать себе время опомниться, притворилась, что роется в сумочке.
– Вот он! – воскликнул Эйб, и на мгновение Сантэн показалось, что он говорит о Блэйне. Потом она увидела, что служители ведут из камеры Лотара Деларея.
Она уже несколько дней видела его на скамье подсудимых, но не могла привыкнуть к переменам в нем. Сегодня на Лотаре была выгоревшая рубашка рабочего и черные брюки. Одежда, казалось, была ему велика, один рукав – на культе – подколот. Лотар еле шел, как старик, и один из охранников помог ему подняться по ступеням к скамье подсудимых.
Волосы его совершенно поседели, даже густые черные брови были в полосках серебра. Он был невероятно худ, и его кожа казалась серой и безжизненной; она дряблыми складками болталась под подбородком и на тощей шее. Загар побледнел до желтоватого цвета старой замазки.
Опустившись на скамью, он поднял голову и посмотрел на галерею для зрителей. Он быстро обвел взглядом заполненные скамьи, в его глазах светилось беспокойство. Потом Сантэн увидела, как в них вспыхнула радость; он скрыл улыбку, обнаружив то, что искал. Она пять дней каждое утро наблюдала эту картину и сейчас обернулась и посмотрела на галерею у себя за спиной. Но с ее места угол обзора не позволял ничего увидеть. Она не знала, кто или что привлекло внимание Лотара.
– Встать. Суд идет, – провозгласил служитель. Послышались топот и шарканье, все встали, и вошел судья Хоторн в сопровождении двух помощников. Судья, малорослый седой человек с благожелательным лицом и живыми, блестящими глазами за стеклами пенсне, походил скорее на школьного учителя, чем на судью, легко приговаривающего к повешению, как охарактеризовал его Эйб.
Ни у него, ни у его помощников не было париков и цветных одеяний, принятых в английском суде. Римско-голландское право более строго в своих атрибутах. На троих судьях были простые черные костюмы с белыми раздваивающимися галстуками; пока зрители садились и откашливались, судьи негромко переговаривались, сблизив головы. Но вот все стихло. Тогда судья Хоторн поднял голову, сказал все, что требовали формальности, и снова зачитал список обвинений.
Аудитория выжидающе затихла. Репортеры подались вперед, приготовив блокноты; даже адвокаты в первом ряду молчали и сидели неподвижно. Лотар глядел в лицо судье бесстрастно, но был смертельно бледен.
Судья Хоторн просматривал свои записи, искусно нагнетая напряжение. Наконец оно стало почти непереносимым. Потом он поднял голову и без предисловия начал подводить итоги и излагать свое суждение.
Вначале он перечислил все обвинения, начиная с самых серьезных: три попытки убийства, два нападения с намерением нанести серьезный вред здоровью, одно вооруженное ограбление. Всего набралось двадцать шесть обвинений, и судье понадобилось почти двадцать минут, чтобы зачитать их все.
– Обвинитель предъявил все обвинения по порядку, внятно и убедительно.
Краснолицый обвинитель самодовольно улыбнулся, и Сантэн почувствовала нелепую досаду из-за его тщеславия.
– На суд произвели особое впечатление показания главного свидетеля обвинения. Показания его превосходительства администратора территории стали неоценимым подспорьем мне и моим помощникам. Нам повезло, что у нас есть такой свидетель, способный рассказать все подробности преследования и ареста обвиняемого, и эти показания поддерживают самые серьезные обвинения по данному делу. – Судья оторвался от своих заметок и посмотрел прямо на Блэйна Малкомса. – Я хочу, чтобы в протоколе было отмечено особенно благоприятное впечатление, которые произвели на суд показания полковника Малкомса, и что эти показания даны добровольно.
Со своего места Сантэн видела затылок Блэйна. Когда судья посмотрел на полковника, края больших ушей Блэйна покраснели и Сантэн испытала прилив нежности. Его замешательство почему-то казалось милым и трогательным.
Затем судья взглянул на нее.
– Другой свидетель обвинения, который вел себя безупречно и чьи показания безукоризненны, это миссис Сантэн Кортни. Суд в полной мере сознает, с какими огромными трудностями столкнулась миссис Кортни и какую храбрость она продемонстрировала не только здесь, в суде. Снова скажу, что нам повезло со свидетелем, который своими показаниями помогает нам вынести приговор.
Пока судья говорил, Лотар Деларей повернул голову и посмотрел прямо на Сантэн. Светлые обвиняющие глаза смутили ее, и она потупилась, разглядывая свою сумочку.
– Напротив, защита смогла представить только одного свидетеля, и это был сам обвиняемый. После должных размышлений мы пришли к выводу, что большая часть показаний обвиняемого не может быть принята во внимание. Во все время суда обвиняемый проявлял враждебность и отказывался сотрудничать. В особенности неприемлемо утверждение обвиняемого, что все преступления он совершил в одиночку и что у него не было соучастников. В данном случае показания полковника Малкомса, миссис Кортни и офицеров полиции единодушны и не вызывают сомнений.
Лотар Деларей медленно повернул голову и посмотрел на судью тем спокойным враждебным взглядом, который за пять дней суда так настроил против него Хоторна; судья не менее спокойно ответил на его взгляд и продолжил:
– Таким образом, обдумав все факты и представленные свидетельства, мы пришли к единодушному мнению: обвиняемый Лотар Деларей виновен по всем пунктам обвинения.
Лотар даже глазом не моргнул, не дрогнул, но аудитория ахнула. Последовал гул обсуждений. Три репортера вскочили с мест и выбежали из зала суда, а Эйб самодовольно кивнул сидевшей рядом Сантэн.
– Я говорил – веревка, – прошептал он. – Его повесят, это точно.
Служители пытались восстановить порядок. Им на помощь пришел судья.
Он резко постучал молотком и возвысил голос:
– Я без колебаний прикажу очистить зал, – предупредил он, и публика снова затихла.
– Прежде чем вынести приговор, я выслушаю любые предложения касательно смягчения наказания, какие желает внести защита.
Судья Хоторн наклонил голову в сторону молодого адвоката, которому было поручено дело, и тот немедленно встал.
Лотар Деларей был нищим, он не мог сам оплачивать свою защиту. Суд назначил ему защитником мистера Реджинальда Осмонда. Несмотря на юность и неопытность – он впервые защищал преступника, которого могли приговорить к смертной казни, – Осмонд проявил себя молодцом, учитывая безнадежные для защиты обстоятельства. Перекрестные допросы он вел живо и ловко и не позволил обвинению добиться каких-либо преимуществ.
– С разрешения милорда, для обоснования просьбы о смягчении наказания я бы хотел вызвать свидетеля.
Судья нахмурился.
– Послушайте, мистер Осмонд, вы ведь не собираетесь на этой стадии предъявлять нам свидетеля? Вы знаете такие прецеденты?
– Я с должным уважением отсылаю его честь к делу «Корона против ван дер Спая» 1923-го и «Корона против Александера» 1914 года.
Судья недолго посовещался с помощниками и со вздохом раздражения поднял голову.
– Хорошо, мистер Осмонд. Я разрешаю вам представить свидетеля.
– Благодарю вас, милорд. – Мистер Осмонд был так подавлен собственным успехом, что заговорил торопливо и запинаясь: – Вызываю свидетеля миссис Сантэн де Тири Кортни.
Наступила ошеломленная тишина. Даже судья Хоторн выпрямился в своем высоком резном кресле. Потом в аудитории возник гул удивления, радости и ожидания. Журналисты вставали, чтобы увидеть Сантэн, а кто-то с галереи крикнул:
– Затяни петлю на шее этого ублюдка, милая!
Судья Хоторн быстро опомнился и устремил взгляд сквозь пенсне на галерею: он пытался отыскать остряка.
– Я не потерплю дальнейших выкриков. Существуют строгие наказания за неуважение к суду, – рявкнул он, и даже журналисты торопливо сели и, отрезвленные, схватились за свои блокноты.
Служитель отвел Сантэн на свидетельское место и привел ее к присяге, пока все остальные мужчины в зале, включая судей, наблюдали за ней, в основном с восхищением, хотя некоторые, в том числе Блэйн и Абрахам Абрахамс, – с удивлением и тревогой.
Судья Хоторн быстро опомнился и устремил взгляд сквозь пенсне на галерею: он пытался отыскать остряка.
– Я не потерплю дальнейших выкриков. Существуют строгие наказания за неуважение к суду, – рявкнул он, и даже журналисты торопливо сели и, отрезвленные, схватились за свои блокноты.
Служитель отвел Сантэн на свидетельское место и привел ее к присяге, пока все остальные мужчины в зале, включая судей, наблюдали за ней, в основном с восхищением, хотя некоторые, в том числе Блэйн и Абрахам Абрахамс, – с удивлением и тревогой.
Мистер Осмонд начал допрос низким голосом, проникнутым нервным уважением.
– Миссис Кортни, пожалуйста, расскажите суду, сколько лет вы знакомы с обвиняемым… – Он торопливо поправился: отныне Лотар Деларей был не просто обвиняемым – осужденным… – с заключенным.
– Я знакома с Лотаром Делареем почти четырнадцать лет.
Сантэн через весь зал посмотрела на согбенную серую фигуру на скамье подсудимых.
– Будьте добры, опишите обстоятельства вашей первой встречи.
– Это было в 1919 году. Я заблудилась в пустыне. После того как был потоплен «Протеа Касл», меня выбросило на Берег Скелетов. Полтора года я бродила по пустыне Калахари с бушменами из племени сан.
Все знали эту историю. В свое время она стала сенсацией. Сейчас рассказ Сантэн, ее голос и французский акцент снова оживили интерес публики.
Она описывала свое безвыходное, несчастное положение, выпавшие на ее долю страшные трудности и одиночество, и в зале царила гробовая тишина. Даже судья Хоторн наклонился в кресле, опираясь подбородком на сжатый кулак, и слушал замерев. Вместе с ней все присутствующие пробиралась через вязкие пески Калахари, когда одетая в шкуры диких животных, держа на руках младенца-сына Сантэн увидела следы лошади, подкованной лошади – первый признак цивилизации, какой встретила за эти отчаянные месяцы.
Они приходили вместе с ней в ужас и разделяли ее отчаяние, когда на пустыню опустилась африканская ночь, уменьшив ее шансы на спасение; вместе с нею они шли в темноте, отыскивая, где блеснет далекий лагерный костер, потом вздрогнули от ужаса, когда она описала неожиданно возникшую перед ней зловещую фигуру, темную и угрожающую, и содрогнулись, как будто тоже услышали близкий рев голодного льва.
Слушатели ахали и ерзали, когда она рассказывала, как боролась за свою жизнь и за жизнь малыша; как кружащий лев загнал ее на самые высокие ветви дерева мопани, а потом сам вскарабкался наверх, как кот за ласточкой. Сантэн описывала шум его жаркого дыхания в темноте и страшную боль, когда длинные желтые когти вонзились в ее ногу и безжалостно потащили вниз.
Она не могла продолжать, и мистер Осмонд мягко поощрил ее:
– И тогда вмешался Лотар Деларей?
Сантэн собралась.
– Простите. Все это вернулось…
– Пожалуйста, миссис Кортни, не надрывайте себе сердце, – мгновенно пришел ей на помощь судья Хоторн. – Если вам нужно время, я объявлю перерыв в заседании…
– Нет-нет, милорд. Вы очень добры, но такой необходимости нет. – Она расправила плечи и посмотрела в лицо слушателям. – Да, в это время появился Лотар Деларей. Его лагерь был поблизости, и его разбудили встревоженные лошади. Он застрелил льва, который готовился растерзать меня.
– Он спас вам жизнь, миссис Кортни?
– Он спас меня от ужасной смерти и спас моего сына.
Мистер Осмонд молча наклонил голову, давая суду возможность оценить драматизм момента, потом мягко спросил:
– Что произошло потом, мадам?
– Упав с дерева, я получила сотрясение; рана на ноге воспалилась. Много дней я была без сознания, неспособная заботиться о себе и о своем сыне.
– Как повел себя заключенный?
– Заботился обо мне. Перевязывал мои раны. Обеспечивал все мои потребности и потребности моего сына.
– Он повторно спас вам жизнь?
– Да, – кивнула Сантэн. – Он снова спас меня.
– Хорошо, миссис Кортни. Прошли годы. Вы стали богатой женщиной, миллионершей.
Сантэн молчала. Осмонд продолжил:
– Три года назад заключенный обратился к вам с просьбой о финансовой поддержке его рыболовного и консервного предприятия. Это верно?
– Он обратился к моей компании – «Горно-финансовой компании Кортни» – с просьбой о займе, – сказала она, и Осмонд расспросил ее обо всех событиях, приведших в конце концов к закрытию консервной фабрики Лотара.
– Итак, миссис Кортни, согласны ли вы, что у Лотара Деларея были основания считать, что вы обошлись с ним несправедливо, если не сознательно уничтожили его?
Сантэн мешкала.
– Мои действия всегда основывались на нормальных деловых принципах. Однако я готова согласиться, что Лотару Деларею мои действия могли показаться сознательно направленными против него.
– Обвинял ли он вас тогда в том, что вы стараетесь его уничтожить?
Она посмотрела на свои руки и что-то прошептала.
– Простите, миссис Кортни. Я должен просить вас повторить.
Она сердито посмотрела и ответила напряженным голосом:
– Да, черт побери! Он сказал, что я намерена уничтожить его.
– Мистер Осмонд! – Судья выпрямился. Лицо у него было строгое. – Я вынужден настаивать на том, чтобы вы обращались со свидетелем более сочувственно. Объявляю перерыв на пятнадцать минут, пусть миссис Кортни придет в себя.
Когда заседание возобновилось, Сантэн заняла место свидетеля и сидела молча, пока завершались необходимые формальности и мистер Осмонд готовился продолжить допрос.
Блэйн Малкомс одобрительно улыбнулся ей с третьего ряда, и она поняла, что если не отведет от него взгляд, все собравшиеся в зале суда узнают о ее чувствах. Она заставила себя отвести глаза и посмотрела на галерею на его головой.
Это был случайный взгляд. Сантэн забыла, как Лотар Деларей каждое утро обшаривал глазами галерею, но теперь увидела ее под тем же углом, что и он со скамьи подсудимых. Внезапно ее взгляд устремился в самый дальний конец галереи, непреодолимо притягиваемый другой парой глаз; они напряженно смотрели прямо на нее, и она вздрогнула и покачнулась. От потрясения у нее закружилась голова: она снова смотрела в глаза Лотара – в глаза, какие были у Лотара, когда они впервые встретились, желтые, как топаз, яростные и яркие, под изогнутыми темными бровями, молодые глаза, незабываемые и не забытые. Но эти глаза смотрели не с лица Лотара, потому что Лотар сидел в зале напротив нее, согбенный, разбитый и седой. А это лицо было молодым, сильным и полным ненависти, и Сантэн узнала его, узнала непогрешимым чутьем матери. Она никогда не видела своего младшего сына – по ее настоянию его унесли еще влажного, только что из чрева, в миг появления на свет, и она тогда отвернулась, чтобы не видеть его сморщенное голенькое тельце. Но сейчас Сантэн узнала его, и самый центр ее существа, чрево, выносившее этого ребенка, заныло, так что ей пришлось с усилием стиснуть зубы, чтобы не закричать от боли.
– Миссис Кортни! Миссис Кортни! – звал судья, и в его голосе звучала тревога. Сантэн заставила себя повернуться к нему.
– Все хорошо, миссис Кортни? Вы в состоянии продолжать?
– Благодарю вас, милорд, я здорова.
Ее голос доносился словно издалека, и ей потребовалась вся сила воли, чтобы не смотреть на юношу на галерее, на своего сына Манфреда.
– Хорошо. Мистер Осмонд, можете продолжать.
Сантэн потребовались огромные усилия, чтобы сосредоточиться на вопросах. Осмонд снова расспрашивал о грабеже и о схватке в русле сухой реки.
– Значит, миссис Кортни, он и пальцем вас не трогал, пока вы не потянулись за дробовиком?
– Да. До тех пор он меня не касался.
– Вы уже рассказывали нам, что у вас в руке был дробовик и вы пытались его перезарядить.
– Верно.
– Вы бы использовали оружие, если бы вам удалось его перезарядить?
– Да.
– Скажите, миссис Кортни, вы бы стреляли на поражение?
– Возражаю, милорд! – Обвинитель гневно вскочил. – Вопрос гипотетический.
– Миссис Кортни, вы не обязаны отвечать на этот вопрос, если не хотите, – сказал судья Хоторн.
– Я отвечу, – отчетливо сказал Сантэн. – Да, я бы убила его.
– Как вы думаете, знал ли это заключенный?
– Милорд, возражаю. Свидетель не может этого знать.
Прежде чем судья смог принять решение, Сантэн четко сказала:
– Он знал меня, хорошо знал. Он знал, что я убью его, если у меня будет такая возможность.
Сдерживаемые переживания публики вырвались наружу, и прошло несколько минут, прежде чем была восстановлена тишина. Тем временем Сантэн снова взглянула на галерею. Ей потребовалось все самообладание, чтобы не сделать этого раньше.
Угловое сиденье было пусто. Манфред исчез. Его уход смутил ее. Осмонд опять задавал вопросы, и она повернулась к нему.
– Простите. Повторите, пожалуйста.
– Я спросил, миссис Кортни, напал ли заключенный на вас, когда вы стояли с оружием в руках, намереваясь убить его…