Я умолк, тоска сжала горло, как только понял с предельной ясностью, что это не только возможно, но и близко по срокам.
– Если будет большая? – повторила она.
– Победу будут праздновать тараканы, – ответил я тускло. – Они выживут в любой войне.
Она произнесла с тяжелым вздохом:
– Оба варианта не радуют.
– Но можем к ним прийти, – сказал я. – Техника развивается быстрее, чем люди. Люди живут прошлым днем. И даже не догадываются, что войны сейчас не те. Как после Первой мировой, так и после Второй человечество восстановилось моментально. Несмотря на все потери. Но после третьей восстанавливаться будет некому.
– Я доложу, – повторила она, – твои… эти соображения. И сама подготовлю экспертов и аналитиков, чтобы докладывали не то, что хотят услышать в Белом доме, слишком уж часто это делается, а то, что есть. Иначе исламский фундаментализм опрокинет вас и нас, поглотит Европу и схлестнется с Китаем. Но Китай, даже если победит, вряд ли возжелает восстанавливать Европу или нас. Просто заберет наши земли как выморочное имущество.
– В тревожном мире живем, – согласился я. – С другой стороны… если удастся протянуть без крупных войн и глобальных терактов еще лет тридцать-сорок, мир спасен.
Она спросила скептически:
– Каким образом?
– Сингулярность, – ответил я. – Бессмертные и всемогущие люди… Это же победа!
Она разочарованно вздохнула.
– А-а, эти сказки… Ладно, пусть, но в любом случае должны выстраивать свои отношения правильно.
Я сказал с оптимизмом:
– Мы-то выстраиваем ничего так…
Она нахмурилась, резко повернула руль, автомобиль начал сбрасывать скорость и остановился у подъезда ее дома.
– Я говорю о наших странах!
Я отстегнул ремень, вылез, представил себе, как изумится морпех на входе, надо быть героем, чтобы и второй раз рискнуть провести ночь с генеральшей, что не генеральша, а генерал.
Барбара показала себя настоящей женщиной, сразу на кухню, а я из ванной слышал, как на кухне плита быстро и с удовольствием готовит, жарит и парит, сегодня день особенный, с Пентагоном достигнут консенсус насчет совместных действий, а это и есть то, ради чего приезжал.
Когда я вышел, чистенький и освеженный, она вынула из стенного шкафа тонкостенные фужеры, а я достал из соседнего бутылку шампанского.
Она взглянула с интересом.
– Ого, уже знаешь, где что лежит?
– У американцев все типовое, – ответил я. – Посмотри кухню одного, увидишь кухни всех.
Она поморщилась.
– Так уж у всех одинаково?
– У всех, – подтвердил я. – Отличается только степенью роскоши, дизайна и некоторых прибамбасов. Но это же хорошо!.. Я не уважаю тех, кто ищет разнообразия в еде, винах и развлечениях. Зато Америка задает тон в науке и хай-теке. Вот там да!.. Американцы – не кухонная нация.
Она вздохнула.
– Тебя не сразу и поймешь. Кажется, что обругал, но присмотреться… гм… вроде бы похвалил.
Я наконец осторожно вытащил деревянную пробку, стараясь, чтобы не стрельнула, разлил по фужерам.
– Есть такое пожелание, – сказал я, – чтобы жизнь была полна! Или еще говорят, да будет полна чаша…
Она поинтересовалась с интересом:
– Что это значит?
– Это всего и много, – пояснил я. – Но не так, как понимает простой демократ, что под «всего и много» разумеет только много денег. Или вообще одни радости. Нет, всего – это всего, хорошего и плохого. Так вот сейчас это сбывается. Наука и высокие технологии создали компьютеры, смартфоны, Интернет, чудодейственные лекарства, жизнь удлинилась… но одновременно пришли и новые болезни, как естественные, так и созданные в лабораториях, появились и быстро возрастают угрозы всей жизни на Земле… Да-да, это и есть «всего и много». И, что больше всего тревожит, этого всего и много будет с каждым годом все больше, а потом с каждым месяцем, каждым днем, каждой минутой…
– И люди перестанут понимать, – сказала она мрачно, – в каком мире живут.
Я сказал трезвым голосом:
– Если выживут.
– Да, если выживут, – сказала она, – на что я все-таки надеюсь.
– Я тоже, – ответил я, – иначе мы бы вот так спокойно не разговаривали на кухне. Все зависит от нас. Как это ни звучит патетически, но и от нас с тобой. Возможно, мы те самые песчинки, благодаря которым сдвинется гора?
– Я не настолько самоуверенна, – ответила она. – У нас демократия.
– Быть демократом, – сказал я, – не обязательно быть ленивым и постоянно развлекающимся дураком, как это проповедуется и внедряется у вас. Ситуация уже выходит из-под контроля! Ситуация с рисками.
Она повторила:
– Я приложу все усилия, чтобы этой проблеме уделили… Нет, ей уже уделили, давно уже, но сейчас переводим в другую фазу. Активную. Начнем наносить удары по таким гнездам и в чужих странах.
– Невзирая на суверенитеты, – напомнил я.
Она сказала с неохотой:
– Да, конечно… С тайными операциями на чужих территориях есть опыт, хотя не по таким целям, но в каких-то случаях придется обращаться и к местным правительствам…
– Лучше сводить такие случаи к минимуму, – посоветовал я трезво. – Местные корольки почти всегда прикрывают своих. Или дадут возможность выскользнуть из-под удара. Не забывайте, жандарм не спрашивает разрешения!.. Он действует быстро и жестко, оберегая остальных людей от преступника.
Она посмотрела на меня исподлобья.
– А Россия будет кричать о нарушениях законности и указывать на нас пальцем?
Я ухмыльнулся.
– Только если будете наступать нам на ноги. Нарочито. Хотя, думаю, даже в этих случаях не будем. В конце концов, выжигая такие гнезда, мы спасаем не только себя, но и друг друга. И… плюньте на суверенитеты всяких там стран и государств. Средние века, когда к этим суверинитетам относились с трепетом, остались в прошлом!
Глава 14
В Шереметьеве меня встретили, как встречали, наверное, Корвалана или кого-нить важного и тайного. Сразу в закрытый черный лимузин и с охраной в виде джипа на большой скорости повезли в одно из зданий ГРУ.
В кабинете Мещерского уже ждут как он сам, так и Бондаренко, а за минуту до моего прибытия явились генерал Кремнев и еще двое в форме высоких армейских чинов.
Поднимаясь по лестнице, я просматривал глазами видеокамер помещение и слушал, о чем говорит Мещерский, так что, когда меня подвели к кабинету и распахнули дверь, я уже знал, кого увижу и что услышу.
Мещерский шагнул навстречу, лицо приветливо-радостное, что ничего не значит, разведчики могут надевать любое обличье, но я понимал, что он в самом деле рад и даже счастлив.
– Доктор, – сказал он, – у нас это не принято, но мне так жаждется обнять вас!.. Вы сделали всё и даже больше!
Бондаренко заметил скромно:
– Хотя мы вообще-то на это надеялись… даже рассчитывали, но шанс был один к шести…
Мещерский крепко подал мне руку и, не отпуская, провел к столу и усадил, лишь потом сел по другую сторону и сказал уже более серьезным тоном:
– Прошу всех сесть. Владимир Алексеевич, вы не представляете, с каким нетерпением мы вас ждали!
Я разыгрывать изумление не стал, ответил честно:
– Вообще-то представляю. Установление связей с зарубежными центрами по устранению глобальных рисков было только ширмой?
Он охнул, но чуточку театрально, я теперь такие оттенки замечаю:
– Владимир Алексеевич!
– Да ладно, – ответил я, – раз уж в нашем мире никогда ничего прямо не делается, а все через афедрон, то ладно, я все-таки реалист, понимаю, что еще не в двадцать третьем веке. Главное, все же удалось договориться о сотрудничестве с их центрами. Информацию будут передавать мне напрямую, а тут уж как распорядимся…
Кремнев гулко бухнул:
– Да, это здорово… а как насчет того, что вы называете ширмой?
Все в кабинете перестали даже шевелиться и уставились в меня, как будто я сейчас совершу чудо или хотя бы скажу, как его творить по формуле «Сделай сам».
– Вы знаете, – ответил я, – что называю ширмой. Да, все передал, а дальше в процессе бурных дебатов… да, были такие, высказал все то, что вы и хотели бы высказать. Но высказал я. И хотя вы меня использовали втемную…
Мещерский бурно запротестовал:
– Владимир Алексеевич!.. Никто ничего такого!.. Вы ехали устанавливать контакты со штатовским центром глобальных катастроф. Вы их установили!.. Прекрасно. А что попутно сообщили о выброшенной на берег мине…
Я отмахнулся.
– На самом деле это и было главной целью моей поездки, теперь знаю. Нет-нет, я не так уж и в обиде, кто знает, вдруг в самом деле иначе было нельзя? Контакты в самом деле установил, что еще… Мне в ЦРУ объяснили, что вообще-то подобное относится к испытанным ходам. Сами к нему прибегают, когда нечто важное поручают сообщить непрофессионалу, дабы оставался статус абсолютно неофициального послания.
Мещерский вздохнул чуть свободнее.
– Вот что значит иметь дело с умным и даже мудрым человеком. Владимир Алексеевич, это не такая уж и бессовестная лесть, вы в самом деле человек умный и мудрый, доказали еще в трудном случае со Стельмахом. Теперь, чтобы доказать, что не таите обиды, расскажите поподробнее с самого начала, как все было…
Мещерский вздохнул чуть свободнее.
– Вот что значит иметь дело с умным и даже мудрым человеком. Владимир Алексеевич, это не такая уж и бессовестная лесть, вы в самом деле человек умный и мудрый, доказали еще в трудном случае со Стельмахом. Теперь, чтобы доказать, что не таите обиды, расскажите поподробнее с самого начала, как все было…
Я долго и подробно рассказывал, как приехал, как встретили, о чем говорили. Память у меня, как у молодого слона, даже когда начались перекрестные вопросы, я повторял слово в слово.
Думаю, аналитики в живом эфире смотрят на мое лицо на мониторах, слушают и всматриваются, в нужные моменты подсказывают Мещерскому и Бондаренко по встроенным в уши приемникам, какие вопросы задать, чтобы перепроверить сказанное ранее, но сам мой вид дышит искренностью, как и каждое слово.
Конечно, никто не догадается, что все секретные данные Пентагона я просмотрел очень внимательно, ничего особенно интересного для трансгуманизма не нашел, а подливать бензинчика в огонь противостояния сверхдержав не собираюсь.
Дуайта Мещерский знает, как и тот его, хотя и заочно, а вот про Барбару он попросил рассказать подробнее, да и все заметно оживились, даже Кремнев потер ладони и вместе с креслом придвинулся поближе.
Я рассказал, скрывать нечего, наоборот, можно даже скромно побахвалиться, такую медведицу уложил в постель в ее же берлоге, теперь это давно не компромат даже среди разведчиков, а среди мужчин совсем наоборот, а мы страна пока еще с демократическими традициями, женщины могут пробиться наверх только по заслугам, а не по квотам.
И уже в конце, когда все вопрошающие начали вроде бы выдыхаться, а вопросы пошли по второму кругу, я сказал сварливо:
– Но на будущее давайте играть честно. Я же не чужак, чтобы использовать меня вот так… Мне кажется, если буду знать, что предстоит, то сумею… да что там, кажется, точно сумею!
Мещерский посмотрел с вежливым укором.
– Владимир Алексеевич!
– Но вы же подставили, – напомнил я, – двух зайцев одним камнем? Причем первый оказался вовсе не зайцем, а чем-то вроде слона?.. Для сегодняшнего человека мины выглядят слоном, а гибель человечества от вирусов или вулкана именно зайцем, а то и вовсе мышью!
Они переглянулись, Мещерский сказал почти виноватым тоном:
– Владимир Алексеевич… но вы же сделали все, как нельзя лучше. Никто бы не смог провести переговоры лучше вас. Нас знают как облупленных, к нашим словам доверия нет. Сразу бы начали высчитывать, а что хотим этим сказать, а что стоит за нашими словами…
– У меня такое тоже было, – заверил я.
Мещерский отмахнулся.
– В отношении вас было лишь легкое подозрение, вообще легчайшее, а нам бы вообще не поверили! Владимир Алексеевич, все просто удивительно хорошо. Тьфу-тьфу!.. И то, что наладили взаимодействие между нашими Центрами… это вообще сказка.
Кремнев проворчал, как огромный сытый медведь:
– Если бы мы выложили вам сразу все, это сказалось бы на вашем поведении там. А их спецы сразу бы все заметили. А так вы вели себя совершенно естественно… Аркадий Валентинович?
Мещерский кивнул.
– Да, вы правы, Антон Васильевич, время прерваться. Завтра-послезавтра, когда проанализируем сказанное вами, зададим еще несколько вопросов, но уже так, уточняющие. Поздравляю вас, Владимир Алексеевич, с удачно выполненным… нет, не заданием, это было, можно сказать, правительственное поручение…
Второй помощник Мещерского, майор Бронник Лаврентий Петрович, который не Павлович, а именно Петрович, уточнил, приятно улыбаясь:
– Даже просьба. Дескать, раз уж все равно едете в Штаты по делу, заодно расскажите там… точнее, проинформируйте и о выброшенной на поверхность атомной мине. Типа того. А так все прекрасно!
Мещерский проговорил с облегченным вздохом:
– Честно говоря, я тоже побаивался, что могут быть некоторые неприятности. Тьфу-тьфу, обошлось. А у нас, Владимир Алексеевич, для вас есть подарок.
Бондаренко вставил светским голосом:
– Не подумайте, что из-за удачно переданной просьбы! Его начали готовить, пока вы безмятежно… или мятежно спали в генеральской постели. Готовы взглянуть?
– И взглянуть, – ответил я, – и принять. Доставайте!
– Это не здесь, – ответил Бондаренко и посмотрел с ожиданием на Мещерского.
Мещерский взглянул на часы.
– У меня окно на полтора часа. Отвезу и покажу.
Глава 15
Он сам сел за руль, по дороге еще немного поговорили об Америке и ее роли международного жандарма. Мещерский не политик, хотя и политик тоже, трезво видит необходимость международной жандармерии.
– В современных условиях, – заметил он, – когда угрозы из дальних уголков планеты затрагивают уже не только тот уголок, как было раньше, но и весь мир, то и жандармерия должна быть всемирная.
– Должна бы, – сказал я на его сослагательное наклонение.
– Никто не согласится, – сказал он, тут же добавил: – Кроме некоторых стран. То ли продвинутых, то ли тупых, то ли в отчаянном положении.
– Которым жандарм нужен, чтобы решал их проблемы?
– Да. Хотя это не худший вариант. Решить их проблемы, если там межэтническая или клановая война, а затем установить полный контроль.
Я сказал осторожно:
– В любом случае контроль придется отдавать им.
Он взглянул с любопытством.
– Штатам?
– Да.
– Почему им?
В голосе не было неприятия, я ответил чуть свободнее:
– У них репутация.
– У нас тоже, – ответил он с иронией.
– Вот-вот, – сказал я, – из-за разницы в репутации. Они могут доказать, что будут смотреть только за безопасностью, а остальное им по фигу, вон Саудовскую Аравию до сих пор не трогают, хотя там и геев казнят, и женщинам свободы нет, и вообще дикое средневековье…
– А мы?
Я вздохнул.
– От нас во всех странах ждут, что всюду будем свергать режимы и устанавливать коммунизм.
– А как же то, – уточнил он, – что Россия сейчас становится оплотом консервативных ценностей?
– Во-первых, – ответил я, – это мнение только-только начинает укрепляться среди умных, а их везде мало, зато массовое сознание привычно видит в России все тот же Советский Союз…
– …что умело подогревается штатовской пропагандой.
– Точно, – сказал я.
– А во-вторых? – напомнил он.
– Во-вторых, – ответил я невесело, – мы и сами не уверены, что сможем справиться с ролью международного жандарма. Мы слишком молоды, энергия в нас бьет ключом, а это может привести к желанию исправить положение чуточку круче, чем позволяют обстоятельства. Мы слишком честны и справедливы, а Штаты похожи на полицейского, который, немолодой и толстый, знает человеческие слабости, иногда закрывает глаза на мелкие нарушения закона, для него важнее мир и покой на охраняемой им территории… словом, такому полицейскому доверяют больше.
Он вздохнул, круто повернул баранку, автомобиль въехал в нашу тихую улочку и, пробравшись между настолько аккуратно припаркованными автомобилями, словно и они служат в ГРУ, подкатил к зданию, где мы занимаем верхний этаж.
Мещерский время от времени загадочно улыбался, я не придал значения, мысленно просчитывая варианты модификации вирусов, которыми можно бы внедряться в клетки и с их помощью совершать нужные мне манипуляции с геномом, раз уж не существует такого ножа, чтобы самому и своими руками…
Мы поднялись на верхний этаж, в коридоре рабочие таскают тяжелые ящики и двигают мебель, Мещерский распахнул передо мной дверь в наш главный зал, что не зал, а так, просторная комната…
Я переступил порог и охнул.
– Ого!.. Когда же успели?
Мещерский скромно улыбнулся.
– Бисмарк сказал, в России медленно запрягают, но ездят быстро? Что делать, Россия после падения Советского Союза поднималась медленно… как считается, хотя на самом деле не для посторонних ушей.
– Я посвящен, – напомнил я.
– Потому так быстро и запрягли, – обронил он многозначительно.
Боковые стены исчезли, теперь это в самом деле громадный зал, где вся стена напротив в экранах от пола и потолка, причем это один экран, который легко разбивать на участки нужного размера.
Столы у всех компьютерные, но не в старом значении, что значило, на них или под них ставили компьютеры, а с широкими столешницами-экранами, что не только поддерживают тачскринную работу десятка умников одновременно, но и позволяют моментально строить над поверхностью трехмерные объекты, что безумно важно для быстрого понимания проблемы.
Рабочие еще торопливо укрывают кожухами проложенные по стенам толстые разноцветные кабели, моих людей пока никого, во всех углах царит спешка.
– Здорово, – сказал я ошарашенно, – не представляю, какие толстые каналы подвели…
Он посмотрел на меня, чуть прищурившись.
– Да? А то мне показалось, не только представляете, но и знаете все цифры, вплоть до сотой после запятой.