Но почему я так ненавижу свою жизнь?
Он молча бродил по коридорам, разглядывая играющих и тренирующихся солдат. Ему нравилось учить и тренировать солдат, они тоже принимали его вполне дружелюбно и лояльно. Все его уважали и ценили. Он свыкся с отличиями во время дополнительной вечерней практики. Даже командующие приходили поучиться у него. Простые солдаты в столовой, подходя к его столу, просили разрешения сесть. Даже учителя относились к нему вежливо и с должным почтением.
На него свалилось столько этого проклятого уважения и почета, что хотелось выть.
Он внимательно наблюдал за молодым пополнением армий, недавние выпускники групп новобранцев, они беспечно играли и шутили, ловко и остроумно высмеивая своих командиров, рассчитывая на то, что их никто не видит. Он присматривался к дружеским отношениям старых друзей, которые провели в Школе Баталий долгие годы и теперь, ожидая долгожданного выпуска, говорили и смеялись, вспоминая старые битвы и курьезы солдатской жизни.
Но со своими старыми друзьями он никогда ничего не вспоминал, никогда не смеялся. Только работа. Только размышления и возбуждение от одержанных побед, и ничего больше. Сегодня именно эта мысль засела у него в голове и не давала покоя. Эндер и Элай обсуждали детали маневров в открытом космосе, когда к ним подошел Шен и молча прислушался к разговору. Внезапно он схватил Элая за плечи, тряхнул его и, глядя прямо в глаза, истошно завопил: «Ура! Ура! Ура!» Элай взорвался от хохота, а затем в течение нескольких минут Эндер наблюдал, как они напоминали друг другу подробности этой давней драки, где впервые почувствовали на себе всю реальность маневров в открытой комнате, потом вспоминали, как им удалось обвести вокруг пальца старших мальчишек и…
Внезапно они опомнились и увидели Эндера, стоящего рядом. Беспечность и веселье угасли.
— Прости, Эндер, — сказал Шен.
— Господи, простить. За что? За то что мы друзья? Ну, я же тоже был там, разве вы забыли, — сказал Эндер.
Они снова удивились. Вернулись в деловое русло. Вернулись к прежнему уважительному тону. До Эндера вдруг дошло, что в их смехе, в их дружбе ему не было места. Им даже в голову не приходило, что он тоже участник и часть тех событий.
Давай, пожалей себя, Эндер. Он старательно набил на экране «Бедный Эндер». Затем безмолвно рассмеялся и стер надпись. В школе нет ни одного мальчика или девочки, которые бы не хотели поменяться со мной местами.
Он загрузил фантастическую игру. Он прошел тем же путем, каким обычно ходил, — мимо деревни, построенной карликовыми эльфами прямо в останках тела Гиганта. Было довольно легко возвести прочные стены на основе ребер, обглоданных и омытых дождями и уже поросших травой. Между ними было достаточно места, чтобы выстроить просторные окна. Скелет Гиганта уже распался на части и был растащен на постройку домиков, белевших костями позвоночника. Внутри таза выросло здание амфитеатра, возвышающееся над остальными постройками. Между длинными, словно бревна, костями ног мирно паслись стада низкорослых пони. Эндер не знал, как поведут себя эльфы, но они не обращали на него никакого внимания. Он молча бродил по деревне, не причиняя им тоже никакого вреда. Он обошел амфитеатр и постоял на площади рядом с ним. Мимо него лениво прошли несколько пони. Он не пытался преследовать их. Теперь он сам не понимал, как функционирует игра. В былые дни, до того как он вступил за черту Конца Света, любое препятствие становилось настоящей проблемой и требовало решения — нужно было уничтожить врага, прежде чем он успеет убить тебя, или необходимо было преодолеть препятствие и избежать несчастного случая. Сейчас на него никто не нападал, никто не хотел с ним воевать, все препятствия исчезли.
За исключением, конечно, той комнаты в замке Конца Света. Она оставалась единственным опасным местом. И Эндер, даже не желая того, всегда убивал змею, затем смотрел в лицо своего брата и, вне зависимости от того, что он делал и как себя вел, всегда погибал.
Ничего не изменилось и сегодня. Он попытался было воспользоваться ножом, лежащим на столе, и разбить каменную кладку стены. Но как только он расковырял первый пласт штукатурки через трещины начала просачиваться вода. Фигурка Эндера на экране перестала подчиняться его действиям. Она металась и билась об стены, не желая умирать. В довершение всего из зеркала на него глянуло лицо Питера Виггина, оно насмешливо следило за его предсмертной агонией.
Я попал в ловушку, думал Эндер, Конец Света не имеет выхода! Он уже знал, что вот-вот его рот наполнится кислым привкусом, неизменным кислым привкусом Школы Баталий. Несмотря на все свои успехи, он был разочарован и несчастен.
* * *В холле школы находились люди в военной форме. Валентина сразу заметила их. Они не казались просто экскурсантами, они вели себя так, словно ожидали кого-то, чтобы продолжить прерванное дело. На них была форма ИФ. Морские мундиры, знакомые каждому по кровавым военным роликам войны с баггерами. Они внесли особую атмосферу романтики, и все дети пребывали в состоянии особого возбуждения.
Только не Валентина. Военная форма напомнила ей о Эндере, с одной стороны. И совсем по другой причине заставила ее испугаться. Кто-то совсем недавно опубликовал дикий, почти варварский отзыв — обзор на все сочинения Демосфена. Этот комментарий был вынесен на открытую конференцию, проводимую в рамках международных связей и отношений, где именитые маститые корифеи крепко взялись за Демосфена, то нападая, то защищая его. Что волновало ее больше всего, так это то, что оппонентом был англичанин и его чисто английская щепетильность: «Нравится ему или нет, Демосфен не может больше хранить свое инкогнито, он оскорбил чувства слишком многих умнейших людей и слишком долго ублажал слух глупцов, чтобы прятаться дальше за вычурным псевдонимом. Или он снимет маску, чтобы в открытую возглавить многочисленные ряды глупцов, высоко поднявших знамя тупости под влиянием его пламенных речей. Или его враги сорвут с него эту пресловутую маску, чтобы лучше разглядеть ту заразу, которая прячется под ее личиной».
Питер наслаждался подобной реакцией, но затем он задумался. Валентина была просто напугана, что стольких влиятельных людей раздражает злобная и норовистая фигура Демосфена. Ей даже показалось, что ее карьера закатилась. ИФ вполне мог положить конец всей ее деятельности, даже если американское правительство конституционно закрепило любую свободу слова. Именно здесь, в Западном Гилфорде была центральная база ИФ, а теперь они явились в школу.
Она не очень удивилась, когда, включив компьютер, прочла следующее сообщение.
«Пожалуйста зарегистрируйте получение сообщения и незамедлительно явитесь в кабинет доктора Линебери».
Валентина нервно переминалась возле кабинета директора школы доктора Линебери. Наконец, та открыла дверь и пригласила ее войти. Последние сомнения и надежды отпали, когда она увидела подтянутую фигуру в форме ИФ. Это был полковник, он спокойно сидел в одном из комфортабельных директорских кресел.
— Вы — Валентина Виггина, — спросил он.
— Да, — прошептала она.
— Я — полковник Графф. Мы уже встречались раньше.
— Раньше?
«Господи, когда же мне уже приходилось иметь дело с ИФ?»
— Я бы хотел поговорить с тобой конфиденциально, по поводу твоего брата.
«Значит, наследила не я, подумала Валентина. Им нужен Питер. Или они задумали еще что-нибудь? Может он совершил очередное безумство? Я полагала, что он покончил со всеми своими зверствами».
— Валентина, по-моему ты перепугалась. Поверь, здесь нет ничего серьезного. Пожалуйста присядь. Я заверяю тебя, что с твоим братом все в порядке. Он превзошел все наши ожидания.
Вместе с волной облегчения накатилась горечь воспоминаний. «Так значит речь идет о Эндере. Эндер. Господи, значит никакого наказания не грозит, причина их появления — маленький Эндер, который исчез много лет назад и с тех пор перестал быть жертвой Питера. Ты счастливый, Эндер. Ты исчез раньше, чем Питер успел втянуть тебя в свою аферу».
— Что ты думаешь о своем брате, Валентина, что ты чувствуешь по отношению к нему?
— Эндеру?
— Конечно.
— Что я могу чувствовать? Я ничего не слышала о нем и не видела его с тех пор, как мне исполнилось восемь.
— Доктор Линебери, надеюсь, вы извините нас?
Линебери была в ярости и раздосадована.
— Я чувствую, доктор Линебери, что Валентина и я поговорим более продуктивно, если немного погуляем. В саду возле школы. Подальше от этих электронных устройств, которые ловят каждое слово.
Впервые в жизни Валентина видела Линебери настолько шокированной, что у нее не нашлось слов для возражения. Полковник Графф немного сдвинул картину, висящую на стене, в ней оказалось маленькое отверстие, прикрытое тонкой чувствительной мембраной. Все без труда узнали маленький встроенный микрофон.
— Эндеру?
— Конечно.
— Что я могу чувствовать? Я ничего не слышала о нем и не видела его с тех пор, как мне исполнилось восемь.
— Доктор Линебери, надеюсь, вы извините нас?
Линебери была в ярости и раздосадована.
— Я чувствую, доктор Линебери, что Валентина и я поговорим более продуктивно, если немного погуляем. В саду возле школы. Подальше от этих электронных устройств, которые ловят каждое слово.
Впервые в жизни Валентина видела Линебери настолько шокированной, что у нее не нашлось слов для возражения. Полковник Графф немного сдвинул картину, висящую на стене, в ней оказалось маленькое отверстие, прикрытое тонкой чувствительной мембраной. Все без труда узнали маленький встроенный микрофон.
— Дешевый, — сказал полковник, — но очень эффективный. Я думал вы в курсе.
Линебери выдернула микрофон и с озлобленным лицом упала в кресло. Полковник и Валентина вышли из кабинета.
Они прошли к футбольному полю. Солдаты из окружения полковника следовали за ними на почтительном расстоянии; словно по команде они разошлись и образовали большой круг, медленно обходя его, они несли по нему почетный караул.
— Валентина, нам необходима твоя помощь, в ней очень нуждается Эндер.
— Какая помощь?
— Мы не совсем уверены. Именно ты должна помочь нам выяснить, что за помощь ему необходима.
— Что случилось?
— Это тоже своеобразная проблема. Мы не знаем.
Валентина ничем не могла помочь, поэтому просто рассмеялась.
— Я не видела его более трех лет, все эти годы он был с вами!
— Валентина, мой перелет сюда из Школы Баталий стоит намного больше денег, чем твой отец сможет заработать за всю свою жизнь. Мне не хотелось бы ссориться.
— У короля была мечта, — сказала Валентина, — но он забыл в чем ее суть, поэтому он призвал мудреца и повелел ему выяснить суть этой мечты, иначе он будет казнен. Только Даниил смог разгадать ее, потому что он был пророк.
— Ты читала Библию?
— Мы будем проходить ее в этом году, в курсе английского. Но я все равно не пророк.
— Мне хотелось бы рассказать тебе все о деле Эндера, без утайки. Но это займет часы, возможно дни, кроме того ряд моментов носит секретный характер и не подлежит разглашению. Значит так, давай договоримся, я расскажу тебе все, что смогу в рамках ограничения информации. У наших студентов есть одна игра, компьютерная игра.
И он рассказал ей о Конце Света, замкнутой комнате и изображении Питера в зеркале.
— Но если это компьютер поместил в игру изображение Питера. То почему не обратиться с запросом прямо в компьютер?
— Компьютер не знает ответа.
— Вы полагаете, что знаю я?
— Уже дважды, находясь у нас, он доводил эту игру до смертельного конца. Казалось, что данная игра вовсе не имеет решения.
— Он нашел уже однажды выход из безвыходной ситуации?
— Случайно.
— Тогда дайте ему время, он справится и со второй ситуацией.
— Я не уверен в этом. Валентина, твой брат — очень несчастный маленький мальчик.
— Почему?
— Я не знаю.
— По-моему, вы не слишком много знаете, правда?
На секунду Валентине показалось, что ее слова разозлят полковника. Вместо этого он рассмеялся.
— Нет, совсем немного. Валентина, как ты думаешь, почему Эндер видит Питера в зеркале?
— Он не должен. Это же глупо.
— Почему глупо?
— Потому что, если и есть кто-нибудь, столь противоположный Эндеру и не совместимый с ним, так это Питер.
— Каким образом?
Валентина не знала, как ответить, любой ответ выглядел слишком опасным. Слишком сомнительным был вопрос о том, представлял ли Питер смертельную опасность. Валентина достаточно знала об этом мире, чтобы понять что никто не воспримет всерьез планы Питера о мировом господстве, а тем более как угрозу существующим правительствам. И они абсолютно верно решили, что он просто сумасшедший и не годится для них.
— Ты готовишься солгать мне и подбираешь слова, — спокойно произнес Графф.
— Я готовлюсь не разговаривать с вами больше ни о чем, — ответила Валентина.
— Ты испугалась. Чего ты испугалась?
— Я не люблю, когда вторгаются в мою семью и лезут с нескромными вопросами. Избавьте, пожалуйста, от этого меня и мою семью.
— Валентина, я пытаюсь избавить твою семью от излишних расспросов. Я пришел именно к тебе, чтобы не прогонять Питера через серии бесконечных тестов, чтобы избавить от тестирования твоих родителей. Я пытаюсь разрешить эту проблему с тем человеком, которого Эндер любил и которому доверял больше всего, возможно это единственный человек, которого ценил и любил Эндер. Если мы договоримся сейчас, твоя семья будет избавлена от неприятных процедур и назойливых вопросов. Проблема отнюдь не тривиальна, поэтому я не могу рассердиться, хлопнуть дверью и уйти.
Единственный человек, которого любил и кому доверял Эндер. Волна боли комом подкатила к горлу. Все чувства перемешались в ней: горечь, стыд, сострадание — она предала его. Сейчас Питер занял его место, сблизился с ней, стал центром ее жизни. Для тебя, Эндер, я зажигала маленькие смешные костры в дни твоего рождения. Ради Питера я помогаю ему осуществлять его бредовые идеи, отдаю всю себя, без остатка.
— Я никогда не видела в вас доброго, приятного человека. Ни тогда, когда вы забрали Эндера, ни сейчас.
— Не надо строить из себя маленькую, несмышленую дурочку. Я видел твои тесты на интеллект, когда ты была маленькой, видел недавние результаты. Найдется не так уж много профессоров в университетах, способных потягаться с тобой.
— Эндер и Питер ненавидели друг друга.
— Я знаю это. Ты говорила, что они — две противоположности. Почему?
— Питер способен к ненависти, иногда совсем необузданной.
— Необузданной в каком плане?
— В плане? Без всяких планов. Ненависть и все.
— Валентина, ради спасения Эндера, расскажи мне, что он делал в такие моменты?
— Грозился убивать. Но на самом деле это были лишь угрозы на словах. Но тогда мы были маленькими, поэтому я и Эндер очень боялись его. Он говорил, что убьет нас. Особенно часто он грозился убить Эндера.
Потом она рассказала ему, как Питер третировал ребят в тех школах, где учился. Он не бил, не обижал их, но его издевательства были хуже любых побоев и пыток. Он выискивал их слабые места, то, чего они больше всего стыдились, а затем рассказывал об их слабостях тем людям, чьего расположения они добивались. Он выяснял, чего они боялись, а затем сталкивал их со своими страхами.
— Он и с Эндером это проделывал?
Валентина отрицательно покачала головой.
— А ты уверена? Разве у Эндера нет слабых мест? Нет такого, чего бы он боялся или стыдился больше всего?
— Эндер никогда не делал ничего такого, чего бы потом можно было стыдиться.
Внезапно, утонув в собственном стыде за предательство забытого брата, она не выдержала и горько расплакалась.
— Почему ты плачешь?
Она лишь покачала головой. Она не могла ему объяснить всей тяжести нахлынувших чувств. То, как тяжело было ей говорить о маленьком брате, который был очень добр и нежен к ней, которому она долгое время была надежной защитой и опорой, а затем она же предала его ради другого. Она стала союзником Питера, его помощницей, его рабыней в деле, ход которого вышел из-под ее контроля. Эндер никогда не поддавался, никогда не сдавался на милость Питера, а я капитулировала без борьбы. Я стала частью его, а Эндер никогда не опустился бы до такого.
— Эндер никогда не уступал и не сдавался, — прошептала она.
— Не уступал в чем?
— Не уступал Питеру. Он не хотел и не был таким, как Питер.
Они молча шли вдоль центральной линии.
— А как и чем Эндер мог походить на Питера?
Она пожала плечами.
— Я ведь уже говорила вам.
— Но Эндер никогда не делал подобных вещей. Он же был почти ребенок.
— Но мы оба хотели. Мы оба хотели убить Питера.
— Ой.
— Нет, это не совсем то, о чем вы подумали. Мы никогда не говорили об этом. Эндер никогда не говорил, что хочет сделать это. Я тоже — только думала об этом. Это я, а не Эндер. Он никогда не говорил, что хочет убить его.
— А вдруг он тоже хотел?
— Он никогда не хотел быть…
— Быть кем?
— Подопытными белками Питера. Он распяливал их и живьем сдирал кожу, а затем сидел и смотрел, как они умирают. Он делал это раньше. Сейчас уже покончено с подобными зверствами. Но раньше он делал подобные вещи. Если бы Эндер знал об этом, видел все эти зверства, я думаю он бы…
— Что бы он сделал? Спасал бы бедных белок? Старался бы вылечить их?
— Нет, тогда вряд ли — жертвам Питера нельзя было помочь. Он не пошел бы на стычку с ним. Но Эндер был добр к белкам. Вы понимаете меня? Возможно он бы кормил их.
— Но если бы он их кормил, то они стали бы ручными, и оказались бы еще более легкой добычей Питера!