Игра Эндера - Орсон Кард 18 стр.

— Но если бы он их кормил, то они стали бы ручными, и оказались бы еще более легкой добычей Питера!

Валентина снова расплакалась.

— Что бы вы не делали, все было Питеру на руку, все ему помогало. Ему и так все помогает, все и вся, даже безделье и отсутствие.

— А ты помогаешь Питеру? — спросил Графф.

Она не ответила.

— Разве Питер такой уж ужасный человек, Валентина?

Она кивнула.

— Питер — наихудший человек в мире?

— В мире? Этого я не знаю. Он — наихудший из тех, что мне известны.

— И тем не менее, ты и Эндер — его сестра и брат. У вас одинаковые гены, одинаковые задатки; каким образом он может быть таким плохим, если…

Валентина повернулась к нему, зло посмотрела прямо в глаза и в отчаянии закричала так, словно ее убивают.

— Эндер — это не Питер! Он совсем не похож на Питера! Ни в чем! За исключением таланта и ума — и это все. Во всем остальном, в чем обычно сравнивают людей, он никогда, слышите, никогда и ни в чем не походил на Питера! Никогда и ни в чем!

— Я все понял, — поспешил успокоить ее Графф.

— Я не знаю о чем вы думаете, вы такой же ублюдок как и все, вы думаете, что я ошибаюсь, что Эндер такой же, как Питер. Хорошо, возможно это я — копия Питера, но только не Эндер, только не он. Я всегда говорила ему об этом, когда он плакал. Я повторяла эти слова бессчетное число раз: «Ты — не Питер, тебе не нравится обижать и издеваться над людьми, ты добрый и хороший, ты совсем не похож на Питера».

— Это правда.

Его заключение успокоило ее. «Черт побери, это действительно правда. Правда».

— Валентина, ты поможешь Эндеру?

— Сейчас я ничего не могу сделать для него.

— Но это тоже самое, что ты делала для него раньше. Просто успокой его, скажи ему, что он никогда не любил обижать людей, что он хороший и добрый, и совсем не похож на Питера. Это очень важно. Особенно то, что он вовсе не похож на Питера.

— Я смогу увидеть его?

— Нет, я хочу, чтобы ты написала ему письмо.

— Что хорошего это даст? Эндер не ответил ни на одно мое письмо.

Графф кивнул.

— Он отвечал на все письма, которые получал.

Понадобилась лишь секунда, чтобы до нее дошел смысл сказанного.

— Какая же вы гадина.

— Изоляция — это оптимальная среда для творческого развития личности. Мы хотели развития именно его идей, его мыслей — и не думай, что я стараюсь оправдываться.

«Тогда зачем вы просите меня об этом сейчас?» — это был немой вопрос в пустоту.

— А сейчас он ослаб, остыл что-ли, и катится вниз. Мы толкаем его вперед, а он не хочет идти.

— А может я больше помогу Эндеру, послав вас подальше?

— Ты уже и так помогла мне. Тебе же ничего не стоит помочь больше. Напиши ему письмо.

— Обещайте, что не обкорнаете мое письмо, не выбросите из него то, что придется вам не по вкусу.

— Я не могу пообещать подобных вещей.

— Тогда забудьте обо всем.

— Нет проблем. Я могу сам написать такое письмо вместо тебя. Мы можем использовать все написанные тобой письма, чтобы воссоздать стиль письма. Это не так уж трудно.

— Я хочу увидеть его.

— Он получит право на первое свидание в восемнадцать лет.

— Раньше вы говорили, что в двенадцать.

— У нас изменились правила.

— Почему я должна помогать вам!

— Не мне. Помоги Эндеру. И разве так уж плохо, что ты заодно поможешь и нам?

— Что вы там с ним вытворяете? Что за страшные каверзы ему уготованы?

Графф ухмыльнулся.

— Валентина, дорогая моя девочка, все страшные каверзы стоят только на пороге.

Эндер пробежал глазами не менее четырех строчек письма, прежде чем врубился, что это не послание от кого-то из солдат из Школы Баталий. Послание поступило обычным порядком — «Почтовые Отправления» мгновенно сигнализируют о наличии сообщения, едва адресат зарегистрируется в системе. Он начал читать с начала, быстро пробежал глазами до конца и уставился на подпись. Затем снова вернулся к началу, поудобнее устроился на койке и прочитал послание не менее десяти раз.

Эндер,

эти ублюдки не пропускали к тебе ни единого моего письма. Я писала сотни раз, а ты наверное, думал, что я забыла о тебе. Нет, я не забыла и регулярно писала письма. Ни на секунду не забывала о тебе. Я справляла все твои дни рождения и вспоминала, вспоминала каждую мелочь из нашей жизни. Некоторые думают, что раз ты теперь солдат, то стал бессердечным и жестоким, превратился в чудовище, жаждущее убивать, подобно тем кровожадным матросам из видеороликов.

Но я знаю, что это не правда. В тебе нет ничего от того, кого ты так хорошо знаешь. Теперь он выглядит невинным ягненком, но в душе его притаился кровавый монстр. Возможно, ты огрубел снаружи, но никакая оболочка не собьет меня с толку. Как и прежде глажу тебя по головке и целую,

Не пытайся отвечать мне, твое письмо все равно не уйдет дальше мусорного ведра.

Было очевидно, что письмо написано с согласия и разрешения учителей. Но не было сомнений, что весточку писала сама Вал. Психоаналитические особенности письма, красочные эпитеты, типа «кровавый монстр», относящиеся к Питеру, шутки в его адрес и многое другое, что знала одна Валентина и никто другой.

И все же они поступили весьма грубо, как будто лишний раз хотели проверить Эндера, посмотреть: воспримет ли он данное письмо, как подлинное. Зачем им это?

Ясно, что это фальшивка. Даже если бы оно было написано ее кровью: оно все равно было явным обманом, потому что они заставили ее это сделать. Ведь она уже писала раньше, а они не пропустили не единой весточки. Возможно, те письма были настоящими, а это — лишь фикция, лишь часть очередного каверзного плана.

Горечь и разочарование охватили его. Но теперь он знал почему. Теперь он знал, что он так сильно ненавидел. Он больше не контролировал ход своей жизни. Они лепили из него все, что хотели. Они делали выбор за него. Ему оставалась лишь та безумная игра и больше ничего. Все остальное было их: правила и планы, уроки и программы, все что он планировал и выдумывал, все его военные хитрости. Единственной неприкосновенной реальностью, единственным его сокровищем была память о Валентине, о человеке, который любил его, прежде чем его окунули в эту жуткую круговерть, любил его, несмотря ни на баггеров, ни на войны. Но они забрали и ее и грубо переманили на свою сторону. Теперь и она стала одной из них, такой же как они.

Он ненавидел их и их игры. Ненавидел их так сильно, что не сдержался и заревел, пройдя еще раз пустое, написанное по приказу, послание Вал. Мальчики из Армий Феникса заметили его слезы и недоуменно переглянулись. Эндер Виггин в слезах? Что-то сверхъестественное. Значит произошла серьезная катастрофа. Лучший солдат в Армии лежит на койке и заливается слезами. В комнате повисло гробовое молчание.

Эндер уничтожил письмо, вытер его из памяти, а затем загрузил фантастическую игру. Он не был уверен, почему вдруг так захотел сыграть снова. Он быстро очутился в мире Конца света, но не стал тратить время понапрасну. Только когда медленно летел на облаке, любуясь яркими осенними красками загадочного мира, он вдруг понял, что особенно ненавидит письмо Валентины. Хотя в нем говорилось лишь о Питере. О том, что он не такой и не должен быть таким, как Питер. Слова, которые она так часто говорила ему, стараясь утешить дрожащего от страха ребенка, до смерти запуганного своим братом. Эти слова тоже были в письме.

Значит они просили ее именно об этих словах. Ублюдки знают об этом, они знают об отражении Питера в зеркале в комнате замка Конца Света. Они знают обо всем и использовали Вал, как послушное оружие для контроля над ним, как еще один трюк в серии бесконечных игр с человеческой душой. Динк оказался прав, они настоящие враги. Они ничего не любят, для них нет ничего святого, они пройдут по любым головам, ради достижения своих грязных целей. Будь он проклят, если еще чего-нибудь сделает для них. У него было лишь единственное сокровенное воспоминание, единственное светлое пятно, а эти ублюдки растоптали его, захватали своими грязными липкими руками. Нет. Хватит, никаких игр, он не собирается больше подыгрывать им.

Как всегда змея ждала его в комнате замка, она медленно выползла из дорожки. Однако, Эндер почему-то не стал топтать ее ногами. Он неожиданно для себя взял ее в руки, затем встал на колени, и медленно, медленно; нежно, нежно поднес шипящую змеиную пасть к своим губам.

И поцеловал…

Он не предполагал поступать именно так. Он хотел задержать змею возле своих губ. А, возможно, просто съесть ее живьем, как это проделывал Питер в зеркале, появляясь там с окровавленным подбородком и змеиным хвостом, торчащим изо рта.

Но вместо этого поцеловал…

Змея в его руках стала расти и превратилась в иное существо. Человеческое. Это была Валентина. Она поцеловала его в ответ.

Змея не могла быть Валентиной. Он слишком часто убивал ее, чтобы она оставалась его сестрой. Питер слишком жадно пожирал ее, чтобы она все еще сохранила образ Валентины.

Чего они добивались, когда позволили прочитать письмо сестры? Его больше не беспокоил этот вопрос.

Она поднялась с пола в комнате замка и подошла к зеркалу. Эндер тоже поднял свою фигурку и последовал за ней. Они стояли перед зеркалом, но вместо окровавленного лица Питера на них смотрели дракон и единорог. Эндер протянул руку и дотронулся до зеркала; стена рухнула, за ней оказалась широкая мраморная лестница, ведущая вниз. Яркая дорожка устилала ступеньки. Вдоль перил стояли смеющиеся и радостно приветствующие их люди. Вместе, рука в руке, он и Валентина начали спускаться вниз. Слезы неожиданно навернулись на глаза. Это были слезы облегчения, слезы радости, что ему наконец удалось вырваться из безвыходной комнаты Конца Света. Он снова был свободен. Из-за этих слез он не заметил, что в толпе приветливо махающих им людей мелькнуло лицо Питера. Он знал теперь твердо, куда бы не забросила его судьба, Валентина будет всегда рядом.

Валентина внимательно прочитала письмо, переданное ей доктором Линебери.

«Дорогая Валентина, — гласило оно, — мы благодарим тебя и восхваляем за усилия в деле содействия Армии. Ты безусловно достойна самой высшей награды — Звезды Союза Гуманизма Первой степени. Это высшая военная награда, которая может быть вручена гражданскому лицу. К несчастью, секретные службы ИФ запрещают нам вручение подобных наград в торжественной обстановке до тех пор, пока намеченная операция не будет успешно завершена. Но мы хотим, чтобы ты знала, что твои старания увенчались полным успехом.

Когда она прочла письмо второй раз, Доктор Линебери взяла письмо из ее рук.

— Мне даны четкие инструкции — дать тебе прочитать и тут же уничтожить.

Она взяла настольную зажигалку и подожгла кончик письма. Оно ярко вспыхнуло и мгновенно превратилось в пепел.

— Плохие или хорошие новости? — поинтересовалась директор.

— Я продала своего брата, — отрешенно ответила Валентина, — и они заплатили мне за это.

— По-моему, ты слишком все драматизируешь, Валентина.

Валентина молча направилась обратно в класс. Той же ночью Демосфен опубликовал пылкое обличающее обвинение на законы, сдерживающие рост населения. Людям необходимо иметь столько детей, сколько они хотят, а избытки населения следует расселять на других планетах. Это будет способствовать распространению человечества по всей вселенной. Именно тогда никакие катаклизмы, никакие вторжения не сотрут человеческую расу, не уничтожат ее корни. «Самое обидное, унизительное прозвище, — писал Демосфен, — которым можно обозвать ребенка — это Третий».

Тебе посвящается, Эндер, шептала она, сочиняя статью.

Питер расцвел от удовольствия, когда прочитал ее публикацию.

— О, это заставит их сидеть тихо и молча наблюдать. Третий! Позорное прозвище! Да! В тебе оказывается тоже есть уголки злобы.

10. Дракон

— Сейчас?

— Полагаю да.

— Нужен соответствующий приказ, полковник Графф. Армии вряд ли двинуться, если командующий скажет — полагаю время наступать.

— Я не командующий. Я — педагог, учитель маленьких детей.

— Сэр, полковник, я много думал, чтобы сделал, будь на вашем месте, возможно, я просто профан, но тем не менее все срабатывало, срабатывало именно так, как вы того хотели. А последние недели Эндер был даже, даже…

— Счастлив.

— Доволен. У него все хорошо. У него живой, острый ум. Игра проходит прекрасно. У нас еще не было никогда такого юного мальчика, так идеально подходящего на должность командующего. Обычно они достигают подобного уровня в одиннадцать лет, однако, по праву можно сказать, что этот достиг своих высот в девять лет с небольшим.

— Да, да. Минуту назад мне тут пришла в голову мысль и я задумался. А какой тип человека способен залечить раны этого ребенка с тем, чтобы снова окунуть его с головой в борьбу. Эдакая маленькая моральная дилемма. Пожалуйста, проверьте все еще раз, а то я устал.

— Но мы спасаем мир, вы не забыли?

— Позовите его.

— Мы только делаем то, что должны делать, полковник Графф.

— Идите, Андерсон, может вам еще посчастливится увидеть, как лихо он справляется со всеми нашими играми, над которыми мы так долго мучились.

— Это обычные низменные вещи…

— Значит я тоже низменный человек. Идите, майор. Мы оба хорошие подонки, земные отбросы. Мне тоже не терпится увидеть, как он со всем справится. Кроме всего, скоро все, все наши жизни будут зависеть от него. Усекли?

— Вам не следует пользоваться детским жаргоном, вы согласны?

— Зовите его, майор. А я тем временем скопирую список нарядов и расписание дежурств в его файлы и восстановлю его прежнюю систему защиты. Все, что мы проделываем с ним, в конце концов не так уж плохо. Он снова обретет уединение.

— Изоляцию, вы имели в виду.

— Одиночество власти. Зовите же его.

— Да, сэр. Мы будем здесь через пятнадцать минут.

— Прощайте, да сэр, да сэр, да сэр… Я надеюсь у тебя еще будет много веселых минут и времени для безмятежного счастья, Эндер. Возможно это будет последнее беззаботное время в твоей жизни.

Привет, малыш. Твой дорогой дядюшка Графф уже кое-что придумал для тебя.

Эндер уже понял, что произошло с того момента, когда его привели. Почти все знали, что он рано станет командующим. Возможно, не столь рано, но он по-прежнему возглавлял список личных рекордов на протяжении трех лет. Ни у кого не было даже близких результатов. А его вечерние практические занятия превратились в престижный кружок для избранных. Многие мальчики попросту удивлялись, чего еще так долго ждут учителя.

Он гадал, какую армию ему могут предложить. Три командующих ожидали выпуска, среди них была Петра, но он вряд ли мог рассчитывать получить Армию Феникса — еще никому не посчастливилось командовать той армией, где он преуспел.

Андерсон показал ему новую комнату. Среди правил было одно неоспоримое — только командующие имели отдельные комнаты. Он внимательно осмотрел свою новую униформу и скафандр. Осмотрев регалии, он нашел аббревиатуру армии.

Дракон, гласило название. Но в Школе не существовало Армии Дракона.

— Я ничего не слышал об Армии Дракона, — сказал Эндер.

— Потому что на протяжении последних четырех лет в Школе и не было такой Армии. Иногда мы прекращаем давать Армиям имена из-за излишних суеверий. За всю историю Школы Баталий ни одна Армия Дракона не выиграла и трех сражений. Об этом ходило много шуток.

— Тогда почему же вы возродили это название сейчас?

— У нас скопилось слишком много лишней униформы.

Графф уселся за его стол. Он выглядел каким-то обрюзгшим и помятым. Он протянул Эндеру некое подобие крюка — хук, маленькую коробочку — прибор, которым часто пользовались командующие, чтобы перемещаться во время практики в комнатах баталий в тех направлениях, в которых им было нужно. Много раз, проводя вечерние тренировки, Эндер мечтал о таком приборе, вместо необходимости отталкиваться от стен, чтобы оказаться в нужном месте. Но теперь, когда он в совершенстве овладел приемами перемещения в невесомости, у него появился этот прибор.

— Но он будет работать, — предупредил Андерсон, — во время регулярных практических занятий, предусмотренных расписанием.

А так как Эндер уже решил продолжать дополнительные тренировочные занятия, это означало, что его хук будет полезен лишь наполовину. Как они стремятся сделать меня зависимым от этого хука. Зато это объясняет, почему многие командующие никогда не проводят дополнительных практических занятий. Они уже стали рабами хука, и не могут без него обойтись. Едва они привыкают к нему, обнаруживают, что именно в хуке заключается их преимущество, их власть над остальными солдатами, они больше не хотят лишаться такой мощной поддержки. Это как раз то преимущество, какое у меня есть над некоторыми из врагов, думал Эндер.

Приветственная речь Граффа звучала напыщенно и навязчиво. Только в конце в его словах появилось кое-что интересное.

— Мы предприняли кое-что необычное для Армии Дракона. Полагаю, ты не подозревал об этом. Мы сформировали новую армию на основе целого выпуска новобранцев, оставив определенное количество уже опытных солдат. Я думаю, ты будешь доволен качеством своих воинов. Надеюсь, что будешь, потому что мы запрещаем тебе перемещения и обмены гвардейцами.