Пухленький собеседник жаловался на жизнь палачу, не забывая при этом наполнять бокалы:
— И ведь как быстро поднялся, зараза, буквально за год всю клиентуру переманил. Кто победнее — те у нас околачиваются, а у кого денежки звенят — каждый вечер в его забегаловку. Каждый вечер… И ведь нашел же поставщиков, никто не признается, даже за деньги рот на замке держат.
— Цены не задирает?
— В том-то и проблема… Сам подумай, если у него блюдо говядины по четвертаку выходит, как соревноваться? Да, жесткая, старая, но у нас похожий стол накрыть раза в четыре дороже получается. Вот и бегут клиенты. Ну, там еще рыбу он скупает с переплатой, с фермерами договорился… Подмял под себя рынок, зараза. Даже не знаю, что и делать.
— А что местные погонники?
— Получают сколько положено и присматривают, чтобы клиентов не обижали. Да и ты округу подчистил, теперь многие вечерами не дома сидят, а в компании кружку-другую опрокидывают. Тихо стало, можно позволить себе развлечения.
— Значит, конкурент твой неплохо живет. И без неприятностей.
Владелец маленького кабачка лишь пригорюнился:
— Мы уже и власти городские на него натравливали, те с проверкой пару раз трясли. И шпану мелкую подарками одаривали. Не выходит грязи накопать, очень аккуратно работает. Ни тебе протухших продуктов, ни обобранных пьяных клиентов. Сам понимаешь, если деньги ручьем в карман текут, можно себе позволить выглядеть честным человеком. А нам — мучайся.
Клаккер разлил остатки бутылки и подцепил ложкой груду жареной картошки. Иногда он сам себя ловил на желании пообщаться с простыми людьми. Именно так — за бутылочкой настойки, в гуле чужих разговоров. Чтобы не забыть, что Город вобрал в себя тысячи обычных людей, каждое утро бредущих на работу. Бедолаг, у кого грошовая зарплата, простывшие дети и долги за продуктовый паек. Мужчин и женщин, живущих обычной жизнью в бараках и скособоченных домах, заполонивших Изнанку. Ради кого он и рисковал жизнью, по большому счету. Чьи истерзанные трупы раньше находили по занесенным снегом подворотням в холодные зимы.
И пусть большую часть времени сейчас палач проводил в обществе городских отбросов, добывая нужную информацию или охотясь за нечистью. Но именно поздними вечерами удавалось разорвать порочный круг и оглянуться вокруг. Посмотреть в лица людей, днем превратившихся в серую ленту, бегущую мимо. Услышать человеческие голоса, а не визг напавшего зверя. Расслабиться от вечного ожидания удара в спину. Превратиться в обывателя, сбросив прочь броню смертоносного охотника. Стать вновь бывшим ветераном Имперской пехоты. Одним из многих, кто жил в огромном Городе на изнанке Солнечной Стороны.
Попрощавшись с собеседником, Клаккер щедро отсыпал мелочи за ужин и выбрался на улицу. Постоял, вбирая запахи дыма и выгребной ямы рядом с кабачком, потом повернулся к почти не заметной тени у стены:
— Пойдем, господин начальник. Покажу тебе, где разгадка спряталась. Чтобы ты и без развлечений у финишной ленточки — так не бывает.
Шольц выбрался из сугроба, где пытался слиться с окружающим пейзажем, и постучал валенками, сбивая налипший снег. Молча махнул рукой, подзывая сопровождающих, потом засеменил следом:
— Двоих-то хватит? Можно дежурных унтеров в местном отделении взять.
— Более чем. Наш клиент — человек не буйный, хотя полицию и недолюбливает.
Сыщик пристроился сбоку и спросил, не в силах сдержать любопытство:
— Значит, Зицц подсказал, где искать?
— Да, натолкнул на мысль. А потом еще я запах вспомнил. Когда мои обалдуи в подвале на куски паука порвали, заодно все вокруг порошком засыпали. Я потом никак сообразить не мог, где на похожий запах натыкался. А как посмотрел на пустое место на карте, сопоставил мелкие фактики, так картинка и сложилась.
— И?
— Не суетись, сейчас покажу…
* * *Хозяин столь популярного кабачка среди состоятельных горожан стоял молча, подпертый с двух сторон крепкими унтерами. Молчал, пока Клаккер внимательно изучал содержимое многочисленных коробок на полках и сваленную в углу ветошь. Молчал, когда уставший стоять Шольц взгромоздился на широкий стол, сдвинув в сторону разделочную доску. Наконец палач закончил обыск и вернулся в центр кухни, занявшей большую часть подвала.
— Ну, и где обещанная армия монстров? — с легкой грустью спросил старый сыщик, посчитав затянувшуюся тишину за окончательную неудачу. Нечем похвастать, снова пустышка.
Охотник удивленно покосился на босса, не шутит ли тот, затем со вздохом приподнял крышку ближайшей безразмерной кастрюли и подцепил кусок синюшного мяса с помощью металлического крюка:
— Вот. То, что не успели выварить и подать к столу. Остальное — давно в желудках посетителей. Счастье еще, что меня не накормили в тот раз, а то бы полоскало всю дорогу… Не понял?
Примостившись рядом с ошарашенным начальником службы Сыска Теней, усталый мужчина начала объяснять, разглядывая злого как черт хозяина заведения:
— Гениальный мерзавец. Гениальный, честное слово. Ведь надо же было придумать такое и воплотить в жизнь! Только подумай — раньше всех лекарей Города создать дурманящий порошок. Мы еще даже не догадывались, что такая штука может существовать, а он уже глушил нечисть пачками. Мало того, я так понимаю, что вон в той желтой банке остатки зелья, которое привлекает разную мелочь, словно свеча мотыльков. А потом — по накатанной. Разложил приманку, дождался клиента, оглоушил пыльцой и топориком по загривку. Хоп — вот тебе и злополучная «жесткая говядина». Бесплатно. Выварил денек-другой, потом можно подавать к столу.
— Это же — яд! — подавился слюной Шольц. Но палач не согласился:
— С чего бы? Вспомни скандал, который случился еще во вторую компанию, когда эскадрон Раурхберга зажали в горах. Ни крошки еды людям, ни клочка травы лошадям. Только боеприпасов без счета. Они тогда месяц от дряни в ущелье отбивались. И под конец — жрали то, что подстрелить сумели. Когда их нашли, народ озверел до такого состояния, что готов был голыми руками дорогу назад пробивать. Но — все выжили. Желудками часть помучилась, да и только… Я понимаю — солдат переварит даже песок с камнями, но все же… Вот и наш умник — вымачивал и вываривал обстоятельно, как болотные сморчки готовят. И сервировал столы… Мясо даром. Есть возможность добавить разнообразные гарниры и прикупить рыбу. Хотя не удивлюсь, если и к рыбе чего подмешивал.
— И все наши неучтенные твари, которых не досчитались в отчетах?
— Съедены. Под пиво и более крепкие напитки. Нет больше страшной армии, незаметно скопившейся у нас под боком. Вот он, настоящий Лорд Теней. Господин повар и вивисектор в одном лице. Прошу любить и жаловать.
— Ненавижу, — просипел плешивый коротышка и замолк окончательно.
— Кошмар… — только и смог выдавить из себя побледневший Шольц. Похоже, у него в голове не укладывалось, что половина Города с удовольствием жрала нечисть, способную при случае закусить зазевавшимся человечком.
— Прежде чем отправим его в тюрьму, давай выудим рецепты порошков. Ты понимаешь, что мы тычемся вслепую рядом с Тенью, а подобного рода самородки могут куда как облегчить нам жизнь. Я бы с радостью каждое утро рассыпал приманку на каком-нибудь пустыре, а потом сидел в середине на кресле и отстреливал набегающих идиотов. Так согласен работать даже за полцены.
— В тюрьму его нельзя. Он там до утра не доживет. Что выпучился? Поверь моему опыту, к утру половина Города будет знать, чем их кормили. Не удивлюсь, если кто-то из поваров тоже в курсе. А против них у нас ничего нет. Как заберем хозяина — тут же новость пойдет гулять. Ну и к вечеру второй половине расскажут об особенностях местных деликатесов… Готов поспорить на золотой, под этой крышей столовались разные люди. В том числе и те, с кем в узком переулке лучше не встречаться даже с охраной за спиной… Его на ремни распустят раньше, чем закроются тюремные ворота.
— Да? А как же зелья?
Шольц медленно слез со стола и придирчиво осмотрел штаны, выискивая ему одному заметные пятна. Потом брезгливо покосился на вереницу кастрюль и вынес вердикт:
— Есть у нас одно милое место. Туда и отправим. Потому что с ясным рассудком подобное учудить невозможно… Я милого господина Вардиса вспомнил. Как он про ненависть рот открыл, так и вспомнил. Сильно мне нервы помотал в молодости, когда тухлятиной на рынке торговал. Но что тогда общаться с нами не желал, что сейчас. Породу не переделаешь… А вот посидит в холодных казематах психиатрической лечебницы, может и задумается. Торговаться начнет. Не по щедрости душевной, а за новый матрац и теплое одеяло — рецептик продиктует… Так что — клиента наверх, я прослежу за его транспортировкой, чтобы без глупостей. Ты же собирай свободных унтеров и выгребайте всю посуду и прочее барахло на задний двор. Там места хватит — чтобы сожгли все дотла. Включая столы, стулья и даже обивку со стен. Вычисти это гнездо так, чтобы ни запаха, ни воспоминаний о случившемся не осталось. Справишься?
Клаккер задумался на секунду, потом вытребовал крохотную уступку:
— Сделаю. Только снадобья оставлю. Упрется господин Вардис — сами рецепт составим. Головастых ребят в аптеках полно, разберутся.
— Хорошо. Образцы оставь, остальное — в огонь. И проверь заодно, что в самом деле нигде какой дряни не запрятано. Слишком уж невероятно твое объяснение выглядит.
Палач лишь помахал рукой арестованному, крикнув в догонку:
— Слышь, гений, ты бы хоть головы оставлял на память, для коллекции. Озолотился бы, честное слово… Уникум… О, а вот и топорик подходящий, обивку ковырять. Давно мечтал заняться настоящей деструктивной деятельностью.
И Клаккер с удовольствием рубанул тяжелой железкой по ближайшей столешнице…
Глава 5
Темную комнату залил свет ярких фонарей. Коронеры ходили вдоль стен, заставляя трепетать горячие язычки, порождая мешанину кривых теней на небрежно покрашенных стенах.
В центре этого бессмысленного и суетливого «хоровода» на грязном засаленном матрасе валялось тело: задравшиеся штанины пижамы, скрюченные пальцы, всклокоченные седые лохмы, похожие на обрывки пакли. Господин Вардис, бывший хозяин популярного кабачка в центре города. Где горожан потчевали рагу из вываренных отражений Тени. Господин Вардис, холодный и уже пованивающий.
Чтобы лишний раз не нервировать специалистов из местного полицейского управления, начальник службы Сыска Теней выбрался в коридор, где докуривал третью сигару, окутав ближайшие закоулки клубами пахучего дыма. Наконец серая пелена зашевелилась, выпустив охотника за нечистью, и Шольц недовольно покосился на помощника, болтавшегося по округе прорву времени.
— Хоть за смертью посылай. Что так долго?
— Да я не пойму, — протянул Клаккер, в задумчивости теребя кончик носа. Два дня тому назад какая-то очень прытка зараза чуть его не откусила перед героической смертью. И теперь палач каждые десять минут проверял — на месте ли эта важная часть тела. — Следов много, на удивление много. Иногда даже кажется, что здесь в каждой стене по дряни окопалось. Но проверяю — и одни пустышки. Похоже, они сюда в гости ходят. Только к кому?
— Выяснишь, — равнодушно погасил окурок сыщик и поежился: в коридоре нещадно сквозило. — Тело проверил? По моей части ничего нет, смерть от естественных причин.
— Несколько раз проверил, — Клаккер состроил оскорбленную физиономию, но буквально через мгновение забыл, что нужно изображать уставшего от превратностей жизни бойца с Тенью и опять вцепился в многострадальный нос: — Чисто у покойника. Ни отметины, ни раны какой. На стенах, как и везде здесь, следы визитеров есть, но ни один к Вардису даже не прикасался. Забавно…
Шольц лишь вздохнул. До Нового Года осталось меньше десяти дней, и департамент завалили бюрократической макулатурой, требуя немедленно предоставить отчеты на каждый вздох-выдох и любое движение за последние полгода, не забыв указать до кучи успехи на старом месте работы, начиная с момента рождения. Счастье еще, что педантичный Зицц половину бумаг отмел за ненадлежащее оформление, а на остальные нарисовал прорву многостраничных отчетов, где похоронил в ворохе цифр любые зачатки здравого смысла. Но красивые графики приходилось демонстрировать бургомистру лично, и начальник службы за прошлую неделю на череде совещаний вымотался больше, чем за весь год. Одно счастье — в обед удалось подмахнуть последнюю «чрезвычайно важную бумагу» и теперь можно было готовиться к праздникам. Если бы не скоропостижно представившийся экс-владелец ресторанчика..
— Так, убивец. Пока ты по округе прохлаждался, я успел выбить фонды на следующий год, а так же удвоенную премию за прошлый. Умотался — сил нет. Поэтому — с чувством исполненного долга отправлюсь домой, а ты — аккуратно и методично пройдешься по всем странностям еще раз. В Изнанку отправили на стажировку две сотни молодых унтеров. У них глаза горят, когда слышат про дополнительные выплаты за каждую убитую тварь. Боюсь, на твою долю в ближайшие дни ничего не останется. Так что — времени свободного будет куча, вот и потрать с толком.
— Это как же? — палач подозрительно покосился на босса, сбросившего пару килограммов в борьбе с бюрократической машиной.
— Мне категорически не нравится, что в психиатрической лечебнице умер человек, которого мы сюда запрятали от любых возможных проблем. На здоровье он не жаловался, нечисти рядом не найдено. Значит — мы чего-то не раскопали… Хотя сам жалуешься, что темные следы на каждом кирпиче. Вот и простучи стены, проверь подвалы, побеседуй с постояльцами… Зачастую очень забавные экземпляры встречаются. С обостренным восприятием окружающего мира. Может что и зацепишь.
— Я бы лучше унтеров погонял. Наши-то уже руку набили, а идиоты с Солнечной Стороны запросто дров наломают.
— И хорошо, — Шольц усмехнулся, разглядывая ошарашенного охотника, затем потянул очередную сигару, покрутил в руках, сплюнул горькую слюну и убрал пахучий цилиндр обратно в инкрустированный серебром портсигар. — Это кто-то сверху хочет выслужиться. Нас оттеснили в сторону, решили без посредников в золотой ручей руки запустить. А когда по носу получат, тогда задумаются, стоит ли вообще чистеньким и красивеньким недорослям в полицейских мундирах на Изнанку показываться… Может, заодно и местным управлениям штаты увеличат, когда итоги подсчитают.
— Недобрый ты, — только и нашелся, что ответить Клаккер.
— На этом и стоим… Ладно, сегодня среда. Уже закончилась, можно сказать. Директор лечебницы мне обязан, поэтому доступ тебе даст и к помещениям, и к больным. Постарайся дров не наломать. Ну и жду тебя с новостями в пятницу вечером. Заодно уходящий год проводим… Местный отдел покойника оформит как естественную смерть, чтобы статистику не нарушать. Если что-то обнаружится, тогда на себя перепишем… Все, удачи тебе в трудах праведных, а меня нет. Я — ис-па-рил-ся…
* * *Доктор Крупп больше всего походил на зомби, восставшего по недоразумению из могилы. Высокий, худой, с глянцевыми длинными волосами, обильно смазанными вонючим бриолином, с затхлым запахом плесени от мятой одежды. Бледное лицо умудрялось оставаться совершенно неподвижным, когда его хозяин радовался или грустил. А в выпученные блеклые глаза вобрали в себя все горести пациентов, к которым доктор относился с искренней любовью. И которых пытался лечить согласно последним достижениям медицины, подтвердив свои изыскания бесконечной чередой грамот и благодарностей на серой стене.
— Да, мистер Шольц просил оказать всемерную поддержку. Да, я выделю вам нашего лучшего санитара и он покажет здание. Да, если вдруг вы обнаружите что-то экстраординарное, немедленно поставьте меня в известность. Я бы не хотел, чтобы в моем заведении завелась какая-нибудь гадость. Мое заведение на хорошем счету, у многих больных высокопоставленные родственники. Думаю, вы понимаете, что потенциальную проблему лучше решить здесь, не предавая лишней огласке. Да…
Клаккер с огромным облегчением откланялся, с трудом подавив желание удрать из кабинета сразу, как только познакомился с его хозяином. Впрочем, лучший санитар тоже произвел неизгладимое впечатление: заросший бородой до самых глаз квадратный бандюган, способный руками-бревнами пробить брешь сквозь многометровые стены психиатрического узилища. Кроме того, сопровождающий оказался на редкость молчалив и открывал рот с большой неохотой, изредка цедя слова. Но зато с его помощью палач успел до вечера обшарить все закоулки еще раз и познакомился с каждым из обитателей холодных комнат с тяжелыми коваными запорами на дубовых дверях. Где-то пациенты испугано прятались от нового для них посетителя, где-то не обращали внимание. Лишь в одной комнате изжеванная временем старуха зло закричала на охотника, тыча артритным пальцем в чужой лоб:
— И тебя пожрет геенна огненная! За грехи твои, за прегрешения! За то, что не покаялся, не покаялся, не…
Поэтому не удивительно, что оказавшись на улице, Клаккер с огромным облегчением вздохнул морозный воздух и встряхнулся, подобно собаке, сбрасывая воспоминания и запахи столь неприятного места.
— Я бы тоже на себя руки наложил, — буркнул палач, двинувшись вниз с холма к окраинам города. — Посиди неделю среди безумцев, мало ли что привидится.
Но не успел мужчина добрести до конца пустыря, как мимо него шмыгнула размытая серая тень. Притормозив, охотник поглядел нечисти вслед, затем подошел к оставленному следу и постоял рядом, думая о чем-то своем. Так же молча покопался в мусоре, сваленном рядом с покосившимся забором, добыл оттуда ящик и уселся посреди дороги, положив верный обрез на колени.
Уже началась ночь, когда тварь проскакала обратно. Увидев припорошенного падающим снегом палача, нечисть замедлила бег, посмотрела в грустные чужие глаза, оскалила зубы и попрыгала дальше, не обращая внимание на «меченного». Кряхтя и чертыхаясь Клаккер поднялся, поприседал, пытаясь согреться, и вернулся на чужой след. Потоптался, сравнивая запахи, затем выбрался из сугроба обратно к ящику. Убрав оружие, мужчина почесал щетину на подбородке и пробормотал: