Я Цусиму видел.
— Только учтите, капитан, в какие-то минуты ваши пацаны, будут слушать меня очень внимательно, и плевать я хотел на все ваши SAS-ы. Меня Держава готовила. По специальной сибирской программе Кей Джи Би. Скажу — будут по веткам прыгать.
Пахан гуркхской банды несколько мгновений подумал, затем черты его лица слегка смягчились. Встав из-за стола, капитан бросил деревяшки, одобрительно, и, в то же время, повелительно хлопнув в ладони, протянул мне руку с мозолями на кинтасах.
— Я так и думал! Сделай там всё хорошо, русский, без байды! — он легко ввернул наше словцо, после чего спросил меня ещё раз: — Мы точно не встречались в Лондоне?
Глава 10
Вечные сцены. Таймырский Д'Артаньян
и три восточных мушкетёра.
— Садись! — шёпотом помогая жесту, я отдал команду.
На этот раз "гориллы" сели сразу.
Двигаются ребята — загляденье! Резкие, быстрые.
Жаль, гарнитурами они тут не пользуются, но винить некого. Вообще, техническое оснащение шанхайских бандосов слабое, сказывается неизбежная и пока непоправимая узость ручейка. Народу, что у шанхайев, что у филиппинцев, очень много, даже самый лёгкий комплект очевидно необходимого в таких делах "хай-тека" складывается в килограммы, а их, лишних, у вождей просто нет. А люди есть, рядом всегда много открытых ртов. Стволы, ножи, одежда — должное имеется, но даже рации в группировке, как мне пояснили, есть далеко не у каждого. Говорят, что круче всех оснащены назгулы Святого, ну, ему своих снабдить сам Яхве велит.
Не могу я пока надёжно выбить лишнее-вбитое. SAS, ёдрёнть. Их, понимаете ли, резво перебегать учат. Под огнём и без, от укрытия к укрытию. Наверное, на войнушках это дело нужное. А вот в наших "индейских делах" — вредное.
— Джай, парни, идите сюда, — устало позвал я учеников.
Все трое быстро собрались вокруг. Слушают очень внимательно. Я, честно скажу, ни разу не ориенталист, но впечатление под кепкой сложилось цельное: приняв решение, гуркхи и индус учатся моментально, впитывают услышанное, как губка, а уж о приснопамятной лени и речи быть не может.
— Откройте широко глаза и смотрите прямо перед собой. Так, хорошо… Теперь поднесите снизу указательный палец левой руки к левому же глазу, с самого края, на пороге видимости. Молодцы. Теперь покачайте кончиком пальца вверх-вниз. Нет! Смотрите только прямо! Отлично. Боковым зрением отмечайте движение объекта: краем глаза видите слабое движение вверх-вниз, причём даже сложно понять точное направление этого движения. Запомнили впечатление? А теперь покачайте кончиком пальца горизонтально, чтобы он чуть "выпрыгивал" в край обзора… Чувствуете разницу?
Слушатели усердно закивали.
— Так какого же чёрта вы перебегаете, как подорванные!? — типа заорал я.
Молчат.
— Если я смотрю на дальний лес, и хотя бы самым краем бокового зрения принимаю горизонтальное движение, то сразу же настораживаюсь и перевожу взгляд туда! А вот вертикальное — большой вопрос, чаще всего мозг не поднимает тревогу, даёт лишь лёгкую "непонятку": ветка, что ли, упала?
— А в бою? — возразил Джай.
— Да вы в своём "бою" делайте, что хотите, чему вас учили, то и творите. Только до этого "боя" вам ещё нужно дойти, и дойти скрытно. Поняли?
Опять знаки согласия.
И чего говорят, что педагогам работать сложно?
— Опустились за стволом дерева на землю, прижались к земле, поползли к намеченному месту. Там ждёте, слушаете, медленно поднимаетесь.
— Но ведь это очень долго, — усомнился Биш. — Время потеряем.
Не в кайф молодым горячим гуркхам ужами ползать.
— Потеряем? А куда так торопишься? К девке в тайский район? Так тебе до неё нужно добраться с неотстреленным членом, мой юный друг. Ползите, ползите. Нацепляли на себя секир, теперь ползать им неудобно, — проворчал я.
Двое гуркхов не многим моложе меня, но я, как и положено мудрому преподу, чувствую себя глубоко уставшим саксаул… тьфу-ты, аксакалом.
"Гориллы" давно уже перекинули свои кукри на задницу, но я все равно недоволен. Постоянно цепляют ветки — те колышутся.
— На четвереньках давай, горец! Это нормально! Если уж тебя обнаружили в кустах, и надо сваливать быстро, то уходи на четвереньках, есть шанс, что примут за возню зверя.
На четырёх костях у них ещё хуже получается, вот тут уж чёртовы кукри цепляют ветки серьёзно.
— Стоп! Не годится. Слушать внимательно! У нас, в тайге, даже городская жительница знает: пришла в лес — сними серьги. Серьги! Только так бабы уши на кустах рвут! А у вас за спиной торчит кривой кусок железа размером с лопату, ветки сами цепляются, посмотри, видишь оторванные листья за ножнами? Прячьте их нахер под куртки, ближе к цели достанете. Вы ж не горцы или казаки терские, в зубы не зажмёте… Куда, на! Это только в книгах кинжалы голяком в зубах таскают! В ножнах, долбоёбы! А… Не та конструкция! Что ж, вашим прадедам лучше думать надо было, к черкесам нашим родненьким на стажировку мотнуться, что ли. Кукри-мукри… Жертвы кинематографа.
Лучше камы в лесах для бойца ничего нету. Ножны сделаны продуманно, их и во рту зажать легко, они же и оружие для левой руки — отбойник, да и кончик острый. А ползешь — всегда можно легким кинжалом, особенно с клинком лезгинского типа, поднять впереди веточку, глянуть, что там впереди. Не высовываясь.
Слушаются. Федя в авторитете.
Я им до того фокусы показывал. Пострелял сперва чуток — прониклись. Потом показал старое-доброе: упражнение с монетой на ладони. Джай выставил ладонь кверху, я положил на неё родной русский рубль, что в кармане завалялся, аж слеза лезет… Его задача — всего лишь зажать ладонь. Моя — успеть выхватить у него монету. Для усложнения свою ладонь я располагаю под его, приходиться сначала выводить руку вверх, переворачивать и только тогда хватать у бедного Джая последний рупь.
Пять из пяти, салаги. У всех трёх выиграл. Парни очень сильно меня зауважали, зашептались. Афанасий Никитин, скорее всего, так же делал. Ох, и пойдут легенды по Гангу-речке про резкого, но удивительно простого и улыбчивого русского Фёдора… И буду я, как Юрий Гагарин… Аж замечталось что-то.
— Зад ниже! Зверь так не ходит, у него голова вверх-вниз работает: понюхал тропу — посмотрел вперёд.
Не, этому быстро не научишь. Ладно, нам хотя бы азы.
— Встали, друг за другом прямо на этот дуб идём! Не высовываться, успеете ещё посмотреть, не вываливайте силуэт вбок. Вы же уже посмотрели на объект, оценили, пока дойдёте до дерева, наблюдатель ничего кардинального не предпримет, он вас ещё не снял… А там осмотритесь.
У меня нет ни малейшего желания влипнуть в переплёт из-за горячности молодых оболтусов, желающих побыстрей помахать мечами.
— Садись! Теперь ждём, не шевелимся. Не менее восьми минут.
— Зачем так долго, учитель? — Джай самый взрослый, он чаще всех вопросы и задаёт. И тоже торопится.
Перед решающим сражением северные народы Енисея всегда высылали вперед разведчика. У всех народов обнаружение и убийство такого Главного Разведчика являлось символом будущей победы — его кровью мазали полозья военных нарт перед битвой. В последней эпохальный битве под озером Туручедо, зафиксированной исторически, разведчику сводного отряда самоедов удалось ускользнуть, что ненцы, противники самоедов, посчитали шибко дурным знаком… И проиграли решающее сражение, определившее судьбу земель, по площади равных трём территориям Франции.
Так что, мне было, у кого поучиться, остались ещё старики.
— Если наблюдатель что-то заподозрил вдали, он вскинет бинокль и будет пялиться в подозрительное место. Но не более пяти-шести минут. Почувствовал тревогу — непременно станет осматривать и другие участки. Если же что-то просто привлекло внимание, без оценок, то большей длительности ему "в одну точку" не выдержать, это только в книжках так глядят в оптику, часами. Понятно?
— Поняли, учитель.
— А потому, если вы за первые минуты шевельнётесь, то он вас сразу срубит и рёв поднимет на всё стойбище. Выждете дольше — он уберёт взгляд, двинетесь дальше.
Казалось бы, прописные истины. Только вот, очень мало кто такую простую практику использует. Ибо от природы люди оторваны, Властелины, чё там…
По-первости гуркхи всё старались украсить себя ветками, сучками и кусками пней. Забираясь на дерево, они настойчиво пытались сесть на сук, явно видимый противнику в профиле, а не на тот, единственно нужный, что спрятан за стволом. Ужас… Ещё они большие любители бегать, пригнувшись, а это — визуальный паспорт-идентификатор явного врага. Кто ещё будет перемещаться в такой вражьей ракообразной позе?
Тренировались мы в специальном, безопасном месте, задолго до подхода к объекту остановившись на подходящем бережку, где я определил "тактическое поле".
— Встали все. Направление — на воображаемый объект. Пошли колонной, вбок не вываливаться, наблюдатель, если уж и заметит, то только один силуэт, а не кучу.
— И одной пулей по нам врежет, издалека проткнув всех сразу, — не выдержал Биш. Это характер. Его брат, Хар, вообще молчит.
— Какой такой пулей… Много тут у вас стрелков водится, способных с семисот метров первой же пулей вообще попасть в цель? Он видит один силуэт: идёт человек по лесу, приближается. Что ему делать? Нужно разбираться, что там за странник вдали гуляет. А вот если увидит цепь… Простые люди, почему-то, цепями по лесам не ходят. Даже если вы присели и притаились, это для наблюдателя ещё не повод начинать пальбу. Будут следить или вышлют группу — появляются возможности и шансы. А по цепи сразу врежут. Остальные подключаться на автомате. Так что, вперёд, на подходе расползётесь…
Потом мы начали разбираться с "пулей". То, что становится понятным простому мотострелку после первых же ночных стрельб на полигоне и первого же полевого выхода с учениями, парням, прошедшим у своего главаря SAS-обучение, почему-то было неведомо. Я зарядил карабин трассерами.
— Смотрите, до одинокого дерева восемьсот двадцать метров.
Ба-бах! Ба-бах!
— Видите, сколько времени летит пуля? Далеко не мгновенно, вполне можно успеть. Просто упади после вспышки, сразу же. Только не бегать в стороны! Вероятность бокового сноса пули всегда куда выше ошибки по высоте точки прицеливания. Пыхнуло — падай.
Сначала не поверили.
Я опять принялся за рассказы.
У тунгусов, по мере освоения основных стрелковых упражнений, и в сочетании с постоянной охотничьей практикой, мальчиков начинали учить особым умениям. Стрелок-тренер располагался в сотне метров от ученика и выпускал тупую деревянную стрелу. Поначалу ученику нужно было просто уклоняться, потом — отбивать снаряд в сторону, а после — ловить стрелу в полёте. Постепенно дистанция выстрела сокращалась, а самые умелые и ловкие достигали таких высот, что в них было невозможно попасть с двадцати метров. Практиковалось и дуэльное упражнение типа стрельбы через костёр, когда соперники сидели по разные стороны жаркого костра, пламя и горячий воздух искажали силуэт противника. Тренировка велась тупыми стрелами, через костёр же, а сидячее положение обучаемых исключало возможность их эффективного маневрирования — стрелы противника нужно было отбивать или ловить.
— Зачем вы заранее забиваете в голову вредную мысль, что сами не сможете научиться подобному? Просто поймите, что у баллистики на всё есть своё время, и никакого мгновенного волшебства…
Ладно, ещё полчаса, и можно будет выдвигаться к настоящему объекту. Ребята умелые, физика у парней зверская, работать могут часами.
Не скрою, я и подглядывал, выбирал годное и ценное. С удовольствием наблюдал за работой кисти, когда Биш рубил своим кукри ствол деревца, позавидовал, когда увидел, как братья с разбега запрыгивают на большой вяз. Многое они умеют, но…
Есть и ещё одна большая проблема, с которой, как уже стало ясно, мне нипочём не справиться. Гуркхам непременно нужно столкнуться с филиппинцами в рукопашной, хоть на каком этапе, хоть самую малость — бзик у них такой, и старые счёты, сравнение клинков, у кого длинней.
Напрасно я убеждал вставших на преступный путь огольцов, что всё решала и решает по сей день "длинная рука", рассказывал им про копья и луки, современные "томагавки" и удары авиации. Описывал групповой лучный бой северных и таёжных народов, где никто не собирался в лобовую кидаться друг на друга и устраивать свалку. Малочисленные народы Севера отлично понимали, что всё решает оружие дальнего боя — луки и копья. Мечи, секиры, боевые топоры и ножи вообще никогда и ни у кого не были оружием определяющим, тем более, на Севере. Сказывался и дефицит железа. Большинство имеющихся мечей у простых воинов были изготовлены из бедренных костей лося.
Правда, практиковалось метание боевого топора, что нашло отражение в современных "северных спортивных дисциплинах" — на празднике День Оленевода, например, можно понаблюдать. Вполне естественно, что в реальном бою никто не собирался швырять в противника настоящие сверхдефицитные железные топоры — бойцы использовали особым образом обточенные куски дерева, отчасти напоминающие бумеранг, аналоги мы видим у северо-американских индейцев — в прототипах томагавков.
Ближний же бой — всегда редчайшее исключение.
Бесполезно, им нужны свежие уши, отрезанные у ещё живого противника.
Спор у них старый: что в резне круче — кукри или баронг, наш противник, лихие мусульманские ребятки с Северного Борнео, такие ножики-мачете очень любят. Баронг — штука интересная, пробовал я как-то таким поработать. В общем-то, это разновидность мачете с тяжелым и широким листовидным клинком в одно лезвие, хотя тут бывают исключения, обычно чуть больше сорока сантиметров в длину. Гарда у баронга отсутствует напрочь, а вот навершие у ножика характерное — выраженный "клюв", отличный фиксатор кисти при рубящих ударах.
В общем, ожидаются обоюдные молодецкие понты. А мне надо думать, как их уберечь.
Интересно, а что я бы предпочёл в таком раскладе, спроси меня тот же Джай?
Пальму я предпочёл бы, короткий вариант.
Оружие китайского генезиса, короткое ножевидное копьё с длинным и широким лезвием занимает почётное место в комплексе вооружения всех северных народов. В Сибирь его привнесли тунгусы, у которых оно называлось Onneptun.
Дикая вещь. Некоторые современники первых русских поселенцев называли пальму "большим охотничьим ножом", и отмечали, что рукоять имеет длину до полутора аршин и ширину в "хороших два пальца". Это универсальный инструмент, если бы нам пришлось продираться пёхом, а не на катере, пароходе и джипе, непременно заказал бы себе в дорогу такой девайс. Древко при ходьбе служит опорой. Пальма обычно и применялась-то в дороге, как своеобразное мачете — тунгусы всегда были самыми непоседливыми и любопытными из всех племён, всегда в пути. Ну, и как средство обороны от хищника годится, секущий удар страшен, да… если пуль оказалось недостаточно. Наиболее умелые и опытные аборигены не боятся с пальмой выходить против самого свирепого медведя, хотя остальные — поспокойней и порассудительней — предпочитали рогатину с перекладиной. Честно говоря, исход такого поединка бывает разным: иногда смельчаку его отвага стоит жизни. При переселениях семьи и кочевьях всего рода работа пальмы заключалась в расчистке пути для передового верхового оленя. Глава семьи, следуя впереди, держал пальму одной рукой, зажимая древко подмышкой, и рубил ветки прямо перед головой оленя. Пальма — оружие секущего и колющего типа, и изначально задумывалось, как оружие войны. Очевидно, что постоянная практика работы с ним помогала северных охотникам и в боевых условиях.
Короткий вариант, с древком всего в пятьдесят сантиметров длины, удобен для всего, кроме "поколки", охоты на воде.
С такой штукой можно и подраться. А вот нож…
Меня тунгусы так учили: носимый поясной нож никогда не занимал весомого положения в боевом комплексе северян, это просто рабочий инструмент. В бою, конечно, и про него не забывали, одна из описанных современниками забав лесных тунгусов состояла в поединках на специально делаемых для этой цели деревянных охотничьих ножах.
Но фанатизма не было. Не было и никакого "фехтования" с кинематографическими ухищрениями, атака с ножом происходила проще и грубее — как и должно быть. Стремительный подход и один выверенный удар. И здесь интересна легенда начала прошлого века о введении в оборот слова "нганасан", согласно которой один из казачьих предводителей бесцеремонно спросил у представителя народа, мол, "кто такие?" Тот ответил что-то резкое на родном языке. Тогда урядник подвытащил саблю, что бы плашмя, как он привык, перетянуть инородца меж плеч, для острастки. Но таймырский охотник, прекрасно поняв жест, тут же выхватил поясной нож и с криком "нганасан", что можно перевести как "я — мужчина!" воткнул его в грудь казака. Так, якобы, боевой клич гордого воина, которого не так то просто запугать, и прижился, как название. Легенда мало соотносится с современными научными представлениями, однако отлично показывает тактику применения оружия последнего шанса.
Нахрен бы мне уповать на последние шансы?
Лучше уж я, как-нибудь, с "маузерами" — два верных дружка не подведут.
В специально подобранном лесочке я учил их всякому-разному с самого раннего утра. Может, у "диверсионных военных" это как-то называется, типа "диверсионное слаживание", не знаю, не из их числа. Не знаю даже, если у них вообще такая дисциплина.
Я не военный — обыкновенный лесной убийца.
Потомок Чингачгука.
Хотя, для кого-то, может, Федя — простой русский "лаоваи"…