— Что скажешь, если мы сперва устроим лошадей на ночлег, а потом захватим с собой пару банок колы? Когда начнется твое обучение, Палома наложит запрет на газировку.
Я киваю. После того как Аппалуза и Кэчина почищены, напоены и накормлены, а их стойла устланы свежей соломой, мы прыгаем в пикап и отправляемся на заправку. Чэй заходит в магазин, а меня настигает очередной истеричный звонок от Дженники. Выбираюсь из грузовичка, ковыляю к краю парковки, присаживаюсь возле насосов, найдя наконец место, где мобильник поймал сигнал. Но связь здесь паршивая, из-за чего кажется, что Дженника звонит откуда-то глубоко из-под земли.
Хотя восполнить лакуны в ее монологе — не проблема. Ведь диалог мы ведем уже на протяжении нескольких недель — с того дня, как она получила мои сердитые СМС и узнала от Паломы о моем несчастном случае. Она забрасывает меня вопросами, один сливается с другим, и я не могу вставить ни единого слова.
— Я в порядке. Не надо тебе приезжать, — отвечаю я неизменной фразой, как всегда, когда она угрожает, что уволится со съемок в Чили и заберет меня.
Но похоже, мои уверения на нее не действуют. Она уже завелась:
— Дайра, а Палома странно себя вела?
Я закатываю глаза. По мнению Дженники, все, что делает Палома, — дико и нецивилизованно, но я больше так не считаю. Палома, наверное, чудаковатая, но сомнений в ее целительной силе у меня нет. Она единственная, кто может мне помочь.
— Что значит странно? — тоже моя обычная реплика.
— Дайра… — укоризненно восклицает она. — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
— Палома в порядке! И я, и Чэй тоже! И Очарование! — заявляю я. — Дженника, я тогда просто перенервничала. Поверь мне, ты бы поразилась, узнав, какие способности у Паломы. Мои раны затянулись, не осталось ни единого шрама, даже порезов, полученных в Марокко. Думаю, завтра снимут и гипс.
— Мне нужно фото, доказательства! Дайра!..
Вздыхаю, отвожу телефон от уха и кладу его рядом с собой на бордюр. Дженника верещит, угрожает, просит, но ее песню я слышала уже много раз. Поэтому терпеливо жду, когда закончится этот шум. Наконец появляется Чэй и машет мне, направляясь к грузовику.
— Дженника, мне пора. Не беспокойся. Я чувствую себя отлично. Я пришлю кучу фоток, и тебе надоест на них смотреть. Хорошо? Успокойся, пожалуйста, ладно?
Поднимаюсь, отряхиваю руки о джинсы и пересекаю парковку. Старый серый «Мустанг» останавливается возле бензоколонки. Длинноволосый юноша вылезает из-за руля, а на соседнем сиденье я замечаю женщину в необыкновенно изысканных украшениях из бирюзы.
— Ох, прошу прощения, — произносит она, едва не задев меня дверцей.
На краткое мгновенье наши взгляды встречаются, и меня окутывает волной безграничной доброты, которая через долю секунды сменяется печалью. Я замираю на месте, как столб, а они проходят мимо.
Палома рассказывала об этом. Она утверждает, что дар рода Сантос будет помогать мне, однако мне необходимо отточить свое умение. Всякий раз мне надо полагаться на свое собственное чутье.
Но кроме посещения кладбища и конной прогулки с Чэем я в основном отлеживалась в кровати. И, судя по всему, следующие поездки будут проходить под надзором старших. Палома вещает об опасностях Очарования. Чэй, похоже, с ней согласен. Хотя ни один из них не удосужился мне объяснить, в чем дело.
Я наблюдаю, как юноша заправляет бак и морщится, глядя на счетчик денег. У парня широкие плечи и мускулистые руки. Его тело стройное, гибкое и привлекательное. Он одет в футболку и низко сидящие на бедрах темные джинсы. Он настолько завораживает и отвлекает меня, что я вынуждена тряхнуть головой и собраться с мыслями.
«Искатель должен научиться видеть в темноте, полагаясь на то, что знает его сердце», — звучат во мне слова Паломы.
Я сосредотачиваюсь, и меня опять охватывает волна доброты, похожая на ту, которая исходила от женщины. Но вместо того, чтобы превратиться в грусть, она становится чем-то иным. Тем, что я бы приняла за любовь — настоящую и всепоглощающую.
Такую, которую я испытывала лишь во сне и в тот краткий миг перед бегством из «Кроличьей норы». Мне лучше бежать отсюда, пока я еще могу двигаться. Но я слишком ошеломлена и потрясена. Он оборачивается, и его голубые глаза сами находят мои, отражая мой образ.
Глубокий взгляд, приоткрытые губы заставляют меня невольно качнуться к нему. Теперь нас притягивает друг к другу невидимой силой. Но через секунду освобождаюсь от чар и быстро хромаю к нашему пикапу.
Делаю жадный глоток содовой, которую купил Чэй, и мы выезжаем с автозаправки. Я гляжу на пустынный пейзаж Нью-Мексико, но мне никак не удается выкинуть из головы незнакомца.
Глава 14
Чэй сворачивает к воротам в тот самый момент, когда Палома помогает девушке-подростку забраться на пассажирское сиденье пыльного внедорожника. Палома передает ей белую трость с красным набалдашником, прощается и направляется к нашему пикапу. Она склоняется к водительскому окну:
— Ты как, Дайра? В порядке?
Быстро киваю и выскакиваю наружу. Стараясь опираться на здоровую ногу, плетусь к дому с рюкзаком в руке, надеясь, что она не спросит, хорошо ли я провела время. Убедительно врать я не умею. У Паломы сильная интуиция, и она способна почувствовать ложь еще до того, как я начну говорить.
— Bueno[12], — улыбается она. — Умойся. Я буду ждать тебя внутри. Сумерки почти наступили — пора начинать.
Одариваю ее непонимающим взглядом, однако делаю, как было велено. Тащусь в свою комнату, размышляя, какое отношение закат солнца имеет к моему обучению. Или она буквально говорила, что Искатели должны уметь видеть во тьме?
Кидаю грязный свитер и джинсы в корзину для белья и хмурюсь, когда берусь за разорванную штанину. Ее разрезали до колена, чтобы наложить гипс. Несмотря на обещания Паломы подобрать мне что-нибудь, как только я поправлюсь, вряд ли она найдет достойную замену. Это мои любимые джинсы: темные и узкие, я из них практически не вылезаю. Я раздобыла их в Париже, куда в ближайшее время вряд ли попаду. Ни один из бутиков Очарования не показался мне стоящим. Впрочем, здесь нет даже «Target» или «Walmart»![13]
Рассматриваю пару кофт, которые Палома сложила на моей кровати Что же, у бабушки свое мнение по поводу моего гардероба. Вещи должны защищать от холода, а уж потом подчеркивать индивидуальность. Сама Палома одевается чисто, аккуратно, но о моде думает в последнюю очередь. У нее есть несколько легких домашних платьев из хлопка. Ходит при этом она всегда босиком. А для улицы она накидывает на плечи голубой кардиган и обувается в темно-синие эспадрильи[14]. Однако надо признать, она выглядит очень мило.
Вообще, когда я вспоминаю истерики по поводу моды, безразличие Паломы к одежде мне импонирует. В Лос-Анджелесе чрезвычайные встречи порой созываются только ради того, чтобы обсудить все за и против длины подола какой-нибудь старлетки. Мне такой расклад кажется весьма глупым. Не говоря уже о привычке Дженники обращаться с моими тряпками как со свой собственностью. Похоже, что у Дженники переизбыток девчачьих генов, мне досталась лишь капелька, а у Паломы они отсутствуют в принципе.
Я завязываю волосы в конский хвост и направлюсь к окну, чтобы задернуть занавеску. Ворота открыты, грузовик Чэя припаркован неподалеку, водительская дверца распахнута. Палома заглядывает в машину и обнимает Чэя. Вот так неожиданность! С изумлением я понимаю, что это не грубоватые объятия пары старых друзей, а нежные ласки мужчины и женщины.
Я знала, конечно, что они близки, но думала, что их любовь скорее платоническая. Сначала я начинаю уговаривать себя, что ошиблась, но они целуются по-настоящему, и мои сомнения исчезают. Быстро задергиваю штору, иду на кухню, устраиваюсь на стуле. Скоро начнутся мои уроки.
Мой отец отверг свою судьбу. Я не виню Джанго. Но во избежание его незавидной участи я дала себе обещание хотя бы попробовать учиться у Паломы. Если мне не понравится, я выкручусь, но, конечно, не буду поступать так же опрометчиво, как он. Мне нужно будет тщательно продумать свой побег.
Палома идет в дом, застегивая пуговицы на кардигане. Направляется к камину, железной кочергой ворошит поленья, пока пламя не разгорается как следует.
— Чэй — сластена, — говорит она.
В изумлении таращусь на нее. Слова столь странные и неожиданные, что я не нахожу ответа.
— Он хороший человек, но у него есть дурные привычки, — смеется она и садится напротив меня. — Тебе потребуется изменить образ жизни. Первое — это диета. Увы, но содовая, которую вы с Чэем выпили, стала последней. Надеюсь, она тебе понравилась.
Палома мягко накрывает своей ладонью мою. Ее руки — крохотные и загорелые, моя лапа по сравнению с ними похожа на бледное пятно.
— Теперь ты будешь есть натуральные продукты, ньета. Никакого сахара, подсластителей и фастфуда. Короче, никакой мусорной еды.
Я нервно сглатываю. Она запретила почти все, что я люблю!
— Первые пару дней будет тяжело, поскольку сахар вызывает мощное привыкание. Но обещаю, после ты почувствуешь себя значительно лучше, станешь крепче телом, разумом и духом. Результат тебе понравится, ньета. Не сомневаюсь, что новый режим питания станет твоей второй натурой. Но даже если нет, придется привыкать.
— Но зачем? — протестующе кривлюсь я. — Кроме травм, которые практически зажили, я здорова. Не понимаю, что такого ужасного может случиться, если выпить стакан колы или съесть конфету?
Вообще ее речи напоминают мне культ свободы от углеводов, когда всякие знаменитости перед съемками рассматривают корзинку с хлебом как личного врага. Палома вздыхает и поднимается по кирпичному пандусу, направляясь в свой кабинет. Жестом приглашает меня следовать за ней и приказывает сесть за квадратный деревянный стол. Сама тем временем наполняет медной котелок водой из бутылок, ставит его на горелку и берет понемногу от каждого пучка сухих трав, которые висят на крюках.
Растирает их между большим и указательным пальцами, напевая незнакомую мне мягкую, но ритмичную мелодию. Затем бросает порошок в котелок и отправляет туда же темный камень, извлеченный из мешочка мягкой оленьей кожи, который висит у нее на шее. Булькнув, камень тонет в воде.
— Мы принадлежим к древнему роду шаманов.
— Шаманов? — с недоверием повторяю я и пытаюсь унять досаду.
Надо быть терпеливее и дать ей возможность пояснить, что же она имела в виду.
— Раньше ты называла нас Искателями.
Я хмурюсь. Вряд ли я найду толк во всем этом. С момента моего приезда сюда я постоянно пребываю в замешательстве.
Палома снимает кардиган, возвращается к котелку и, помешивая варево, говорит:
— Шаманы и знахари, целители и служители света, провидцы и мистики, чудотворцы. В общем, Те-кто-смотрит-во-тьму… Вот сколько придумано прозвищ для одного и того же.
Она оглядывается через плечо и продолжает:
— Шаманство существует тысячи лет. Ранние его следы можно отыскать в Сибири, где основной ролью шаманов была забота о людях. Они охраняли благосостояние племени, по необходимости врачевали, присматривали за погодой, помогая выращивать урожай. Шаманы проводили священные церемонии, выступая посредниками между мирами, и именно эта роль была самой почитаемой. Несмотря на то что они жили на разных континентах, разделенные морями и океанами, их обряды и обычаи удивительно схожи. Позже, когда человечество стало «цивилизованным», шаманы, к сожалению, подверглись преследованиям. Они скрывались, а их обзывали колдунами, черными магами, рассадниками зла. Считалось, что они опасны, хотя так твердили глупцы, не способные видеть дальше собственного носа. Невежество — огромное зло, ньета.
Палома замолкает и добавляет:
— Эгоизм и жадность идут за ним по пятам.
Она наклоняется над котелком и сцеживает отвар в кружку. Потом берет маленькие щипцы, достает из емкости влажный, дымящийся камень и кладет его на стол.
— На протяжении столетий менялась роль шаманов, а вместе с ней и имена. В нашем кругу мы известны как Искатели истины и света. Искатели душ. Вот в чем заключается наша работа. Наша Судьба — поддерживать баланс. Мы должны ступать по Миру духов так же легко, как по тропам Мира смертных. Прежде это было куда проще, однако те дни давно миновали. И ты спрашиваешь, зачем тебе диета? Ньета, дар шамана зависит от того, насколько он чист — и внутренне, и внешне. Это как раз и начинается с правильного питания.
Она вдыхает пар. И, решив, что отвар готов, водружает кружку передо мной:
— Выпей.
Я мрачнею, как туча. Паломе не удалось до конца меня убедить, но и категорически отказываться не хочется. А память об окровавленной голове отца не дает мне покоя, и я залпом осушаю кружку до последней капли. Я с удивлением ощущаю, как жидкость с приятной теплотой скользит по горлу, и хотя во рту остается горьковатый привкус, я не обращаю на него внимания.
— Вселенная очень сложна, — произносит Палома. — Она состоит из трех миров: Высшего, Срединного и Нижнего. Каждый из них имеет множество измерений, включая и нашу обычную реальность. Большинство людей судит о действительности поверхностно и даже не осознает, что мир наполнен могущественными силами. Но в каждом из миров ты отыщешь прекрасных, благожелательно настроенных существ, которые смогут помочь тебе в выполнении твоей миссии. Они появляются в виде животных, людей, мифических созданий. Даже такая простая вещь, как травинка, иногда нас выручает. Повсюду разлита жизненная энергия, ньета. Когда-нибудь ты обязательно научишься общаться со стихиями. Но всему свое время.
Она пытливо смотрит на меня.
— Догадываюсь, у тебя голова сейчас кругом от новой информации. Но ты не одинока. Я буду твоим проводником, хотя мне предстоит не столько учить, сколько помочь тебе восстановить ту мудрость, которая хранится глубоко в твоем подсознании.
Озираюсь по сторонам. Мы — в комнате, стены которой увешаны полками. На одних расставлены склянки с эликсирами, зельями и снадобьями. На других теснятся книги, погремушки и кристаллы. Есть и небольшой красный барабанчик. И хоть я стараюсь не судить обо всем пристрастно, до меня не доходит смысл слов Паломы. Я ведь дочь странствующей гримерши. Я многое почерпнула из фильмов и Интернета. А до приезда в Очарование я слыхом не слышала ни о каких шаманах. Мотаю головой, слова возражения готовы сорваться с моих губ, однако Палома быстро прерывает меня:
— Поверь мне, ньета, ты уже знаешь все, что тебе необходимо. Наследие предков — в твоей крови, которая пульсирует в твоих венах. Моя задача — легонько подтолкнуть тебя вперед. Ты будешь без труда перемещаться между мирами, а позже сможешь путешествовать в своем физическом теле, но для этого потребуется подготовка. Первое странствие совершит только твоя душа. Это похоже на сон, но поверь мне, все произойдет в реальности. Итак, твоя цель — установить связь с тотемом, твоим животным-помощником. Будь внимательна, он покажется трижды. И ты пьешь этот напиток в первый и последний раз. То, что почувствуешь, нельзя рассказывать никому, кроме меня. Не рискуй. А теперь ответь, ньета, ты готова отправиться в путь?
Я хочу что-то ответить, но язык не повинуется мне. Рот немеет, голова затуманивается, и я издаю лишь приглушенный стон. В следующее мгновение мои пальцы сжимают черный камень, а голова тяжелеет и опускается на стол. Душа стремительно покидает тело и отправляется в полет.
Глава 15
Я стою перед высоким деревом с огромным отверстием, выдолбленным в стволе. Однажды такое встречалось мне в тропиках Коста-Рики, когда мы с Дженникой катались на канатной дороге. Но сейчас, вместо того чтобы подняться на платформу, я ныряю в дупло, которое превращается в туннель, ведущий глубоко под землю. Проношусь сквозь длинные и спутанные корни, напоминающие узловатые пальцы, которым нет числа.
Тьма окутывает меня, поток сырого воздуха хлещет по лицу, наполняя ноздри запахом плодородной почвы, которая раздвигается передо мной, освобождая проход. Вначале это кажется забавным. Я словно катаюсь на санках, как в детстве. Но в тесном пространстве меня одолевает приступ клаустрофобии, и это нервирует меня.
Упираюсь пятками в землю, переворачиваюсь на живот и пытаюсь выбраться наверх. Не смогу я быть Искателем! Если в результате я запутаюсь и буду похороненной заживо вместе с жуками и червями, то я — пас. Однако все бесполезно. Это борьба без шансов на успех.
Туннель резко смыкается надо мной, раскрываясь, как пасть, впереди. Мое падение ускоряется. Вновь переворачиваюсь на спину, едва удерживая рвущийся наружу крик. Чтобы сохранить остатки воздуха в легких, принуждаю себя успокоиться, но нора наконец заканчивается.
Я оказываюсь на таком ярком свету и зажмуриваюсь, постепенно привыкая к сиянию. Мое тело увязло в песке, как съехавший с дороги грузовик. Очнувшись от краткого оцепенения, поднимаюсь на ноги и осматриваюсь. Место совершенно неожиданное. Я нахожусь на пляже с белым песком, который омывает чистое лазурное море. Окружающий меня пейзаж напоминает открытку с фотографией райского острова.
Направляюсь к берегу, с удивлением обнаружив, что раны и гипс исчезли. Опускаю руку в волны и улыбаюсь. Пенящаяся волна окатывает меня, оставляя на коже крохотные пузырьки и намочив штанины. Вдалеке играют дельфины. А за ними стадо китов выпрыгивает из воды, поднимая и погружая в море свои блестящие туши. Совсем рядом, вокруг моих лодыжек, кружится стайка мерцающих рыбок. Но я уверена, что никто из них не является моим наставником.