Будет все, как ты захочешь - Мила Серебрякова 4 стр.


– Он самый. Вот, прошу, полюбуйтесь на мои документики. – Он протянул Катке паспорт и еще пару каких-то корочек.

Розалия Станиславовна встала с кресла и, приблизившись к Павлу вплотную, посмотрела на него сверху вниз.

Рост свекрови доходил до отметки сто семьдесят три сантиметра – и это не беря в расчет десятисантиметровые каблуки, на которых она дефилировала всегда и везде. Посему низенький Павел едва дотягивал ей до груди.

Изобразив на лице милую улыбку, она прохрипела:

– Котик, ты не обижайся, но тебя даже я могу избить.

– Хи-хи-хи, – засмеялся мужичок и, ничуть не смутившись, прошел в гостиную и сел на подлокотник дивана. – На мой рост обращать внимания не следует. Запомните, дело не в размере.

Розалия хмыкнула.

– Теоретически я с тобой согласна, но на практике… В общем, это вопрос спорный.

– У меня черный пояс по карате, – выдвинул железный аргумент Павел.

– Ну и что? Подумаешь, черный пояс у него. Да к твоему сведению, у меня красный пояс со стразами от Версаче. И что дальше? Если я возьму тебя на работу, а на следующий день на меня нападет банда неизвестных, как ты собираешься меня оберегать? Черным поясом их задушишь? Ха! Извини, тигренок, но ты мне решительно не подходишь.

Павел сник.

– Вы хотя бы дайте мне шанс.

Розалия положила руку ему на плечо.

– Павлик, ты очень хороший мужик, я это по глазам вижу, но… пойми, мой телохранитель должен быть идеальным. Высоким, крепким, мускулистым, с длинными вьющимися волосами. И чтобы обязательно писаный красавец.

– Вы же не мужа себе выбираете, – высказалась Натка.

Свекровь метнула на нее злобный взгляд.

– Паша, – прогремела она, – сможешь с трех ударов отправить эту кретинку в отключку?

– Я уже ушла. – Наталья бросилась вверх по лестнице.

Павел подавил тяжкий вздох.

– Ростом меня бог не наградил, да и внешностью я похвастаться не могу. Эх, жаль, что у нас не получилось взаимовыгодного сотрудничества.

– Не сердись, цыпленок… ой, вернее, богатырь, ты обязательно найдешь работу. Я в тебя верю.

Уже в дверях Павел неожиданно обернулся и проговорил скороговоркой:

– Слушайте, а мне кажется, я могу вам помочь.

– Каким образом?

– Есть у меня один знакомый телохранитель. И этот человек именно тот, кого вы ищете.

– Садись и рассказывай, как с ним связаться.

– Я вам и телефон, и адресок оставлю, только…

– В чем проблема, котик?

– Он не совсем мужчина.

– То есть? Переделанный что ли?

– Нет, нет, вы неправильно меня поняли. Это женщина, настоящая женщина.

Розалия разинула рот.

– Баба-телохранитель?

– Сейчас очень модно брать в охрану женщин. Поверьте мне на слово. А Гликерия – это не просто телохранитель, она супер.

– Гликерия? Древнее имечко. Ей самой-то сколько лет?

– Сорок пять.

Розалия покосилась на невестку.

– А что, мне нравится. Женщина-телохранитель. Оригинально.

– Более того, – продолжал Павел, – Гликерия целиком и полностью отвечает всем вашим требованиям. Один только рост чего стоит. Под метр восемьдесят вымахала.

– Пиши ее координаты, сегодня же с ней свяжусь.

Павел замялся.

– Есть один нюансик. Гликерии лучше не звонить, а нанести визит непосредственно домой.

– Почему?

– Она последнее время чуточку не в форме. Нет, нет, сноровку она не растеряла, напротив, любому мужику фору даст, просто уже год, как Гликерия не работает. Короче… Хм… Да вы сами все увидите. Поезжайте к ней. И не забудьте сказать, что вас прислал Павел.

Накорябав на клочке бумаги домашний адрес Гликерии, коротышка убежал восвояси.

Розалия взяла листок и прочитала:

– Гликерия Модестовна Шухеровская. Н-да, мне уже страшно. Как считаешь, стоит к ней тащиться или плюнуть?

Ката пожала плечами.

– Решать вам, мое мнение вы уже слышали. Лично я…

– Хватит пищать! Едем! Будь что будет.

Гликерия Модестовна проживала в Северном округе столицы в блочном доме на пятом этаже.

Оказавшись в темном подъезде, Розалия наткнулась на ведро с краской.

– Какая сволочь краску на дороге оставила?

– Я, – послышался сиплый голос.

– Кто это сказал?

– Я.

– Кто я?

– Михалыч. – На лестнице появился тщедушный дядечка в перепачканной краской спецовке. – Ремонт в подъезде, вы, бабоньки, осторожней тут. Не замарайтесь.

Катка сделала два шага вперед и, споткнувшись о банку, рухнула на пол.

– Ну я же предупреждал, – забормотал Михалыч.

– Почему у вас так темно и зачем вы повсюду расставили банки и ведра?

– Так ремонт у нас.

– Ремонт, – передразнила Ката, растирая колено.

Розалия едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться в голос.

– Вам смешно? Может, поделитесь, что именно вас так развеселило?

– Прости, детка, но ты так забавно шмякнулась. Прям как… – закончить свекровь не успела.

Сработал закон бумеранга. На второй ступеньке Розалия Станиславовна оступилась и приземлилась на то самое место, где минуту назад растянулась невестка.

Михалыч почесал небритую щеку.

– А вы, бабоньки, случаем, не подшофе, а? Чегой-то вас ноги не держат?

– Я тебя сейчас в асфальт закатаю! Где у вас тут ДЭЗ? Я напишу жалобу! Ремонтники, мать вашу! Понаставили. Ката, прекрати ржать.

– Вы сами…

– Я сказала, прекрати! Михалыч, хрыч старый, чего уставился, подай девушке руку.

Михалыч закивал и бросился к Катке.

– Вот тебе моя рука, доча.

Копейкина замерла. А Розалия завизжала.

– Мне руку давай. Мне! Я девушка, а не она.

Михалыч шмыгнул носом.

– Да вы точно подшофе. Не иначе как пол-литру оприходовали.

Высказав мужику все, что она о нем думает, Розалия подлетела к лифту и надавила на кнопку.

– Третий день лифт не работает, – спокойно молвил Михалыч. – Пешочком топайте.

– Кретинский дом! Кретинский лифт! Кретинская лестница! Дернул черт сюда притащиться. Ненавижу!

Остановившись у нужной квартиры, Розалия поправила прическу и лишь потом коснулась звонка.

На трель отозвались не сразу. Прошло минуты полторы, прежде чем дверь распахнулась и Ката увидела высокую улыбающуюся женщину.

– День добрый.

– И вам, и вам, – отозвалась незнакомка.

– Гликерия Модестовна? – прогрохотала Розалия.

Женщина сморщилась, будто ее заставили выпить литр белизны.

– Да как вы могли?! – в сердцах воскликнула она. – Я? Модестовна? Побойтесь бога.

– Но нам дали этот адрес? Неужели Пашка перепутал?

– Адрес верный. – Дама посторонилась. – Только я не Гликерия. У нас коммунальная квартира. Дверь Шухеровской последняя по коридору.

– А она сейчас дома?

– Дома, – хмыкнула тетка. – Где ж ей еще быть.

Потопав по длинному коридору, Ката услышала:

– Стучите громче, иначе Модестовна не услышит.

– У нее проблемы со слухом?

– Ага. Со слухом.

Ничего не понимая, Розалия Станиславовна начала тарабанить в дверь кулаком.

Некоторое время из комнаты не доносилось ни звука, а затем что-то упало, разбилось, и послышались неторопливые шаги.

Обшарпанная дверь открылась. У Катки подкосились ноги, во рту пересохло, и вообще ей на секунду показалось, что сейчас настанет конец света.

Гликерия Модестовна напоминала Годзиллу. Павел слукавил, сказав, что дамочка вымахала до ста восьмидесяти сантиметров. Рост Шухеровской приближался к отметке два метра. Мужеподобное квадратное лицо наводило ужас. Широченные плечи едва помещались в дверном проеме.

– Кто такие?! – пьяным голосом, напоминавшим рев бомбардировщика, спросила глыба.

Розалия Станиславовна поперхнулась воздухом. Напрочь забыв обо всем на свете, она пролепетала:

– Вы Модест Шухерович? Ой… я хотела сказать, Шухер Модестович? Ката, как зовут этот крейсер?

На Копейкину напала икота.

– Гли… Гли… Гликерия Модестовна.

– Да, я Гликерия, – ревела хмельная особа. – А вы кто?

– А мы мимо проходили, – шелестела Катка. – Решили зайти, поздороваться. Но мы уже уходим. Розалия Станиславовна, отступаем.

– Стоять! – Коммуналку оглушил вой Шухеровской. – Кто такие, спрашиваю? – Гликерия закатала рукава, отчего у Катки в мгновение ока подскочило давление.

– Не надо на нас сердиться, – лыбилась свекровь. – Произошла ошибка. Павел нас гнусно дезинформировал, он, наверное, решил подшутить. Извините за беспокойство.

– Пашка? Кумушкин, что ли?

– Ага. Вы с ним знакомы?

– А то. Так вы от него? А че сразу не сказали, заваливайтесь.

– Н-нет…

– Заваливайтесь! – приказала Шухеровская.

Стоило Розалии упомянуть про телохранителя, как Гликерия Модестовна оживилась.

– Е! Хотите на работу меня взять? Че, правда? Е!

Свекрища попыталась объяснить, что кандидатура Гликерии вряд ли ей подойдет, но Модестовна, не дослушав, завопила:

– Херня! Я ж телохранитель со стажем. Пятнадцать лет в бизнесе.

– Судя по ситуации, теперь вы предпочитаете проводить время в компании бутылок.

Гликерия посмотрела на стол, заваленный стеклотарой.

– Ерунда. Ну выпиваю последние месяцы, так это от депрессии. Работу никак найти не могла. Пять лет одного хмыря охраняла, а он меня погнал как паршивую собаку. Потом устроилась на новое место, но и оттуда выгнали. Черт их дери, методы им мои не нравятся. Сволочи! Да вы знаете, какой я телохранитель? Да я за хозяина горой! Всех в бараний рог! Мокрого места не оставлю!

– Но вы пьете.

– Уже бросила. Дадите работу – ни капли в рот не возьму. Клянусь!

И тут в дверях появился плотного сложения мужик с испитым лицом и отечными глазами. Зайдя по-хозяйски в комнату Гликерии, он взял начатую бутылку водки, открыл крышку и прямо из горлышка сделал несколько больших глотков.

Розалия опешила.

– Молодой человек, а вас не учили, что врываться в комнату без стука неприлично?

Мужик поставил бутылку, нахмурил густые брови и просипел:

– А ты кто ваще такая? Нарываешься? – Он сделал шаг навстречу Розалии, и тут…

За доли секунды Гликерия Модестовна подлетела к громиле. Одну руку она положила ему на плечо, а второй схватила за правую ногу. Потом подняла здоровяка, словно тряпичную куклу, и со всей силы швырнула в угол.

– Сукин сын, ты как с моими гостями разговариваешь? А ну вали к себе, алкаш.

– Гликерия, ты чего, я ж по-соседски зашел. Я ж…

Шухеровская подняла руку для удара.

– Все-все, я понял, меня уже нет.

Когда мужик позорно сбежал из комнаты, Розалия Станиславовна, находясь под впечатлением от увиденного, пробормотала:

– Модест Гликерьевич, ты мне подходишь. Я беру тебя в телохранители.

Шухеровская издала победоносный клич, затем положила руку свекрови на плечо и гаркнула:

– Не пожалеете. Но если еще раз исковеркаете мое имя и отчество, по стенке размажу.

Сглотнув, Розалия оставила Гликерии номер домашнего телефона, и они с Каткой поспешно удалились.

Шухеровская приехала в коттедж утром следующего дня. Трезвая, подтянутая, в отличной форме. Разговор со свекровью, который проходил при закрытых дверях в кабинете, длился без малого два часа.

По настоянию Гликерии они с Розалией заключили договор и заверили его у нотариуса. А в договоре, который, как выяснилось позже, Розалия читала по диагонали, был один весьма странный пунктик. Гликерию нельзя было уволить раньше указанного срока, если она не нарушила никаких обязательств. В противном случае свекровь обязуется выплатить Шухеровской очень – ну просто очень – кругленькую сумму.

И этот самый пунктик Розалия заметила уже дома, вернувшись от нотариуса. Не придав ему должного значения, она повела плечиками:

– Я не собираюсь ее увольнять, если она, в свою очередь, не собирается нарушать условия договора. Так что не вижу в этом пункте проблемы.

А проблемы начались уже следующим утром. Гликерии Модестовне выделили свободную комнату, располагающуюся рядом со спальней свекрови. Неизвестно, как именно Розалия Станиславовна представляла себе будни в присутствии личного телохранителя, но она явно не предполагала, что Шухеровская настолько предана своей профессии.

Теперь для Гликерии Розалия стала той самой зеницей ока, которую следует оберегать двадцать четыре часа в сутки. Причем оберегать ото всех. Исключений не делалось ни для кого.

Когда Розалия вышла из спальни, у двери тут же нарисовалась Модестовна.

– Куда? – спросила она басом, быстро глядя по сторонам.

Промурлыкав в привычной для нее манере, что спускается к завтраку, Розалия собралась продолжить путь, но не тут-то было.

Припечатав ее к стенке, Гликерия посеменила к лестнице. Там она остановилась, высунула голову на площадку и лишь потом заявила:

– Чисто.

На ватных ногах свекрища спустилась вниз. Но прошествовать в столовую Гликерия Модестовна не разрешила.

– Посидите здесь, я проверю местность.

– Какую местность, Гликерия? Мы дома, по-моему…

– Сидеть!

Розалия грохнулась в кресло.

В столовой, прежде чем разрешить свекрови начать завтрак, Гликерия приказала Катке с Наткой встать лицом к стене и расставить ноги на ширине плеч. Обыскав ошарашенных домочадцев, Шухеровская дала зеленый свет.

– Розалия Станиславовна, оружия и подозрительных предметов в столовой не обнаружено. Бабы не вооружены. Можете завтракать.

И началось. Подобные инциденты повторялись каждое утро. Катка буквально лезла на стену от отчаяния. Она уже боялась лишний раз выходить из комнаты, предпочитая, чтобы Наталья приносила еду туда.

Гликерия была повсюду. Ее было слишком много.

Предугадать наперед, откуда она выскочит в последующую секунду, казалось невозможным.

Когда Розалия поняла, какую ошибку совершила, взяв в телохранители Шухеровскую, она вызвала Гликерию на откровенный разговор.

Сообщив пренеприятную новость, мол, извини, не сошлись характерами, придется нам расстаться, Розалия услышала следующее:

– И вам тоже мои методы охраны не понравились? Что ж, хотите меня уволить, флаг вам в руки. Но знайте, вы нарушаете наш договор. Поэтому придется раскошелиться и выплатить мне неустойку.

Розалия пришла в ярость. Но договор есть договор. Недаром говорят, прежде чем ставить подпись на любых документах, надо сто раз их прочитать.

Расставаться с астрономической суммой свекровь не собиралась, посему Гликерия Модестовна продолжает оберегать самое ценное сокровище, проживающее в коттедже, – гламурную Розалию.

* * *

С улицы послышался бас Гликерии. Катарина бросилась к лестнице.

– Наталья, – крикнула она, перескакивая через две ступеньки. – Прячься! Розалия с чудовищем приехали из салона красоты.

Закрывшись в спальне, Катка приложила ухо к двери и прислушалась.

Снизу раздался голос Шухеровской:

– Ноги на ширине плеч!

Все ясно. Натка не успела спрятаться и теперь в сотый раз подвергается унижающей процедуре обыска.

– И этот беспредел будет длиться еще целых пять месяцев. Только бы выдержать.

Глава 4

После появления Гликерии Модестовны в доме Катарина всем сердцем полюбила пешие прогулки. Если раньше у нее совсем не возникало желания часами бесцельно бродить по окрестностям, то теперь в силу обстоятельств Копейкина была вынуждена воспылать любовью к каждодневному променаду. По крайней мере, находясь вне стен коттеджа, она чувствовала себя куда более комфортно и безопасно. На улице ее никто не обыскивал, не заставлял вставать лицом к стене и не подвергал прочим неприятностям.

Прохаживаясь по широким улицам поселка, Катка в сотый раз рассматривала до боли наскучившие соседние дома, понимая, что еще чуть-чуть, и ее психика даст сбой.

Сзади послышался высокий женский голос. Катарина резко обернулась. Создавалось впечатление, что она уже несколько лет находилась на необитаемом острове и сегодня – о счастье! – услышала наконец человеческую речь.

Из калитки вышла стройная дамочка средних лет и с растерянным видом прошествовала к припаркованной у ворот «Тойоте».

– Лика, девочка моя, я все прекрасно понимаю, но и ты должна меня понять. Куколка, я не могу остаться с тобой, у меня еще запланировано множество дел. Ты себе не представляешь, сколько надо успеть сделать. Во-первых, меня ждут в салоне, опаздывать я не имею права, во-вторых, к пяти часам я обязана быть в агентстве.

Шествуя за манерной особой, Анжелика закатывала глаза.

– Мама, ну мы же толком не поговорили. Неужели ты сейчас уедешь и оставишь меня одну?

– Куколка, я правда не могу задерживаться. Но обещаю, вечером я непременно позвоню. Мы с тобой посплетничаем. Прости! Прости, птичка, но мне пора.

Чмокнув родительницу в гладкую щечку, Анжелика сложила руки на груди и с прискорбным выражением на лице смотрела, как мать поспешно садится в авто, а затем, надавив на газ, оставляет после себя облако пыли.

Увидев Катку, Анжелика помахала соседке рукой.

– Привет.

– Здравствуй.

– Ты была свидетельницей – моей матери на меня наплевать. Она никогда не обременяла себя родительскими обязанностями, я для нее не более чем игрушка, с которой можно играть лишь тогда, когда возникает желание. А в другое время от меня попросту отмахиваются.

– И куда на этот раз спешила твоя мама?

– У нее куча дел, – передразнила Лика мать. – Сначала необходимо поехать на примерку шмоток, потом в туристическое агентство. Представь себе, мать пятый раз за полгода собирается отдыхать на Лазурном Берегу. И чего она туда так рвется? Медом, что ли, намазано?

– Отдыхать – не работать.

Лика надула губки, а потом достаточно громко возвестила:

– Или любовника себе там нашла. Да ты не удивляйся, просто я очень хорошо знаю свою маму. Она всегда любила находиться в центре мужского внимания, без комплиментов мать увядает. А отец… – Лика отмахнулась. – По пальцам можно пересчитать дни, когда он бывает дома. Нашу семейку вообще пора занести в Книгу рекордов. Каждый сам по себе, проблемы ближних никого не волнуют, мы привыкли все решать с помощью денег. Возникли трудности – на тебе, доченька, деньги. Можно подумать, деньги помогут мне не сойти с ума.

Назад Дальше