– Жанна, с кем ты разговариваешь? – послышался из комнаты сдавленный голос.
– Мам, это сестра Лики, она…
– Почему же вы стоите в коридоре, скорее идите сюда.
Прежде чем пропустить Кату в большую комнату, Жанна пояснила:
– Мама очень плохо себя чувствует, после похорон практически не встает с постели. Два дня ничего не ела, сегодня утром опять «Скорую» вызывали. Целыми днями плачет.
– Жанна, ну где вы там?
– Идем, мам, идем.
Убитая горем мать Рената выглядела больной и разбитой. Бледное лицо с впалыми щеками и покрасневшими от слез глазами не выражало никаких эмоций. На Катку Зинаида Сергеевна посмотрела довольно равнодушно.
– А что ж сама Анжелика-то не приехала? – спросила женщина, проведя рукой по лбу, на котором образовались две горизонтальные морщины. – Как-никак они с Ренатом друг другу не чужие люди были. Жили в одном доме, спали в одной постели.
– Мам, ну Кирилл же тебе говорил, Лика в больнице.
– Мы только сегодня узнали о смерти Рената, – тихо проговорила Копейкина. – Лика сразу же хотела отправиться к вам, но я ее не пустила.
– Чем она так больна? – Зинаида Сергеевна явно затаила на несостоявшуюся невестку обиду.
Жанна присела на край кровати.
– Мамуль, не надо так говорить, Лика едва не погибла под колесами машины.
– Что?! Ох… Простите меня бога ради. Простите, дуру, сама не соображаю, что говорю. Я не знала, думала, она в больнице с пустяком каким. Вот и осерчала, что Анжелика даже на похороны не приехала. А на деле вон оно что стряслось. Видишь, Жанка, я была права, нас кто-то сглазил. Неспроста это. Ой неспроста.
Не дожидаясь, когда ей предложат сесть, Ката согнала со стула пушистого кота и, опустившись на продавленное сиденье, сказала:
– Лика даже предположить не могла, что с Ренатом случилась беда. Она ведь пребывала в уверенности, что его нет в городе.
– Но Кирилл ей звонил.
– Ваш сын разговаривал с Тамарой – подругой Лики. Томочка не решилась рассказать ей о случившемся. Лишь сегодня днем мы узнали о смерти Рената.
Зинаида Сергеевна затрясла кулаком.
– Ей это с рук не сойдет, она ответит за каждую пролитую мной слезинку. За каждую! До конца своих дней стерва будет нести тяжкий крест и каяться в совершенном грехе.
Жанна попыталась успокоить родительницу:
– Мам, перестань, сейчас опять поднимется давление. Придется опять вызывать врача.
– Я не перестану проклинать эту тварь. Она лишила меня сына, а тебя лишила старшего брата. Ее место в тюремной камере, очень надеюсь, что она в скором времени отправится туда на долгие годы.
Сказать, что Катка была шокирована, – это значит не сказать ничего. Проклятия, срывавшиеся с губ Зинаиды Сергеевны, на мгновение заставили Копейкину усомниться в психическом здоровье женщины.
– Почему вы обвиняете Лику в смерти Рената? В чем она виновата?
– При чем здесь Лика? Не о Лике речь. Я змею ту проклинаю и буду проклинать всегда. Мой Ренат был честным мальчиком, за всю свою жизнь он копейки чужой не взял. Да вы любого, кто его знал, спросите, они подтвердят мои слова.
Ката посмотрела на Жанну.
– Я не понимаю, какую змею вы имеете в виду?
– Соболеву! – выпалила Зинаида. – Янку Соболеву! По ее вине моего мальчика нет в живых. Она втянула его в свои грязные игры, а он по наивности или по глупости согласился. Или его заставили, да, да, точно… его заставили. Возможно, угрожали и вынудили пойти на этот шаг. Потому что по собственной воле Ренат никогда бы не решился на преступление. Я мать, я хорошо знаю своего сына, и я вам заявляю со всей ответственностью – Янка Соболева сбила Рената с правильного пути. Что бы там ни говорили, я в первую очередь верю своему сердцу. А оно говорит, что Ренат всего лишь жертва. – Зинаиду била дрожь.
– Мама, что с тобой? Опять приступ? Я вызову врача.
– Не нужен мне врач. Дай попить, а потом принеси фотографию Рената.
– Мам…
– Жанна, я прошу, не заставляй меня подниматься.
Сделав маленький глоток из стакана, Зинаида поднесла к губам фотографию сына и, поцеловав снимок, протянула его Катке.
– Посмотрите на него, посмотрите и скажите, мог ли человек с таким добродушным, чистым взглядом совершить то, в чем его обвиняют?
– Простите меня, Зинаида Сергеевна, но я вас совершенно не понимаю. Кто такая Яна Соболева? Куда она втянула вашего сына? И что за страшный поступок он совершил? Объясните толком.
– Она… она… – Зина забилась в судорогах.
Жанночка перепугалась, схватила трубку и набрала «ноль три».
– Она! Она, – словно испорченная пластинка, повторяла женщина.
– Мама, успокойся. Мамочка! – Девушка с мольбой посмотрела на Катку: – Прошу вас, уходите, мама разнервничалась, ей необходимо успокоиться.
– За все заплатит. За все! – кричала Зинаида.
В коридоре Копейкина была готова завыть от отчаяния.
– Жанна, ну хотя бы ты можешь сказать, в чем дело? Почему твоя мать проклинает Яну Соболеву? Кто она?
– Янка живет двумя этажами ниже. Квартира сто девяносто.
– Жанна, дочка! Где ты?
– До свидания! – Девушка практически вытолкала Кату на лестничную клетку и, хлопнув дверью, понеслась на зов матери.
Вытирая бумажной салфеткой вспотевший лоб, Катарина спустилась на лестничный проем и, прислонившись спиной к стенке, задумалась. Продуктивного разговора с родственниками Рената не получилось, она так и не выяснила, с какой стати парень оказался в чужой квартире и нашел там свою смерть. Но ведь узнать необходимо, жизненно необходимо. И желательно сделать это как можно быстрее. Она обещала Лике выяснить все в мельчайших подробностях, и она сдержит слово.
Зинаида обвиняет в смерти сына некую Яну Соболеву, проживающую в этом же подъезде. Значит, Катке рано вешать нос и признавать поражение. Она незамедлительно спустится на восьмой этаж и попытает счастье в квартире сто девяносто. Конечно, рассчитывать на радушный прием глупо, скорее всего, ее даже не пустят на порог, но ведь попытка не пытка.
Коснувшись кнопки звонка, Ката выпрямилась, словно гитарная струна, прислушиваясь к царящей на площадке тишине.
Секунд тридцать спустя тишину нарушил сиплый голос:
– Кто?
– Э… добрый день, – залебезила Копейкина. – Простите, вы не могли бы открыть дверь?
– А кто вам нужен?
Катка догадалась, что низкий голос принадлежит женщине.
– Я приехала к Соболевым.
Дверь приоткрылась. На Катарину испуганно смотрела седовласая женщина с морщинистым лицом и потрескавшимися губами.
– Кто конкретно вам нужен?
– Яна. Яна Соболева. Я двоюродная сестра гражданской жены Рената, и мне…
Женщина перекрестилась.
– Вас Колесниковы прислали? Снова будете проклинать нас на чем свет стоит? Зинаида винит во всем Яну, но Ренат тоже далеко не ангел. Вы не подумайте, я ни в коем случае не оправдываю поступок дочери. Несомненно, Яна виновата, но и с Рената вину никто не снимал. И Зину я понимаю, она лишилась сына, я искренне ей сочувствую, но что, ответьте, что я могу поделать? Чего она добивается? Чтобы я выбросилась из окна? Да?
Катке стало нестерпимо жаль пожилую мать неизвестной ей Яны. И она, сама не понимая, почему поступает именно так, а не иначе, выложила ей чистую правду. Призналась, что не состоит в родстве с Анжеликой и в ее планы вовсе не входит обвинять или защищать кого бы то ни было. Она просто приехала разобраться в ситуации и получить ответы на некоторые вопросы.
– Поймите, Лика сейчас в шоке – убили ее парня. А кто, за что и почему – неизвестно.
– Входите. – Соболева посторонилась.
В кухне пенсионерка усадила Катку на табурет, а сама села напротив. Несколько минут она хранила гробовое молчание, а когда гнетущая пауза слишком затянулась, изрекла:
– Яночку будут судить. Она во всем чистосердечно призналась. Адвокат говорит, что это обязательно учтут на судебном процессе. Какой приговор вынесет судья, пока неизвестно, но то, что Яне предстоит отправиться в колонию, я почти не сомневаюсь.
– Это она убила Рената, я права?
– Нет, нет, что вы. К его смерти Яна непричастна, да ее никто и не обвиняет в убийстве Колесникова.
– Тогда почему она арестована?
Не глядя на Катарину, Соболева зашептала:
– Когда мне разрешили свидание с дочерью, она рассказала все от начала до конца. История очень грустная, а финал трагичный.
Глава 5
Яна работала барменшей в закрытом клубе для обеспеченных господ. В основном контингент клуба состоял из мужчин предпенсионного и пенсионного возраста, которые уже давно перестали считать деньги. Принято думать, что денег много не бывает, но далеко не все готовы подписаться под данным утверждением. Есть люди, которые, заработав себе на обеспеченную старость энное количество миллионов, решают остановиться и посвятить дальнейшую жизнь не увеличению имеющихся капиталов, а их растрате. Ну не желают они больше богатеть, не желают и все тут. Надоело. Устали. Хочется пожить в свое удовольствие.
А что может быть лучше отдыха в закрытом клубе, где собираются близкие тебе по духу и мировоззрению люди?
Мужчины ежедневно собирались в стенах заведения и наслаждались обществом друг друга за карточными играми, разговорами о политике или просто приятной беседой ни о чем.
Этот клуб не имел ничего общего с заведениями, где у шеста прыгали длинноногие стриптизерши, отовсюду слышалась громкая музыка и женские повизгивания. Здесь все было иначе.
Женщин – если не брать в расчет обслуживающий персонал – в клубе практически не наблюдалось.
Максим Дмитриевич Кирсанов стал членом клуба в ноябре прошлого года. Этот почтенный низкорослый старец с шапкой седых волос и манерами аристократа сразу обратил на себя внимание Яночки.
Кирсанов наведывался в клуб три раза в неделю: по понедельникам, средам и пятницам.
Ровно в семь вечера он заходил в гостиную, садился в бледно-зеленое кресло у потрескивающего камина, доставал сигару и с интересом наблюдал за происходящим. Примыкать к компаниям коротающих время за игрой в покер Максим Дмитриевич не торопился, как, впрочем, не спешил и заводить знакомства с остальными членами клуба.
Он всегда держался особняком. Пару раз его пытались пригласить за карточный столик, но Кирсанов всегда вежливо, но твердо говорил свое категоричное «нет».
В баре Кирсанов заказывал исключительно красное вино и в отличие от других никогда не позволял себе перебрать лишнего.
Неизвестно почему, но Яночка, с первого дня появления Максима Дмитриевича в клубе, причислила его к графам.
Однажды, зайдя в бар, Кирсанов приблизился к стойке и, одарив Яну теплой улыбкой, поинтересовался:
– Скажите, прелестное создание, как ваше имя?
Соболева смутилась.
– Яна.
– Яночка, – протянул пенсионер. – Должен признать, это имя очень вам подходит.
Лицо Яны залилось румянцем. Она и сама не могла взять в толк, с чего вдруг ведет себя как красна девица. Отлично зная, что природа наградила ее отменными внешними данными, Яна привыкла к комплиментам, исходящим от мужчин всех возрастных категорий. И никогда прежде не вела себя так застенчиво, услышав очередную приятность в свой адрес. Но сейчас… То ли Кирсанов гипнотизировал ее бледно-голубыми, выцветшими глазами, то ли сегодня были магнитные бури, но Яночка чувствовала себя явно не в своей тарелке. Ей сделалось холодно, по спине пробежал озноб, а ноги предательски задрожали.
Увидев ее замешательство, Максим Дмитриевич наигранно удивился. Пожалуй, даже слишком наигранно. Невооруженным взглядом было заметно, что в действительности старик ожидал от девушки именно такой реакции. Он явно ждал, что она растеряется и сникнет.
– Яночка, вам нехорошо? – спросил он по-отечески заботливо.
– Все в порядке, просто… голова немного закружилась.
– Ну, это не беда. В вашем возрасте головные боли быстро проходят. Кстати, сколько вам лет?
– Двадцать семь.
– Вы еще очень юны.
Соболева прыснула.
– Юна? Вы мне льстите.
– Позвольте с вами не согласиться. Двадцать семь лет – чудесный возраст. Вы должны им наслаждаться, наслаждаться каждой прожитой секундой. Поверьте на слово старику, время пройдет незаметно, оно безжалостно сожрет молодость, а потом примется и за старость. – Кирсанов замолчал, выдержал небольшую паузу и рассмеялся. – Простите, Яночка, по-моему, я ляпнул ерунду. Не обращайте внимания.
Яна опустила голову, ощущая на себе пристальный взгляд пенсионера.
«Почему он на меня так смотрит? – стучало в висках. – Его взгляд гипнотизирует. Почему не заказывает вино и не уходит? Почему? Почему?!»
– Я, наверное, отвлекаю вас от работы? – неожиданно резко спросил Кирсанов.
– Да нет… я…
– До скорой встречи, Яночка. Мне было очень приятно с вами пообщаться.
И не дожидаясь ее «до свидания», старик быстро покинул бар.
Яна выдохнула.
– Фу! Ну и старикан.
– С кем разговариваешь? – спросила пышногрудая шатенка Светлана, коллега Соболевой.
– Светка, мне казалось, он видит меня насквозь. Его глаза как лучи рентгена. Знаешь, даже немного страшновато было.
– Ты о ком говоришь-то?
– О старике, который похож на графа.
– О Кирсанове?
– Я не знаю его имени.
Светлана зевнула.
– Твоего графа зовут Кирсанов Максим Дмитриевич.
– А тебе откуда известно?
– Он мне сам представился на прошлой неделе. Прикинь, подошел и давай со мной лясы точить. Ля-ля-ля… ля-ля-ля – офигеть. Болтал-болтал, я думала, чокнусь от его речей. Бред всякий нес, маразматик старый. Сто пудов хотел подбить ко мне клинья.
– Да ладно.
– Не-е, ну а с чего, по-твоему, он вообще со мной заговорил?
– Просто захотел пообщаться.
Светка скривилась.
– Знаем мы таких деятелей, лапшу на уши навешают, а потом в постель потащат. К слову сказать, как только мне на сотик Витька позвонил, Кирсанов сразу насторожился. А когда услышал, что я Витьку назвала «любимый», сразу потерял ко мне интерес, взял бокал вина и смылся.
Яночка промолчала.
А в пятницу Кирсанов вновь предстал пред ее очами. Сегодня он выглядел еще респектабельней, чем обычно. Облаченный в белый костюм и с тростью в руках, Максим Дмитриевич заказал… рюмку коньяка.
– Решили изменить традиции? – улыбнулась Яна.
– Немного разнообразия мне не повредит. А вы, Яночка, сделали новую прическу. Она вам очень идет.
Соболевой пришлось отдать должное наблюдательности Кирсанова. Надо же, заметил прическу. Не каждый мужчина способен на подобный подвиг.
Максим Дмитриевич продолжал буравить Яну взглядом.
– Заранее прошу прощения за свой вопрос, но не могу не поинтересоваться. Яночка, вы замужем?
Девушка вспомнила слова, сказанные два дня назад Светланой. Неужели старик действительно подкатывает к барменшам? На вид такой почтенный, а на деле, оказывается, обыкновенный бабник. Причем бабник старый.
Разочаровавшись в «графе», Яна устало замотала головой.
– Мужа у меня нет.
– Ай-яй-яй. Не верю. Такая прелестная девушка и одна… У вас есть воздыхатель?
Яна начала выходить из себя.
– Нет у меня никаких воздыхателей.
– Вы рассердились. Не стоит, я не хотел вас обижать. – Максим Дмитриевич положил свою морщинистую ладонь на гладкую ладошку Яны и, подавшись чуть вперед, прошептал: – Не согласитесь присесть со мной за столик, Яночка?
– Что вы, нам ни в коем случае нельзя…
– Уверяю вас, с этим проблем не возникнет. Вас не накажут, даю гарантию.
– Но я…
– Не отказывайте старику.
Соболева покосилась на Светлану и, кивнув Кирсанову, пропищала:
– Я согласна.
За столиком Максим Дмитриевич начал осыпать Яну комплиментами. Но теперь Яна уже не краснела, она поняла, что старик не имеет ничего общего с тем, за кого она по ошибке его приняла.
Вяло кивая головой, девушка изредка смотрела в глаза пенсионеру.
– Яночка, вы сейчас терзаетесь одним-единственным вопросом: с какой стати этот мерзкий старикан оторвал меня от работы и заставил сесть за столик?
– Вы ошибаетесь.
– Дитя мое, я никогда не ошибаюсь. А еще я умею читать по лицам. Правда-правда. Вы во мне разочаровались и причислили меня к старым похотливым ловеласам. Так вот, смею вас заверить – вы в корне заблуждаетесь. У меня и в мыслях не было делать вам непристойные предложения. Как можно? Вы ангелоподобное существо, и мне очень приятна ваша компания. Я хотел хоть как-то скрасить себе праздник, но, очевидно, все испортил.
– А что за праздник? – От слов Кирсанова Яночка немного воспряла духом.
– Да как вам сказать, конечно, не такой уж это и праздник. Ну… в общем, у меня сегодня юбилей. Мне исполнилось семьдесят лет.
Яна ойкнула. Ей сделалось стыдно за те мысли, которые еще пять минут назад казались очевидными.
– Максим Дмитриевич, я вас поздравляю.
– Спасибо, конечно, но лично я не вижу повода для поздравлений. Я стал на год старше, как говорится, на год ближе к смерти.
– Не наговаривайте на себя, вы еще вполне… – Яна подбирала нужное слово, – крепкий мужчина.
– Из ваших уст этот комплимент звучит божественно, Яночка. Теперь вы согласитесь выпить со мной бокал вина?
Соболева кивнула.
– Ну конечно, как-никак юбилей. Я сейчас, одна нога здесь, другая там.
– Даже не думайте вставать, – Кирсанов поднялся, – я ведь не только юбиляр, но еще и джентльмен.
Последующие двадцать минут Максим Дмитриевич буквально забрасывал девушку всевозможными вопросами. Он задавал их ненавязчиво, но у Яны все равно сложилось впечатление, что она сидит на допросе у следователя.
А когда Кирсанов узнал, что Яна живет с престарелыми родителями в малогабаритной двухкомнатной квартире, он сжал кулаки и с металлическими нотками в голосе воскликнул:
– Это несправедливо! Вы похожи на Богиню, а, по сути, влачите жалкое существование.
– Такова жизнь, – философски заметила Соболева, пригубив второй бокал вина. – С тех пор как я стала работать в клубе, наше материальное положение улучшилось, но… Внезапно заболел папа.